Взаперти

– Я просил тебя не говорить им!

Голос срывается, я не контролирую себя, ярость плещет через край. Элли еще успевает наигранно вскинуть брови:

– Просил? Скажи лучше…

Но я уже переключаю сложность теста на максимальную. Огонь вспыхивает за их спинами, шаг вперед неизбежен. Шаг в пустоту.

Дрожь пробегает по рукам, сжимаю телефон до боли в пальцах. Она лежит у подножия второй горки, судорожно вцепившись в колено, взгляд расфокусированный. Эл, чудом ухватившийся за выступ, срывается следом, но вскакивает сразу.

– Эй, Элли…

Касается ее головы, на ладони остается кровь.

Мысль – как сигнальная ракета в темном небе. Что я натворил?

На выход… нет, сначала к кассе. Сделай нормальное лицо, соберись!

В боксе неясные звуки, бормотание Эла. Выдергиваю затычки – все равно без картинки ничего не понять. Запихиваю покупки в рюкзак, бегу к машине, швыряю на заднее сиденье, яблоки рассыпаются по всему салону. Телефон едва не выпадает из рук. Успеваю вовремя, чтобы услышать тихий голос Элли:

– Ага. Живая.

Выдыхаю одновременно с Элом, тут же одергиваю себя – рано радуешься! Что с ней? Вывих? Перелом? Если она разбила коленную чашечку, не гипс понадобится, а больница. Без вариантов.

Костыли. Здесь их не купить, но можно найти «Медтехнику». И на всякий случай коляску. Чтобы не пригодилась. Гугл подсказывает ближайшую точку, давлю на газ. Чертыхнувшись, наклоняюсь, достаю из-под педали яблоко. Эл дрожащим голосом рассказывает Элли, что все будет в порядке, она заторможенно отвечает.

– О, теперь верю. Я тебя вижу.

Обгоняю фуру. Несусь на грани нарушения правил, перед «Медтехникой» торможу юзом. Продавщица успокаивающе улыбается в ответ на требование костылей и коляски:

– Не переживайте, с вашей девушкой все будет в порядке.

– С сестрой, – автоматически поправляю я.

Телефон в кармане, в одном наушнике Элли возмущается, что ей нельзя вставать.

– Я полжизни провел рядом с врачом, – убеждает ее Эл. – При подозрении на сотрясение мозга надо лежать. Долго.

– Три часа, – говорю в микрофон.

Когда нормальная дорога сходит на нет вместе с камерами, хочется прибавить скорость, но щебень и так летит во все стороны. Драндулет рискует развалиться на полпути.

– Слушай, Миротворец, – задумчиво обращается ко мне Эл. – Можно, я ее на руках вытащу?

– Нельзя, – огрызаюсь. Тоже мне нашелся рыцарь. Бет этажом ниже, ее на руках носи. – Правила одинаковы для всех.

– Ты сделаешь исключение для нас, и я не исключу из твоего списка техники эту камеру, – спокойно предлагает он.

Скриплю зубами. Мальчишка стал в десять раз храбрей. Это не твоя пара, дурак! Ты отдал сестру полицейской, а теперь говоришь так, словно всегда мечтал проходить боксы с Элли.

– Пытаешься угрожать мне?

– А что, плохо получается?

Элли тихо хихикает, ойкает, просит:

– Не смешите меня, больно же.

Усилием воли заставляю себя не давить на газ. Ненавижу все и всех – Эла, оказавшегося с ней в боксе, Эмори, из-за которого я уехал, аптеки, которые не строят в трущобах, сами трущобы…

Что-то оказывается прямо перед машиной. Я вдавливаю тормоз, телефон слетает с колен, скачут по полу яблоки. Отлепляю грудную клетку от руля, приподнимаюсь, заглядывая за капот. Выпрыгнувший на дорогу котенок сидит прямо перед решеткой моего драндулета, смотрит на меня. Кажется, даже не испугался. Сигналю. Котенок топорщит черные уши и не думает убегать. Потом и вовсе плюхается на задницу и начинает вылизываться. Да твою же мать. Выпрыгиваю, сгребаю животное в охапку, собираясь швырнуть обратно в кусты, но юркая тварь, орудуя полным набором когтей, взлетает по рукаву мне на плечо. Похоже, он считает, что я с ним играю.

