Хроники Нордланда. Королева Мэг

Конечно, жаль, что Карл предал всё это такой огласке! Но мы можем сделать вид, что ничего не произошло, спрятать свою гордость в сундук и заняться главным. У нас есть зато теперь повод для возобновления войны с Анвалоном – надо только дать им возможность публично оскорбить нашу принцессу, и война начата, причём самым благородным образом!

– Кого мы обманем этим? – Устало спросил король. Скульд искоса глянул на него и довольно усмехнулся жёстким ртом: король сдался!

– Дураков, Аскольд. А умные поймут, оценят и поаплодируют нам – в душе. Мы можем сколько угодно возмущаться коварством ирландцев, можем считать свои обиды, как долги, чтобы в нужное время предъявить счёт. Мы вернём себе всё, что потеряли, и наследие Хлориди по праву будет нашим! А тогда уже сами ирландцы приползут к нам на пузе, умоляя хоть крошку с нашего стола!

– Ты, как всегда, усмирил меня, Скульд. – Король сказал это, и вдруг рассмеялся:

– А теперь иди, и скажи всё это Карлу!

Скульд уже ушёл, а король всё смеялся, пока его не начал давить кашель. Но и тогда он продолжал хихикать, вспоминая выражение лица Скульда при этих словах. Мысль о сыне, на которого он рассчитывал больше, чем на себя, утешала и поддерживала его. О силу Карла даже воля Скульда уже не раз разбивалась, как о скалу! Сын должен был сделать то, чего не смог Аскольд: уничтожить, наконец, это чудовище, и зажить по-своему, к чему бы это не вело!

2.

В этот раз Карл в полной мере оправдал надежды короля: Скульд не смог его ни убедить, ни даже слегка поколебать. Карл был слишком молод, уверен в себе и горд, чтобы его можно было запугать возможной местью короля Коля со всеми ирландцами, какие ни есть. Он был согласен, чтобы его гордость стала его надгробным камнем, и считал, что такое надгробие сделает ему честь. О Моргаузе он слушать не желал; Скульд не посмел сознаться, что знал о её порочности, даже он не посмел – и это взбесило его.

– Хочешь спасти её честь? – Карл вызывающе картавил больше обычного, рот его, ещё молодой, полногубый и свежий, но точно такой же жёсткий, как у Скульда, привился презрительно и жестоко. – Покрыть её распутство? Так женись на ней сам! Я готов был пожертвовать собой ради твоей поганой политики, но честь свою я не продам за всё ирландское золото! Ты и так осквернил моё ложе, сунув мне проститутку в постель! Можешь хоть убить меня, и тем замажь глаза своему Колю!

– Если бы на этом острове был ещё один потомок Хлориди, помимо тебя, хоть один, я так и сделал бы! – Не выдержал Скульд. Его душила бессильная злоба, и он потерял всякую осторожность. – Но ты единственный, и в этом наше проклятие! Хочешь убить Моргаузу? Убей! Я глазом не моргну; ничего другого она и не заслуживает! Но не будь идиотом, возьми сначала от неё всё, что можно: приданое и наследника! А потом можно сделать так, чтобы она скончалась родами…Ну, не полный же ты идиот, в конце-то…

– А я и есть полный идиот. – Глаза Карла запылали жёлтым тигриным огнём, и в такие моменты он был по-настоящему страшен; даже маленьким мальчишкой он обращал в бегство противников сильнее и многочисленнее себя, когда глаза его начинали пылать от ярости. – Ты мне сейчас такое предложил, что мне блевануть хочется! Да, я её ненавижу, но я не подонок! А ты… Ты! Холодная, ядовитая гадина, ты!!! Я знаю теперь, кто ты есть… И берегись меня!

