Конец Пиона

Воронин быстро оделся, вышел на улицу и направился к карете скорой помощи, в которую грузили труп убитого красноармейца. Снег, на котором лежал труп, был пропитан кровью. Около машины стоял еще один боец, которому медсестра накладывала повязку на раненую руку.

– Вот, сволочь! Кто бы мог подумать, что он начнет стрелять, – словно оправдываясь, говорил солдат санитарке. – Мы у него документы, а он за пистолет и давай в нас палить. Жалко Мишку, хороший был парень.

Воронин отошел от них и направился домой.

«Отчаянный мужик, – с восхищением подумал он о незнакомце. – Интересно, что его заставило стрелять в солдат?»

Бросив недокуренную папиросу, он поднялся по лестнице и подошел к своей двери. После солнечного света в коридоре казалось темно. Воронин сунул в скважину ключ и вдруг услышал за спиной чье-то сдавленное дыхание.

– Не поворачивайся, сука, а то убью, – произнес мужской голос, и в затылок Воронина уперся холодный ствол пистолета. – Открывай дверь и медленно заходи в комнату.

Воронин выполнил команду, и они оказались вдвоем в комнате.

– Садись! – приказал мужчина и толкнул его в спину стволом пистолета.

Воронин сел на стул и посмотрел на мужчину. Он был поражен: перед ним стоял Татарин, сжимая в руке «ТТ».

– Слышишь, мужик! Откуда я тебя знаю? – спросил Татарин, по-прежнему держа его на прицеле. – Где-то я тебя видел.

Воронин сглотнул слюну и, посмотрев на пистолет, произнес:

– Ты прав, Татарин. Мы действительно встречались с тобой однажды в подъезде твоего дома. Тогда мы были вдвоем с товарищем и приходили, чтобы передать тебе привет от Пиона.

– Точно. Теперь я вспомнил тебя, – тихо произнес Татарин. – Достань из кармана оружие и положи его на стол. Так мне будет спокойнее говорить с тобой.

Воронин вынул из кармана пистолет и положил на край стола.

– Кто ты такой? – снова спросил его Татарин. – Откуда знаешь Пиона?

Воронин покосился на пистолет и отвернулся в сторону. Сейчас он просто боялся что-то говорить этому человеку.

– Если ты решил умереть, молча, дело твое, – произнес Татарин и направил ствол пистолета ему в голову.

– Тебе привет от полковника, – Воронин вдруг вспомнил пароль, который должен был произнести тогда при встрече.

– Он еще здоров? – ответил Татарин.

– Ну, слава Богу, – радостно произнес Воронин. – Я думал, что ты меня вот-вот застрелишь.

– Не радуйся преждевременно, – зло произнес Татарин, – я это еще успею сделать.

Он сунул свой пистолет за пояс и сел за стол.

***

Измайлов остановил свою машину и открыл заднюю дверцу «Эмки». Приняв на руки грудничка, он помог жене выйти и направился к дому. Рядом с ним шла жена и что-то непрерывно рассказывала ему о враче, которого Станислав не знал. Пропустив ее вперед, он стал медленно подниматься по лестнице. Неожиданно жена замолчала и остановилась, пропуская мимо себя мужчину, который спускался вниз.

– Здравствуйте, – поздоровался с ними незнакомец, – с новорожденным!

Майор взглянул на него и чуть не выронил из рук ребенка. Это был Мустафа.

– Здравствуйте, – еле выдавил он из себя. – Спасибо.

– Кто это? – спросила жена. – Я раньше его никогда не видела у нас в подъезде.

– Наверное, новый жилец, – ответил Станислав.

Он открыл дверь и пропустил жену. Сняв в прихожей пальто, она устремилась на кухню. Поставив на керогаз чайник, она стала заниматься ребенком.

– Мне пора, – произнес Измайлов. – Извини, Галина, но меня ждут на службе.