Плюнув на попытки поймать прыгающего по мне котенка, сажусь обратно в машину. В динамиках телефона ругается Элли:

– Дождик, не будь сволочью, а то у тебя тут камер не останется!

– Я крайне не советую угрожать мне, Элли. Тебе не понравятся последствия, – холодно отзываюсь, нашаривая мобильник и втыкая обратно штекер наушников.

Срываюсь с места в облаке пыли. Котенок щекочет шею, настойчиво закапываясь куда-то за воротник, старый двигатель драндулета стонет, в боксе примолкли и теперь только невнятно шуршат. Осталось две минуты езды. Дома я смогу не только смотреть, одновременно вынимая из-под колес котят-самоубийц, но и влиять на события.

Прыгаю через три ступеньки в подвал, швыряю куртку на диван. Мяукает позабытый котенок, улетевший вместе с ней, я падаю в кресло, ноутбук просыпается, пока я, положив планшет на колени, разворачиваю окно. Выпрямляюсь. Одна бровь изгибается в гримасе Миротворца, его ледяной яростью покалывает пальцы.

– Вы считаете, что нарушать прямой запрет – хорошая идея?

Точные действия, вырастает из пола третья, никогда не используемая горка, не отвесная даже, с обратным наклоном. Эл, оказавшийся на вершине, пошатывается, Элли, обнимающая его за шею, вскрикивает:

– Сзади!

Но он уже потерял равновесие. Они летят вниз. Эл падает на плечо, охает и отключается. Чип, впрочем, молчит, значит, состояние не критическое. Максимум сломал что-нибудь. Элли приземляется сверху, удачно, не на поврежденную ногу. Скатывается с Эла, щупает его пульс, зовет, хлопает по щекам.

– Никогда не нарушайте правила, – поучает Миротворец.

Удовлетворенно откидывается на спинку кресла. Его улыбка еще сияет на моем лице, его ярость и восторг затапливают меня, но где-то за ними уже хватается за голову Эдриан. У него в боксе застряла Элли, а единственный человек, который мог ее оттуда вытащить, ничем не поможет. Причем из-за моего же собственного упрямства!

Я ее ревную. Давно надо было это признать. Потому что она простила Элу предательство, потому что заставила меня выпустить добычу, покорно повисшую в когтях. Я ревную ее даже не как партнера, скорее, как ребенок родителя, решившего второй раз жениться, или как родитель – выходящего замуж ребенка. Глупо. Жадно. Безнадежно.

Как мне доставать их оттуда? Самому? Тогда придется дождаться, пока они оба потеряют сознание. Не будет ли слишком поздно?

Стой, Эдриан, не глупи. Им достаточно заснуть, тогда ты сможешь войти, вколоть обоим снотворное и вернуть на этаж.

На который? Вперед, к врачу? Если я их так просто пропущу, лично на руках вынесу, они совсем обнаглеют! Хватило и одного раза. Назад? А какой смысл, они же не пройдут бокс с такими травмами и без медицинской помощи.

Приходит уведомление, я минуту непонимающе смотрю на него. Наконец осознаю – вызов, десятый по счету. Эмори!

Вскакиваю, в глазах темнеет, приходится схватиться за спинку кресла. Так, стоп. Сначала мне надо помочь самому себе. Жаропонижающее, ударная доза противовирусного. Телефон остается дома, немного зарядившийся планшет занимает его место. Набор из пары снотворных, проверка операционной, плевать, что на улице едва-едва сгущаются тучи. Дрон кружит над домом журналистки, сообщает, что будущая гостья заперлась там несколько минут назад.

