Никто, кроме нас

–Смотрите на него!– крикнул кто-то из толпы. Сотни объективов уставились на меня чёрными глазницами, и со всех сторон раздался многоголосый хор металлического смеха.

Маленький мальчик испуганно прижал к себе щенка и покачал головой.

Разбудил меня звонок. Телефон пронзительно верещал с первого этажа, завинчивая шурупики в мою налившуюся свинцом голову. Я открыл глаза и бездумно уставился в потолок. Я был болен. Ужасно болен и настолько же ужасно глуп. Я -Болконский? И вот он, тот снаряд, подкосивший меня на поле боя? Телефон наконец-то замолчал, я облегченно перевалился на другой бок, когда он зазвонил снова. Пришлось собирать силы в кулак и рывком приводить свою тушу в вертикальное положение. Спустя затраченных на путь несколько минут, удивляясь настырности звонившего, я поднял наконец трубку.

–Да?

–Мой дорогой мальчик! Ну и заставил же ты меня поволноваться! Куда ты пропал?

Нет, не похож он на Денисова, честное слово. Это гном. Болтливый садовый гном.

–Я слегка приболел…

–Какой кошмар! А что насчёт моего задания? Я знаю, может, сейчас не время, но было бы замечательно, если бы результаты были у меня к ближайшему четвергу. Справишься, дорогой?

Да, конечно, за моё здоровье ты так безумно волнуешься. Было бы ещё замечательнее, скажи ты мне, какой день недели сегодня. Я попытался вспомнить, где оставил рюкзак с фотоаппаратом и записями. Я хотел закончить этот телефонный разговор, но никак не мог найти достаточно деликатного способа. А Юсиф был тем самым человеком, который не переставал щебетать даже в том случае, если бы собеседник держал в руках табличку с просьбой заткнуться или плевался от злости ядом. Такие люди готовы заливать сироп, вырабатываемый в минизаводе где-то внутри его гортани, тебе в уши бесконечное количество времени. Поэтому я ещё раз поморщился от головной боли и нажал на кнопку громкоговорителя, принявшись за приготовление себе чая. Мёд. Лимон и мёд, перед отъездом я выторговал небольшую баночку у нашего пасечника на старом рынке недалеко от моего старого дома. Лукас Элби продавал самый вкуснейший мёд, не сравнимый ни с одним из магазинных производителей. Я перепробовал все виды из его товара, но больше всего любил всё равно липовый.

–Дорогой, ты уже решил проблему с реставрационной стройкой?

Чёрт, Ленни! Сколько мне там времени дали строители? Три месяца? Сколько времени уже прошло?

–Я почти… ай-яй!

Я обжёгся о чайник и чуть не выронил баночку с драгоценным мёдом. Проводной телефон мигнул, показывая всю кучу пропущенных мной звонков.

* * *

Я нажал на звонок и стал ждать. Закатное солнце окрасило дверь в красно-оранжевый цвет. Холодно. До мозга костей прямо. Ледяной ветер забирался под одежду. Я поежился и нажал ещё раз. Справа от меня стояло то самое дерево, которое всё это время ассоциировалось у меня с детством. Молодая рябина стояла всё на том же месте, что было совсем не удивительно. Она раскинулась в стороны , на её ветках уже были яркие зеленые, но ещё совсем маленькие листья. Когда-то я не мог обхватить ее руками.

В голову мне пришла интереснейшая идея. Я снял сумку и поставил торт на неё. Затем подошёл к дереву и обнял его. Щека прижалась к шершавой коре, ладонь накрыла ладонь. Надо же! Я вжался в ствол ещё сильнее, стараясь ухватиться как можно лучше. Непонятно от чего во мне проснулся просто детский интерес, подобный тому, который испытывает каждый, открывая киндер-сюрприз, независимо от возраста. Как далеко я смогу обхватить свою вторую руку?

Прохожие смотрели на меня, как на идиота.

–Алекс?

Мама стояла перед дверью дома. Не успела она сказать, что-нибудь ещё, как стремительный бешеный орангутанг по имени "сыночек" пронёсся и чуть не сбил её с ног, зажав в тисках. Ой, а разве можно так сильно сжимать? Я слегка ослабил хватку, все ещё опасаясь возможностей своей новой руки.

–Олег! Олег, посмотри, кто пришёл!– крикнула мама в дверь. Я невольно огляделся.

–Мам, давай лучше зайдем в дом.

