Полная версия
Исповедь. Часть 2
–Хватит будет, когда я решу, уяснила? – он двинулся за мной, но я успела закрыть дверь спальни на замок, упав на кровать и разрыдалась от обиды, что давила меня. Честно, я ожидала другого разговора с Олейником, когда наши отношения станут известны его жене. Я надеялась, что он будет настроен решительно, оборвет нашу связь, распрощается со мной, пускай хоть на время. Сделает вид, что его вообще заботит то, что происходит в его семье. Но его, видимо, ничего не заботило. Он дальше своего кошелька и члена вообще ничего не видел. Я рассчитывала, что он хотя бы трезвый будет, но нет, он бедненький, пытался заполнить бухлом в своем мозгу ту пустоту, которую Юлька выела ему чайной ложкой. А меня использовать как утешительный приз, которому не выцарапали глаза и не повырывали все волосы. Значит еще сойдет.
Женя грохнул кулаком в дверь. Кричал, чтобы я открыла, иначе он ее высадит и тогда мне не поздоровится. А я тупо выла в подушку, не в силах сдержать своих слез. Когда-то я говорила, что меня вполне устраивает расклад быть содержанкой? Это была чистейшей воды ложь! Это самое ужасное, что может ощущать женщина. Быть кому-то обязанной, принимать подарки, деньги и выполнять прихоти, по графику, по шаблону, по договору… Это низко. Так обращаться с собой позволят только отчаявшиеся и опустившиеся ниже плинтуса глупые бабы, которые позволили растоптать свою гордость и задушить свою честь. Некоторые были ведомые завистью и жадностью, некоторые местью. Но итог был одинаков – все мы просто продажные шкуры, не более, униженные, потерявшие себя, просто в дорогих цацках да побрякушках, и на лбу со сверкающим клеймом из стразиков выблескивающим кричащей надписью “любовница". Я ни одной женщине не пожелаю испытать тех чувств, что испытывала сейчас я. И я молилась, чтобы больше мне не пришлось снова и снова переживать эти ощущения, потому что они были слишком обжигающими и отравляющими. Но понимала, что нечто подобное мне придется ощутить, когда Олейник узнает о моей беременности.
–Жень, прошу, уйди, я одна хочу побыть. Хоть раз услышь мою просьбу! – в слезах взвыла я, не в силах больше слушать этот рык за дверью. И, к моему удивлению, но, кажется, Женя услышал. Ночевать он все же остался у меня. Я долго слышала работающий телевизор в другой комнате, но выходить со своей спальни не решалась до утра. Хоть мы оба успокоились, утро вечера мудренее.
–Вот такой у нас папа, малыш. Мудак полный. Но мы без него будем, потому все у нас будет хорошо. Зачем нам тот, кто нас не любит, правда? – погладила я свой живот, успокаивая свое маленькое счастье. И пожелав ему спокойной ночи, отправилась к Морфею.
Утром меня ждал приятный сюрприз. Женя проспался, протрезвел, и даже приготовил завтрак. Когда я вышла на кухню, он виновато посмотрел на меня, притягивая к себе, заключив в объятия. Я ощутила запах его тела и свежий запах лосьона для бритья. Если бы он всегда был таким, каким был крайне редко, этот запах я бы полюбила, как и полюбила бы самого Олейника. Нет, здесь не было мысли о том, что стерпится слюбится.
У меня были сильные симпатии к этому мужчине, были какие-то чувства, не переросшие в любовь. Но зная, какой он, я понимала, что моей любви он не заслуживает.
–Прости меня, детка, за вчерашнее, – шепчет Женя, а я знаю, что от этого его чувства вины и следа не останется, стоит ему услышать мои новости.
–Жень, я беременна, – коротко, сразу в лоб, заявляю я, так и стоя в его объятиях с опущенными руками. Ощущаю, как Олейник затаил дыхание, и, кажется, даже сердце его перестало в этот момент биться.
–Хорошо, я позвоню в лучшую клинику, договорюсь обо всем. Тебя примет лучший врач, – безразлично, холодно, совсем безэмоционально отвечает Женя.
–О чем договоришься?
–Об аборте, – и тут меня как током прошибло. Я, как ошпаренная кипятком, оттолкнула Женю с такой силой, что он пошатнулся. Я смотрела на него с ненавистью! Урод моральный! Бесчувственный убийца! Вот так спокойно говорить об аборте!
–Это мой ребенок, и я не позволю тебе решать за меня!
–Рита, ты смешная, что ли? А потом тесты на отцовство, ты права свои заявишь, алименты требовать начнешь, зачем это все? Зачем усложнять?