Встаю, потягиваясь и разминая шею. Моя порция записей просмотрена, мальчишек – ни одного, ни второго – не видать. Даже догадываюсь, кого приняли за пропавшего, – была на видео девушка с похожими чертами и такими же длинными светлыми волосами. Но вряд ли наш бездомный успел сменить пол за прошедшие месяцы.

Следующий на очереди Крейтон, вернее, тамошняя больница. Когда мы им звонили, в регистратуре сказали, что никого подходящего под описание нет. А вот медсестра миссис Роуз утверждает, что есть. Я склонен верить регистратуре, но съездить надо. Парень мог не лечиться у них, а зай ти узнать цены, или возможность вписаться в программу, или – мало ли – приходил к знакомому.

– Я ничего не нашел, сэр.

– Это нормально, парень. Главное – не пропустить тот единственный звонок, который правда даст наводку.

Навигатор пытается провести нас через центр, я только хмыкаю, уезжая в противоположную сторону. И ошибаюсь. Надо больше доверять технике: пробка тянется по шоссе насколько хватает глаз. Мы с Шоном переглядываемся.

– Давайте сначала в Бенсли? – предлагает он.

Я со вздохом разворачиваю машину. Чувствую, день будет долгим и скучным.

Уже в машине осознаю, что Эмори от меня, вероятно, чего-то хотел. Подключаю гарнитуру, бросив планшет на соседнее сиденье, одним взглядом оцениваю картинку. Костюм, несколько пострадавший вчера, аккуратно развешен на кресле, Эмори сидит на диване, укутавшись в плед, вежливо улыбается камере.

– Мне показалось, тебе будет небезынтересно узнать, на сколько пожизненных заключений тянут твои преступления, Миротворец. Если мы, конечно, предположим, что по какой-то причине судья не вынесет тебе смертный приговор. – Он выпутывает из складок руку, загибает пальцы. – Владение орудиями для совершения преступлений. Целый набор преступлений против личности – нападение, похищение, незаконное лишение свободы и преступное принуждение. Степень отягчающих обстоятельств я определю, когда увижу, что дальше.

– Добавь еще побег из-под стражи, – советую ему, криво улыбаясь.

Эмори, который уже отчаялся получить ответ, заметно оживляется.

– В самом деле? Тогда, вероятно, все вышеперечисленное будет иметь дополнительное отягчающее обстоятельство. Если, конечно, срок давности по прошлому преступлению не истек. Впрочем, вряд ли. Это ведь было не мелкое правонарушение?

– Не мелкое, – повторяю эхом. – Умышленное убийство двух лиц, покушение на убийство третьего. Десять лет назад.

Эмори задумчиво кивает, идеально ухоженный палец скользит по губе. Подцепляет сухой кусочек кожи, неожиданно сколупывает. Эмори рассеянно слизывает выступившую кровь, моргает. Снова кивает, откидывается на спинку дивана.

Не ожидал? Думал, я не так опасен. От этого почти смешно. Почти совсем не больно и не страшно.

Вызов с седьмого этажа: неудобные вопросы задает Бет.

– Где Эл и Элли?

Перед камерой толпятся все. Бледный Винни выглядит отрешенно, Лекс рядом с ним теребит подол футболки, скрестила руки на груди Бемби. Чувствуешь ли ты себя виноватой, полицейская? Ведь из-за тебя они разделились.

– В боксе, – отвечаю. Надеюсь, спокойно.

Осененный идеей, высматриваю, где можно припарковаться, останавливаюсь перед какой-то витриной. Настраивать трансляцию с планшета та еще задачка, но у меня получается, телевизор за спинами делегации мигает, включаясь. Хрипят помехи, громовый шепот Эла заставляет всех обернуться.

– Все в порядке, – отважно врет он, обнимая Элли одной рукой.

Вторую неловко прижимает к груди, глаза красные. Элли выглядит не лучше, наполовину сползла на пол, отведя подальше руку с браслетом, бледная, осунувшаяся за десять минут сильней, чем за сутки голодовки. Громко шуршит одежда.

