Длинное лето

Это «всёшки» резануло её сильнее, чем отсутствие Аллы. Анна Дмитриевна Розе как бабушка, и киселём клубничным угостит, и косы ей переплетёт по-новому, колоском. Красиво. А теперь её не будет, и Аллы не будет, и это не умещалось в голове. Сначала у Розы отняли Аню, теперь вот – Аллочку… Отдали бы её в Розину спецшколу, там не пофилонишь. И таблицу умножения, и английский выучила бы как миленькая. И испанский. Роза фыркнула, и Анна Дмитриевна её не поняла.

* * *

Вике не хотелось заниматься с Розой, у которой совсем не было способностей, вот ни на капельку! Цветочки-листочки может рисовать, а перспективу – нет. Плоские как блин натюрморты, деревья, похожие на цветы, и цветы, похожие на… Нет, ни на что не похожие.

Но за «репетиторство» Вике платили, а деньги в их доме были не лишними. Она будет приходить к Бариноковым. Будет терпеть Эмилию Францевну, которую ненавидит за историю с плеером, за то что унизила её при всех, привела зрителей. Вика не забыла.

Она будет учить девчонку рисовать, пока Розе это не надоест и она попросит папочку найти ей новое занятие. И чего он с ней носится? Прямо сияет весь, когда она лепит на стены свои «пейзажи», за такие из художки давно бы вытолкали в шею.

Вика терпеливо объясняла, терпеливо показывала, терпеливо улыбалась. Никому на свете, даже Розиному отцу, она не расскажет о разговоре, который нечаянно подслушала.

Остап обвинял жену, по всем статьям.

Квартиру родительскую просрала, не могла с отцом поласковей (о том, что «поласковей» с Иваном Андреевичем мог бы быть он сам, Остап не думал).

Марью не могла дожать с завещанием, говно за ней выносила, на цырлах ходила, в своей-то квартире! А квартира теперь не твоя. Она ведь на тебя её хотела переписать, Марья-то, и жили бы сейчас как люди.

Дочку упустила, с этой школой искусств. Реставратором хочет стать, Лучше бы на дизайнера училась, или на модельера, профессия хлебная… Ты хоть знаешь, куда она поступать собирается? В училище художественное, а после в академию, там шесть лет учиться, это что же, нам с тобой до тридцати лет её кормить? Да и работу найдёт ли после Академии, ещё вопрос. Туда поступать – репетитора надо, вот мы с ней вдвоём и пашем, как проклятые. Будет ей репетитор, кровь из носу, но будет. Раз обещал, слово сдержу. И поступит сразу в Академию.

Вика слушала и не могла поверить услышанному. Оказывается, после суда, который они с Натальей проиграли (а Марькина нахрапистая родня выиграла, зубами выгрызла – и суд, и квартиру, и смотрели презрительно, когда они приехали забрать кое-какие вещи. Вещи им отдали, а картины не отдали) – после истории с квартирой на Фрунзенской набережной с Остапом Пилипенко случился инфаркт. Микроинфаркт. Он перенёс его на ногах, перетерпел, а надо было лежать. И теперь сердце прихватывает постоянно, с работы его «попросили», а частным извозом работать – то густо, то пусто, это только в кино «бомбилы» живут припеваючи. Дачу бы продать, а как её продашь, если она троих кормит?

Репетитору плати, кредит плати, за участок садовый плати… Где денег взять? Ты в мастерской своей… на хлеб заработаешь, масло в уме.

Остап говорил, Наталья молчала, и от этого было ещё страшнее.

Глава 24. Жизненный опыт

В свой последний учебный год Вика вступила с определённым жизненным опытом. Её одноклассники – те, кто после десятилетки будут поступать в вуз, – после школы занимались с репетиторами, без этого в «серьёзные» вузы не попасть. В классе только и было разговоров – кто куда собирается поступать. Названия институтов и академий, перед которыми, по Викиному разумению, полагалось благоговеть, произносились в фамильярно-небрежной манере: Московский государственный технический университет им. Н.Э. Баумана именовали Бауманкой, Российский экономический университет им. Г.В. Плеханова – Плешкой, а факультет журналистики МГУ – трепологическим факультетом. Впрочем, на «трепологическом» абитуриентов ждал творческий конкурс, и Викиным одноклассникам, что называется, не светило.