– Стас! Может, пообедаешь? – предложила ему жена. – Посидим, поговорим, ведь ты так мало стал уделять мне внимания.

– Извини, не могу. Поговорим вечером, когда вернусь с работы.

Выйдя из подъезда, майор сразу же увидел мужчину, который стоял на углу дома и курил. Он, похоже, ждал, когда выйдет Станислав.

– Чего тебе нужно, Мустафа? – со злостью спросил офицер. – Ты, что сюда притащился?

– Не шуми, майор. Давай, без кипиша. Пион хочет видеть тебя. У него есть вопросы.

– Я сейчас не могу, ты же сам видел, что у меня родился ребенок.

– Это ничего не меняет. Думаю, что не ты кормишь его грудью, – произнес Мустафа и громко рассмеялся.

Его смех привлек внимание проходивших мимо людей.

– Не устраивай здесь цирк, Мустафа. Что ему от меня нужно?

– Это спросишь у него. Я человек маленький: мне приказали передать это тебе, я и передал. Пион сегодня вечером ждет тебя. Только не крути, майор, он шуток не любит.

Мустафа повернулся и направился по улице, насвистывая что-то из блатного фольклора. Проводив его взглядом, Измайлов направился к своей машине. Вечером он встретился с Пионом.

– Майор, где взрывчатка?

– Почему вы меня снова спрашиваете об этом. Я уже докладывал, что у меня ничего не вышло.

Измайлов замолчал и посмотрел на резидента.

– Ты просто трус, майор. Мне кажется, что я ошибся, поставив на тебя успех нашей акции. Ты ни на что не способен. Про такого человека говорят, что он ничего не может делать: ни украсть, ни покараулить. Ты же хорошо знаешь, что обратной дороги у тебя нет. Следовательно…

Пион не успел договорить, как Измайлов все понял.

– Не убивайте, – дрожащим от волнения голосом произнес он. – Я сделаю все, что вы прикажете.

Из соседней комнаты вышел Мустафа. В руке его поблескивала финка. Он подошел к Станиславу и встал у него за спиной. Офицер оглянулся, и холодок пробежал по его спине.

– Я сделаю все, что вы прикажете, – снова тихо произнес он, не спуская глаз с Пиона.

– Что скажешь? – обратился хозяин к Мустафе.

– Думаю, что зарезать его и семью мы сможем в любое время, – он сделал паузу и посмотрел на притихшего Измайлова. – Может, еще пригодится нам этот человек.

– Хорошо. Проводи его.

Измайлов вышел из дома и вдохнул полной грудью. Жизнь показалась ему в этот момент удивительно прекрасной. Он с опаской посмотрел на стоявший за забором дом и чуть ли не бегом устремился к своей машине.

***

Ворон сидел напротив Пиона и подробно рассказывал все, что он увидел вчерашним утром.

– Век свободы не видать! Я сам лично видел, как солдаты грузили в машину двух убитых, третий был ранен в руку. Шуму было на всю слободу.

– Как он оказался у тебя, Ворон? Откуда он узнал твой адрес?

Этот вопрос, заданный резидентом уже в который раз, стал выводить его из себя.

– Я же говорил, что он перемахнул через забор и сразу ломанулся в подъезд. Мне кажется, что ему было абсолютно все равно, куда бежать, просто мой подъезд был самым удобным местом, для того чтобы укрыться от погони.

– Я это уже слышал от тебя. Откуда он узнал, что в этой квартире живешь ты?

– Откуда я знаю, Пион? Я вышел, чтобы посмотреть весь этот цирк. У нас в коридоре нет света, и я мог его просто не увидеть. А вот когда вернулся с улицы, то заметил его уже у себя за спиной.

Резидент смял докуренную папиросу в металлической банке из-под консервов и пристально посмотрел на Ворона.

– Пион! Век свободы не видать, не вру я. Все было в натуре, как я говорю.

Ворон встал со стула и жестом рук изобразил, что рвет на себе майку.

