Хроники Нордланда. Королева Мэг

Анна казалась не просто недовольной – разгневанной. Когда Мэг созналась во всём, она была ошеломлена и перепугана реакцией настоятельницы настолько, что совершенно утратила всякую волю к сопротивлению. Особенно шокировало её, какими словами называла матушка Анна то, что происходило с нею и Карлом. То, что для Мэг было, как откровение, преисполненное нежности и интимности, то, что для неё было ещё таким чистым и важным, безжалостно вываляли в грязи, и от этого было не просто больно – это было жутко, это был такой шок, что Мэг не могла произнести ни слова, не могла даже плакать, только съёжилась вся, беззвучно шевеля губами: «Нет, это неправда… не нужно так…» – но кто её слушал! Дав волю своей ненависти, Анна через слово повторяла: «Валялась, шлюха, развратница, лезла на него, слюнявилась с ним, тискалась с ним» – и тому подобное. С ожесточением повторяя эти мерзости, Анна прекрасно понимала, что девочка чиста и не заслужила всего этого; понимала она и то, как больно делает Мэг. Но она хотела сделать ей больно, так сильно, что ей было мало даже этого, и Анна никак не могла утолить эту ненависть, как бы не старалась.

– Ты успела с ним …., или нет?! – Жестоко спросила настоятельница. – Спрашиваю, успела, или нет?!

– Нет. – Чуть слышно выдавила Мэг. – Он не такой… И я не такая… зачем вы так, матушка, за что? Пожалуйста…

– А ты знаешь, что он женится через несколько дней?! И кто ты после этого, поблядушка?! В церкви!!! Да как земля носит после этого такую, как ты?!

– Он женится на мне! – Мэг, наконец-то, заплакала. – Он просил моей руки!

– Ещё не лучше! – Слёзы немного успокоили Анну. – Ты что, совсем от похоти ума лишилась?

– Я… – Мэг не в состоянии была сказать, что она любит Карла, а он её. Сказать это после того, что говорила Анна, было невозможно. Мэг впервые в жизни прикоснулась к грязи, и этот опыт вот так, без какой-либо защиты, без подготовки, едва не убил её. Ей казалось, что она сама вся в грязи, и что никогда ей не избавиться больше от этой грязи.

– Что – ты?! – Настаивала Анна. – Что, совесть проснулась?! Ну, надо же! Оказывается, что-то в тебе ещё осталось, а?! – И она заговорила, нарисовав Мэг в красках все последствия её рокового решения: позор и гибель несчастной Моргаузы, войну Элодиса с Ирландией и гибель невинных людей, гибель самого Карла и, наконец, страшную кару, которой завершится всё для самой Мэг. Всё это в изложении Анны выглядело таким неизбежным, таким реальным, что Мэг испугалась до полусмерти. После этого Анне оставалось только вырвать из неё слабое «Да» в ответ на страшный вопрос: «Теперь ты понимаешь, что ты едва не сделала?», и обещание, что она скажет Карлу твёрдое «Нет». Опасаясь, что Мэг не сможет быть достаточно твёрдой, Анна сама пошла с девушкой. По дороге Анна продолжала дрессировать её, рисуя перед Мэг кошмарные картины: погибшие и несчастные люди, война, кошмарные видения крови и страданий. Карл не хочет думать об этом, он, как любой мужчина, желает только получить своё любой ценой. Его увлекло то, что Мэг монашка и кажется ему недоступной; но, насладившись её телом, он забудет её. Зачем она ему?! Что в ней есть такое, что может прельстить принца? Только такая дурочка, как она, и может искренне рассчитывать на это! И всё бы ничего, но он не просто мальчик, он принц, и последствие его слабости может быть роковым. Из них двоих кто-то ведь должен думать о будущем! Бог выбрал её, значит, твёрдость должна проявить она.

– И не стоит говорить с ним о своей непристойной страсти! – Напоследок припечатала Анна. – Этим ты лишь усугубишь и без того тяжёлое положение. И облегчишь ему разлуку с тобой. Ты же не хочешь, чтобы он страдал?