–Да на хер ты мне сдался, со своими алиментами! – выплюнула я, помчавшись обратно в спальню, став поспешно выгребать свои вещи со шкафов. Все. Хватит.
–Срок какой, Дорофеева? – так же пофигистически продолжает Олейник, как истукан став в дверном проеме моей спальни.
–А оно тебя пусть не колышет, – резко отвечаю я.
–Значит так, красавица. Я на неделю лечу в командировку. Сейчас уйду я, не утруждайся всеми этими демонстративными сборами. Контакты врача и время, когда тебя примут, я сообщу. У тебя неделя, чтобы решить этот вопрос добровольно. Иначе я тебя за патлы затащу к доктору, усекла? Хороших выходных, Рита. Можешь считать, что у тебя еще один внеплановый отпуск. В штабе я сообщу о твоем отсутствии, – и все. Он ушел, хлопнув дверью. Оставив меня пережевывать эту мысль, с которой он меня оставил. Да никогда и даже под дулом пистолета я не убью своего ребенка.
–Не слушай его, комочек, слышишь? Он не поступит так. Я не позволю, – положив руку на живот, шепчу я, уверяя своего ребенка, что смогу защитить его от его же отца.
Глава 8
У меня складывалось впечатление, что всю свою сознательную жизнь Олейник оттачивал мастерство пофигизма. А теперь закрепляет навыки на мне, демонстрируя, насколько ему плевать на все, что происходит со мной. Преследуя лишь свои собственные цели, он считал себя главным в любой ситуации, оставаясь уверенным в том, что я, как и все вокруг него, беспрекословно буду исполнять его приказы. Нет, это были не приказы, а прихоти, которые зарождались в его голове, что жалили, вырываясь ядовитым роем. Большинство людей научились принимать вид серьёзного безразличия, клеймя необычные позиции в попытке казаться нормальными. Но разве я многого просила? Я ни разу за все время, что была с ним, не просила ни-че-го. А когда захотела сохранить то, что поистине стоит считать самым большим даром, он разом решил лишить всего. Нельзя доверять человеку, который все считает хорошим или плохим, а уж тем более тому, кто просто равнодушен ко всему. И я решила, что стоит взять с него пример, ведь именно с того самого момента, когда тебе становится безразличным все, что происходит на стороне – начинается свобода. Я хочу быть свободна, хочу, чтобы от этих оков был свободен мой ребенок. Не место нам в обществе гиен, что готовы при первой возможности разорвать тебя. И в момент, когда равнодушие одного человека нагрузило ощущением, словно от меня отвернулся весь мир, из медленного погружения в меланхолию вырвал телефонный звонок.
–Ты где пропала? – слышу встревоженный голос Никиты. И мне становится еще сложнее. Мне нужна его забота. Нужен Он. Такой, каким был сейчас, в попытках отстроить отношения, по руинам которых мы так долго топчемся. Эгоизм? Отнюдь. Просто женщина должна ощущать, что любима, что в ней кто-то нуждается. Я не ломала его, не перевоспитывала. Он сам пришел к этому. И все, чего я хотела, чтобы он был рядом. Ощущать как во мне бьется половина его сердца. Спрятаться в его тепле, забыться, разделить мир с ним одним. Но осознание того, что после всего, что мы прошли, после этого шага, со стороны Измайлова, все может рассыпаться и развеяться по ветру пылью затертых до шаблонов желаний, заставляло безмолвно кричать. Ощущения, словно это ампутация вживую, со злорадствующим смешком лихого доктора где-то там, глубоко в моем подсознании.
–Дома пропадаю. Видок неподобающий для вылазок на люди, – горько усмехнувшись, отвечаю в трубку, рассматривая свое бледно-зеленое лицо.
–Что случилось?
–Встретилась с женой Олейника.
–Она хоть жива осталась? – слышу усмешку в голосе Никиты. И, знаете, эта усмешка горделивая, словно он зазнался, зная, какая я у него боевая. И я ощутила, как довольствуется этой гордостью моя внутренняя богиня.
–К сожалению, – на выдохе отвечаю я. Повисает какое-то молчание, впервые за все время, с тех самых пор, как мы решили возобновить наше общение. Хотя это выходило с переменной успешностью. Потому что на Бали мы послали друг друга как можно красноречивее, ну, а по приезду в Москву, решили, что еще не время разбегаться. Мы признались себе, что не верим в сожженные мосты. И все теперь зависело от нас двоих. Но мы продолжали топтаться на одном месте.
–Я приеду?
–Приезжай, – он словно мысли мои прочитал. Мне не понадобилось намекать, ходить вокруг да около. Ощутив, что я нуждаюсь в нем, на каком-то подсознательном уровне, будучи со мной на одной волне, волне, которой связаны такие безумцы в своей любви, он сказал, что уже выезжает.