Названия вузов ввергали в трепет и внушали уважение – Московский банковский институт, Финансовый университет, Московский государственный университет информационных технологий радиотехники и электроники…

Викиным одноклассникам всё казалось решаемым, они обязательно поступят, кто же, если не они? И только Вика на вопрос о том, где она собирается учиться, молчала. Если расскажет, уж точно не поступит. Как все творческие личности, Вика была суеверна.

В художественной школе искусств она тоже училась последний год. Викины одноклассники все младше её на два года (в подготовительный класс принимают с восьми лет, Вика училась с десяти, два года подготовительный класс, пять лет основной), художку они окончат в пятнадцать, потом почти четыре года будут учиться в МАХИ (Московское академическое художественное училище) – и при поступлении в Академию (Московская государственная художественно-промышленная академия им. С.Г. Строганова) у них не будет проблем, с такой подготовкой.

А она, Вика? Она не может себе позволить художественное училище, потому что тогда академию она окончит в двадцать семь: по специальности живопись, графика, скульптура уровень подготовки «специалист» требует шести годов обучения, по специальности архитектура – на один год меньше. Сидеть на шее у родителей Вика не сможет, и без Академии она тоже – не сможет. Значит, поступать придётся сразу после школы, без специальной подготовки. В прошлом году Вика была в Академии на дне открытых дверей и теперь всё знает.

* * *

…Она стояла перед стендом объявлений, и у неё разбегались глаза.

«Подразделение: Художественное стекло (кафедра, мастерские), место проведения: 2 этаж, правый переход.

Подразделение: Реставрация художественного металла (кафедра, 801 аудитория), место проведения: 8 этаж нового корпуса.

Подразделение: Монументально-декоративная скульптура (кафедра, мастерские), место проведения: 1 этаж главного корпуса, левое крыло.

Подразделение: Средовой дизайн (кафедра), место проведения: 2 этаж, левый переход» – читала Вика, и у неё останавливалось дыхание.

Она поступит. И будет здесь учиться, и все эти мастерские, кафедры, переходы и коридоры, у которых есть крылья – правое и левое – всё это будет её, Викино, на долгих шесть лет.

– Альма-матер… – произнёс кто-то за спиной. Вика обернулась и встретилась с такими же как у неё, горящими глазами. Альма-матер. Мать-кормилица. Теперь она понимала, почему. Образование – духовное питание знаниями и мудростью.

Факультет она выбрала сразу: «Искусство реставрации». Ещё Вике очень хотелось «Дизайн», но нельзя учиться на двух факультетах сразу.

Кафедры имели магические названия, от которых невозможно оторваться: "Искусство графики", «Коммуникативный дизайн", «Академическая живопись", "Академическая скульптура", "Академический рисунок», "Основы архитектуры, композиции и графики", "Художественное стекло", «Художественный металл», "Реставрация монументально-декоративной живописи", "История и теория декоративного искусства и дизайна"…

Платное обучение стоило невозможно, невообразимо дорого, триста пятьдесят тысяч рублей в год, за шесть лет два миллиона сто тысяч, таких денег у отца нет, ей придётся поступать на бюджетное отделение. Интересно, сколько там мест? Вика вглядывалась в прыгающие перед глазами строчки, и сердце медленно падало.

Графика. Специалитет. Очная. Бюджетные места: 30 мест.

Дизайн. Бакалавриат. Очная. Бюджетные места: 55 мест.

Дизайн. Магиструтура. Бюджетные места: 45 мест.

Живопись. Специалитет. Очная. Бюджетные места: 15 мест.

Искусствоведение. Аспирантура. Очная. Бюждетные места: 7 мест.

Реставрация. Бакалавриат. Очная. Бюджетные места: 5 мест.

Реставрация. Магистратура. Очная. Бюджетные места: 30 мест.

Очно-заочное и заочное обучение предлагалось только по специальности «Теория и история искусств», бюджетных мест 10, стоимость обучения – 350 000 руб./год, как на всех факультетах.

Сердце провалилось в ледяную, обжигающую холодом бездну. И билось всё реже, и медленно холодело.

Огонь в глазах погас. Вика вздохнула и медленно пошла в главный корпус – через левое крыло коридора, через правый переход… который никогда не станет её, Викиным. Шла не разбирая дороги по длинным коридорам, а перед глазами стояли строчки: «Реставрация. Бакалавриат. Бюджетных мест 5. Стоимость обучения 350 000 руб./год».