– Сиди, не дергайся! – резко произнес хозяин. – Ты не на воровском толковище.

Ворон снова сел и, достав из лежавшей на столе пачки папиросу, закурил. Пион задумался. Все это походило на хорошо разыгранный чекистами спектакль, если бы не тела убитых военнослужащих, которых видел собственными глазами Ворон, а он ему пока еще верил.

«Что это? – думал он. – Ловушка, которую устроило НКВД, или действительно попытка Татарина уйти от погони? Если чекисты знали, что в этом подъезде живет Ворон, то почему они его не взяли раньше? С другой стороны, если они вышли на Ворона, то через него они легко могли выйти и на него».

От этой мысли его настроение окончательно испортилось.

– Иди домой, – приказал он Ворону. – Больше сюда не приходи. Я сам тебя найду.

Ворон встал и загасил свою папиросу.

– Что мне сказать Татарину?

– Пока ничего. Пусть немного отлежится у тебя в хате. Я потом пришлю к вам человека с инструкциями, что вам делать дальше.

– И долго нам отсиживаться?

– Сколько нужно, столько и будете сидеть. Кстати, как он ведет себя?

– Спит целыми днями, на улицу не выходит, похоже, боится быть опознанным.

Ворон надел шапку и направился к двери.

– Погоди минуту! – остановил его Пион. – Ты, когда шел ко мне, «хвоста» случайно не притащил сюда?

– Ты, чего это, Пион? Я трижды проверялся, все было чисто.

Он вышел из дома и, посмотрев по сторонам, направился домой. Из соседней комнаты вышел Мустафа.

– Все слышал? – спросил у него Пион.

– Все.

– Посмотри, не тащится ли за ним «хвост». И еще: меняем квартиру. Больше здесь появляться нельзя.

– Все понял. Тогда я пошел?

– Удачи тебе. Будь осторожен.

Мустафа исчез за дверью. Пион собрался довольно быстро. Он остановился на пороге и, оглядев помещение, вышел на улицу. Закрыв дверь на замок, он швырнул ключ в сугроб и, сгорбившись, словно старик, медленно побрел по улице.

***

Ворон стоял на кухне и варил картошку, которую по дороге купил у какой-то старухи. Он периодически подходил к кастрюле и проверял готовность картошки финским ножом. Затем слил воду в помойное ведро и вывалил картофель в большую глиняную миску.

– Хорош валяться! – произнес он и слегка толкнул Татарина в плечо, от чего тот повернулся к нему лицом – Вставай, пойдем, хавка готова.

Татарин поднялся с дивана и направился на кухню. Хозяин достал из тумбочки бутылку водки и разлил ее в стаканы.

– Я сегодня базарил с Пионом, – начал он. – Мне он что-то не понравился. Я ему одно, он мне другое, словом не всасывает.

– Он тебе не баба, чтобы нравиться. Что, разговор не получился?

– Я бы так не сказал, но он как будто чего-то не догонял. Постоянно переспрашивал, уточнял, словно следователь из НКВД.

– Давай выпьем, – предложил Татарин. – Трус твой Пион, вот что я могу сказать о нем.

Они выпили и стали заедать водку картофелем.

– Я его, Ворон, давно знаю: мы вместе с ним бежали с этапа, а он ведет себя так, будто не знает меня. Неблагодарный.

Татарин замолчал. Скрутив цигарку, он прикурил ее от керогаза.

– Я понял, что он не придет? – спросил Александр.

– Да. Он велел нам залечь на время и не «квакать». Говорит, что сам выйдет на нас.

– Другого решения я от него и не ожидал. Ты знаешь, у меня в городе семья. Просто так лежать у тебя на диване кверху брюхом я не могу. Мне нужно узнать, что с ними после той перестрелки.

– Давай я сгоняю к ним, «понюхаю», – предложил Ворон.

