Хотите быть герцогиней?

Глава 4

Эш всегда был прав, и его это бесило.

Он загородил собой Эмму, крепко держа ее за талию одной рукой и сжимая в другой руке трость.

– Ну? – спросил он. – Выкладывайте, да побыстрей, что вам нужно, и тогда я велю вам убираться к черту и мы сможем спокойно разойтись. Вот вам программа сегодняшнего вечера.

– Бросай сюда кошелек, парень. Не забудь про часы и кольца.

– Убирайтесь к черту! Видите, как все просто? – Он обнял Эмму за плечи. – Мы уходим.

Но второй мужчина поднял руку, в которой был нож.

– Стой где стоишь. На твоем месте я бы не дергался.

– Надеюсь, и ты не станешь дергаться, – сухо отозвался герцог. – Одно неловкое движение – и ты наверняка пожалеешь.

Грабитель с ножом сделал ложный выпад в направлении ребер Эша.

– Заткнись! И давай сюда золотишко. Или хочешь, чтобы мы пустили тебе кровь? Будет на что полюбоваться твоей драгоценной юбке!

Юбке?

– Не бойтесь, мисс, – хихикнул его напарник, наматывая веревку на руку и затягивая узел. – Мы с радостью освободим вас из лап этого господина.

У Эша вырвался звериный рык.

– Черта с два! – Размахивая тростью как мечом, он описал в воздухе широкую дугу. – Тронете ее – поплатитесь жизнью. Ничтожные, жалкие уроды!

Лезвие сверкнуло в сгущающихся сумерках. Хозяин ножа пошел на Эша, но тот поспешно отскочил в сторону, свободной рукой увлекая за собой Эмму, точным ударом повалил мерзавца на колени, и нож отлетел в траву.

Поспешно развернувшись, герцог снова поднял трость, готовясь нанести второму грабителю удар слева, достаточно сильный, чтобы переломать кости, но тут порыв ветра сдул с его головы шляпу, и оба грабителя ахнули.

– Господь всемогущий! – прошептал один.

– Помилуй, Господи, – сказал второй, пятясь на четвереньках. – Это же сам дьявол!

Эшбери замер, кипя от ярости, которая выжигала ему легкие, и нацелил трость для удара. Однако драться, кажется, больше не было необходимости. После минуты напряженного молчания он опустил трость.

– Убирайтесь.

Оба разбойника застыли как парализованные.

– Убирайтесь! – взревел Эш. – Ползите по домам, трусливые червяки, шлюхины дети! Или, клянусь, вы будете умолять дьявола, чтобы забрал ваши души!

Они попятились и бросились бежать. Но как же безрадостна была его победа!

Вернувшись в Лондон, Эш лелеял крошечную надежду, что выглядит не таким уж уродом, как привык о себе думать. Возможно, Аннабел всего лишь мелкая душонка, для которой выигрышная внешность прежде всего. Возможно, у бывших друзей, которых хватало на один визит, действительно находились неотложные дела. Возможно, всей прислуге в доме и впрямь понадобилось срочно ехать в дальние провинции к внезапно заболевшей родне.

Может, его шрамы не так уж ужасны?

Он обманывал себя. И теперь это стало совершенно ясно. Его наружность была отвратительна. Закоренелые преступники и те бежали в страхе, точно крысы в сточную канаву. А он еще надеялся, что красивая молодая девушка с радостью примет его брачное предложение…

Нет. Ни одна хоть сколько-нибудь разумная девушка не захочет иметь с ним дело. Вот сейчас он обернется, а Эммы уже не будет. Он был уверен.

Но он ошибся.

Эмма стояла рядом, обеими руками сжимала большую ветку, глядя вслед убегающим грабителям. Его плащ соскользнул с ее плеча. Дыхание застывало в холодном воздухе сердитыми облачками пара.

Наконец она бросила ветку и пошла подобрать его шляпу, которую ветер унес уже на несколько футов.

– Вы не ранены?

Эш ошеломленно смотрел на девушку. Ее вопрос был лишен смысла. Вообще все казалось лишенным смысла.

Эмма не только не бросилась бежать, она приготовилась его защищать – вот глупость-то, если подумать. Он не знал, что с ней делать и что ему делать с самим собой. Он только и мог, что чувствовать…

Начать с того, что почувствовал против собственной воли – он слегка уязвлен предположением, – что ему может понадобиться помощь хрупкой девушки. Росло желание завладеть ею, чтобы показать, кто из них двоих кого защищает. А в самой глубине души шевельнулось чувство, которому он не сумел дать название, понуждавшее его отринуть гордость, положить голову ей на колени и выплакаться.