– Нет. – Тихо сказала Мэг. – Но что мне сказать ему, матушка?

– Скажи, что за эти дни ты много раз спрашивала своё сердце, и окончательный твой ответ был: ты не любишь никого, кроме Бога, и до конца своих дней будешь принадлежать только ему. Ведь это так? Так, Мэгенн?!

– Так. – Сердце Мэг упало, едва она представила, как примет Карл её слова. Но она понимала, что это единственный правильный вариант. Если она его не любит, то нет смысла и настаивать. И так ему легче будет вырвать Мэг из сердца… Несчастную Мэг, которая никогда не забудет его!

6.

Сумерки принесли прохладу, которая, стелясь по траве, холодила ноги. В сумеречном небе стремительно носились ласточки, сильно пахло травой и свежестью. У крепостной стены девочка забрала телёнка и, что-то напевая, тащила его домой, а телёнок, поспешая, задирал белоносую мордочку и то и дело переходил на галоп. Мэг подошла к вязу и, заметив Карла, немного попятилась. Он кинулся к ней, счастливый, возбуждённый:

– А я опять раньше… Еле дождался! Ты знаешь, я сегодня…

– Карл, погоди! – Взмолилась Мэг. – Не трогай меня! Я, может быть, разочарую тебя, не мне судить, насколько сильно, но…

– Не понимаю? – Напрягся Карл.

– Ты просил ответа, помнишь? А я обещала подумать и ответить.

– Конечно, помню! А ещё я помню, что ты призналась, что не равнодушна ко мне!

– Это так, и в моём глупом сердце ненадолго возникла склонность к тебе. Но это прошло. Вот мой ответ: я хочу остаться в церкви.

– Нет. Это не твой ответ! – Карл был потрясён и разочарован. – Ты н-не понимаешь сейчас, что д-делаешь! Я знаю, что т-ты меня любишь, я эт-то з… зн… зн-наю!!! Тебе кто-то что-то с-сказал, да? Т-ты ведь… н-не сама это прид-думала!!!

– Я сказала, как есть. – Слёзы закипали в груди Мэг, и она держалась изо всех сил. – Пожалуйста, прими это, и опусти меня! А я буду молиться о тебе…

– Мэг, если ты сейчас скажешь «Нет», я…

– Но я уже сказала «Нет»! – Закричала Мэг. – Как ещё тебе сказать?! Не надо больше ни клятв, ни угроз, пожалуйста!!!

– И тебе плевать, что я несчастен?

– Нет! Нет, не плевать! Я буду молиться о тебе и твоей жене, чтобы у вас всё было хорошо!

– Значит, ты о моей жене беспокоишься? – Глаза Карла полыхнули жёлтым, тигриным огнём. – Вы в-все так о ней б-беспокоитесь! А я её н-ненавижу!!! Вы все за меня хотите выд-дать… Хорошо! Но видит Бог – для неё было бы лучше прямо сейчас уд-драть в в-вашу п-поганую Ирландию!!! Вам, обеим!!!

– Не надо, Карл! – Испугалась Мэг. – Она ни при чём! Если я тебя разочаровала, никто кроме меня не должен страдать!

– А мне п-плевать! – С яростью произнёс Карл. – Если м-мне больно, я б-бью, а кого – плевать!!! Говори: ты окончательно р-решила?!

– Да! – Выкрикнула Мэг. Слёзы брызнули у неё из глаз, но Карла её слёзы уже не тронули.

– Хорошо. Вали куда хочешь, я т-тебя н-не д… Вали!!! И помни, что всё, ч-что плохого с Моргаузой случится, всё из-за тебя!..

– Карл, не надо! – Перепугалась Мэг. – Ты не можешь быть таким жестоким!!!