– А если там засада, и ты влипнешь из-за меня? Может, сходим вместе? Ты покараулишь, а я мигом туда и обратно. У тебя «башли» есть?

– Тебе много надо? – поинтересовался Ворон. – У меня где-то рублей пятьсот, не более.

– Пойдет, если не жалко. Сам знаешь, как жить без денег.

– Когда пойдем?

– Когда стемнеет. Не хочу светиться, мало ли что.

Они еще выпили. До вечера было далеко, и они решили немного отдохнуть. Татарин расстелил на столе газету и начал чистить свой пистолет.

– У тебя патроны есть? – спросил он хозяина. – А то я свои почти все расстрелял.

Ворон протянул ему металлическую коробку, в которой лежали патроны. Александр быстро набил обойму и, передернув затвор пистолета, поставил его на предохранитель.

– Ворон! Ты за что сидел? – неожиданно поинтересовался у него Татарин.

Тот громко рассмеялся.

– Первый раз я сел за то, что украл у мужика чемодан. Все произошло в пивной. Стою я, пью пиво. Смотрю, в пивную входит мужик с чемоданчиком. Пока он пил пиво, я у него и свернул «угол». Сел я в сквере, раскрываю чемодан, а там его грязное нательное белье, мочалка, мыло. Мужик, похоже, после бани решил пивком побаловаться, а я тут, как тут. Здесь меня и повязали «мусора».

Глубоко вздохнув, он продолжил:

– Второй раз я влип «на магазине». Нас было трое. Взломали мы замки, стали там товар собирать, а тут «мусора» с «операми». Оказывается, один из них проходил мимо и решил «сходить по маленькому». Время позднее, на улице никого. Вот он и завернул за угол магазина. Смотрит, а замка на двери нет. Вот и дали мне за это шесть лет.

Он снова громко засмеялся и посмотрел на Татарина.

– А ты, что делал до войны?

– Работал на льнокомбинате.

– Я почему-то так и думал, что ты – из рабочих. Руки у тебя, Татарин, сильные.

Они еще немного поговорили о жизни, а затем замолчали. Вскоре Ворон захрапел. Тарасов подошел к окну и посмотрел во двор. За окном шел снег. Он невольно взглянул на отрывной календарь.

«Через два дня Новый год. Что принесет мне этот 1943 год?» – подумал он и отошел от окна.

***

Хейг внимательно слушал Пиона, который рассказывал о Татарине. В какой-то момент немец поймал себя на мысли, что его сдал в НКВД ни кто иной, как Пион.

– Вы можете мне рассказать, что с ним произошло конкретно. Почему Татарин начал стрелять в этих солдат?

– Пока не знаю, – ответил Пион и пожал плечами.

– Это не ответ. Татарин скрывается у вашего человека, а вы даже не знаете, что конкретно там произошло. Извините, но мне это все непонятно.

– Татарин хочет встретиться со мной, но я не готов к этой встрече. То, что произошло с ним, не вселяет в меня уверенности, что он не работает на НКВД. Уж слишком все гладко в этой истории. Облава, перестрелка, трупы и квартира Ворона.

Лейтенант Хейг задумался. Последние слова Пиона заставили его по-другому посмотреть на эту картину.

– Хорошо. Я согласен с тобой, его действительно нужно проверить и, в случае чего, просто ликвидировать. Но прежде чем это сделать, надо чтобы он передал нам взрывчатку, без нее мы как без рук.

– Насколько я вас понял, господин лейтенант, вы предлагаете направить его в Ярославль за взрывчаткой?

– Вы правильно меня поняли. Я не буду против того, если он останется там на месте. Я найду, как об этом доложить полковнику.

– Разрешите, прежде чем отправить его в Ярославль со своими людьми, провести с ним небольшую комбинацию? Если он действительно является двойным агентом, то посмотрим, как он отреагирует на появление сотрудников НКВД в квартире Ворона.

– Проверяйте, я не против этого.