Первой отмирает Бемби, подходит к дивану, берет пульт, прикручивает звук до человеческого. Тут же начинают гомонить все.

Яростно и беспомощно матерится Лекс, тянется к ней Винни, обнимаются, ругаясь теперь хором. Сверлит меня – камеру – тяжелым взглядом Бемби.

– Мы можем им помочь? – спрашивает Бет, не отрываясь от экрана.

– Нет, – отзываюсь я. – Вы не вернетесь назад. Им могут помочь только те, кто будет идти сверху.

– Там есть кому идти? – Она смотрит на меня с надеждой.

Хмыкаю, отключаюсь. Сейчас будет.

Добраться до дома, где Эрика снимает квартиру, несложно. Смотрю на него из своего драндулета, считаю этажи. Я точно знаю нужные окна, а вот внутреннее устройство – нет. Внизу дверь с домофоном, но ее кто-то, удачно для меня, подпер камнем, не позволяя закрыться. Если там сидит консьерж, будет сложней. Если камеры…

В наушниках шипит Элли, пытаясь выпрямить поврежденную ногу.

«Плевать на камеры», – думает Эдриан. Он хочет взбежать по ступенькам, постучать в нужную дверь, вырубить гостью и увезти.

«Стоп, – думает Миротворец. – У меня есть дрон, он может все проверить. К тому же, если у Эрики на двери цепочка, я не вытащу ее наружу, даже если смогу усыпить».

Балкон? Пожарная лестница? Оглядываю дом, но не вижу ничего, кроме огромных окон. А они для меня… вовсе не бесполезны. Запускаю управление дроном, сначала направляю к двери. Везет, внутри ни консьержа, ни камер. Не сразу понимаю, почему тяжело ориентироваться, потом осознаю – темнеет, тучи сгустились. А окна, наоборот, светятся. Выбираюсь обратно, разгоняюсь посильней, беру курс на нужный прямоугольник желтого света.

Звон разбитого стекла, удивленный вскрик. Бегу к подъезду и дальше наверх, на нужный этаж. Звоню. Взъерошенная темноволосая девушка открывает дверь, спрашивает:

– Ваша игрушка? – Пропускает меня в квартиру. – Забирайте.

– Спасибо, – говорю, делая извиняющееся лицо и шагая внутрь. – Так неловко получилось, я возмещу…

В таких случаях всегда играет Эдриан, проживает нужную роль. Миротворец бы улыбнулся и уточнил: «Две игрушки». То, как он воспринимает гостей, пугает меня.

Эрика расслабляется, ведь ситуация, хоть и неприятная, выглядит нормальной. И в этот момент я нападаю. К ее чести, она пытается оттолкнуть меня, но я успеваю прижать платок к ее лицу. Отворачиваюсь, чтобы не надышаться самому, охаю, когда меня чувствительно бьют по ребрам. Еще один удар, уже слабей. И голова кружится – хорошее у меня снотворное. Дальше все стандартно: уложить на пол, достать шприц, усыпить на ближайшие несколько часов. Ребра болят, хорошо она меня приложила.

Пытаюсь отправить дрона проверить лестницу, но бедняга слишком пострадал от столкновения со стеклом, даже взлететь не может. Значит, под мышку дрона, нельзя бросать такую улику, руку Эрики – на плечо.

Усаживаю гостью на заднее сиденье. Класть человека в багажник посреди улицы, пусть даже пустой, – это все-таки слишком. Дома, судя по звукам в наушниках, ничего критического не происходит, разве что седьмой этаж попробует пробраться наверх. Впрочем, найти проход сложней, чем одноклеточный корабль в морском бое. Проверяю на всякий случай, что делает Эмори, тот свернулся на диване калачиком, уронив книгу на пол. Волосы взъерошены, плед сбился в ноги, открыв сухощавое тело. Он дергает рукой, словно кот, которому снится мышь.

Кстати о котах. Паркуюсь возле первого попавшегося зоомагазина.