– Никогда в жизни я не боялся ничего на свете! – Бестрепетно глядя стальными серыми глазами в тигриные глаза внучатого племянника, холодно сказал Скульд. – Ни нечисти во тьме, ни вражьей угрозы, ни клинка у горла. Многие мне грозили, и все мертвы, а я жив. Ты назвал меня змеёй и сам не понимаешь, сколько в этом правды! Змея, в отличие от тебя, умеет ждать, и нанести один удар, зато смертельный! Лучше бы тебе не угрожать мне, а заняться более приятными делами с молодой женой! Потому, что всё, на что вы пригодны, ты и твой отец – это плодить потомство… Тем более, что даже это у вас плохо получается!

– Кончилось т-твоё время, старик. – Изо всех сил сохраняя контроль над собой – всё же он был старик, и он был дядей короля! – пообещал Карл. – Ты б-больше не будешь мне с-советовать, и к-командовать мною. Что ты с-сделаешь? Убьёшь м-меня?! Тогда тебе придётся убить и отца м-моего, и м-мать. А п-потомство у нас, м-может, и не ахти, но у т-тебя и такого нет!!!

– Да ты и дня не продержишься без моих советов, заика чёртов! – Теперь Скульд орал, едва ли не впервые в жизни, весь побагровев в гневе. – Ты ещё будешь умолять меня, щенок, чтобы я взял всё обратно в свои руки!!!

– Давай, – весело фыркнул Карл, – д-дожидайся!!! А пока это не случилось – нет б-больше у тебя власти надо мной!..

Карлу легко было вести себя и действовать именно так. У него было ощущение, словно он летит под откос во весь опор на бешеной скорости, и будь что будет. Злость на Мэг и желание отомстить ей ушли, он понял, что потерял её, и не мог это пережить, и не знал, как исправить. Ему казалось, что жизненно важно, чтобы после всего случившегося она сделала первый шаг; почему? Кто знает! Но Карл так свято в это верил, что и не думал попытаться встретиться с нею, только ждал и истово мечтал о ней. Все его предали, кроме Олле; уютный детский мир, в котором было столько любви и безопасности, рухнул, и на его обломках Карл чувствовал себя совершенно раздавленным. Все стали другими, чужими, коварными, даже мама, которая защищала ту, кого он ненавидел… Кому было верить, кого любить?! И Карл сидел у себя и накачивался вином, не в силах выйти из замка и взглянуть на людей, знавших о его позоре. А в сердце зрели горечь и злость; злость, которую он пронёс потом через всю свою жизнь.

3.

Моргауза бросила шитьё, встала и, обняв себя, подошла к окошку. Оно было открыто; внизу шелестела и серебрилась листва огромного леса. Моргауза перевела взгляд на шпили низких башен Гранствилла. Смотрела с ненавистью.

– Почему? – Упрямо спросила она, как спрашивала уже не в первый раз. – Почему всё так? Что я сделала?

– Это какое-то злое колдовство, детка. – Морлан была одна с Моргаузой с этот послеполуденный час. – Не может молодой, здоровый мужчина сам по себе возненавидеть такую красавицу! Ведь это жизненное дело, бог ты мой! Когда только такое не происходило, не он первый, не он последний! Ну, поколотил немножко, покричал, да и дело с концом… А тут – ну!

– Ненавижу этот мерзкий остров. – Монотонно заговорила Моргауза, не слушая кормилицу. – Ненавижу это мерзкое королевство. Ненавижу этот мерзкий город. Ненавижу этот мерзкий замок!!! – Неожиданно она взвизгнула, взметнула стиснутые кулаки вверх и так застыла на какое-то время, усмиряя бешенство. Потом опустила руки и прошлась по комнате.

– Почему ничего не происходит? – Спросила в тоске. – Я так больше не могу! Зачем я согласилась поехать в это занюханное королевство?! Это всё ты! – Обернула она к Морлан. – Говорила, что мне лучше всего поехать сюда, что они будут счастливы до небес, что они на руках меня будут носить… В итоге я чуть не умерла!!! И опасность ещё есть! Он меня убьёт… Ты бы его видела! Это не мужчина, это бешеный зверь! Я никогда в жизни… ни за что на свете к нему не подойду, даже если он будет спать, связанный!