Но ни мольбы, ни слёзы до Карла больше не доходили. Ему казалось, что Мэг посмеялась над ним, предала его, а почему, бог весть. В ярости он повернулся и пошёл прочь – сначала пошёл, потом побежал. Столько всего бушевало в нём, что он мчался через лес, пока не свалился без сил. Но и свалившись, не получил успокоения: боль, обида, ненависть и отчаяние сплелись в нём в такой узел, разделаться с которым вот так, с размаху, было невозможно. В замок вернулся он только на рассвете, на звук колокола. В замке его уже искали; особенно переживала королева. Карл отрывисто бросил в ответ приглашавшей его к матери Стил:

– Передай королеве, что я женюсь на Моргаузе завтра, пусть готовится! – И заперся у себя, прогнав даже Олле.

Не открывал весь день. Мрачные мысли, бродившие в нём, были примерно об одном и том же: они все пожалеют, и Мэг особенно! Они ещё узнают его! Они думают, что победили его! Ну, так они пожалеют, что это сделали, они все пожалеют!!! А пока пусть готовятся к своей свадьбе… Он к этой… пальцем не притронется! И что они сделают тогда, интересно?!

Он даже не ел – был сыт по горло своей злостью. Вечером открыл королеве, которая весь этот день не находила себе места, не зная, радоваться ей или пугаться? Увидев сына, она склонилась к последнему. Спросила тревожно:

– Что с тобой, Чарли? Что тебе сказала твоя девушка?

– Не говори со мной о ней! – Вспыхнул Карл. – Я её ненавижу! Пусть пропадёт… Исчезнет!!!

– Хорошо! – Королева чуть не плакала, впервые в жизни видя сына в таком состоянии. – Я не буду… Раз она так поступила с тобой, то и не надо думать о ней… Но свадьба! Завтра – слишком рано, милый!

– Или никогда! – Отрезал Карл. – Понятно?! Или я женюсь завтра, или вообще не женюсь!

– Дай нам хотя бы три дня, сынок! Приданое не готово…

– Кто-нибудь здесь понимает меня?! – Закричал Карл. – Зачем длить мою пытку, мать?! Я ненавижу эту девку, и плевать мне на её приданое!!! Пусть хоть голая идёт, мне всё равно! Пусть всё кончится скорее, иначе я… сбегу отсюда!

– Разумно ли тебе вступать в брак с такими мыслями? – Засомневалась королева.

– Ну, и слава Богу! Значит, отправляйте её обратно!

– Да как ты можешь!!! – Не выдержала королева, которой в эти дни тоже сильно досталось. – Ты совсем ещё ребёнок – злой, капризный ребёнок! Ты тешишь свою прихоть, а я мучаюсь! Моргауза юная, прекрасная, желанная, а ты ведёшь себя так, словно мы каргу кривоногую предлагаем! В жертву тебя предлагаем… Ты заставляешь меня чувствовать себя чудовищами, а мы ведь желаем тебе добра!

– А ты заставляешь меня притворяться, только бы тебе было хорошо! – Огрызнулся Карл.

– А если и так – неужели спокойствие твоей матери не стоит небольшого притворства?! – Со слезами на глазах королева встала. – Мы оба знаем, что этот брак неизбежен, и ты стараешься в отместку уязвить кого-то побольнее… И этим кем-то, конечно, являюсь я – всегда являюсь я!

– Мать, только не плачь! – Сердито воскликнул Карл.

– Мужчины этой семьи все свои неприятности всегда срывают на мне! Я как кукла, в которую вы тычете булавками своей злобы; на кого бы она ни была направлена, страдаю я! Я все пальцы исколола, готовя приданое, я успокаиваю Скульда, эту девочку, тебя, и теперь ещё ночь не спать, чтобы хоть что-то успеть…

– Ну, хорошо, мать, хорошо! – С сердитым и капризным, но ласковым выражением обнял королеву Карл. – Три дня, так три. Только не плачь и не говори мне всё это!

– Чарли, милый, ты полюбишь Моргаузу! – Убеждённо произнесла королева. – Разве её можно не полюбить? – И она искренне в это верила. – Сколько браков родители заключают против воли своих детей ради их же пользы! И дети потом благодарят своих родителей!

