Традиции & авангард. Выпуск № 4

Марк Наумович рассказывал что-то ещё из своей юности, нарочито забавное, с намерением рассмешить Митю, который, по мнению профессора, был слишком неулыбчив для своих двадцати пяти лет. И наконец грянул дождь. Вертикальный поток, напоминающий скорее водопад, чем ливень, обрушился на город, смывая с него горячку жары и пыль усталости. Занавесь из небесной воды закрыла вид из окна, и в ней утонул «Перевал» через дорогу.

Митька и Марк Наумович любовались непогодой, пировали блинами с клубникой, напоминавшей о весне и радостях жизни, и будто не на кухне беседовали, а на пикнике, устроенном в месте слияния великих рек, земных и небесных. Постепенно стихла маршевая дробь капель, и вместе с ней стих разговор. И волны Стикса, волны Леты медленно отступили от неминуемого для каждого из нас перевала, за которым в один поток сливаются явь и сны, и остаётся там, где хранится всё позабытое, лишь provenance у некогда ценных вещей, лишь так и не раскрытые смыслы в общей прекрасной бессмыслице бытия.

Ефросиния Капустина

Евфросиния Капустина родилась в 1997 году в городе Ялуторовске Тюменской области. Студентка Санкт-Петербургского института культуры. Поэт, прозаик, переводчик сербской поэзии. Победитель конкурса «Новые голоса – 2017», международного фестиваля «Всемирный день поэзии – 2018», лауреат фестиваля «Русский Гофман – 2018». Автор книги «Проблески света».

Нас хватает. Выжить

И даже жить…

* * *Он рождается. Узнаёт со второго дня:слишком маленький, чтобы слышать и что-то знать.Дальше – больше: он слишком мал заводить щенят,слишком маленький думать, если велела мать.Не дорос пока заменять на серьёзный тон,слишком маленький, чтоб за стыд говорить с отцом.Он растёт из рубашек, обуви и пальто,только маленький, чтоб девчонке дарить кольцо.Он растёт, но никак не вырастет. К двадцати —слишком мал ещё, чтобы ставить кому в пример.Он встаёт из окопа, падает и летит —слишком маленький, чтобы в жизни заметить смерть.* * *Нас хватает.Выжить. И жить. На всё.И на всех, конечно же,даже кошек.Всё, что в руки падает, мы несём.Бог о нас заботится.Он хороший.Мы хотели строить —и рубим лес.Мы его не насмерть, а как у Крузо —чтоб живое.Долгое.Чтоб воскресвсякий, кто встречается с Иисусом.Каждый шаг шагает за свой режим.Обниматься в паузах.Это мило.Нас хватает.Выжить. И даже жить.Помолись, чтоб надолго.Чтоб хватило.* * *Мальчик глотает косточки, слопал их полгорсти:«Яблоньки, сливы, вишенки будут во мне расти».Щедро запил водицею – будет фруктовый сад,Коник – сухая палочка скачет за палисад.Мальчик в рубашке новенькой чинно заходит в класс,Учит уроки затемно. Холодно. Свет погас.Сад прорастает медленно. Только бы не простыл —Чаще молчащий, Ванечка кажется всем простым.Спят по тетрадям веточки будущих птичьих гнёзд.Маме тревожно: «Сынушка, это же не всерьёз?»Ваня смущённо супится, прячет в карман эскиз.Папа всё шутит: «Полноте! Было б… Чего закис?»Мальчик глотает озеро – хочет вместить весь мир.Время шуршит колёсами. Сел как влитой мундир.Плачут в дому родители, ждут за письмом письма.Пенною брагой вишенья льётся в окно весна.Где-то в степной окраине вырос фруктовый сад.Дома молчат – мальчишечка тот не пришёл назад.Сад по весне невестится, осенью жжёт костры —Мальчик, глотавший косточки, не был таким простым.* * *Маленьким думал:«Вырасту – спать не буду».Очень хотел сидеть за столом со всеми.Юным – уже сонливей,но всё про удаль:песни, костры, гитары, велосипеды.Несколько лет. Ну, вырос.Большой, как надо.Хочется спать сильнее, до всех дисфункций.…Только теперь, мне кажется,я отгадан:вырасти – это значит хотеть проснуться.* * *По-апостольски просто,По-мальчишьи боясь,Шла за мной по погостуГраченогая грязь.И, крещато касаясь,Красноталых ветвейЯ подслушивал завязь,Воскресал и мертвел.Прорастало пространствоВ изболевшийся снег —Предвесенствуй и странствуй,Скрип шагов и телег.…Март шумит на задворках,Раскустившийся вволь.Распускается колкоПредпасхальная боль…* * *Кате читали Пушкина. Сказки смеялись папиным.Катя просила заново. Катя просила все.В эту весну, как водится, Катины щёчки в крапинку.Папу куда-то вызвали. Носит дрова сосед.Катя читает Пушкина. Строчки смеются папиным.Буквы трясутся папиным, прыгают в жёлтый лист.Папа играет с пушками. Катя скребёт царапины.Катя рисует длинное: «Папа – артиллерист».Папу рисует с пушками. Думает, что для Пушкина.Мама молчит стеклянная, смотрит сквозь дочкин лоб.Катю кладут у бабушки. В доме огни притушены.Мама качает шарфики, хочет идти в окоп.Катя читает Пушкина. Сказки молчат и хмурятся.Кто-то походкой папиной Катю ведёт гулять.Кате качели хочется. Зубится ствольным улица.Катя летит над пушками. Кате сегодня пять.* * *Деревья, красуясь, смотрели в озёрную воду —В зеркальную гладь, отражавшую каждый листок.Природа бежала навстречу не новому году,Как реки смыкают извечные устье – исток.А небо светилось. Смотрело на серые ливни,На буйство цветенья, осенне-дорожную грязь.Хотелось и мне стать немного, хоть малость, наивней —Чтоб часть его света и в душу мою пролилась.И я примерял – все пространства, эпохи и лица,Но всё мне не впору, как будто с чужого плеча.А время бежало, стремясь в направлении «тридцать»;И каждый февраль на столе загоралась свеча.Дороги, скрестившись, давили на острые плечи,Ладони ловили рассветы грядущего дня,Но каждой весной небо делало шаг мне навстречуИ, падая в озеро, краем задело меня.