– А я говорю тебе, детка, это колдовство! – Гнула своё Морлан. – Кто-то украл его у тебя, моя ягодка. Я слушаю все разговоры очень внимательно, и вот что я тебе скажу… Здешние женщины – они все из эльфов. В них во всех течёт кровь Народа Холмов. И потому все они – ведьмы. Одна из них и опоила твоего мужа… – Морлан говорила и говорила, перечисляя различные способы колдовства, рецепты приворотных зелий, различные случаи жизни различных женщин, и осуждая коварство местных ведьм. Моргауза напряжённо слушала её. Она и сама немного баловалась колдовством, полусерьёзно, полушутя, и теперь ухватилась за эту идею, как за слабенькую ниточку надежды.

– А что я раньше говорила, то говорю и теперь. – Гнула своё Морлан. – Ты сама по себе так хороша, что у каждого гостя слюни текли при виде тебя! Если бы твой муж не был околдован, стал бы он обращать внимание на всякие мелочи, заполучив в постель такую красавицу! Дело то житейское! Кто без греха? В наше время непорочную невесту днём с огнём не сыщешь! А сколько из них остаются опозоренными?.. Вот то-то и оно! Поверь, я жизнь прожила, и всякое насмотрелась! Нет, детка, без злого колдовства здесь не обошлось. У тебя есть соперница, из местных, и она – ведьма!

– Мне бы только узнать, кто она! – Прошипела Моргауза. – И тогда она пожалеет, что на свет народилась!

4.

Снова, теперь уже в который раз, королева попыталась повлиять на Карла. Использовала слёзы, шантаж: «Ты делаешь меня волосы седыми и приближаешь мою смерть!», попробовала давить на жалость, в красках изобразив, как погибает Моргауза, – всё тщетно. Карл стоял на своём, а под конец добавил:

– Вот если бы я женился на своей Мэг, всё было бы иначе! Такое возвращение в Ирландию Моргауза бы пережила. Со временем король простил бы меня, и все были счастливы… А что теперь?!

– Ты рассуждаешь, как мальчик! И эта девушка всё равно тебе отказала, верно?..

– Она уже пожалела об этом! – Опрометчиво выпалил Карл.

– О чём ты, Чарли?

– Она знает! – Карл уже жалел, что проболтался, и хотел только одного: замять этот разговор. Но королева за эти слова зацепилась. С осторожничав, она не стала обсуждать это с Карлом, но Скульду рассказала. Тот, почти не раздумывая, с торжеством произнёс:

– Слава Небесам, мы нашли выход, Зура!

Королева в этой ситуации хотела только одного: чтобы все были целы, здоровы, помирились и никто не погиб. Зура знала точно, что Скульд умеет находить выход из самых запутанных ситуаций, и верила, что он старается во благо семьи и королевства. Во всех критических ситуациях, во время любого кризиса, она обращалась к нему, и не ошибалась… Поступила она так и теперь. После того, как Скульд пообещал, что всё будет хорошо, Зура впервые за последнее время вздохнула с облегчением… Дай-то Бог, чтобы всё разрешилось!

5.

Мэг сидела на бревне через быстрый и мелкий ручей, впадающий в Ригину, и, разрезая большим и острым ножом, полоскала в реке гусиные потроха. Несколько дней она была серьёзно больна – так сильно потрясло её всё, что случилось, – и только вчера вечером впервые покинула постель. Всё время ей не покидало чувство, что матушка ждёт её смерти и считает, что это лучший исход… Во всяком случае, никто не пытался ни утешить её, ни помочь. Только Юна дважды заходила к ней, своей подружке по несчастью, и приносила творог, сливки и мёд. Мэг и сама понимала, что умереть ей будет лучше всего; но молодость и здоровый организм победили болезнь. На следующий день был назначен отъезд на остров Торхевнен, и даже той крохи утешения, которую дали бы ей встречи с Карлом, Мэг была отныне лишена. Никто не говорил ей, что происходит в замке, но кое-что она знала, и то, что она знала, внушало ей ужас. Ничему она не помогла, и никого не спасла! Да и что она могла?.. Карл ни разу не попытался поговорить с нею, не послал Олле, не спросил, что с нею… Из чего Мэг сделала логичный вывод, что она больше ему не нужна. И всё же ей было больно, что она больше не увидит его! Ему было плевать на неё, но Мэг-то по-прежнему любила его! И знала, что будет любить до самой смерти. Когда бы она не пришла.