– Да, мать. Конечно. – Карл потихоньку вывел мать из комнаты и проводил на женскую половину.

7.

Вернувшись, Карл увидел Олле, который тоже сильно переживал, и сказал, навалившись спиной на дверь:

– Олле, пожалуйста, сходи к ней. В последний раз.

– К Мэг?

– Да. Скажи, что если она передумала, я её прощу, и никогда ни словом её не попрекну. Только пусть скажет, что любит меня… И намерения мои не изменились – я люблю её и хочу в жёны. Но если она упорствует – пусть пеняет на себя! Скажешь?

– Да. Иду…

Не было Олле довольно долго. Дело в том, что Мэг тщательно охраняли, и Олле пришлось проявить изобретательность, чтобы добраться до неё, а потом утешать Мэг, объясняя ей, что Карл – принц, берсерк и лучший на свете друг, но очень вспыльчив и резок, и часто бывает не прав, о чём потом жалеет; и чаще всего это происходит из-за его несдержанности. А Мэг плакала и в тысячный раз повторяла, что всё делала ради мира и спокойствия в Элодисе. «Понимаю, – возражал Олле, – но с Карлом так: не угадаешь, где промахнёшься, где нет. Теперь он несчастен и способен на всё, и это очень опасно». Прервала их тет-а-тет Анна, сильно волновавшаяся за неё… Но волновалась она зря. Мэг оставалась тверда, хоть известие о том, что через три дня свадьба принца, разбило ей сердце.

Олле, тоже переживавший за друга, по-своему попытался ему помочь, и всё рассказал королю. Тот был удивлён и раздосадован, но большой беды в нелюбви Карла к невесте не увидел.

– Я ожидал чего-то подобного. – Пояснил он. – Карл капризный, своенравный и характерный мальчик; до сих пор всё происходило в его жизни так, как он хотел, вот он и нервничает, и злится. Я хорошо его знаю! Ему пора повзрослеть, и женитьба – самая лучшая возможность для этого.

– Он может отомстить Моргаузе, и чем это кончится, подумать страшно! – Не унимался Олле. – Ну, как вы этого не понимаете?!

– Ну, что ты! – Усмехнулся король. – Как бы ни было, а мой сын – нормальный, здоровый мужчина. Ты же меня понимаешь! Не может никто, обладая такой красавицей, не увлечься ею! После первой же брачной ночи всё наладится. Вот увидишь! Я прожил на свете не один день; я старше тебя и кое-что знаю о жизни и любви. Ты молод и полон романтики… А жизнь намного проще и мудрее. Хорошо, что ты любишь своего принца, и не в обиде на тебя за твою попытку, наоборот – благодарен тебе за неё. Мы же не скажем ничего, ни Карлу, ни королеве, верно? – Король подмигнул Олле, и тот был вынужден принять предложение.

Чтобы помучить Мэг, Карл потребовал, чтобы она пела на его свадьбе, и именно поэтому она не поехала в Торхевнен. Получилось же, что он мучил и себя самого… В пении Мэг было столько щемящей душу боли, столько чувств, что многие выходили из церкви со слезами на глазах. А сама Мэг пережила такой надрыв, что из церкви бросилась прямиком к обрыву, поросшему сиренью. И случилось так, что в этот момент Юна, тоже всплакнувшая из-за свадьбы Карла, поймала Мэг в последний момент, удержав на самом краю.

– Дура! – Толкнула Юна девушку. – Совсем сдурела?! – Но Мэг разрыдалась так, что у Юны защипало в носу, и она неожиданно для самой себя обняла Мэг и тоже заплакала. Несколько минут они ревели, даже не подозревая, что оплакивают одного мужчину.

– Я вот любимого потеряла, – сердито вытирая слёзы, призналась Юна, – и то не прыгаю с обрыва! Подумаешь, переживу. Он ещё тыщу раз пожалеет, что так поступил, только поздно будет!

– Он тоже женился? – Всхлипнула Мэг.