Николай Коляда

Николай Коляда родился в 1957 году в селе Пресногорьковка Ленинского района Кустанайской области Казахской ССР. Учился в Свердловском театральном училище, Литературном институте. Служил в армии. Преподаёт в Екатеринбургском государственном театральном институте. Больше десяти лет возглавлял журнал «Урал». Создатель «Коляда-театра».

Драматург, режиссёр, актёр. Живёт в Екатеринбурге.

Масакра

Пьеса в одном действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ДАРЬЯ – 40 лет

АНДРЕЙ -30 лет

В свадебном салоне на улице Луначарского, поздно вечером.

Свадебный салон на улице Луначарского. Просторный. Светлый.

Света много ещё и оттого, наверное, что весь салон заставлен манекенами с белоснежными свадебными платьями. Всё блестит фальшивыми китайскими бриллиантами.

В центре магазина стоит несколько «челночных» мешков, клетчатых.

Мешки под завязку забиты платьями, костюмами.

Среди мешков – стул, на стуле сидит ДАША.

Она в свадебном платье, на голове у неё корона с дешёвыми камешками. Даша сидит нога на ногу. Курит, пепел на пол стряхивает.

Напротив Даши стоит АНДРЕЙ.

Он в какой-то мешковатой грязной куртке из кожзаменителя, в стоптанных башмаках, в мятой кепке на голове.

Поздний вечер.

На улице время от времени, грохоча и позвякивая, пробегают запоздалые трамваи, блестят в свете уличных фонарей. Там тополя на улице – они качаются от ветра и роняют на асфальт большие жёлтые листья.

Даша и Андрей долго молчат.

ДАРЬЯ (вдруг). А вы говорите: «Мелкая речка Урал!», Василий Иванович…

АНДРЕЙ. Что?

ДАРЬЯ. Ничего.

АНДРЕЙ. Целовать курящую женщину – всё равно что лизать пепельницу.

ДАРЬЯ. Ну?

АНДРЕЙ. Сказал Горький.

ДАРЬЯ. Ну не ты же, ясен перец.

АНДРЕЙ. Признаюсь, не я. Горький сказал: «Целовать курящую женщину – всё равно что лизать пепельницу!» Понимаешь?

ДАРЬЯ. Ну целовал же. Лизал же.

АНДРЕЙ. Повторяю: «Целовать курящую женщину – всё равно что лизать пепельницу!» А ты, Дашенька, куришь!

ДАРЬЯ. И что мне теперь: обосраться и не жить?