Вечером Татарин и Ворон направились на улицу, где жил Тарасов: Александр решил навестить свою семью и передать через жену весточку капитану Дронову.

– Ворон! Не жмись ко мне. Двигайся в метрах двадцати. Если что, ты меня не знаешь.

Ворон отстал и, внимательно наблюдая со стороны, двинулся за ним. Вскоре они остановились недалеко от дома Тарасова.

– Стой здесь, я недолго: передам деньги и обратно. Смотри внимательно, если что, дай сигнал.

Двигаясь с темной стороны дома, он направился к подъезду. Поднявшись на второй этаж, он посмотрел в окно коридора, которое выходило на дорогу. Ворон стоял под деревом, подняв воротник пальто. Постучав в дверь, Александр вошел в квартиру. Надежда, увидев мужа, бросилась ему на шею.

– Как вы тут без меня? – поинтересовался он у жены.

– Плохо, Саша. Дочка постоянно спрашивает, когда вернется папа. Не знаю, что ей отвечать.

– Говори, что папа скоро вернется. Я действительно скоро приду. Вот это все закончится, и я вернусь.

Он подошел к детской кроватке, где, укрывшись одеялом, спала дочка. Он нагнулся и нежно поцеловал ее в щечку. Она на секунду открыла глаза и улыбнулась ему.

– Папочка, – произнесла дочка и снова заснула.

– Надя, вот деньги. На первое время хватит, а там посмотрим. И еще. Передай эту записку капитану Дронову. Запомни, только ему и больше никому. Если что, уничтожь ее. Она не должна попасть в чужие руки.

– Я поняла тебя, Саша.

Он еще раз обнял ее и, поцеловав в губы, вышел из квартиры.

***

Лейтенант НКВД Новиков сидел за столом в пивной и пил пиво. Он иногда добавлял в него из шкалика водку, не скрывая этого от буфетчицы. Та, видя все это, боялась сделать ему замечание, так как последствия были непредсказуемы. Этот офицер накануне вечером, будучи пьяным, устроил здесь драку, избив двух мужчин, а прибывший воинский патруль так и не решился забрать его в комендатуру.

За незаконные действия в отношении Тарасова Новикова уволили из наркомата и направили в действующую армию. Он должен отбыть в воинскую часть через три дня, два дня из которых он уже провел в этом питейном заведении.

«За что они со мной так поступили? – спрашивал он себя уже в который раз. – Разве я плохо боролся с врагами народа, как учил нас это делать товарищ Сталин? Во всем виноват этот капитан Дронов, который невзлюбил меня с первого нашего знакомства. Как он меня назвал? Вспомнил: мясник. Ну и пусть, я – мясник! А он решил пройти всю войну, не замарав рук? Впрочем, черт с ним, пусть живет, как может».

Он сделал еще несколько глотков пива и, достав папиросу, закурил. Он посмотрел на людей, сидевших за столиками, и сплюнул на пол.

Неожиданно его словно прострелило. Он вдруг вспомнил, где раньше видел то лицо со шрамом: это была ориентировка о розыске бежавших с этапа заключенных, одним из которых был Тарасов. От этого ему стало жарко. Он расстегнул воротник гимнастерки и посмотрел на буфетчицу.

– Товарищ офицер! Вам плохо? – спросила она его.

– Нет, милая, мне хорошо, мне очень хорошо. Думаю, что сегодня кому-то будет плохо, а не мне.

«Сейчас допью пиво и поеду к Тарасову. Нужно в конечном итоге решить, кто он: офицер, немецкий разведчик или беглый преступник? Вот было бы здорово, если бы этот Тарасов признался мне, что он – диверсант. Я бы привел его прямо в кабинет капитана и бросил бы ему на стол его явку с повинной».

Он мысленно представил себе удивленное лицо капитана, который непонимающе смотрит на явку, а он стоит напротив него и ухмыляется. Мысль о мести моментально согрела его сердце, он невольно улыбнулся и снова посмотрел в сторону сидевших недалеко от него мужчин.