Хоть Мэг и поправилась, но всё случившееся далось ей очень тяжело. Она похудела – хоть вроде бы и так была худенькой, – замкнулась в себе и погрустнела. Погружённая в себя и свои мысли, она двигалась и действовала почти машинально, не замечая ничего вокруг: ни весёлого бормотания ручья, ни снующих в прозрачной воде мальков, ни цветущих над ручьём весёлых жёлтеньких цветов, ни мотыльков, небесно-голубых и рыжих, сосущих влагу из мокрой земли… Очнулась Мэг при звуке шагов, подняла голову: на противоположном берегу стоял и смотрел на неё пожилой мужчина, почти старик – хотя назвать его стариком захотел бы не всякий, столько в нём было жизни и силы. Одет он был богато и очень опрятно; чувствовалось, что это врождённое качество, и он будет опрятен, что бы ни случилось, и где бы он ни был. Мэг сразу же узнала его: это был дядя короля, о котором здесь говорили, что он и есть истинный хозяин Элодиса. Сердце Мэг сжалось в предчувствии какой-то беды. А человек улыбался задумчиво, оценивая, или изучая? Мэг занервничала, и упустила гусиное сердце.

– Ты палец порезала? – Заметил Скульд. На указательном пальце Мэг и вправду была кровь, и Мэг сунула палец в рот, не сводя с него глаз. Скульд присел на корточки, не сводя с неё глаз. Сухой и жилистый, он двигался свободно, почти не чувствуя гнёта лет; это удивляло Мэг. Он пугал её, но нравился – Скульд Хлоринг был необыкновенный человек, такой, какие встречаются один на тысячу.

– Когда чистишь внутренности, опасно ранить руки.

– Я знаю. – Чуть слышно возразила Мэг.

– Знаешь, кто я? – Он не спрашивал, скорее, констатировал факт. И Мэг ничего не ответила. Она вновь опустила палец в воду, и смотрела, как вода быстро смывает кровь.

– Знаешь, почему я тебя ищу?

– Из-за Карла. – Так же тихо призналась Мэг. – Но вы зря беспокоитесь, я знаю своё место.

– Ты удивительная девочка. – Признался Скульд. Поднялся, перепрыгнув через пару камней, забрал её руку и, промыв ранку, залепил её кусочком мать-и-мачехи. – Почему ты ему отказала?

– Я служу Богу.

– Мне ты можешь сказать правду, девочка.

– Да, я его люблю! – В отчаянии призналась Мэг, словно вырвав эти слова из самого сердца. – Ну, и что? Он меня не любит, и я это знаю. Я просто буду молиться о нём…

– Карл капризный, самолюбивый, своенравный мальчик, который привык, что всё на свете происходит так, как он хочет. Он не привык отказывать себе. А ты ему отказала… Пока я не видел тебя, я хотел использовать это, но теперь не хочу.

– Я не понимаю? – Испугалась Мэг.

– Не волнуйся. – Скульд тепло улыбнулся девушке. – Ради такого сердечка, как твоё, можно и рискнуть.

– Вы очень добры ко мне. – Призналась потрясённая Мэг. В последнее время никто не был с нею так добр! Она была просто нежной, доверчивой и чистой девочкой, и против такого умного, циничного и опытного интригана, как Скульд, у неё не было ни единого шанса. Мэг потянулась к нему, обманутая расчётливой и безжалостной теплотой; вдобавок, он польстил ей, так умело и тонко! Мэг почти влюбилась в него, и Скульд прекрасно это понял: девочка была для него открытой книгой. И инструментом, на котором он с лёгкостью играл.