АНДРЕЙ. Фу!

ДАРЬЯ. Фу-фу.

АНДРЕЙ. Так вот, что касаемо этого дела… Я не виноват ни в чём. Ты сама всё сделала, Дашенька.

ДАРЬЯ. Конечно.

АНДРЕЙ. А кто ещё?

ДАРЬЯ. Никто.

АНДРЕЙ. Сама. Сама!

ДАРЬЯ. Папин бродяга. Мамин миляга.

АНДРЕЙ. Прекращай уже!

ДАРЬЯ. Я давно прекратила. А ты что так одет? Ты что как на Северный полюс собрался?

АНДРЕЙ. Я всегда так ходил, в такой одежде, Дашенька.

ДАРЬЯ. Что, правда? Какой-то бурдюк, зимогор просто, бомжара. А почему я не замечала? Это же ужас.

АНДРЕЙ. Ты давай только без фанатизма. Не знаю, куда ты смотрела. Не на меня, наверное.

ДАРЬЯ. Чего?

АНДРЕЙ. Того. Ну так вот. Что касаемо этого дела… Дак что ты мне звонила, зачем вызывала?

ДАРЬЯ. Я разве тебе звонила? Ты разве не сам приехал?

АНДРЕЙ. Ты звонила. Посмотри в свой телефон, в исходящие, Дашенька.

ДАРЬЯ. Нету телефона. Продала его. Тоже.

АНДРЕЙ. Ты звонила! Так вот, что касаемо этого дела, по которому я пришел сюда… Дашенька, я же сказал тебе, что я тебя больше не люблю.

ДАРЬЯ. Ну.

АНДРЕЙ. Ну, любил раньше. Разлюбил теперь. Ну, это же нормально, нет?

ДАРЬЯ. Ну?

АНДРЕЙ. Любил – разлюбил. Раньше любил, а теперь – разлюбил. Теперь – разлюбил. Но ведь когда-то же – любил! И поэтому давай разойдёмся мирно. Понимаешь?

ДАРЬЯ. А вы говорите: «Мелкая речка Урал!», Василий Иванович.

АНДРЕЙ. Ну хватит уже, Дашенька. Не смешно.

ДАРЬЯ. А мне смешно. Какая же я дура. Масакра полная. Знаешь, что это такое? Это когда полный финиш. Нет перевода на русский. Резня, конец, финиш, трындец, пропасть, провал, жесть, адище, капец, блин. Ну, и еще…

АНДРЕЙ. Хватит.

ДАРЬЯ. Дай договорить!

АНДРЕЙ. Я уже понял. Хватит! К чему ты про это, Дашенька?

ДАРЬЯ. А я и не знаю. Начала говорить и забыла: зачем я это говорила? Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только, что полная масакра в моей жизни наступила.

АНДРЕЙ. Я просил: без фанатизма.

Даша встала.

Идет к манекенам, проводит пальцем по платьям.

Идёт, теребит юбки, трогает манекены.

ДАРЬЯ. Слушайте, девки, а! Вы замуж собрались, а? Не надо, пожалуйста. Вы слышите, нет? Нет, не меня, а его – вы слышали то, что он сказал? Он любил, но теперь – разлюбил. Понимаете?

АНДРЕЙ. С кем ты разговариваешь?

ДАРЬЯ. С невестами.

АНДРЕЙ. К чему это? Прекращай этот спектакль, Дашенька.

ДАРЬЯ. Нет, вы слышали? Он любил, но теперь разлюбил. Андрюшенька, дорогой! Ну, тогда верни мне все мои игрушки, раз мы с тобой расстаемся, а? Поиграли и верни, а? Я ухожу из твоей песочницы, отдай мне мои игрушки!

АНДРЕЙ. Ну я же просил без фанатизма! Что еще?

ДАРЬЯ. Забирай свои игрушки, отдавай мне мой совок! Не хочу с тобой, подружка, здесь играть! Тут мой песок!

АНДРЕЙ. Ты что, чокнулась, Дашенька?

ДАРЬЯ. Нет, там, тогда, в детстве, мы не так говорили! Там было не так! А вот как было: «Ты мне больше не подружка, ты мне больше не дружок, не играй в мои игрушки и не писай в мой горшок! Мама купит мне козу, я тебе не показу! А козу зовут Маруся, я сама её боюся!»

АНДРЕЙ. Ну всё, я пошёл. И зачем вот ехал? Про козу слушать?