– И прямо сегодня! Нет, каково, а? Ведь ещё недели не прошло, как он клялся, что от меня без ума, и ни за что не женится, бла-бла-бла. И вот он женился, и со мною и словечком не перемолвился! Словно я никто…

Мэг вся помертвела. Сегодня женился только Карл… Только Карл. И вот эта девушка, и она, Мэг, обе они пережили одно и то же… И получили удар в самое сердце от одного и того же человека! Он обманул её, вот и всё. Как Юну… Как много, кого ещё. И матушка была права, и вовремя спасла её, Мэг, от падения. Он не любил её, просто хотел похитить её девственность и бросить. Мэг не плакала больше. Она словно умерла – хоть и не думала никогда, что такое бывает, если человек ещё жив!

Карл убеждал себя, что ненавидит Мэг и никогда не простит её; он хотел сделать ей больно, и только об этом думал, произнося слова обета Моргаузе. В его словах звучало злое торжество; но когда всё было кончено, он вдруг осознал, что натворил, и стало страшно. Он навеки связал себя с женщиной, которая была ему не нужна!

Моргауза ничего не знала о Мэг и страданиях Карла. В поспешности, на которой настоял принц, она увидела доказательство его страсти, и была счастлива, нетерпеливо дожидаясь конца церемонии. Для неё все происходило слишком медленно! Она не сочла нужным, не смотря на советы кормилицы, изобразить смущение и невинность при поцелуе молодого мужа, а точнее – просто забыла об этом, так велика была пожирающая её страсть. Положенную церемонию поздравления, во время которой вассалы Аскольда приветствовали молодую чету, проходя вереницей по парадной зале, принцесса еле вытерпела. А гости дивились необычайной красоте юной принцессы и признавались друг другу, что не видывали более красивой девушки. В костюме и уборе невесты, украшенная золотом и драгоценностями, в мантии, подбитой горностаем, тонкая и изящная, она была, по признанию отца Марка, как сама Невеста в Песне Песней! Никогда ещё и молодые, и старые мужчины так дружно не завидовали принцу Элодисскому! И все сомнения его родных улеглись при этом: невозможно было поверить, что можно отвергнуть такую девушку. Только Олле был начеку, и когда новобрачные по окончании церемонии ушли в отведённые им покои, он с несколькими людьми расположился у их дверей.

И это спасло принцессе жизнь: когда Карл убедился, что она порочна, он едва не убил её. Услышав её крики, Олле ворвался внутрь и, рискуя жизнью, отнял у Карла новобрачную. С порванной одеждой, с синяками и кровью на губе, она спряталась в покоях королевы, насмерть перепуганная и растерянная… Карл же, у которого отняли его жертву, впал в бешенство, и голыми руками покалечил одного из воинов, пытавшегося его удерживать. Им пришлось запереть дверь снаружи и оставить Карла бесноваться в одиночестве. Даже его берсеркское бешенство оказалось бессильным перед дверью из морёного дуба и железным засовом. Выбившись из сил, Карл рухнул на пол и уснул.

Эта ночь была тяжёлой для обитателей Хефлинуэлла. Кормилица Морлан, и даже королева утешали принцессу и говорили, что Карл со временем успокоится, но она испытала на себе его бешенство и неистовство, и не могла уже его не бояться. Сама мысль о Карле приводила её в ужас.

День пришёл, но напряжение не спало. Первым к Карлу вошла королева со словами увещевания и упрёка; но Карл не изъявил ни сожаления, ни раскаяния, ни сострадания. Напротив – заявил, что убьёт Моргаузу, как только увидит, не простит оскорбления и бесчестья ни ей, ни Колю, и хочет, чтобы её с заслуженным позором отправили к отцу вместе с её поганым приданым. Положение казалось достаточно безнадёжным… Даже Скульд впервые в жизни здесь оказался абсолютно бессилен.

Глава третья.

Прощение.