– Эй, ты, да, да, тебе говорю! Подойди ко мне, – приказал он одному из них. – Ты, что улыбаешься? Радуешься тому, что мне плохо? Да я тебе все зубы выдавлю вот этим кулаком!

Мужчина, не допив пива, встал из-за стола и быстро покинул пивную.

«Боится, – подумал Новиков, – значит, уважает. А если прижать Тарасова через его жену? Это неплохая идея. Как я раньше об этом не подумал? Уверен, он не выдержит этого».

Он встал из-за стола и направился к буфетчице.

– Лариса! Сколько с меня?

– Вы что, товарищ лейтенант. Все – за счет заведения.

– Спасибо, милая, но офицеры в долг не пьют.

Он бросил на стойку смятую купюру и вышел из пивной.

***

Они столкнулись у подъезда: Новиков схватил Тарасова за отвороты полушубка и с силой прижал его к стене дома.

– Ну что, сука! Попался? Теперь ты от меня никуда не денешься!

– Что вам опять от меня нужно, товарищ лейтенант?

– Ты, Тарасов, сейчас заплатишь за все. Думал, что отделался от меня? Нет, ты глубоко ошибаешься, вражина!

Он ударил его головой о стену и, достав свой пистолет, уперся им в его подбородок.

– Может, сейчас ты мне расскажешь, кто ты на самом деле! Говори, а то застрелю как собаку!

– Я же вам говорил, что вы ошиблись.

– Я тебя убью прямо здесь, тоже по ошибке, если ты не признаешься, что являешься немецким шпионом! Скажи, это ты бежал в прошлом году с этапа? Признавайся, гад! Ты хочешь, чтобы я сейчас начал говорить с твоей женой?

Неожиданно что-то ударило в бок лейтенанта. Боль была такой резкой, что он невольно застонал и непонимающе посмотрел на стоявшего за спиной мужчину. Он сделал два шага в его сторону и упал лицом вниз. Пистолет выпал из руки и отлетел в сторону.

– Чего замер? – тихо произнес Ворон, вытирая о шинель Новикова окровавленный нож. – Давай, оттащим его в сторону, нехорошо, если он будет лежать здесь.

Тарасов был в шоке. Он смотрел, как дергается в конвульсиях тело лейтенанта НКВД, как из его широко открытого рта раздаются предсмертные хрипы.

– Давай, бери его за ноги! – снова скомандовал Ворон.

Тарасов схватил обмякшее тело офицера, и они общими усилиями оттащили его за угол дома. Вернувшись к подъезду, Ворон снегом забросал кровавое пятно и посмотрел на Тарасова.

– Уходим! – произнес он.

Они долго петляли по улицам, прежде чем направиться в квартиру Ворона.

– Чего молчишь, Татарин? Если бы не я, то этот чекист точно бы завалил тебя прямо у дома. Насколько я понял, это он крутил тебя в НКВД?

Тарасов кивнул. Ему было трудно признаться в том, что на его глазах этот бывший зэк зарезал офицера, а он не предпринял никаких попыток помешать преступлению. Видя, что он еще находится под впечатлением от совершенного им убийства, Ворон достал бутылку и налил водку в стаканы.

– Видишь, Татарин, и мы с тобой окропили красненьким снег в канун Нового года. Мне еще не приходилось резать чекистов, он у меня – первый.

– Мне – тоже, – произнес Александр. – Немцев убивал, украинских националистов, а вот русских еще нет.

Они выпили и стали закусывать соленой капустой.

– Скажи, Татарин, откуда он узнал, что ты придешь в этот вечер домой?

– А ты бы его спросил, прежде чем убивать. Откуда я могу это знать. Насколько я понял, он просто хотел свести со мной личные счеты. Он меня чуть ли не неделю пытал, требовал, чтобы я признался в том, что являюсь немецким шпионом.