Дома очень вкусно пахло – я даже и забыл, что там так пахнет. Та же прихожая с почти никогда не убираемой зимней обувью, зонтиками, которые стоят в огромной вазе, наверное, сделанной для каких-нибудь подсолнухов, цветочными обоями, которые когда-то выбрала мама вопреки всеобщим интересам, чтобы заклеить ими наши с Майей детские каракули.

Из комнаты вышел отец, улыбнулся и кивнул мне. Мы пожали руки.

–Ты есть будешь?– спросила мама, когда я передал ей торт,– там тушеная картошка.

Тушеная картошка. У меня даже слюнки потекли.

–Ты ещё спрашиваешь!

Я разулся, и мы прошли на кухню. Родная маленькая кухня. Мама положила картошку в тарелку и поставила на стол. Я поставил торт на соседний столик и подлетел на свое место. Была бы моя воля, я бы ел сразу с кастрюли.

–Руки,– мама ударила меня по руке. Все как раньше. На столе уже появилась тарелки соленых огурчиков и хлеба.

Как же. Давно. Я. Не ел. Нормальной. Домашней еды!

–О, я сейчас сделаю салат, который ты любишь. Погоди немного.

Я встал и положил ладонь на ее руку.

–Не надо, мам. Просто сядь. Пожалуйста.

Мама положила нож на стол.

–Не будешь? А как же чайник?

–Я сам поставлю.

–Точно не будешь? А то я…

Я включил чайник.

–Все хорошо. Если нам что-то будет надо, мы возьмем сами.

Я посмотрел на папу.

–Уже не маленькие. Садись, Лен,– подтвердил он.

Мама кивнула и села. Я примостился рядом. Мы приступили к трапезе.

–Мы видели тебя в газете,– с гордостью объявила мама так, будто сообщала это не мне, а своей подруге. Я кивнул. Мне не очень хотелось об этом говорить.

"Давай же, улыбнись! Природа наделила тебя таким личиком…"

"-У тебя очень милое личико. Как, говоришь, тебя зовут?

–Алекс. Алекс Б-б-бэй.

–Красивое имя. Жаль.

–Жаль что?

–Не важно. А теперь повернись слегка левее и не забудь улыбнуться. Нам же нужна хорошая фотография?"

Видимо, я ответил слишком холодно, потому что за столом воцарилось молчание. Отец бросил на меня смешанный взгляд, который я не до конца понял, но от которого мне неожиданно стало стыдно и очень страшно. Я решил исправить положение.

–На стройке небольшие проблемы, но скоро все определённо наладится. А так ничего нового.

Я вновь посмотрел на отца и вновь посвятил себя восхитительной стряпне мамы.

–А у вас какие новости?– спросил я, прожевав, наконец, в очередной раз. Мама положила вилку на стол, радостно посмотрела на папу, затем на меня неожиданно преобразившемся взглядом.

–Олега повысили до начальника цеха. Представляешь?

Мои глаза расширились, рот открылся.

–Неужели! Молодец, пап! Ты ведь так стремился к этому!

Чайник закипел. Я встал и выключил плиту.

–Это обязательно надо отметить! Ну что, чаю с тортом?

-Ты же береги себя, Алекс.

Мама поправила мой воротник.

–Обязательно, мам.

Я вытащил из кармана семь тысяч рублей.

–Возьми. Это от меня.

–Нет,– она положила ладонь мне на руку,– не надо.

–Возьми, это будет мой подарок.

Теперь я заметил, как же она постарела. В волосах виднелись седые пряди, возле глаз и рта были морщины. Глаза теперь смотрели грустно, и время от времени в них вспыхивала радостная искра. Я обхватил её и прижал к себе.

–Я люблю тебя, мам.

–И я тебя, сынок.

* * *

Сигарета вспыхнула красным угольком, коснувшись в очередной раз тонких губ начальника. Я мялся в дверях, стыдливо смотря в пол, словно нашкодивший ребёнок. Ведь это на самом деле было так.

Меня вызвали на ковёр как только я появился в офисе.

Сигарета вспыхнула и слегка осыпалась пеплом. Я ждал.

–Как идут дела со стройкой, малыш?

Я откашлялся.

–Гхм-гхм.. Я уже почти решил все проблемы. Разгадка уже совсем близко.

И я не врал. Я на самом деле уже развивал одну идею по сохранению и встраиванию в интерьер этой железной стены.

–Чудесно. Я рад, поскольку больше тянуть уже нельзя.

Мистер Вольный подошёл к окну и задумчиво смотрел в него. Я одновременно ждал и боялся момента, когда взгляд этих глаз переместится на меня.