ДАРЬЯ. Стой.

АНДРЕЙ. Что, Дашенька? Что касаемо этого дела, я тебе скажу… Дашенька, мы прожили с тобой год, у меня были проблемы с бизнесом. Но ты – спасибо тебе! – выручила, подарила мне машину, я ее продал, и всё!

ДАРЬЯ. Что – всё?

АНДРЕЙ. Всё теперь хорошо!

ДАРЬЯ. А ещё я переписала на тебя квартиру, и ты её тоже продал.

АНДРЕЙ. Ну да, правда.

ДАРЬЯ. Я теперь снимаю комнатёшку в коммуналке. А ещё я отдала тебе все мои деньги, все накопления. А ещё я взяла бешеные кредиты, и теперь я закрываю мой свадебный салон, мой бизнес, который я десять лет назад создала с нуля. Закрываю потому, что мне нечем платить за аренду. Я даже телефон продала. У меня нет ничего. Нуль.

АНДРЕЙ. Ну да. Это правда.

ДАРЬЯ. Правда?

АНДРЕЙ. Ну, я же не просил тебя, ты сама это сделала, Дашенька.

МОЛЧАНИЕ.

ДАРЬЯ. Правильно. Потому что, едва мы с тобой познакомились, началось что-то странное. Когда у тебя кончились деньги на цветы для меня и на рестораны, ты начал плакать по ночам. Наверное – да нет, не наверное, а конечно! – не плакал, а играл! Играл, эдак, отвернувшись ночью к стенке, всхлипывал и будил меня, а я, добрая душа, просыпалась в ужасе и спрашивала: «Андрюша, что с тобой, что случилось?!»

АНДРЕЙ. Не так, Дашенька. Не передёргивай. Зачем ты всё время передёргиваешь, Дашенька? Ты проснулась тогда, в первый раз, и сказала: «Что такое? Ты плачешь?» Так ты сказала. Я очень хорошо это запомнил. Потому что я тогда – любил тебя. Такое не забывается. Но теперь я тебя – разлюбил.

ДАРЬЯ. Ну да. И ты сказал мне: «Да я так!» И потом продолжал эту пытку неделю. А потом стал жаловаться. Да так искренне, с такой слезой стал рассказывать, что тебе не хочется жить, что ты встретил наконец человека – нет! – главного человека в своей жизни, свою половинку, ради которой ты жил до сорока лет, встретил, и вот-надо уйти из жизни, покончить жизнь самоубийством! Потому что – потому что! – у тебя нет сил, ты загнан в угол проблемами с бизнесом. Так?

АНДРЕЙ. Так.

ДАРЬЯ. И ты стал обсуждать со мной, как тебе уйти из жизни: купить пистолет, выпить яду или прыгнуть с десятого этажа. Так?

АНДРЕЙ. Ну хватит.

ДАРЬЯ. Да, дорогой. Я вот сейчас рассказываю и сама не верю, что я повторяю эти слова, а точнее, не верю, что я могла на это клюнуть и купиться на чушь, которую произносил твой поганый рот.

АНДРЕЙ. Я бы попросил…

ДАРЬЯ. Я вот тоже – попрошу: заткни своё хлебалово, а? Как я могла поверить? Как? И как я могла отдать тебе всё, как?

АНДРЕЙ. Я не просил, Дашенька.

ДАРЬЯ. Ты не просил. Нет, ты не просил! Но ты знал психологию одинокой бабы, которая тоже подумала, что наконец-то нашла своего суженого-ряженого. И вот вдруг эта баба видит, что у её любимого – проблемы. А проблема в каких-то бумажках, напечатанных в Гознаке. «Да к чёрту эти бумажки, – говорит она, – к черту, ради единственной и прекрасной любви!» К черту! «На, забери!» – сказала я и отдала тебе всё!

АНДРЕЙ. Повторяю: я не просил. Ты сама.

ДАРЬЯ. Вы посмотрите на него: настоящий полковник, а! Ну как я могла, как?! Ну, он загипнотизировал меня, наверное, да? Иначе это ничем, ничем и никак не объяснить.

АНДРЕЙ. Дашенька, ты не обижайся на правду, но я её тебе скажу.

ДАРЬЯ. Правду ты мне скажешь?

АНДРЕЙ. Да. Что касаемо этого дела… Ты любила меня и потому так поступила. Всё ты правильно сделала, Дашенька, моя миленькая. Ты любила. А любовь – это поступки.