Но выплакаться – это немыслимо. Этому никогда не бывать. Решение принято, предложение сделано. Она сама скрепила печатью собственную судьбу с его судьбой.

Если она думала от него отделаться, то упустила шанс.

Будь он проклят, если теперь позволит ей уйти.

Эмма почувствовала эту перемену в герцоге. Крепко стиснутые зубы, бешеный ритм дыхания, вздымающаяся грудь, никакого проблеска синевы в глазах – только холодный сверкающий черный.

Эш был настойчив с самого начала, но теперь – настойчивей настойчивого. Эмма не умела подобрать нужного слова, но она чувствовала, что ее пронзило с головы до пят. Каждый волосок ее тела возбужденно вздрогнул. Каждый нерв заплясал от предвкушения. Ее тело уже знало, что случится нечто. Ее мозг еще не догадывался, как это будет, но сердцу было ясно, что грядет вспышка могучей и неуправляемой силы.

– Ваша шляпа, – сказала она.

Эш взял шляпу, поднял свой плащ с мокрого дерна, куда он свалился с плеч Эммы, а затем взял в руки и саму Эмму. Не предложил ей руку, как велит правило вежливого поведения, а схватил за локоть и повел в сторону улицы.

– Мне жаль, что вам пришлось стать свидетельницей всего этого.

– А мне нет, – тихо сказала Эмма.

Не то чтобы Эмма была рада, что на них напали грабители. Это было очень страшно, и у нее не было никакого желания подобный опыт повторить. Однако сейчас, когда им удалось благополучно избежать опасности, она как будто заново переживала восхитительный и волнующий момент, когда герцог инстинктивно бросился на ее защиту, как поразительная точность его действий обратила в бегство двух вооруженных грабителей.

Никто и никогда ее так не защищал.

И если герцог хоть сколько-нибудь нравился ей раньше – а она не могла не почувствовать, вольно или невольно, его привлекательности, – то теперь это чувство усилилось стократ.

– Это мне следует извиниться, – сказала она. – Ведь это я виновата. Мы бы не зашли сюда, в парк, если бы…

– Если бы я хоть немного смотрел, куда мы идем. Виноват я. – И, не говоря больше ни слова, герцог вывел Эмму из парка и на ближайшем перекрестке окликнул проезжавший мимо кеб. – Сейчас вы поедете домой. Завтра за вами прибудет моя карета. Соберите вещи.

Воздух покинул ее легкие.

– Погодите. Что вы сказали?

– Отсюда вы отправитесь в гостиницу. Наверное, это будет «Миварт».

«Миварт»? Самая красивая, самая роскошная гостиница в Мейфэре! Однажды Эмма там побывала, чтобы подшить платье австрийской баронессе, прибывшей в Лондон с визитом. Она и вообразить себе не могла, что когда-нибудь станет жить в таком месте.

– Я пошлю за вами, когда мои поверенные составят контракт. – Герцог распахнул дверцу кеба и помог Эмме забраться внутрь. – Мы сочетаемся браком в Эшбери-Хаусе.

– Однако…

Герцог дал указания кучеру и вернулся, чтобы закрыть дверцу кеба.

– Однако, если подумать, не трудитесь собирать вещи. Я куплю вам все новое. Гнилые картофелины из вашей кладовки мне без надобности.

Эмма сунула носок туфли в щель, не дав ему захлопнуть дверцу.

– Погодите.

Он уставился на нее.

– Что еще?

Отличный вопрос. Эмма и сама не знала что. Только все это произошло так быстро… Слишком быстро! Ее жизнь завертелась точно вихрь. Собственно, она и не хотела останавливаться, но ей требовалось что-то вроде дверной ручки, чтобы было за что ухватиться.

– Я… настаиваю на том, чтобы взять с собой кошку!

Он фыркнул с заметным отвращением.

– Кошку?

– Да. У меня есть кошка.

«Эмма, ты идиотка! У тебя же нет никакой кошки!»

Но она решила, что найдет кошку. Уж если Эмме предстоит выйти замуж без малейшего намека на чувство и поселиться в огромном роскошном доме, ей нужен хотя бы один союзник. Что может быть лучше, чем пушистый и глазастый котенок?