–Не стой. Садись,– сказал он наконец.

–Я не думаю, что…

–Сядь!

Его железный тон начальника заставил меня мгновенно перелететь полкабинета, плюхнуться на стул и даже положить руки на коленки, как в детском садике. Мистер Вольный вновь стряхнул пепел со своей сигареты.

–Я понимаю, последнее время тебе было очень сложно: столько проблем, ещё эта авария…. Но ты должен понимать, что я не могу делать постоянные поблажки своим любимчикам. Мне вообще не следовало бы заводить любимчиков.

Я продолжил рассматривать свои пальцы. Какая интересная оказалась грязь под ногтями, просто с ума сойти. Я ждал, когда он заговорит про мой побег через форточку в туалете. Эта тема всё равно была неизбежна, я понятия не имел, что мне сказать ему на этот счёт и как оправдаться, но лучше поздно, чем никогда. Мистер Вольный тем временем продолжил говорить:

–Тебя избрали лицом этого проекта. Ты ответственен за него, как за исполнение, так и за отношение общественности. И я не могу позволить, чтобы проснувшиеся мальчишеские гормоны испортили всё дело. Если я узнаю, что ты вступил в какую опасную группировку или ведёшь что-то угрожающее успеху проекта; даже если просто не возьмёшь себя в руки, – я буду вынужден тебя уволить. Ты меня понял?

Я молча кивнул. Мистер Вольный наконец отлип от окна и подошёл к столу, перед которым я сидел. Он потушил сигарету в янтарной пепельнице.

–Если… Тебе нужна помощь,– уже тише и мягче сказал мужчина,– просто скажи мне. Я готов помочь.

Я рассматривал грязь под своими ногтями. Как же чертовски интересно-то. Стоило ответить ему что-нибудь типа: «Да всё в порядке, начальник. Как вы сказали, это всего лишь расшалившиеся гормоны. Сейчас всё уймём». Но мой язык надёжно прирос к нёбу, а щёки пылали от охватившего тело чувства стыда. Мне нравился Мистер Вольный, он первый увидел во мне человека с действительно серьёзными намерениями, возможно, даже раньше, чем я сам. И уж точно я не хотел ему лгать или подставлять его. Я хотел стараться. Я обещал себе постараться оставить всё, как раньше.

Ну почему из-за этого должны получать люди, не заслужившие этого?

«Привет, дорогая Майя.

Мда….

Я возвращался обратно на свалку, к этому огромному экрану. Я исследовал местность и нашел лаз в завал, в котором он находится. Подумать только, сколько сил я потратил тогда, чтобы оттуда выбраться.

Весна. Скоро весна закончится, и строители расскажут о Ленни начальству. Жалко, безумно жалко, ведь, знаешь, я к нему жутко привязался. Я очень надеюсь, что придумаю способ сохранить его. Он выглядит таким безобидным…. Но им лучше знать, что с ним делать. Меня уволят, уволят за сокрытие опасного объекта, угрожающего мирной и спокойной жизни общественности. Господи, да просто угрожающей жизни. Но мне кажется, что я поступаю правильно.

Что бы я ни решил, у меня странное ощущение, что на кону четвёртая мировая война»

Я сидел по-турецки на постеленном мной покрывале и мешал палочками китайскую полупрозрачную лапшу в коробочке, купленную в одной попавшейся мне китайской кафешке. Передо мной на экране все появлялись и появлялись новые знаки и буквы. Все эти коды так завораживали. Я присмотрелся. На краю очищенного мной участка экрана что-то цепляло глаз. Я палочками взял большой ком лапши и засунул его целиком в рот. Макароны переплетались друг с другом, тянулись. В итоге с первого же захода в коробочке осталась только половина. Управляясь с едой, я не сводил глаз с того "цепляющего глаз" места на экране. У меня уже заболели уставшие от тяжелой работы челюсти, как откуда-то со стороны послышались звуки шагов. Хотя, назвать это шагами было сложно: на свалке не было ни одной тропинки, по которой можно было спокойно ходить. Кто-то совершенно бесстрашно пробирался по горам железного мусора, разговаривая друг с другом в полный голос. Я поспешно заснул коробку в рюкзак, схватил покрывало забежал за кусок ржавого железного листа. Тот торчал неудобно, я был зажат между ним и какой-то масляной трубой, торчащей из груды проводков и механизмов.