ДАРЬЯ. Тварь, тварь, не разговаривай со мной статусами из «Контакта», не цитируй интернет, придурок, а!

АНДРЕЙ. Нет, Дашенька. Это слова, которые пришли мне в голову вместе с моим житейским опытом.

ДАРЬЯ. С житейским опытом? Ну да. Я же не одна такая была, для которой ты плакал ночами и говорил, что вот – проблемы с бизнесом, помоги, потому что любовь- это поступки, да? Ну, не одна ведь, как выяснилось?

АНДРЕЙ. Нет. Не одна. Понимаешь, Дашенька, любовь способна со дна океана…

ДАРЬЯ. Да не барай мне мозги!

АНДРЕЙ. Я не бараю. Я делюсь с тобой моим житейским опытом. Пойми: «Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне…»

ДАРЬЯ. Я сказала: заткни хлебалово, ну!

АНДРЕЙ. Нет, я договорю! «Любовью дорожить умейте! С годами дорожить вдвойне! Любовь не вздохи на скамейке! И не прогулки при луне! Все будет: слякоть и пороша. Ведь вместе надо жизнь прожить! Любовь с хорошей песней схожа, а песню не легко сложить».

МОЛЧАНИЕ.

Вот так, Дашенька.

ДАРЬЯ. Что?!

АНДРЕЙ. И еще, Дашенька, должен тебе сказать: «Любить – это значит: вглубь двора вбежать и до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи. Любить – это с простынь, бессонницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику, его, а не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником…»

ДАРЬЯ. Что?!

АНДРЕЙ. «Нам любовь не рай да кущи, нам любовь гудит про то, что опять в работу пущен сердца выстывший мотор…»

МОЛЧАНИЕ.

ДАРЬЯ. Да что это такое, мне кто-то объяснит?! АНДРЕЙ. Я ведь могу и добавить к тому, что я сказал, следующее…

ДАРЬЯ. Ну кто-нибудь, эй, девочки, заткните ему фонтан, а! Слушай, ты! Я ведь недавно узнала, что у тебя есть жена и двое детей, и, мало того, у тебя есть еще одна дура, такая же, как я, – в любовницах! И поразительно, что они сговорились, созвонились и обе пришли ко мне неделю назад. Вот тут они стояли! На этом самом месте, где ты сейчас стоишь. Понимаешь?

АНДРЕЙ. Я знаю.

ДАРЬЯ. Ну вот, вот! Они стояли, их жалко было, но почему вот ты на этом самом месте стоишь и не провалишься, а?! Почему в тартарары не уйдешь, а?

АНДРЕЙ. С чего я должен уходить?

ДАРЬЯ. Девушки твои покопались в твоем телефоне и нашли друг друга. А потом и меня. Не знаю, может, и еще кого нашли бы, если бы покопались дальше. Да я уверена, что нашли бы, я не думаю, что нас только трое, нас больше…

АНДРЕЙ. Нет, вас только трое. Всего лишь.

ДАРЬЯ. Вот, они пришли и потребовали – каждая! – отдать тебя им.

АНДРЕЙ. И что ты им сказала?

ДАРЬЯ. «Берите, намазывайте на хлеб, жуйте!» – я им сказала.

АНДРЕЙ. Как грубо.

ДАРЬЯ. Слушай, ты понимаешь, что ты тварь и подонок, негодяй и аферист, ты осознаешь это или тебе кажется, что всё нормально?!

АНДРЕЙ. Мне кажется, что всё нормально. Пойми, Дашенька: всякий от своего меча и погибнет. Очень мудрая поговорка. И, потом, запомни на будущее: все мужчины полигамны. (Пауза.) А женщины – моногамны.

ДАРЬЯ. Что?!

АНДРЕЙ. Ты не поймёшь.

ДАРЬЯ. Ну конечно, я же дура!

АНДРЕЙ. Это ты сказала, не я. Знаете что? Говорите, что хотите, а у меня свой путь.

ДАРЬЯ. Это что, опять статус из контакта?

АНДРЕЙ. Короче. Я извиняюсь, но мне надо идти.

ДАРЬЯ. Да кончай ты тут камасутриться! Йок уже всё, йок, понимаешь?! Ты не человек, а сундук сказок! Хватит! Ты в глаза, в глаза мне посмотри, ты можешь в глаза мне посмотреть?

АНДРЕЙ. А я и смотрю, Дашенька.