– Корм для котят, туалет, наполнитель… Что там еще им нужно?

Продавец советует таблетки от глистов, витамины и телефон ветеринара. Беру не споря.

В пробку попадаю, пытаясь свернуть на трассу в Бленси. Рядом ползет полицейская машина, вежливо не включая мигалку, старик за рулем говорит по телефону, прижимая трубку плечом, – интересно, он вообще слышал о наушниках? Рядом с ним скучает лысый темнокожий парень, грызет костяшку пальца, глядя в пустоту.

Одинаково серые машины лениво едут по шоссе, тихо мурлыкает радио, а я дергаюсь от каждого звука. Взгляд норовит соскочить то на часы, то на крайне неудачных соседей. К счастью, затор рассасывается на ближайшем перекрестке, старая полицейская машина с таким же старым водителем проезжают мимо. Мне с ними не по пути.

Только оставив Эрику на крыше и спускаясь в подвал, осознаю, насколько вымотался. В очередной раз звонит будильник, напоминающий про пиццу, я всю дорогу переносил звонок. Теперь отключаю, достаю из морозилки коробку. Эта еще хуже прошлых: начинки меньше, квадратики ветчины вызывают отвращение даже в замороженном виде. Что ж, тем быстрее Эмори и Эрика пройдут вниз.

Котенка нигде не видно, но я распаковываю туалет и миски, наливаю воду, сыплю корм. Замечаю любопытный блеск глаз под столом, похоже, мелюзга решила поиграть в партизана. Впрочем, ему все равно придется дружить с моими ногами.

Сажусь перед ноутбуком, котенок щекотно обнюхивает пальцы. Обитатели седьмого частично прилипли к телевизору, частично, наоборот, усиленно пытаются от него отвлечься. Вспыхивают и затихают споры о громкости звука: Винни предпочел бы его вообще выключить, Бемби требует сделать погромче, чтобы слышать из любой точки комнаты.

Споры гасит Бет, просто глядя на каждого, кто хочет прикрутить звук. Лекс, схватившаяся за пульт, сталкивается со взглядом соседки и отступает. Взмахивает руками:

– Мы все равно не можем им помочь!

– Я знаю. Но я хочу видеть, что с ними.

Вдруг слабо улыбается, тянется вверх, шепчет что-то Лекс на ухо. Та широко открывает глаза, кивает, прикрывая ладонью губы. Отходит, насвистывая, начинает что-то готовить. Винни провожает ее взглядом, но спросить не решается.

Любопытно. Впрочем, я и так догадываюсь, что задумала Бет: если ситуация станет критической, она повторит подвиг Лекс. И получит дурацкую цепочку наказаний, когда одно тянет за собой другое.

Вздыхаю – многострадальные ребра отзываются вспышкой боли. Мажу наливающиеся фиолетовым пятна, от слабости кружится голова. А ведь еще совсем ранний вечер, и надо следить за гостями. Эрика скоро проснется, и мало ли что придумают оставшиеся в боксе. Но мне нужно выздороветь быстрее, и вряд ли это удастся, если я попытаюсь перенести болезнь на ногах. Придется лечь хотя бы ненадолго. Пижама, телефон оставить рядом с подушкой, планшет – на тумбочку. Падаю в кровать. Встаю, ставлю технику на зарядку. Вот теперь наконец-то падаю.

Самой интересной находкой становится прокат велосипедов, приютившийся между автозаправкой и парковкой. Камера в магазинчике одна-единственная, разрывающаяся между дверями и кассой. И именно эта маленькая трудяга дарит нам главную находку дня.

– Сэр, посмотрите сюда.

Шон тянет меня за рукав, поставив запись на паузу. Всматриваюсь в немного смазанную фигуру, думаю. Мало ли темноволосых худых парней в городе, но держится он больно настороженно. Майка на нем слишком большая и потрепанная, точно совпадает по приметам с той, что описал охранник, – он же ее мальчишке и дал. Зову продавца.