– Для невесты, выходящей замуж по расчету, вы создаете массу неудобств. – Он втолкнул ее ногу внутрь кеба и, прежде чем захлопнуть дверцу, ткнул в нее пальцем. – Надеюсь, эта ваша кошка умеет вести себя в приличном доме!

Глава 5

Кошка Эммы оказалась самым мерзким, грязным и отвратительным созданием, которое когда-либо видел Эш в своей жизни, за исключением тех редких случаев, когда смотрел в зеркало. Куча костей, заключенная в неопределенного цвета шкуру, несомненно, кишащую блохами.

Его невеста держала эту тварь обеими руками и прижимала к груди так, точно это был свадебный букет.

Эш скривился, глядя на зверя. Кошка зашипела в ответ. Похоже, их отвращение было взаимным.

– У нее есть кличка?

Она посмотрела так, будто его вопрос ее напугал.

– Что?

– Кличка. Эту кошку как-то зовут?

– А. Да. Штанина. Ее зовут Штанина.

– Штанина?

– Разве я не ясно сказала? – Не похоже, чтобы Эмма собиралась выпустить животное из рук. Вместо этого она осмотрела холл. – Где мы будем произносить брачные клятвы? В библиотеке?

– Неужели вы так и собираетесь держать эту гадость в руках до конца церемонии?

– Боюсь, если я ее отпущу, она убежит. Кроме того, она желает стать свидетелем. Не правда ли, Штанина? – Эмма повернула кошку мордой к себе и сделала умильное лицо. – Это герцог Эшбери. Разве ты не рада с ним познакомиться? – Она взяла кошачью лапу и помахала ею в сторону Эша, изображая знак приветствия. – Он очень любезный.

Кошачьи когти зловеще хватанули воздух возле его лица.

Вот, значит, как. Понятно.

Эш протянул руку, выдернул животное из объятий Эммы и опустил на пол. Серая тварь тут же пустилась наутек точно стрела.

– Дом такой огромный! – воскликнула Эмма. – Она может потеряться здесь на несколько дней.

– На это я и надеюсь.

Одернув на себе жилет, Эш обернулся, чтобы как следует рассмотреть свою невесту. Гадкое животное, помимо прочих напастей, помешало ему оценить внешний вид Эммы. До сего дня он видел ее в двух видах: в платье, сшитом из обезумевших сосулек, и в скромном платье девушки-работницы.

Утреннее платье, которое она выбрала сегодня, отличалось простотой и вместе с тем давало желанную передышку его изголодавшимся по красоте глазам. Сшитое из шерсти элегантного синего оттенка, оно отличалось совершенством кроя. И неудивительно – надо полагать, Эмма сшила его сама. Платье выгодно подчеркивало соблазнительные достоинства фигуры хозяйки. Длинные рукава на запястьях были украшены полоской тонкого кружева. Легчайший намек на кокетство, точно налет сахарной пудры.

Эмма выглядела очаровательно.

Нет-нет. Очаровательно? Неужели он только что использовал это слово? Он вовсе не был очарован. Он никогда не испытывал очарования. Вот так.

Он просто сходил с ума. Жаждал поскорее положить конец периоду воздержания, который казался бесконечным. Платье восхитило его лишь по одной причине: будет отрадно видеть, как оно полетит на пол! Жаль, что таковой возможности ему не представится. Сегодня ночью, когда он придет в ее спальню, будет уже темно.

Ее губы, так напоминающие лепестки розы, шевельнулись. Черт, кажется, он уставился на них совершенно неприлично и поэтому пропустил мимо ушей то, что она говорила.

– Викарий в гостиной, – сообщил Эш.

Эмма явно колебалась. И он приготовился услышать нечто вроде: «Я решительно не могу это сделать!» – или: «О чем только я думала?» – или: «Я скорее предпочту умереть от голода и холода, благодарю покорно!».

– И как же мне пройти в гостиную?

Он с облегчением перевел дух, обернулся к ней и подал руку.

– Пойдемте.

Нельзя сказать, чтобы она бросилась вперед летящей походкой. И он не мог ее в этом винить. Наверняка девушка хотела выйти замуж по любви, а он собирался вырвать эту мечту из ее тонких, покрасневших от работы пальчиков – заменить красивого жениха ее мечты на сварливое чудовище.

Чувство вины пронзило Эша, точно кинжал, воткнутый под ребра.

Но ему не следует поддаваться. Война научила герцога двум вещам: жизнь скоротечна, но долг остается. Если он умрет без наследника, этот негодяй, его кузен, разорит его земли, принимая решения исключительно для личной выгоды и обогащения. И это приведет к краху тысячи людей, которые теперь зависят от него, герцога Эшбери.