– Это легко. – Мягко возразил Скульд. – Если бы на месте Моргаузы была ты, как было бы легко всем нам! Почему я тебя сразу не рассмотрел?.. Уезжай отсюда скорее, мой тебе совет. Скоро здесь будет очень плохо.

– Но почему? – Искренне удивилась Мэг. – Ведь Карл и вы ни в чём не виноваты! Это король Коль виноват!

– Ах ты, моя маленькая! – Умилился Скульд. – Ты такая же наивная, как и Карл! Коль прекрасно знал, кого нам прислал, и с его точки зрения, он откупился от нас, дав Моргаузе очень большое приданое. Войны он нам не объявит, это правда, но Элодис очень уязвим, у него много врагов. Колю достаточно объединиться с ними и поддержать их золотом, и всё, нам конец. Если ты меня понимаешь.

– Я понимаю. – Кусая губы, возразила Мэг. Она была наивна, но не глупа. – Но ведь можно что-то сделать!

– Карл не управляем. – С горечью покачал головой Скульд. – Он в бешенстве, и ему безразлично, что будет дальше. Так что выхода у нас нет. – Скульд бережно убрал с виска Мэг веточку.

– Но вы сказали, что хотели меня использовать… Значит, знаете, что делать?

– Забудь об этом. – Скульд встал, отряхнул штаны. Подал Мэг руку. – Я не могу так с тобой поступить.

– А всё-таки? – Настаивала Мэг. Немного поломавшись – самую малость, – Скульд сказал:

– Карл очень настойчив, и не привык отступаться от своего. Если бы он получил тебя, в обмен для прощение для Моргаузы, он мог бы уступить…

– Получил… Меня?.. В каком смысле?

– В прямом, моя девочка. Но это погибель для тебя, и я этого не хочу. Оставь нас нашей судьбе… Я бы на вашем месте, пока не поздно, вообще убрался обратно в Ирландию, потому, что здесь будет настоящий хаос. На Элодис пойдут не только Одноглазый, но и дикари, а это куда страшнее. Они живых не оставляют…

Мэг его больше не слушала. Ей внезапно стало очень страшно; нахлынуло вдруг непостижимое чувство рока.

– Если он её простит… – Она вся похолодела, – получив меня, то она останется его женой, а… я?!

– Если бы не то, что ты дала обет, то всё это не было бы на самом деле так фатально. – Пожал плечами Скульд. – Ты стала бы его фавориткой, и на деле имела даже больше власти и возможностей, чем у принцессы. Используя своё влияние, ты могла бы помогать церкви, не говоря уже о больных и сиротах.

– Но я погибну. – Прошептала потрясённая Мэг. – Я буду… блудницей?!

– У королей всё иначе. – Возразил Скульд. – Все понимают, что брак для них – это политический и финансовый союз, и любовь тут ни при чём. Поэтому королевская фаворитка очень важная фигура, гораздо важнее, чем сама королева. Никто не назовёт такую женщину блудницей!

– Но это же не важно. – Онемевшими губами возразила Мэг. У неё ослабли ноги, она вновь села. – Не важно, назовут, или нет… А я сама… А Карл?.. А если он не согласится, если я ему не нужна?..

– О чём мы говорим? – Возразил Скульд. – Я не хочу поступать с тобой так. Забудь об этом, и бегите обратно в Ирландию… Оставьте нас нашей судьбе.

– Но я… – Скульд приложил палец к губам девушки, улыбнулся ласково и печально. Они с Карлом очень похоже улыбались, и эта улыбка разбивала ей сердце! Скульд ушёл, а Мэг продолжала сидеть, вся оцепенев. Ловушка была расставлена так искусно, что Мэг попалась в неё целиком и полностью… Без малейшей надежды на спасение.

6.