Ей надо поступить, у них не хватит денег на шесть лет учёбы, это даже смешно, они платят за квартиру и за дачу, а мама получает очень мало, потому что работает неполный рабочий день и ухаживает за Марькой…

– Девушка! А вы куда идёте? Вы не заблудились? Вам какая кафедра нужна?

– Реставрации, – опомнилась Вика. И глупо спросила: – А я – где?

– В альма-матер, – улыбнулся профессор. – В вашей будущей вотчине. Это на восьмом этаже, пойдёмте, я как раз туда направляюсь. А вы, значит, будущий реставратор. Специальность уже выбрали, или ещё не определились?

С Викой так никогда не разговаривали – как с равной. Профессор улыбался ей так, словно был уверен, что она его будущая студентка. Будущая студентка!

– Прошу вас, – профессор распахнул перед Викой двери аудитории. Сидящие в зале (а это был именно зал!) будущие абитуриенты с любопытством на неё уставились. Профессор привёл, знакомая его, или дочка… Эта-то поступит. Тут и думать нечего.

Сердце вылетело из ледяной расщелины молодой сильной птицей и радостно забилось. Она поступит. Обязательно поступит. Нельзя – не поступить.

* * *

Абитуриентов, допущенных к экзаменам, ожидали испытания (так официально назывались представляемые в приёмную комиссию рисунки, этюды с натуры и композиции). Те, чей уровень художественной подготовки комиссия признавала достаточным, допускались к экзаменам – по рисунку, живописи и композиции. Письменный реферат на заданную тему и устный экзамен по истории искусств – это уже после.

По каждой художественной дисциплине даются два задания, на исполнение которых отводится несколько дней. Графика, эскизы, композиции… Поступить в Академию без спецподготовки нереально, даже если ты рисуешь так, как не рисует никто другой, как не рисовал никто ранее. Платное обучение нереально (триста пятьдесят тысяч в год, учиться пять или шесть лет).

Дома Вика заикнулась было о подготовительных курсах (занятия с ноября по май, в режиме экзаменов Академии Художеств), но Наталья Ивановна не хотела для дочери художнического будущего. С выставками, которые не окупаются, потому что аренда галереи стоит баснословно дорого, а посетители, забредшие случайно – кто же ещё пойдёт на выставку никому не известной художницы, много вас таких, за билет заплатишь а смотреть не на что – посетители не спешат расставаться с деньгами…

С лаками и красками, которыми приходится дышать, постоянно, каждодневно. С картинами, которые не скоро пишутся и не скоро продаются. С вечным безденежьем и неслабыми тратами (холсты, подрамники, краски, всё придётся покупать им с Остапом, от дочери не дождёшься, в Союзе художников денег не платят, членам только стаж идёт, на него хлеба не купишь. Значит, так и будет сидеть на родительской шее…

Наталья Ивановна ответила дочери, как всегда, в уклончивой манере: «Ну, не знаю… Курсы денег стоят, а помогут ли они – бабушка надвое сказала».

Остап промолчал. Выбрала профессию – сама в неё пробивайся, за ручку никто не поведёт.

И Вика решила – пробиваться. Стоили курсы восемь тысяч двести, денег взять неоткуда, на школьных завтраках и обедах много не сэкономишь. Значит, надо искать работу на полставки, после уроков. Она может разносить письма, может работать курьером, она согласна даже мыть полы в ближней парикмахерской. Впереди ещё год, и деньги она заработает.

Но на почту её не взяли: несовершеннолетняя, а там работа с материальными ценностями. В парикмахерской надо было мыть и подметать с утра до вечера, каждые два часа. А школа – как же?

И Вика устроилась курьером. Ей даже нравилось, но курьерская доставка оценивалась смешно, половина денег уходила на оплату проезда, да и с уроками она не успевала и нахватала двоек. Наталья Ивановна имела с завучем неприятный разговор, и на этом Викина трудовая деятельность закончилась, а заработанные деньги родители отобрали.

– Пока ты живешь за наш счёт, будешь слушаться, и никаких заработков! Ишь чего надумала, бисово отродье! Тебя дома не кормят, не одевают?! На одни краски сколько денег транжирим… Ты о чём думаешь? На второй год хочешь остаться? Второгодницей чтобы звали? – гремел Остап, красный от гнева и от стыда за дочь. Что теперь учителя школьные подумают? Что девчонку работать заставили? Да они знать ни о чём не знали, пока мать в школу не вызвали, глаза ей не открыли – на доченьку ненаглядную, ей бы ума вложить в задние ворота. – Школу закончишь и делай что хочешь, а пока будет так, как велят родители!