– Похоже, ты оказался ему не по зубам, вот он и решил свести с тобой счеты. Я впервые сталкиваюсь с подобной ситуацией.

– Ладно, давай замнем эту тему. Я устал и хочу спать.

Они допили водку и стали готовиться ко сну.

***

Они проснулись от сильного и настойчивого стука в дверь. Рука Тарасова скользнула под подушку, где лежал пистолет. Ворон вскочил с койки и испуганно посмотрел на Александра.

– Кто там? – подойдя к двери, спросил Ворон.

– Открывай! НКВД!

– Сейчас, подождите минутку.

Тарасов надел на себя гимнастерку. Передернув затвор пистолета, он укрылся на кухне между стеной и печкой-голландкой. Ворон открыл дверь: перед ним стоял офицер с малиновыми петлицами НКВД и солдат. Офицер оттолкнул его в сторону и прошел в комнату, оставив около дверей солдата.

– Документы! – потребовал он у хозяина квартиры. – Проверка паспортного режима. Кто проживает в этой квартире? Квартиранты есть?

– Какие квартиранты? Здесь и одному места мало.

Ворон открыл ящик комода и стал доставать из него документы. Тарасов видел, как предательски задрожали его руки, когда он стал протягивать их сотруднику.

– Один живешь? – снова спросил офицер Ворона.

– Один. Мать умерла перед самой войной. А что?

Сотрудник НКВД окинул комнату взглядом и остановил его на армейской телогрейке, шапке и сапогах.

– А это чья одежда? Только не говори, что она твоя. Ты в ней утонешь.

– Это одежда соседа, – тихо произнес хозяин. – Мы вчера немного засиделись вечером, вот он и ушел, оставив у меня верхнюю одежду.

– Значит, он живет с тобой в одном коридоре? Не мог же он босиком уйти зимой. Скажи, в какой квартире живет этот сосед?

Лицо Ворона побледнело. Он явно не был готов к такому развитию событий.

– Я жду. Номер квартиры, имя и фамилия соседа. Ты меня слышишь?

В какую-то секунду Тарасов усомнился, что этот мужчина – сотрудник НКВД. Для этого было несколько причин: во-первых, почему они выбрали только одну квартиру, где проживал Ворон. Во-вторых, офицер вел себя как-то неестественно, словно форма сотрудника НКВД мешала ему чувствовать себя свободно и раскованно. В-третьих, солдат, стоявший в дверях квартиры, явно был здесь лишним. Задержание и обыски, как правило, проводили оперативники, а не люди в шинелях.

Сотрудник сделал два шага и, отодвинув в сторону занавеску, заглянул на кухню. Он не сразу заметил спрятавшегося Тарасова. Он, молча, посмотрел на пустые стаканы, стоявшие на столе, бутылку из-под водки и, наконец, перевел свой взгляд на печь. Заметив направленный на него пистолет, он замер, не зная, что делать дальше. Тарасов поманил его к себе пальцем.

– Пусть солдат выйдет из комнаты, – приказал он ему, вытаскивая из его кобуры наган.

– Гайсин! Выйди из комнаты, – приказал офицер. – Мне поговорить с хозяином нужно.

Солдат выполнил команду.

– Ну, а теперь поговорим, – произнес Тарасов, садясь за стол. – Предупреждать тебя не стоит, ты сам знаешь, что с тобой произойдет, если поднимешь шум.

Тот кивнул и сел на стул.

***

Через десять минуты беседы Тарасову стало ясно, кто сидит перед ним. Ворон, отойдя от шока, готов был порезать этого человека на куски:

– Ты знаешь, что бывает за подобные шутки? Да я тебя порву, как тузик грелку.

Александр знаком руки остановил его. Хозяин дома замолчал и сел на стул.

– Значит, Пион хотел проверить нас на испуг? – спросил Тарасов мужчину. – Хотел убедиться, что мы с Вороном не продались НКВД?