Эта перспектива была для него горше горького. Ведь не оправдав надежд своих работников, он не сможет называться сыном своего отца. Вот в чем ирония, думал Эшбери, переступая порог гостиной.

Выходило, что он-то как раз женится по любви.

Но не к ней.

Не совсем такую свадьбу видела Эмма в мечтах своей юности. Она представляла себя на церковном венчании, естественно, в окружении родных, друзей и соседей. Она мечтала, что на ней будут розовые ленты, а на голове – венок из цветов. Но, в конце концов, она уже много лет как распрощалась с девическими фантазиями.

В гостиной не было ни гостей, ни цветов – только священник, дворецкий, экономка и устрашающая кипа бумаг, ожидающих ее подписи. Смущенная, Эмма быстро пролистала документы и решила: если уж читать, то с самого начала, – но едва она успела дойти до середины второй страницы, у герцога лопнуло терпение.

– Что вы делаете? – спросил он. – Неужели читаете?

– Разумеется, я никогда ничего не подписываю, сперва не прочитав. А вы?

– Я – другое дело. Мне, может быть, есть что терять.

А Эмме терять было нечего. Слова герцога можно было понимать именно так. Честно говоря, вряд ли можно было с этим поспорить. Она уже простилась с мастерской, бросила свою каморку под крышей и почти все пожитки.

Герцог оставил Эмму за чтением, а сам начал расхаживать кругами в другом конце гостиной. И ее посетило странное подозрение: он нервничает не меньше ее. Но этого не может быть! Куда вероятнее, что страдальцу просто не терпится со всем этим покончить.

– Вам помочь, мисс Гладстон? – услышала она тихий голос над своим ухом. – Я знаю, что такая кипа бумаг может быть очень тяжелой.

Она подняла голову и увидела, что рядом стоит дворецкий. С ним она уже встречалась – в тот самый первый день. Как же его зовут? Кажется, вспомнила – мистер Хан.

Он тогда ей сразу понравился. Бронзовая кожа и типичное для индийца понижение тона в конце фразы. Серебряные волосы с прямым пробором, столь безукоризненно прямой была также и его осанка. Он был к ней очень добр, даже вопреки тому, что она явилась в дом герцога без визитной карточки и без приглашения. Хан, казалось, был даже рад ее видеть.

– Герцог не всегда такой, – доверительно сообщил ей дворецкий, подавая Эмме следующий документ.

– Нет? – В душе Эммы забрезжила робкая надежда.

– Обычно он гораздо хуже. – Быстро оглянувшись через плечо, дворецкий взял из ее рук документ, чтобы вложить новый. – Герцог жил один и не собирается отступать от своего обычая. Он никому не доверяет, но уважает тех, кто может бросить ему вызов. Думаю, поэтому вы здесь. Он испытывает злость, обиду, скуку, и его боль куда сильнее, чем он выказывает. И знаете, одно из двух: или вы с ним поладите, или он разобьет вашу жизнь.

Эмма постаралась справиться с волнением.

– Если вам это хоть как-то поможет, – продолжал дворецкий, – знайте, что вся прислуга надеется на первое.

– Это обнадеживает… кажется.

Что бы ни потребовалось для того, чтобы, по словам Хана, «поладить», Эмма не сомневалась, что лишена подобных качеств. Однако, если Хан намеревается встать на ее сторону, она не возражает. Ей нужен хотя бы один друг в этом доме, и этим другом вряд ли станет ее супруг.

И не кошка, куда бы она ни подевалась.

– Чем вы там занимаетесь? – спросил тот, о ком они только что говорили.

– Ничем, – поспешно ответила она. – То есть я почти закончила читать. – Вы могли бы дать мне совет? – шепнула она дворецкому.

– Полагаю, уже поздно спасаться бегством.

– А кроме этого?

– Разве что напиться допьяна? Кое-кому в этом доме следовало бы, но я не могу.

– Хан, хватит стоять столбом, сделай что-нибудь полезное. Принеси фамильную Библию.

Дворецкий вытянулся в струнку.

– Да, ваша светлость.

Уходя, он едва заметно подмигнул Эмме – сочувственно и вместе с тем заговорщицки. «Отныне мы вместе» – вот что он, кажется, хотел сказать.

Эмма взяла перо.

Как только была подписана последняя страница контракта, священник деликатно кашлянул:

– Вы готовы начать, ваша светлость?