* * *

…Постановки на экзамене придётся писать акварелью, с этим проблем не будет, акварель она знает, дед научил… Плохо, что он совсем забыл о ней, будто она, Вика, виновата, что мама не ладит с Марьей, что теперь они живут в Загорске, а к Ивану Андреевичу приезжают в гости… будто она виновата! Ну и пусть. В Академию Художеств она поступит, чего бы ей это ни стоило! Статус внучки именитого академика должен сработать.

Вика не знала – да и откуда она могла знать! – что дедов неоспоримый авторитет и его именитые друзья в Академии Художеств – были всего лишь утешением на старости лет. Что в Академии Мацковского почти не вспоминали, шутка ли, восемь лет как уволился, а незаменимых, как известно, нет. Что через месяц деда не станет.

Марья переживет мужа на полгода. Квартиру, которая принадлежала маминым родителям и которую Вика считала своей, Иван Андреевич приватизирует и переоформит на Марью, обидевшись на дочь «на всю железяку», как выразился Остап. После смерти Марьи все трое Пилипенко окажутся бомжами: наследники потребуют освободить квартиру, согласно решению районного суда.

«Согласно царскому указу, боярам выбили по глазу» – сказал тогда Остап. И уговорил хозяйку малогабаритки, где они ютились втроём в двух смежных комнатёнках, продать ему квартиру с выплатой в рассрочку (уговаривать Остап умел). Первый взнос составил две трети суммы, и хозяйка успокоилась: кто ж у неё купит эту малогабаритку со смежными комнатами, совмещёнными «удобствами», четырёхметровой узкой кухонькой и окнами на помойку? Два года продать не могла, покупатели приходили, смотрели, уходили. А этих прижало, видать, вот и купили…Видать, свекруха невестку вытурила, ну и сыночка следом, раз ему жена дороже матери. Мас-кви-чи недоделанные.

«Недоделанные» оформили сделку нотариально, в договоре значилось, что квартира общей площадью 35 кв.м, жилая площадь 24 кв.м продана с рассрочкой платежей и в случае прекращения ежемесячных выплат подлежит отторжению и возврату прежнему владельцу. То есть, владелице. («Пусть живут, будут платить аккуратно, квартира ихняя будет, а нет – так вылетят пробкой, и деньги не отдам») – решила владелица.

Остапу повезло – успел взять кредит, предъявив в банке справку о зарплате. Зарплата была приличная, кредит тоже, и проблем с покупкой квартиры не возникло. Зато возникли проблемы со здоровьем – у Остапа не выдержало сердце. А кредит надо было возвращать, с процентами, а директор фирмы за постоянные больничные листы потребовал написать заявление «по собственному желанию», иначе уволит по статье «недоверие», а с такой записью в трудовой книжке Остапа возьмут разве что дворником.

Вика об этом не знала. И с незнакомым ей волнением распахнула массивные двустворчатые двери Академии Художеств… На дне открытых дверей будущие абитуриенты писали на листочках вопросы и передавали в «президиум». Отвечали подробно и всем. Вика узнала о том, что при работе с масляными красками потребуется регулярное вдыхание паров разбавителя, а при ручной росписи мелких фигурок нужно будет постоянно сидеть с согнутой спиной. Вика согласна была – и на разбавители, и на сколиоз.

На заданный ею вопрос – возможно ли поступить в Академию сразу после окончания школы? – ответ был бескомпромиссным: из всех факультетов поступить без окончания Художественного училища и без специальной подготовки можно только на факультет архитектуры. Там не такой высокий ценз. В архитектуре потребуется умение делать точные расчёты, а иногда и руководить строительными работами… Выпускники факультета архитектуры – инженеры-строители, там с третьего курса сплошная инженерия, Вике это не надо, она хочет стать художником, а художник-архитектор – это как врач-теоретик…

Выбора у неё нет. Вывешенные в вестибюле Задания для абитуриентов Вика читала с опустошенным сердцем. Рисунок (два задания), живопись (одно задание), композиция (одно задание). Гипсовая голова, карандаш, двенадцать часов; рисунок интерьера, карандаш, пятнадцать часов; композиция из заданных геометрических фигур…

Для специальности архитектура учитывается результат ЕГЕ по русскому языку и математике. Для специальностей – живопись, графика, скульптура, история и теория изобразительного искусства – ЕГЕ по русскому и истории. На предварительном допуске к экзамену абитуриенты пишут цветовые и колористические клаузуры на чувство цвета, тона и цветовых отношений. Вика собиралась писать маслом (холст).