Я еще не была готова рассказать обо всем. Безжалостно подпуская Никиту ближе, следуя ему навстречу. Усугубляя все из-за своей вечной глупости. Если бы я была сильнее и научилась сразу говорить правду… Но я не могу.
Все было таким сложным, но, по сути, куда проще, если разобраться и понять, что следует менять. Но полуправда это то же самое, что и полуложь. От перестановки этих слагаемых сумма не менялась. И понимая это, я не пыталась искать решений в сложных для меня уравнениях, где не получится найти неизвестную. Я расскажу, немножко позже, уверяла я сама себя, но мало верила в то, что решусь самостоятельно. Дождусь, когда Измайлов сам все узнает и пинком под зад попрет. Но до этого самого момента у меня есть немного времени, чтобы побыть с ним рядом.
Пока я ждала приезда Никиты, все же начала собирать свои вещи. Это место стало для меня клеткой, в которой я лишь птичка, с подрезанными крыльями. Но если не улететь, то сбежать я смогу. Решила еще раз умыть лицо, надеясь, что смогу отмыть гребаную зеленку. Результат был не идеальный, но уже лучше. И когда в двери позвонили я накинула на голову капюшон махрового халата и поплелась открывать двери, угнув голову, пряча лицо.
Позволив Никите войти, я не спешила смотреть на него. Он запустил руки под капюшон, скидывая его, нежно касаясь ладонями моего лица, подушечками пальцев скользя по щекам, пройдясь по царапине, которую оставила Юлька. А после Измайлов улыбнулся.
–Я всегда знал, что ты какая-то марсианка. Особенная, не такая как все. И вот тому доказательство, предо мной зеленый человечек во всей красе.
–Да ну тебя, – надув губы, я поспешила уйти, но Измайлов поймал меня, притянув за руку к себе, заключая в объятия. И мы просто молча стояли, обнимаясь на пороге. Я невольно подняла руки, обнимая Никиту в ответ, сильнее прижимаясь к нему, жадно вдыхая любимый запах. Это не закончится, я знаю точно. Он неисполнимая мечта. Все, что происходит между нами – лживая надежда. Мы словно камни идем на дно, хотя кажется, что вот-вот все будет хорошо.
–У тебя под домом псы сторожевые не на привязи пасутся, – подмечает Никита, наконец немного отстранившись от меня.
–Плевать на них, Никит, – отхожу от Измайлова, возвращаясь к сбору вещей.
–Даже так. Не расскажешь, что случилось?
–Не расскажу. Просто этому всему пришел конец.
–Ты ушла от него? Это значит…
–Никит, нет…это ничего не значит. Это было бы не правильно, я уже напрыгалась с одной постели в другую. Уж прости, от себя самой гадко, – на этот аргумент Никита ничего не ответил лишь вскинув брови, едва заметно кивнул головой. Ну, конечно, сам так считает. Потому и отрицать не стал. Стало как-то неприятно и противно, ком к горлу подступил, грудную клетку сдавило так, что дышать стало тяжело, а уже в следующий момент меня страшно затошнило. И я машинально прикусила кончик языка. Когда-то меня в молодости, водитель такси учил в такой способ бороться с подступающей рвотой. Не знаю, работало ли, но с того момента именно так и делаю. “Маленький, не сейчас, пожалуйста, комочек мой… не надо перед Никитой. Молю тебя” – мысленно я просила своего ребенка не выдавать нас Измайлову. Не сейчас, не при таких обстоятельствах, не в такой неподходящий момент. И малыш, словно услышал меня. Тошнота постепенно отступила, но мимолетное помутнение в моем состоянии Измайлов заметил.
–Рит, ты в порядке? – заботливо коснулся моего плеча, заглядывая в глаза. И вот столкнувшись с ним взглядом, проваливаюсь в свою темную вселенную. Чернота его глаз – моя пропасть.
–Да, все нормально, спала плохо, на нервах вся. Но все хорошо. Ты меня в Крылатское сможешь отвезти?
–Что за вопросы, смогу, конечно, – сразу же соглашается Никита. Обстановка между нами была напряженная. Мы не разговаривали, от слова вообще. Я молча спихивала вещи в сумку, пытаясь утрамбовать как можно больше, понимая, что всё все равно не смогу забрать за раз. Но у меня была неделя, чтобы перевезти все свое барахло обратно к родителям.
Переодевшись, я была готова скорее покинуть эту квартиру, пропитанную грязными воспоминаниями. Больными и тревожными, которые беспокоили меня, давая понять, что быстро избавиться от них не получится.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.