– О господи, да! Давайте поскорее покончим с этим.

Эмма и герцог заняли свои места, стоя бок о бок, и Эмма, не сдержавшись, взглянула на него. К ней был обращен его здоровый профиль – мужественный, решительный. Ни малейшей тени сомнения не было на его лице.

Но он вдруг повернулся к ней, и она увидела шрамы. Смутившись от того, что он заметил, что она его разглядывает, Эмма поспешно отвернулась, и инстинкт болезненно подсказал ей: отвернувшись, она допустила ошибку.

«Отлично, Эмма. Так держать!. Как раз вот этим ты его не оскорбишь».

Они произнесли положенные клятвы, и новоиспеченный супруг схватил ее руку, чтобы надеть на палец простое золотое колечко. В том, как герцог стиснул ее руку, не было ничего сентиментального – он как будто утверждал свое право на Эмму. Двое слуг поставили свои подписи как свидетели, после чего викарий удалился.

И они остались втроем – Эмма с герцогом да еще тяжелое, неловкое молчание.

Герцог хлопнул в ладоши.

– Ну, с этим покончено.

– Полагаю, это так.

– Я велю горничной принести чего-нибудь подкрепляющего в ваши покои. Вам наверняка захочется отдохнуть.

И он повернулся к ней спиной, собираясь уйти, но Эмма дотронулась до его плеча, чтобы остановить.

Он обернулся.

– Что еще?

Это был не вопрос, а скорее выговор. Эмма собралась с духом.

– Я хочу отобедать.

– Разумеется, вы пообедаете. Или вы думаете, что я стану морить вас голодом? Это вряд ли отвечает моим планам зачать здорового ребенка.

– Я имела в виду не просто утолить голод. Я хочу, чтобы мы с вами пообедали вместе. И не только сегодня, а каждый вечер. Настоящий обед, со множеством блюд. И чтобы мы с вами разговаривали.

У герцога сделалось такое лицо, будто она предложила ежевечернее вскрытие брюшной полости, исполненное посредством штопальной иглы и ложки.

– Зачем вам это?

– Нельзя, чтобы нас связывала только постель. Мы должны узнать друг друга, хотя бы немного. Иначе я буду чувствовать себя…

– Племенной кобылой? Да, я помню. – Герцог отвел взгляд и вздохнул, потом снова взглянул на Эмму. – Очень хорошо. Мы будем обедать вместе. Однако я хотел бы прояснить некоторые вещи прямо сейчас. Наш брак – это брак по расчету.

– Да, так мы и договорились.

– Между нами не будет любви или привязанности. Напротив, будут приняты все меры, чтобы их не допустить.

– Странно, что вы полагаете, будто нам понадобятся меры предосторожности. Я удивлена.

– Просто делайте то, что от вас требуется. Вы должны разрешить мне ложиться с вами в постель. Я отлично сознаю свое внешнее уродство. Вам не нужно остерегаться проявления с моей стороны грубости или распутства. Все наши встречи будут в рамках благопристойности, насколько это возможно. При погашенных свечах… И никаких поцелуев! Разумеется, как только вы понесете моего наследника, наши отношения закончатся.

Эмма была ошеломлена. Никаких поцелуев? При погашенных свечах? Из-за его шрамов?

В словах герцога она уловила такую боль, что внутренне содрогнулась. Должно быть, предательство Аннабел Уортинг было для него жестоким ударом. Даже если он вбил себе в голову, будто его шрамы так отвратительны, что никто не сможет их терпеть… Эмма теперь его законная супруга. Она отказывалась это принимать. Уж она-то знала, каково быть отверженным.

Герцог повернулся, чтобы уйти, но она снова остановила его.

– Еще одно. Я хочу, чтобы вы меня поцеловали.

Эмма выпалила это и замерла, ужасаясь собственным словам. Но дело было сделано – теперь ей нельзя отступать. Если она дрогнет перед ним, ей никогда не отбить назад тот маленький плацдарм, который она захватила.

– Вы разве не слышали? Я только что поставил условие: поцелуев не будет.

– Вы говорили про поцелуи в постели, – возразила она. – А я не про постель. Я прошу только об одном-единственном поцелуе.

Он провел ладонью по лицу.

– Обед. Поцелуй. Вот что я получил, женившись на дочери сельского священника. Романтические бредни.

– Поверьте, быть дочерью сельского священника отнюдь не означает, что моя голова набита романтическими бреднями.