Это был воскресный день, ровно неделя со дня свадьбы. Карл всё ещё не выходил из своих покоев, и всё это время пил и почти не ел. И священник Марк, и королева, и король – все пытались образумить его, и всё потерпели неудачу. Королева пыталась добраться до сына с помощью Олле, но Олле оказался столь же неуступчив: его так же возмутило оскорбление, нанесённое другу, и он был целиком и полностью на его стороне. Он даже поссорился с королевой по этому поводу, обвинив её и короля в том, что они продали Карла, и теперь они не разговаривали. В замке сохранялась мрачная и нервозная обстановка; ирландцы ждали только повода, чтобы схватиться за мечи – многие из них считали, что элодисцы не заслуживали даже и такой чести, которой их король удостоил их, выдав за них принцессу лебединой крови, пусть и малость бракованную. В городе практически все поддерживали принца. Многим было невыносимо видеть, как презирают их и их страну ирландцы, и от резни Гранствилл отделяло одно неверное слово.

Карлу это было безразлично. Он не знал, как жить; сознавая позор, он считал, что весь город смеётся над ним. Для человека настолько гордого и самоуверенного, как Карл, это было настоящее мучение. Он пил, но ему это мало помогало – в первые дни принц даже не чувствовал хмеля, его поглощал шок. Есть он тоже не хотел, и если бы не Олле, почти силой заставлявший его есть, Карл не проглотил бы в эти дни ни крошки. Прислугу он к себе не пускал, и комната превратилась в настоящий свинарник: остатки еды, подсыхающие винные и пивные лужи, грязь… Не говоря уже о запахе перегара. Королева не позволяла приносить ему самогонку, но Карл придумал мешать крепкое вино и пиво – пойло получалось отвратное, зато забористое. В этот день сам Скульд позаботился о том, чтобы у Карла был самогон. Ему не нужна была Мэг в Гранствилле, она вообще ему была не нужна. Девочка была слишком опасна; она была, во-первых, не глупа, а во-вторых, истово любила Карла, и управлять ею будет сложно. Если она решит, что действует во благо принцу, с нею будет не сладить, как и с ним самим, и Скульд предпочёл не рисковать. Следовало использовать её, а потом убрать – как угодно, каким угодно способом, только надёжно и далеко. Для этого Скульд использовал Анну… И самого Карла.

7.

Уснув в воскресенье после обеда с бутылкой в руке, Карл уснул, и увидел удивительный сон, который помнил потом всю жизнь. Снилось ему, что он держит в руках щенка, белого, в рыжей головой, который вдруг превратился в ангела с телом птицы и человеческой головой, и улетел, оставив принцу в руках горсть яиц, прекрасных, как крупные жемчужины, только очень хрупких. Яйца начали тут же рассыпаться в ладонях, и поняв, что это от холода, Карл взял их в рот, чтобы показать самым дорогим своим людям: маме, отцу, Олле и Мэг. Он так оберегал их, но Олле нечаянным движением раздавил их в тот же миг. Карл не рассердился, лишь расплакался от непонятной и острой жалости, и поспешил к матери. «Ах, ангел! – Сказала королева, когда сын пришёл к ней со своими сокровищами. – Их здесь много; от них мусора больше, чем от голубей твоего отца. Выброси эту дрянь, Чарли, и вымой руки!». Кормилица, которую Карл почти не помнил, попыталась отнять у него жемчужины, и он убежал от неё к отцу, но дверь того оказалась заперта на засов, и Карл так и не смог к нему достучаться. В итоге, когда принц прибежал к Мэг, все жемчужины превратились в серый неприятный пепел – у него не осталось ничего. «Мэг, я ничего не сохранил!» – Признался Карл в отчаянии. Ему снова хотелось плакать. Он хотел утешения и сочувствия, но Мэг сторонилась его, казалась ужасно холодной и печальной. «Не будь со мной такою! – Взмолимся Карл. – Что мне сделать для тебя?». «Прости свою жену. – Сказала Мэг. – И навсегда забудь про меня». «Я не могу тебя забыть! – Возразил Карл. – Это не возможно. Ты судьба, Мэг, ты моё сердце. Только я не сохранил подарок своего ангела… Прости меня!».