Клаузуры – это задания, направленные на подтверждение практических навыков студентов и на развитие творческого мышления. Результатом клаузуры является макет, набросок, эскиз – любая форма графического представления, демонстрирующая проектную идею в её полноте Кратковременная клаузура концентрирует творческую энергию студента, побуждая к творческой интенсивной работе фантазии. При первом знакомстве с темой надо «схватить» ее основную суть, выявить свое отношение к теме, определить в общих чертах архитектурный и композиционный замысел.

Архитектурная и проектная графика – не её конёк. Но придётся постараться. Вика удивит всех, напишет – подвесные дворы, у неё в запасе год, она над этим поработает…

Вика не знала, что зимой у отца случится инсульт.

Кредит они с Натальей возвращали вдвоём.

Глава 25. О том, как разбиваются мечты

Вика осталась верна себе и через три года поступила в Колледж дизайна и декоративного искусства МГХПА им С.Г. Строганова. В группе она была старше всех: им по пятнадцать, а ей почти двадцать. Ничего, она вытерпит, выдержит и поступит в Академию. Во что бы то ни стало. Садовый участок можно продать, маму она почти уговорила. А там посмотрим…

«Посмотреть», как оказалось, было на что. Обучение на подготовительных курсах, которые именовались дополнительным образованием и обойтись без которых не представлялось возможным, стоило запредельно. То есть, запредельно для Вики. Уровни обучения – 1-й базовый, 2-й основной,3-й продвинутый, 4-й продвинутый плюс.

Вика выбрала третий. Академический рисунок 59400 руб., академическая живопись, 46350 руб., композиция 30000 руб. Она заработает. На мамину зарплату они будут жить, а Викину откладывать. Ещё она продаст садовый участок и дом… Папин дом, там всё сделано его руками, как же она сможет его продать…

Она сможет. И денег хватит, и надо-то всего сто тридцать шесть тысяч. Вика прочитала объявление повнимательнее и с ужасом поняла, что цены значились за один семестр.

«В стоимость обязательных предметов для слушателей, ориентированных на технику масляной живописи, на 3-м и 4-м уровнях, во втором семестре включена оплата демонстратора пластических поз (натурщика) 51 750 руб..

Оплата производится до начала учебных занятий каждого семестра.

Рассрочка на оплату не предоставляется.

Запись в группы осуществляется по факту оплаты.

Количество мест в группах – не более 13 человек.

За более подробной информацией обращайтесь по телефону…»:

В Академию Вика так и не поступила.

Глава 26. Сюрприз

Роза всё реже вспоминала об Ане и Аллочке. Они больше не встретятся, а папа сказал, что если долго мечтать о невозможном, мечта может замучить. Роза старалась не мечтать, и у неё это почти получалось. Почти.

Домашнее обучение оказалось скучным, ведь теперь она не виделась с подругами, не бегала на перемене по коридорам, не сидела за красным пластиковыми столиком в школьном буфете, запивая сосиску несладким чаем (в танцевальной студии взвешивание каждую неделю) и повторяя школьную расхожую поговорку: «хорошо, но мало». Не делилась секретами с подругами, взяв с них клятвенное слово молчать «до могилы» (в клятве не уточнялось – чьей). Не писала сочинения, за которые её всегда хвалила учительница. Не ездила на школьные экскурсии, когда в окна автобуса лезет горячее солнце, ветер играет со шторками, а салон звенит детскими радостными голосами и содрогается от хохота.

Программу с седьмого по десятый класс Роза одолела за два года, «дистанционно», со всеми вытекающими. То есть, сами понимаете…

А весной 2000 года сдала экзамены экстерном, получила аттестат о среднем образовании и поступила в Архитектурный институт, на факультет арт-дизайна. В ноябре ей исполнилось шестнадцать, а в декабре Чермен, хитро улыбаясь, предложил им с Ингой встречать Новый год на даче.