Надо мной промелькнули две тени. Проскочили по поверхности навала. Я медленно выдохнул и продолжил дожевывать. Голоса снаружи как-то неожиданно оборвались, неправильно. Совсем не так затихает звук отдаляющегося источника. Я чуть-чуть подождал и начал вылезать. Я вылез уже наполовину, как сверху что-то громко рухнуло на край оврага, в котором я был. Я замер и тихонько втек обратно в укрытие.

В проем наверху свесилась голова.

–Вот! А ты, Гайка, хотела пройти мимо такого шикарного места!! Вниз и только!

Голова скрылась, и через несколько секунд ее хозяин с грохотом приземлился на корточки прямо посередине предэкранного пятачка. Послышался треск, какой обычно издают старые бисерные подвески на кухню. Показалось, наверное. Я снова оценил высоту оврага. Очертеть можно. Вниз опустилась вторая тень, приземлившаяся намного бесшумнее. Я слегка высунулся из-за железки для хорошего обзора.

Тенью оказалась девушка. Та самая, видимо, которая Гайка. Она была высокая и стройная, с короткой, почти под мальчика, стрижкой, одета в черную короткую куртку и джинсы.

Первой фигурой был он. Так я увидел его в первый раз. Его тощий силуэт, резко выделяющийся неуклюжей пластикой уверенных движений, выпирающие даже под кофтой лопатки почему-то резко отпечатались в памяти. И я как-то сразу понял, что ещё не скоро забуду их. И я был прав.

С моего неудобного положения видно было немного. В основном мелькала девушка, начавшая проверять местность. Она заглядывала в дыры железных стен, освещая их зажигалкой, прыгала на выгнувшихся листах. Я попытался вжаться в укрытие, стараясь стать незаметнее, и продолжил следить за ним. Сзади, до затылка, его высветленные, но серые от пыли волосы были коротко острижены. Парень почему-то шарил по полу. Нашел что-то, потер, понюхал пальцы, лизнул. Я поморщился. Закончив с полом, он осмотрелся, попробовал пространство на вид и запах. И тут заметил экран. Поднявшись во весь рост, он галопом подскочил к нему и вытер рукавом кусок. С той самой стороны, цепляющей взгляд. Охнул. Вытер ещё и издал громкое бессловесное восклицание.

–Мать моя шестеренка… Гайка, да ты только посмотри!

И он принялся и дальше растирать рукавом грязь, уже не очищая поверхность экрана, а загрязняя рукава кофты. Затем последовал радостный визг, будто ребёнку, который просил игрушечный пароходик, подарили настоящую яхту.

–Это код… Тот самый, что мы получили два месяца назад. Он здесь!! О, трещина.

Он провел пальцем по тому самому цепляющему взгляд месту. Вот что, значит, трещина.

Девушка, которая, видимо, Гайка, приближалась ко мне. Я вжался в стену ещё сильнее.

–Да только посмотри, Гаечка! Хватит долбить по железкам!

–Если я не буду долбить по железкам, чью-нибудь светлую голову обязательно снесут, когда её хозяину приспичит что-нибудь снова полизать.

И она вмяла железной палкой очередной подозрительно высовывающийся бампер.

–Вот за это я тебя и ценю,– он на мгновение отлип от экрана и посмотрел на девчонку. Сверху что-то громыхнуло, и все, включая меня, задрали головы. Хотя для меня это оказалось проблематично.

Я не уверен, но, мне кажется, он махнул рукой в эту сторону.

–Может, проверишь?

Гайка рыкнула, и вскоре до меня донеслись звуки взбирания по железу. Мы остались одни. Коробка с лапшой смялась в рюкзаке между мной и железной стеной. Минуту мы помолчали, пока Гайку не перестало быть слышно. Затем он, за которым я с интересом наблюдал в щель, почесал пальцем нос и сказал:

–Можешь уже выходить.

Я еще с большим интересом прилип к щели. Кто выйдет? Здесь есть кто-то ещё? Или это он мне?

Он подобрал с пола железную палку и с размаху кинул её в мою сторону. Та с грохотом ударилась о лист, за которым я прятался.

– Только трусливые помойные шакалы прячутся по углам!!

Я аккуратно вылез из своего укрытия и по возможности развел руки в стороны, показывая, что в одной руке у меня был рюкзак, в другой – покрывало. Он вскинул руку:

– Стой там.

Ага, как же, только трусливые шакалы прячутся. А смелые люди держатся на расстоянии. Он прищурился, ощупывая меня взглядом. Я обратил внимание на необычный цвет его глаз. Они были не просто голубыми, они были сиреневого оттенка. Я опустил руки. Так и стояли. Он рассматривал меня, а я с интересом рассматривал его.