– Ага, а я что говорил, – радуется парень, разве что в ладоши не хлопает. – Я сразу понял, что это он, когда мне мать картинку показала! – Откашливается, делая обеспокоенное лицо. Вспомнил, видимо, что под картинкой было написано «пропавший человек».

– Расскажите, пожалуйста, еще раз, почему вы запомнили Джерри?

Строчу в блокноте – парень изредка брал велосипед, возвращал вовремя. Иногда расплачивался с продавцом работой.

– Руки у него откуда надо росли… то есть растут. Он мне с техобслуживанием помогал, особенно весной, когда надо весь парк перебрать.

– А хозяин магазина знал про помощь? – уточняю, почти уверенный в ответе.

Парень потирает затылок неуверенно, признается:

– Нет, наверное. То есть я как-то не спрашивал, да и вообще, когда я начал здесь работать, Джерри к нам уже ходил, нас мой напарник познакомил. Можно сказать, Джерри тут дольше меня работает.

Слушаю рассказ, внезапно ставший сбивчивым, внимательно смотрю на продавца. Тот смущается окончательно, замолкает. Говорю доверительно:

– По-моему, у вас с Джерри еще что-то было. Неприятность?

– Типа того, – кивает парень. – Он в последний раз велик не вернул. То есть вернул, но не сам. То есть…

– Давайте по порядку. Когда вы в последний раз видели пропавшего?

Видел он Джерри в середине сентября, точную дату не помнит. Парень помог с одной старой машиной, взял велосипед, обещал вернуть через пару дней.

– И не вернул? – спрашивает Шон.

Бросаю на него предупреждающий взгляд. Продавец снова трет затылок, вздыхает, говорит рассудительно:

– Ну смотрите, тот велик у нас. Его мой сменщик около двери нашел, двадцать третьего, что ли. То есть примерно, когда нужно. У нас так иногда делают, если никого на месте нет, а колеса вернуть надо. Пристегиваешь к ограде, ключ под дверь, и все. Но Джерри так ни разу не поступал.

– Что-то еще было странным, да?

– Ага. У него заднее колесо помято было. Чуть-чуть. И спица одна сломана. Может, это не из-за Джерри случилось, а раньше, просто заметили поздно.

Погнутое колесо. Брошенный велосипед. И, как назло, на всей улице ни одной камеры! Версий целый вагон, жаль только, немногие предполагают счастливый исход. Мог мальчишка сам так странно вернуть велосипед? Мог. Заметил погнутое колесо и испугался, не захотел объясняться. Но мог вернуть и кто-то другой.

– На велосипед можно посмотреть?

Невысокий, явно старенький, потертый. Понятно, что отпечатков на нем не осталось. Фотографирую нашу невеликую улику со всех ракурсов: колесо заменено, старое пошло в металлолом. Ладно, все не просто, но теперь у нас есть фотография Джерри. А это уже очень большое «кое-что».

3 о ктября

Просыпаюсь медленно, будто поднимаюсь из-под воды. Сил слишком мало, чтобы испугаться. Кажется, уже утро – иначе почему я проснулся сам и не чувствую себя разбитым, как обычно? Шарю под подушкой, не находя телефон. Сколько времени, почему меня никто не разбудил?

Планшет на тумбочке, к счастью, никуда не исчез, показывает час ночи и ноль оповещений. Минус один повод для беспокойства. Все-таки проверяю седьмой этаж. В комнате отдыха пьют чай, Лекс и Винни – на полу за спинкой дивана, обнявшись и читая одну книгу на двоих, Бемби и Бет – прилипнув к телевизору. В боксе Элли дремлет, свернувшись калачиком, крепко вцепилась в здоровую руку Эла. Их же должно бить током! Пусть не сильно, я сделал наручники достаточно милосердными, но все же. Как они умудряются так спать?

Эл, впрочем, и не спит. Смотрит в потолок, хмурясь, локоть крепко прижат к боку, пальцы перебирают нитку бус на шее.