– Фомушкины обещали приехать, и вообще, новый год на природе это что-то. Ёлку из леса притащим, я договорился с кем надо. На лыжах покатаемся… Деда Мороза живого увидим! А тебя, дочь, ждёт сюрприз.

Роза от предложения отца была не в восторге. В институте будет новогодний вечер, ей так хотелось пойти! Она умеет танцевать, почти профессионально, и на вечере блеснула бы… А на даче ей что делать? Снег в лесу месить? И что за сюрприз, которого надо ждать целую неделю? Самое бесполезное занятие, это когда чего-то ждёшь. Она подождёт.

Сюрприз оправдал ожидания.

Ёлка во дворе сияла гирляндами (когда Роза была маленькой, елку наряжали каждый год, она была живая, и не надо было жалеть, что – вот, росла, а теперь умрёт). В этом году гирлянды были голубыми, и звёзды светились голубыми огоньками, и если задрать голову и покружиться, а потом упасть в снег, то в голове всё перемешивалось, и было непонятно, где земля, а где небо.

Роза повторила детский трюк со звёздами, и немного полежала на снегу, уставясь в небо. Звёзды это чьи-то солнца, а значит, там, в запредельной дали, есть другие планеты и другая жизнь. У Розы тоже другая жизнь, учиться в институте интересно, у неё много друзей, а Розин бывший репетитор преподаёт у них в МАРХИ и, встречаясь с ней на лекциях, всегда улыбается и кивает. «Поможет, если что» – сказал Чермен, и Роза поняла – «что». Она понятливая девочка. Теперь уже – девушка, шестнадцать лет, через два года получит права, а машину ей папа уже купил, спортивный «Diatto-zagato» сине-стального цвета, и Роза сразу в неё влюбилась.

Ей не стоит лежать на снегу и смотреть в небо. Детство кончилось, и детские забавы кончились. А звёзды остались, и ёлка, и подарки! У Бариноковых подарки всегда клали под ёлку, и так смешно было их искать, раздвигая мишуру и натыкаясь на коробки… «Ой! Тут коробок столько! А где моя?» – «А ты на надпись посмотри, они подписаны» – «Дед Мороз подписал?» – «Ну а кто же ещё, я такими глупостями не занимаюсь» – уверял Чермен. Его тоже ждал подарок, но сначала – женщины и дети, шутил Чермен. А ему – что останется. Если останется… ха-ха-ха!

Взвизгнула железом калитка, взвизгнула от радости Инга, зазвенели в морозном воздухе голоса, перебивая друг друга, тараторя взахлёб. Гости пришли! Тётя Аглая и Виктор Николаевич. Больше никто не придёт, они никого не пригласили, новый год семейный праздник, чем меньше соберётся народу, тем уютнее сидеть за столом, смотреть телевизор, водить вокруг ёлки хоровод… Хоровод водили вчетвером – мама, папа, бабушка и Роза, а потом цепочка рук распадалась и все куда-то пропадали… Роза смеялась и тоже «пропадала», закапываясь в сугроб, чтобы папа её не нашёл.

Роза заставила себя перестать вспоминать, отряхнула с шубки снег и отправилась встречать гостей.

Фомушкины явились в полном составе: Аня прилетела в Москву вчера. Роза её не узнала – изменившуюся до неузнаваемости. Вместо нескладной голенастой девчонки перед ней стояла красивая девушка, странно и стильно одетая, не для нашей зимы. Лицо у девушки было чужое, не Анино. Взрослое. Девушка улыбнулась – «Здравствуй, Роза. Не узнала?» – и стала Аней! Роза повисла у неё на шее, гладила по щекам, шептала что-то хорошее… Летом она приедет в Англию на машине, папа ей подарил машину! И они будут кататься по Лондону, и Аня покажет ей Тауэр и Виндзорский замок. Она обязательно приедет! Честно-честно!

Роза говорила, Аня согласно кивала, обе знали, что это не так, и не могли перестать улыбаться.

– Ты надолго приехала? Насовсем? Или на каникулы?

– Я… I here for a while. I have arrived for three days (англ.: Я здесь ненадолго. Я приехала на три дня).

– Почему на три? – надулась Роза, и Аня подумала, что она совсем ещё ребёнок, несмотря на свои шестнадцать. Воспитание. Слишком любят, слишком опекают. Наверное, это правильно, хотя совсем не по-английски. Своих детей надо любить, тогда они не будут приезжать на три дня и не знать как их поскорее прожить, чтобы уехать.