ДАРЬЯ. А я и вижу, что ты смотришь и тебе хоть бы что.

АНДРЕЙ. Ну хватит орать. Что ты разоралась? Дом жилой, соседей сверху разбудишь! Заткнись! Помолчи! Рот будешь открывать у стоматолога!

ДАРЬЯ. Чего?

МОЛЧАНИЕ.

АНДРЕЙ. Ну извини, ты меня рассердила. Очень рассердила. (Пауза.) Дашенька, а что у тебя тут, в мешках?

ДАРЬЯ. А тебе что?

АНДРЕЙ. Мне просто интересно, вот и всё, Дашенька.

МОЛЧАНИЕ.

ДАРЬЯ. Андрюшенька, дак салон мой закрывается. Выношу платья все на помойку. Мне приказано завтра съехать, потому что полгода не плачено за аренду.

АНДРЕЙ. Ну а почему сразу на помойку? Такие красивые платья… Может быть, нужно предпринять что-то другое?

ДАРЬЯ. Если в публичном доме дела идут плохо, то не кровати переставляют, а проституток меняют.

АНДРЕЙ. Что ты говоришь?

ДАРЬЯ. Ничего. А что ты посоветуешь мне сделать, милый?

АНДРЕЙ. Ну, продать кому-то это можно, нет?

ДАРЬЯ. А кому это турецкое говно с фальшивыми бриллиантами нужно?

АНДРЕЙ. Китайское, скорее. Это, конечно, беда и для России, и для всех нас на земле. Сейчас весь мир одевается в китайское…

ДАРЬЯ. Ну, турецкое, ну, китайское – куда его девать? В церковь бедным не отнесешь, в детский дом, в тюрьму тоже не надо. Что мне, сдать в бедные семьи свадебные платья, подарить им – в качестве издевки? Чтобы они платьями этим укрывались на ночь, что ли?

АНДРЕЙ. Ну, в театр в какой-нибудь отдай или продай.

ДАРЬЯ. В какой театр?

АНДРЕЙ. Ну, отдай в какой-нибудь драматический или музыкальный театр. В любительский, может быть. Можно им просто подарить, в качестве жеста доброй воли…

ДАРЬЯ. Я ненавижу театр. И что, я еще им жизнь буду улучшать моими платьями? Пусть сдохнут, играя. Насмотрелась я на театр в жизни. А ещё и не в жизни спектакли смотреть – стошнит.

МОЛЧАНИЕ.

А хочешь, могу тебе подарить пару мешков? Сколько в твою машину влезет? Ты ведь на машине?

АНДРЕЙ. Ну да, я на машине. Если ты серьезно, Дашенька, то мешка два я могу взять. Но я не обещаю, что я выручу деньги за них. Просто, в качестве подарка – я могу взять. Я даже не представляю, зачем. Но могу. Наверное, пригодятся в жизни?

ДАРЬЯ. Да, конечно, пригодятся! Возьми ради Христа! Чтоб уж было точно как в том анекдоте!

АНДРЕЙ. В каком это?

ДАРЬЯ. Ну, про алкаша. Не знаешь?

АНДРЕЙ. Я не любитель анекдотов.

ДАРЬЯ. А я любитель. Послушай. Поймал алкаш золотую рыбку. Первое желание у него было: «Рыбка, сделай так, чтобы речка стала водкой!» Рыбка сделала. Второе желание у него было: «Рыбка, сделай океан водкой!» Рыбка сделала и ждёт третье желание. Алкаш думал, думал, чесал репу, чесал. Ну нет у него желания больше! Говорит: «Ну, знаешь что, золотая рыбка, ну – поставь еще бутылку водки!»

МОЛЧАНИЕ.

АНДРЕЙ. Всё? Что-то не смешно.

ДАРЬЯ. Странно. А ведь похоже на тебя.

АНДРЕЙ. Слушай, ну хватит, а? Чморит и чморит меня. Что я тебе такого сделал? Ну, раз ты это всё равно выкидываешь, тебе же тогда, означает, всё равно – на помойку выкинуть или я себе возьму пару мешочков. Ну, вынеси на помойку, а я подъеду и заберу пару мешочков. Так лучше будет? Ну не всё ли равно? Ты сейчас на помойку понесёшь? Я могу помочь. Все эти мешки выносить? Или пару мешков вынести?

ДАРЬЯ. Я сама вынесу на помойку. А ты забирай вот эти или эти – да хоть все. Забирай уже. Все забирай.