Как давно ты так лежишь? Эхом думается – теперь гости спят так же плохо, как я. Удивляюсь этой мысли. Возвращаюсь к поиску телефона. Куда я его запихнул?

Перетряхиваю одеяло, заглядываю под кровать, ищу в карманах, на столе, в ванной и на кухне. Замечаю неряшливо свесившийся угол обычно аккуратно заправленной простыни. Ага. То есть я умудрился, не просыпаясь, запихнуть телефон под матрас, чтобы он меня не разбудил. Но тогда какое-то оповещение было, просто я его смахнул? Надо пересмотреть запись, понять, что пропустил.

Только ключевое слово, даже не обращение, а упоминание. Лекс рассказывала, как они с Бемби пережили бокс-наказание, полицейской пришлось присоединиться в конце. А еще – сколько раз они пытались пройти второй бокс. И как Лекс сидела с Винни целый день. Все сводится к тому, что «он не убивает, мы же здесь». Бет улыбается едва заметно.

– Да, я думала об этом.

Звук из бокса, я поспешно переключаюсь. Похоже, Элли перевернулась на другой бок и проснулась от боли. Закатать штанину она не может, но даже через ткань видно, как распухло колено.

Эл оборачивается, спрашивает:

– Ты как?

– Паршиво, но сойдет, – со смешком отзывается Элли. – А ты?

Он оттягивает горловину майки, присвистывает. На плече огромный опухший синяк.

Гугл подсказывает, что перелом ключицы заживает два месяца. Прикидываю, получится ли пройти тесты в гипсе, и с удивлением понимаю, что это возможно. Тяжело, конечно, кое-что надо подогнать, но реально. Однако сначала нужно достать оттуда. Оба уже прикусывают щеки, надеясь притупить жажду слюной, а ведь есть еще голод. Продержатся ли? Как быстро пара наверху сможет дойти до седьмого?

Стоп. Проверяю противопожарную систему – удачно, до ближайшего венчика нужно проползти меньше метра. Осталось суметь включить его, не затопив весь бокс.

– Опа! – Элли первая замечает тонкую струйку. – Дождь решил включить нам дождь.

Ползти им сложней, чем ковылять, Эл здоровой рукой держит Элли за талию, она, попробовав наступить на больную ногу, взвыла.

– Не, – смеется, отдышавшись, – лучше я допрыгаю.

Они делят струйку, ловят ее ртами, помогают друг другу устоять на ногах. Первым напивается Эл, смотрит в камеру долгим взглядом.

Не хочу его слушать. Не хочу, но должен. Миротворец я или кто?

Впрочем, Эл обращается не ко мне. Поворачивается к Элли, фыркает:

– Не буду его благодарить.

– Да и не за что. – Она пожимает плечами, подставив под холодную воду ногу и жмурясь. – Сам создал проблему, сам теперь ее решает.

Ах вот как?

Когда текущий с потолка ручеек обрывается, Элли только улыбается:

– Ой, какой обидчивый! А скажешь, не так? Тебе от нас прохождение тестов нужно или что?

– Спасибо, Дождь.

Я не отключал трансляцию из комнаты отдыха, и седьмой этаж говорит со мной голосом Бет.

Боишься за брата, доктор? Боишься за Элли? Правильно делаешь. Я держу себя как в тисках, не позволяя прорваться клокочущей в горле ярости. Я ведь правда не хочу их убивать. Но нарываются они слишком старательно. Предупреждаю:

– Ты права в одном, Элли, тебе ничего не грозит. Я никогда не убью тебя. Но это не касается остальных. – Она пытается перебить, я повышаю голос, договаривая: – Поэтому не выводи меня из себя, если не хочешь оказаться прикованной к трупу.

Захлопываю ноутбук, не рискуя слушать, что она ответит. Нужно лечь и поспать еще. Будет куда полезней, чем бодрствовать всю ночь, а днем оказаться вымотанным и снова принимать из-за этого неверные решения. Не могу. Сна ни в одном глазу.