Его необычный вид только сначала казался непривычным. Густые, чёрные ресницы ярко обрамляли миндалевидный разрез глаз, внутри которых, будто фонариками изнутри, подсвечивались сиреневые круги радужки. По бокам лица свисала заплетенная в косички челка неестественно белых волос. На концах их болтались темно-коричневые костяные бусины, издающие треск при каждом резком повороте головы. Как я уже подсмотрел раньше, сзади ниже затылка волосы были коротко острижены. Наблюдая за ним, я неожиданно резко понял: он же всего лишь мальчишка. Ему от силы было семнадцать.

Подняв голову на уровень моего лица, парень вперил взгляд в мои глаза. Последовал возглас, напомнивший мне радостный клекот ребёнка.

– Разные, значит .. . Левый, ведь так?

Я кивнул.

– Как зовут?

Я вздернул подбородок и попытался сделать позу более уверенного человека.

– Алекс. С кем имею честь?

Он ухмыльнулся и шагнул ко мне в своих шнурованных серых ботинках.

– Уходи.

Я заметил засунутые дужкой за ремень его штанов очки. Так он дальнозоркий. .. До нас начали доноситься звуки возвращающейся девушки. Я остался стоять на месте.

– Уходи отсюда. Гаечка, – кивок в сторону, – очень вспыльчивая девочка. Тебе лучше уйти.

И он толкнул меня обеими руками в грудь. Я почувствовал огромную силу, таящуюся в этих тонких макаронинках, и меня чуть ли не отбросило в сторону: я отошёл назад.

–Уходи!– и он толкнул меня снова в сторону скрытого лаза из обрыва. Я внимательно, даже с вызовом посмотрел в его глаза, после чего всё-таки скрылся в этом направлении.

Только трусливые помойные шакалы прячутся по углам. Я – самый мерзкий преступник в этом городе. Они уберут Ленни, покончат с ним, а я просто продолжу жить и отворачиваться от ограничительных знаков, запрещающих киборгам входить в очередное посещаемое мной здание.

Меня уволят. Меня всё равно уволят. Поэтому я здесь. Хотя нет, не только поэтому. Конечно, всё ради справедливости, ведь всё всегда должно делаться ради справедливости. Я натянул на лицо носок. Не понимаю, как грабители в этом ходят? Нос сразу расплющило, и дышать стало неудобно. Верхняя губа тут же вспотела от горячего дыхания. Всё-таки рановато я его напялил. А вдруг пока я буду переходить этот соседний квартал, кто-нибудь обязательно заметит странного парня в спортивном костюме и чёрном носке с прорезями для глаз на голове? Нет, не сниму уже. Пойду так, всё равно уволят.

И как назло, вечер был вполне спокойным, а небо чистым, даже сумрак был каким-то светлым, что и не спрячешься. Я попытался держаться у стеночки, словно приклеено мне там было. Шёл себе с невозмутимым видом вдоль забора стройки, плечом кирпичики вытирал.

На углу я остановился: недалеко у мусорки стоял человек в большой потёртой мешковатой куртке. Я даже сначала присмотрелся, а не был ли это мальчуган, Ванька, с его странной любовью к огромной одежде, но нет. Человек покопался в своём рюкзачке и… повернулАСЬ в мою сторону. Я мгновенно ещё сильнее прилип к забору. Тёмное пятно на фоне серой стены.

Фууух, не заметила.

И я решил, что это знак: ходить так в нерешительности вдоль стеночки я буду ещё не один час. Время действовать. Я выбрал в заборе опору получше и перелез через бетонный край. На несколько мгновений я помедлил, снова залюбовавшись красотой этого здания. Жемчужина, хранящаяся в скорлупе огромной вытянутой ракушки, словно запрятанная к себе в дом жадным любопытным крабом. Жемчужина мира. Но если чуть-чуть обойти ее со стороны, она изменится и станет высокой, распустившейся огромным цветком, звездой, смотрящей прямо в небо. Акассея. Моя Акассея. собравшись с мыслями, я продолжил своё нелегальное дело: надел капюшон и подбежал к запасному входу. Довольно странно прокрадываться в собственные владения. Временные, конечно, по сути Акассея принадлежала государству, но я предпочитал считать её своей. Дверь оказалась открыта. Действительно, чего работникам было терять – обогреватель? Или же керосиновую лампу? Но мысленно я всё равно сделал строителям замечание за беспорядок. Внутри здания кипела работа, все перебрались на самый верх, к крыше на последнем этаже. Вероятно, они уже получили мои новые чертежи. Последние часы рабочего дня. Сверху доносились звуки инструментов и мужские голоса, и я порадовался за то, что моя цель находилась в совершенно противоположной части здания.