Андрей подошёл к мешкам, роется.

АНДРЕЙ. Дашенька, а тут мужского ничего нет? Тут платья, перчатки, фата… О, трусики даже кружевные есть, беленькие… Какие симпатичные. Я возьму парочку, да? Я даже и не знал, что невестам полагается особое какое-то нижнее белье… Трусики, лифчики, ты посмотри, какие симпатичные… Белые, ажурные, тоже возьму… А что, и мужикам какие-то особые трусы полагаются на свадьбу? Смешно. А тут что?

ДАРЬЯ. Трусы мужские тут. С надписями.

АНДРЕЙ. С какими надписями?

ДАРЬЯ. Ну, с прикольными, юморными. Свадебные мужские трусы.

АНДРЕЙ. Не понимаю.

ДАРЬЯ. Ну, на них написаны страшно смешные слова: «Верен жене», «Налево запрещено», «Интим не предлагать, есть хозяйка», «Корень жизни», «Мальчик занят», «У нашего Виталия здесь важнейшие детали», ну и прочее…

АНДРЕЙ. Что, серьезно? Господи, сколько пошлости в русском народе появилось… Откуда это, не понимаю! Зачем это? Это где? В этом мешке?

ДАРЬЯ. В этом. Бери. Кушай, мамочка, опилки, я начальник лесопилки.

АНДРЕЙ. Можно забрать?

ДАРЬЯ. Ну конечно, забирай. Прощальный подарок.

АНДРЕЙ. Перестань так трагично.

Андрей роется в мешках, Даша смотрит на него. Молчат.

ДАРЬЯ. Ну а бизнес-то твой выправился или нет? А-а, я и забыла. Мне же бабы твои рассказали, что и не было никогда у тебя никакого бизнеса. Просто аферистничал и наворованное нёс в семью.

АНДРЕЙ. Я ни у кого ничего не воровал, Дашенька. Я у тебя что-то украл? Ты сама всё отдала. Вот сейчас, Дашенька, вот только что, ну посмотри правде в глаза: ты ведь отдаёшь мне вот эти трусики, лифчики, мужские трусы, ты сама отдаёшь, согласись? И запомни эту минуту. А то ведь потом будешь говорить, что я что-то у тебя выкрал. Ну? Дашенька, мне двух детей воспитывать надо, мне очень сложно живётся.

ДАРЬЯ. А ты не пробовал поработать где-нибудь, Андрюша? Ну, куда-нибудь на какую-нибудь нормальную работу устроиться не пробовал? И просто вот так вот, тупо, изо дня в день вкалывать и зарабатывать деньги? Нет, не было желания такого никогда?

АНДРЕЙ. А какой смысл, Дашенька? А зачем мне? Деньги сами собой как-то появлялись всегда. Дашенька, я красивый. А это тоже товар. Я им и торгую.

ДАРЬЯ. Кто красивый?

АНДРЕЙ. Я.

ДАРЬЯ. Кто это тебе сказал?

АНДРЕЙ. Все говорят. И ты говорила.

ДАРЬЯ. Да?

АНДРЕЙ. Да. Потом, второе: я очень сексуальный. Это тоже мне все говорят и говорили тоже раньше. Я хорош в постели. Ну, ведь так? Прости за цинизм, ты снова скажешь, что это статус «В контакте», но за всё, за всё, за всё, Дашенька, в жизни надо платить.

ДАРЬЯ. Ты прав. Ты ведь меня на десять лет моложе. А я уже – с ярмарки еду и рада, что хоть кому-то поглянулась.

АНДРЕЙ. Ну хватит.

ДАРЬЯ. Повелась, что сказать! Красавец, вдовец – как ты сказал. Вот я и повелась. И влюбилась. Я ведь на первой встрече с тобой заметила на руке у тебя след от обручального кольца и спросила: «Что это?» И ты сразу, как-то так сходу, заплакал, у тебя слезы как фонтаном полились, просто вот брызнули. Где тебя так научили? Ты заплакал и сказал, что жена твоя умерла и что ты вдовец. В расцвете сил умерла, ты сказал. Цветок мой увял, сказал. Господи, вот ведь правду говорят, что баба любит ушами. «Цветок увял!» – что может быть пошлее и гадче? Адище, масакра просто! А я и растаяла. Ну вот как так? Я ведь этих аферистов за километр всю жизнь чувствую, как я могла поверить?