От собственного крика он проснулся, с дикой головной болью, потянулся к вину и нашёл кувшин с самогонкой. Приложился к ней, откинулся навзничь на постели… Сон не шёл из головы. Карлу казалось, что он вещий, только как понять, что он значит?.. В дверь тихо постучали, раз, другой, и Карл зарычал:

– Пошли вон!!!

– Карл, это я. – Олле приоткрыл дверь, едва принц отодвинул засов. – Она искала тебя, и я привёл её к тебе, но её могут увидеть.

Увидев Мэг, Карл онемел. Это было так неожиданно и чудесно, что он не верил своим глазам, и тупо смотрел на неё, не произнося ни звука, только сильно вцепившись в косяк.

– Я хочу поговорить. – Сказала Мэг, взглянув ему прямо в душу своими непостижимыми глазами, и Карл сглотнул, но вновь промолчал.

– Это важно! – С мольбой призналась Мэг, а Олле повторил:

– Карл, её могут увидеть!

Только тогда, немного придя в себя, Карл посторонился, пропуская её.

– Прости. – Сказал, закрывая дверь перед Олле у самого носа. – Я не знал… Не ожидал…

Мэг испуганно и несколько ошеломлённо огляделась, и Карл, вдруг осознав, где они, мучительно покраснел. Пыль, грязь и перегар, остатки протухшей еды, всюду крошки и огрызки… Не так Мэг представляла себе покои принца! Он поспешно запинал под кровать самый заметный мусор, красный, как рак, бормоча что-то невразумительное, набросил покрывало на постель, предложил Мэг сесть. Она села – не потому, что хотела, просто ей было так страшно, и так сильно она волновалась, что у девушки слабли ноги.

– Я только что тебя во сне видел. – Признался Карл. – Я… не знаю, рад я, или нет – мне в груди больно от того, что ты здесь. Нет, не уходи! – Возразил быстро, когда она сделала движение, чтобы уйти. – Пожалуйста! Я уже спокоен… Честно.

– Я пришла с просьбой. – Чуть слышно произнесла Мэг. Это было ужасно: красные и мутные глаза, тяжёлый запах, изменённый голос… Но она так его любила, что даже это не отталкивало девушку, только пугало и печалило.

– Я сделаю всё, что попросишь, клянусь. – Быстро сказал Карл.

– Но тебе не понравится моя просьба…

– Это не важно. – Так же решительно возразил Карл. – Проси что хочешь, я всё сделаю. Хочешь чего-нибудь? Ты не голодна? – Он беспомощно посмотрел на стол, где во всей красе буйствовал разгром. – Где-то печенье было…

– Я не хочу, спасибо! – Поспешно возразила Мэг, и Карл, успев перехватить её взгляд, вновь мучительно покраснел.

– Я поймаю тебя на слове, принц. – Дрожа, но собрав всю свою решимость, сказала Мэг. – Я хочу просить не за себя.

Карл сел напротив неё на постель, поджав одну ногу, и странно глядя на неё. Не с гневом… скорее, с удивлением, даже замешательством.

– Пожалуйста, – собрав всю силу убеждения и всю мольбу, на которую была способна, попросила Мэг, – прости свою жену!

– И забыть тебя? – Так же странно, бег тени гнева, спросил Карл. Теперь покраснела Мэг, мучительно, до самых ключиц. Покачала головой, не в силах произнести то, что должна была произнести.

– Но мы не сможем быть вместе, пока она здесь.

– Мы можем… – Чуть слышно произнесла Мэг, – если ты её простишь… так…

– Так? – Взгляд его тяжелел прямо на глазах, приобретая какой-то циничный, даже презрительный оттенок, и это было так мучительно для Мэг, что она низко опустила голову. – Ты отдашься мне прямо сейчас, если я прощу эту проститутку?