Ничего не смогли сделать ни Скульд, ни королева: Карл стоял на своём, и был в своём праве. Он имел право, ещё языческое, старое право, изгнать невесту, оказавшуюся порченой, с позором вернуть её отцу вместе с приданым, и Коль не имел оснований оскорбиться и начать с Элодисом свару из-за этого. Принц так же имел право убить Моргаузу, за причинённое бесчестье, чем и грозился, вынуждая принцессу безвылазно прятаться у королевы. В своей извечной привычке врать и изворачиваться, принцесса попыталась клясться, что невинна, и Карл клевещет на неё, но тут сама королева одёрнула её, пригрозив, что этим только сильнее взбесит Карла. Моргауза теперь так боялась Карла, что самый слабый намёк на его гнев усмирял её, как овечку. Принцесса боялась мужа, боялась позора, до смерти боялась возвращаться домой с такой оглаской, и считала себя самой несчастной на свете. Королеву она смягчила, рассказав старую сказочку о насилии; но Карл об этом даже слушать не захотел, когда мать робко заикнулась об этом.

Весь Гранствилл гудел, обсуждая произошедшее, и Карл это знал. Гордость его страдала страшно; все эти дни он пил и не выходил из замка, втайне строя планы, как достать Моргаузу в покоях матери и прикончить её. Олле здесь ему был не помощник: он настаивал, что её надо прогнать к отцу, в конечном счёте, для них обоих так будет только хуже. Может, и хуже, – соглашался Карл, – но я так эту тварь ненавижу, что пока она жива, мне житья не будет.

– За что. – Тупо твердил он. – За что они так поступили со мной?.. За что они меня так предали, Олле?! За золото? За землю?!

– Я не верю, что они знали. – Олле был так же потрясён и целиком и полностью на стороне друга, но лучше владел собой и не утратил способности здраво рассуждать. – Нет, Карл, я поверить в это не могу! Король тоже в ярости, и тоже слушать о принцессе не хочет; да и королева… Эта… твоя… она наплела королеве, что якобы её изнасиловали, и королева жалеет её, но на деле-то никто этому, кроме королевы, не верит. Все же видели, как она вела себя, и как…

– Хватит!!! – Зарычал Карл. – Ни слова об этой твари, иначе я себя не помню!!! А Скульд… О-о-о, как я ему отомщу!!! Отец-то не знал, это точно, он так со мной бы не поступил… Но Скульд знал, я точно знаю, он знал!!! Моя честь, моё сердце… Всё это – за его поганые планы и золото!!! Ненавижу… Ненавижу!!! Сунул мне потаскуху в постель!.. – Карл чуть не плакал. – Как мне теперь смыть эту грязь, Олле, как?!

– Выгнав её с позором. – Олле не колебался ни секунды. – Вместе с её приданым! И пусть этот Коль только посмеет что-то возразить!

И так думал буквально каждый в Элодисе. Буквально каждый был на стороне Карла, и никто не сомневался, что порочная принцесса скоро отправится обратно в Ирландию. И никто не злословил и не радовался этому больше, чем Юна! Она прямо-таки торжествовала и разносила по Гранствиллу сплетни: принцесса прячется, Карл грозится её убить, в замке смятение… Захотели породниться с великим королевством! То-то сейчас потешаются в Далвегане и Анвалоне! Разве, в самом деле, отдал бы кто красавицу-принцессу, будь всё по чести?! Уж конечно, чистенькую девочку отдали бы за кого познатнее! Да это же было сразу видно!

Но в королевском замке молчали, и разговоры и сплетни не выходили за пределы женских половин. Неделя после свадьбы шла к концу, а Моргаузу пока что никто не выгонял с позором. В городе заволновались. Прибывшие с принцессой ирландцы ходили мрачные, и чуть что, хватались за оружие… Обстановочка была та ещё. В воздухе прямо-таки ощутимо витал запах крови, которая должна была неминуемо пролиться.