Ленни всё ещё был там. Он встретил меня уже знакомым гудением в голове, словно назойливый жучок, пытающийся добраться до глубин моего мозга.

Но судьба оказалась ко мне не настолько благосклонна, как я на это надеялся: помимо меня, в подвале у Ленни уже были посетители.

–Ты уверен, что нам за это не попадёт?

Я прямо на лестнице вновь влился в стенку, заслышав первый голос. Последнее время я довольно сблизился со стенками. Говорящего я не знал. Чего не скажешь про его собеседника:

–Я вообще не понимаю, почему мы не сделали это в первый же день. Два месяца уже почти истекло, а мальчишка как в воду канул. Сам не понимает, что происходит, они взяли его, как декоративную собачонку: принеси-подай, исправь мелкие проблемы, да и лицо чье на рекламу надо подставить, чтобы красиво было. А как что – вся грязь-то на него и польется. В конце концов – должен я знать, что творится на моей стройке?

По стенам мелькала мигающая юркая тень: вокруг свисающей с потолка лампочки летал мотылек, упорно стараясь пробиться к источнику света. Я прижался затылком к холодному бетону и еле удержался, чтобы не выскочить из-за угла с язвительным ответом. В конце концов, что и было страшно, – в голосе Петра не было упрека или даже насмешки. Он действительно так думал.

–Ты собираешься туда залезть?

Я аккуратно выглянул из-за угла. Собеседник Петра сидел на корточках перед дырой в полу, которую я почти три месяца назад собственноручно и собственнокровно расковырял. Пётр стоял рядом. Вот незадача. Воспользовавшись тем, что мужчины были повёрнуты ко мне спинами, я высунулся немного больше. Теперь мне не оставалось ничего больше, чем ждать, что произойдёт дальше. Тем временем начальник строительной бригады и не думал отвечать на глупый вопрос. Он лишь молча надел на голову ремешок головного фонарика и включил кнопку.

«На самом деле странно, что они не сделали этого раньше»,– думал я, пока совершался один из самых судьбоносных, чёрт его побери, моментов моей жизни,– «я вообще ждал, что в первый же вечер ко мне домой заявятся полицейские с ордером и целым отрядом солдат Защиты. Хотя я, конечно, преувеличиваю: такая заморочка была бы слишком жирной для такого слабака, как я. Ну вот перечёркнутая чёрным ремешком макушка скрылась в дыре. Любопытный сообщник заглянул внутрь, отклячив вверх свою пятую точку.

–Срань Господня! – донеслось из-под пола, как из преисподней. Торчащая над дырой пятая точка зашевелилась.

–Что там?

Пётр уже вылезал, упоминая на ходу всех святых, грешных и дъявольских.

–Чёрт подери, я звоню начальству. Непосредственно в штаб, срочно, чёрт побери!

Мой выход.

–Стойте!– Я выскочил из лестничного проёма и подбежал к разозлённому бригадиру- Не надо никуда звонить.

Друг Петра тут же презервативы на меня замахнулся, но я вовремя отклонился, осознав, что на мое лицо все ещё был натянут глупый носок. Я стащил его.

–Ты!!!– мужчина взревел и подскочил ко мне навстречу, тыкая пальцем мне в грудь:– Вы, юноша, затеяли слишком опасную игру. Я не знаю, что у тебя на уме, но участвовать в этом не собираюсь!

Я встал на его пути к выходу.

–Послушайте меня, остыньте немного. Этот… этот передатчик транслирует что-то очень важное. Понимаете, у меня предчувствие…

–Предчувствие у него! Откуда ты вообще выскочил?

Я отчаянно упёрся руками в грудь Петра, стараясь задержать его на его решительном пути к телефону.

–Нет, да поймите же! если мы расшифруем то, что он передаёт – вероятно, даст нам многое понять. Мы узнаем что-то важное, может, сможем предотвратить какую-то катастрофу, да подумайте же!

В порыве я толкнул Петра в грудь. Тот слегка попятился назад. Похоже, я выглядел, как истеричка, и этим только ухудшал положение.

–Вы же сами сказали, что я сам не понимаю, что происходит. Это прекрасный шанс это исправить. Уверен, вам тоже не меньше меня интересно, что же он передаёт.