«Распутница. Шлюха. Иезавель». Эти жестокие слова зашипели на нее из темных уголков памяти. Она заставила их отползти назад, как привыкла делать все эти годы. Может быть, когда-нибудь она сумеет прогнать их навсегда.

– Я могу обойтись без кольца с драгоценными камнями, без гостей, без красивого платья, – сказала она. – Я прошу только об одной маленькой любезности, чтобы почувствовать… немного тепла. Чтобы сегодняшний вечер был больше похож на настоящую свадьбу.

– Свадьба была самая настоящая. Мы принесли клятвы, которые нас связали по закону. Поцелуи на свадьбе необязательны.

– Мне кажется, на моей свадьбе поцелуй просто необходим. – Ее голос набрал силу. – Вы удостоили меня церемонии, пусть формальной и второпях, но меня бы порадовал этот маленький жест, который дал бы мне почувствовать, что я для вас нечто большее, нежели движимое имущество.

Она пристально наблюдала – как он отреагирует? Но его реакцией был полный отказ от какой бы то ни было реакции. Его лицо ничего не выражало – обе его половины: здоровая и та, где шрамы. Или он не был уверен в себе? Кроме того, нельзя исключать, что она ему неинтересна. Эти мысли заставили ее сердце сжаться.

– Если хотите, я могла бы сама вас поцеловать, – предложила Эмма. – Необязательно, чтобы поцелуй был долгим. Вам только и нужно, что стоять смирно.

Она привстала на цыпочки.

Но он положил руки ей на плечи, вынуждая опуститься на пятки.

– Жена не может целовать герцога.

О господи! Ничего унизительнее уже быть не может.

– Герцог, – продолжил он, – сам целует жену. Это совершенно разные вещи.

– Вот как?

– Да. Закройте глаза.

Эмма повиновалась. Сердце стучало в груди все громче, а ожидание все затягивалось.

Ничего…

Она выставила себя дурой, а он над ней посмеялся. Он передумал. Насчет поцелуя. Насчет нее. Насчет всего. Она была готова открыть глаза, бежать из этой комнаты, соорудить баррикаду из подушек, книг и кошек, чтобы спрятаться за ней до конца своих дней, когда…

Его ладони обхватили ее лицо – шершавые, властные. И в тот миг, когда она думала, что вспыхнет пламенем от жестоких подозрений, его губы коснулись ее губ.

И что-то сдвинулось в ее душе. Потайной карман желаний, который она накрепко зашила много лет назад, – его поцелуй разорвал швы. Хлынул поток чувств, готовый поглотить ее без остатка. Волна страсти, желания и…

И еще нечто такое, чего она не хотела признавать, не то чтобы дать название! Позже она, без сомнения, поразмыслит над этим. Ее цепкий ум ничего не оставит без внимания. Но пока его губы соприкасались с ее губами, она могла гнать от себя это страшное признание.

Если бы этот поцелуй мог длиться вечно!

Глава 6

Надо с этим покончить, твердил себе Эш. Коснуться губами ее губ да сосчитать до трех – нет, до двух, – и хватит глупостей. Наверное, глупо идти у нее на поводу, но он решил, что формальный поцелуй скорейшим образом положит конец неприятному разговору.

Однако в результате этого поцелуя он только потерял над собой контроль.

Ее губы были мягкими, теплыми, сладкими. Свежими, как фруктовый пирог. Он чувствовал, как силы покидают его, хотя в иных местах он, напротив, становился твердым. Эмма играла на струнах самых разных его чувств, но он не мог определить, каких именно. Поцелуй запустил в его мозг тонкие щупальца безумия, лишающего его возможности думать и контролировать ситуацию.

Считать.

Как долго их губы соприкасались? Возможно, не дольше двух ударов сердца. Или трех? Или тысячи? Теперь ему было безразлично.

Ее щеки пылали под его ладонями, и он принял этот жар как признак смущения или раздражения. Но она не отпрянула. Напротив, придвинулась ближе и положила руку ему на плечо. Под сюртуком она словно гладила его шрамы, а заодно гнала прочь ту боль и горечь, что скрывались под израненной плотью. В его теле разворачивалась спираль ощущений, как ураган в безводной пустыне, который подхватывает сухой песок и швыряет его в небесную высь.

Все было неправильно. И все было так, как должно. Теперь все было возможно!

Он оторвался от ее губ, но не мог отвести взгляд от ее лица. Прошли долгие секунды, пока Эмма не открыла глаза, будто упиваясь потрясающими ощущениями, впечатывая их в память, наслаждаясь ими.