Аскольд в первые дни безоговорочно принял сторону сына, и слышать не хотел о том, чтобы замять скандал. Скульду пришлось не сладко: сначала ему пришлось доказывать, что он не знал о порочности принцессы, а потом – что им не нужны ни месть, ни конфронтация с Колем.

– Ты женил сына не на женщине, а на Ирландском золоте. – Втолковывал Скульд королю, который сидел, подперев рукой тяжёлую голову, и казался постаревшим в один день, но суровым и непреклонным. Скульд ходил перед ним по круглому помещению на четвёртом этаже Золотой Башни: на подоконнике раскрытого по случаю жары окна голуби, которых очень любил Аскольд, толкаясь и то и дело взлетая и снова садясь, клевали пшено. Их страстное воркование успокаивало короля, в эти дни сильно злившегося на Скульда. С раннего детства Аскольд привык делать так, как говорил Скульд, хитроумный, дальновидный и хладнокровный. Заслуги его перед Элодисом были громадны; в сущности, Элодис и существовал-то благодаря Скульду, и только ему! Аскольд прекрасно осознавал, что истинным правителем Элодиса был именно Скульд, и давным-давно смирился с этим. Даже не так: он никогда не оспаривал это, привык к этому и верил, что так надо… Единственный его бунт, первый и последний, был во имя Зуры, о чём Аскольд не пожалел ни единого мига их совместной жизни… Да, даже тогда, когда Зура не могла дать ему сына, и Скульд настаивал, что они должны развестись. Но чего это стоило Аскольду! Именно тогда он, полуэльф, которые обычно жили намного дольше людей, начал страдать сердечными болями, одышкой и сердцебиениями. Король сдал, а Скульд, напротив, почти не менялся внешне, и теперь, когда королю было пятьдесят, а Скульду семьдесят, они выглядели ровесниками. Старые, но жилистые, покрытые веснушками руки Скульда ещё способны были держать меч, а король начал быстро уставать и старался не покидать замок. Да, Скульд командовал Аскольдом, как хотел… Но не в этот раз! Коль нанёс страшное оскорбление Элодису, и заслуживал только одного: чтобы его дочь вернули обратно, как испорченный товар, и тем опозорили их обоих. И даже великие короли в Таре признают право Карла подлинным! Аскольд думал только об этом, Скульд же говорил о другом.

– Нам нужны были золото и наёмники, и мы их получили. Нам нужно было родство с королевской кровью великой державы – мы получили и его. А что принцесса оказалась с изъяном, так такое маленькое королевство, как Элодис, и не могло рассчитывать на иное! Нам просто несказанно повезло, что у них оказалась такая принцесса, это шанс, Аскольд! И мы не имели права его упустить!

– Но позор!!!

– Если бы твой сын не устроил бы всё это представление, никто не узнал бы ничего! Бог мой, да сколько таких историй и скандалов так и не выплывают на свет! Половина всех девиц не сохраняет свой веночек до замужества, и сколько мужчин кормят не своего поскрёбыша, кто знает?! И нечего так сверкать глазами на меня, Зура тоже досталась тебе початой, разве нет?! Кто сказал, что девчонка не врёт, и её не обесчестили силой?.. Если мы сейчас будем махать своей гордостью, как флагом, то от неё и погибнем, и будет наша гордость нашим надгробным камнем. Король Коль войны нам объявить не посмеет, но и оскорбления не стерпит, а его гордость, в отличие от нашей, питается золотом и мощью Ирландии. Что бы ты сделал на его месте? Молчишь? А я скажу, что сделал бы я! Я бы заключил союз с Анвалоном, королевством куда как сильнее и богаче Элодиса, и вместе они раздавили бы нас, как пустой орех! Разве я не догадывался, что девочка не без греха?.. Именно поэтому я взял за ней приданое равное двум обычным; и мало того: теперь я с лёгким сердцем могу забыть о всех обязательствах, что взял на себя при заключения союза. Если Коль напомнит нам о них, мне есть, что возразить. У нас развязаны руки, как бы Коля не разозлило это, Моргауза и её потомство будут нам защитой против любых его враждебных намерений.