С.У.П.Е.Р.

Второй экипаж в составе Громилы и Арины пока медлил.

Борис стоял в воде, которая наполовину скрыла его сапоги, и рассматривал подобие заросшего берега впереди. Арина же поправляла сбившийся набок чехол с палаткой, горбом возвышающийся посередине их лодки.

– Шшшш! – зашипел Громила и с силой хлопнул себя ладонью по шее. – Двадцать первый век заканчивается, – капризно сказал он, ни к кому, впрочем, конкретно не обращаясь. – А средство от комаров нормальное придумать не могут!

Он и правда от этих насекомых страдал больше всех: лицо Бориса было все в красных пятнах, последствиях укусов мелких кровососущих. Влада же, например, комары и мошки, казалось, совсем не замечали.

– Чего встали-то?! – крикнул Исаев второму экипажу. – Хотите, чтобы вас по пояс в трясину засосало? Шевелите булками!

Сам он, кряхтя, перетаскивал байдарку через большую болотную кочку. Дно лодки с неприятным шелестом терлось об травянистую трясину.

Первую половину дня они сплавлялись на двух байдарках по заросшим протокам в обход болота. Направление им указал Егорыч, он же дал двухместные лодки и сопроводил к устью, откуда экспедиция стартовала к загадочному месту в лесу. Поначалу с непривычки получалось у ребят смешно. Они вразнобой махали веслами, раскачивали перегруженные вещами лодки, рискуя перевернуться. Но потихоньку приноровились и направили носы байдарок в нужную сторону. В этом месте протока была еще полноводной, поэтому узкие стрелы байдарок весело рассекали водную гладь.

Егорыч некоторое время наблюдал за стараниями новичков, давая дельные советы, а потом, когда они уже стали выходить из затона, помахал ободряюще рукой и отправился по своим делам в поселок.

Протока вскоре стала сужаться, начали появляться травянистые участки, весла то и дело цепляли гирлянды водорослей. Иногда перед путешественниками вставали камышовые стены, тогда приходилось выбираться из лодок и проталкивать их сквозь камыш руками.

Чем дальше ребята отплывали от поселка, тем больше попадалось таких участков мелководья.

Этот ритм выматывал. Участникам экспедиции все чаще приходилось откладывать весла и вылезать из лодок, что само по себе в таких условиях было сопряжено с немалыми трудностями. Поэтому даже самые выносливые Влад и Мария быстро утомились, что уж было говорить об Арине или Борисе, для которых такая непривычная силовая нагрузка стала настоящим испытанием. К тому же Громила угодил ногой в подводную яму, набрал воды за голенище, и теперь внутри его правого сапога все промокло, отвратительно хлюпало и было скользким и мерзким.

Ближе к полудню для уставших и обессилевших путешественников забрезжил лучик надежды. Они добрались до того места, где совсем обмелевшая протока с одной стороны переходила в болотину, затянутую ряской, а с другой упиралась в неровный, заросший, но вполне твердый берег. Судя по всему, именно про эту первую контрольную точку и говорил Егорыч, когда объяснял им маршрут. Можно было хотя бы немного перевести дух.

Влад отчаянным усилием затянул нос лодки на берег и с некоторым трудом разогнулся – мышцы спины уже начали прилично «забиваться».

Маша стояла рядом и тяжело дышала. Мокрая прядка волос прилипла к ее щеке, а на лбу после того, как она вытерла пот рукой, остались темные полосы. Громила с Ариной неуклюже копошились в воде, метрах в десяти. Их действия были не такими согласованными – дергая байдарку каждый со своего борта, они только раскачивали ее в стороны, почти не продвигая вперед.

Несмотря на усталость, Влад с Марией, не сговариваясь, поспешили им на помощь, снова ступив в неприветливую чавкающую холодную жижу.

* * *

– Вот если долго лежать так и смотреть на облака, то кажется, что это не они летят по небу, а, наоборот, ты движешься вместе с землей куда-то, – сказал Громила, блаженно растянувшись на травке. Он лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел в небо. И в этот момент даже ноющая боль в мышцах от перенесенной нагрузки казалась не такой уж неприятной. Промокший сапог Борис надел сушиться на ветку березы, там же были развешены и носки.

После того как байдарки оказались пришвартованы к прибрежным кустам, ребята решили сделать привал, пообедать, передохнуть и обсудить дальнейший план действий.

Следующая часть пути была пешей. Им нужно было углубиться в лес где-то на пятнадцать километров и приступить к поискам. Разумеется, все понимали, что раз уж таинственные входы не нашел местный егерь, шансы у каких-то городских выскочек неминуемо стремятся к нулю. Но актив «Нового мира» не привык останавливаться на полпути. К тому же у них было тайное поисковое оружие – многофункциональный Марк-Зет. Да и просто посмотреть на загадочное место свежим взглядом было не лишним. В конце концов, отрицательный результат – тоже результат!

– Мне кажется, у меня руки и ноги отдельно от тела расположены, – призналась Арина, поворачиваясь на бок на подстилке. – Ох-хо-хо…

– А ведь нам еще пешкодралить до вечера, – напомнил Боря и умиротворенно закрыл глаза. – Хорошо-то как так лежать. Может, не пойдем больше никуда?

– Ну не до вечера, – уточнил Влад. – Если будем двигаться на крейсерской скорости, то часа три-четыре.

– В тайге на крейсерской не получится, – урезонила его Маша, которая сидела на корточках и колдовала над саморазогревающимися обеденными пакетами.

– Мне вот интересно, – сказал Громила, не открывая глаз. – А если мы эти «входы» найдем, что делать будем? Спускаться?

– Посмотрим по обстоятельствам, – Влад, кряхтя, перевел себя из положения «лежа» в положение «сидя». – Манюня, ну что там с обедом?

– Да готово уже, – отозвалась девушка. – Только учтите, дежурим по очереди, я вам не собираюсь каждый раз кашеварить.

– Вот-вот, – заметил Влад. – Привыкли, что за вас все железные человечки делают. А так хоть немного к истокам вернетесь. Кстати, Ариэль, а где твой умный говорящий навигатор? Батарея, что ли, еще не зарядилась?

– Если бы Марк-Зет был сейчас активирован, не сомневаюсь, что он бы смог ответить так, что тебе бы, Владик, стало стыдно и, возможно, у тебя даже покраснели бы уши. Так что твое счастье, что батарея еще не зарядилась. Да и активировать его сейчас смысла нет особого. Мы же пока вроде не заблудились еще. Вот когда заблудимся…

Внезапно из чащи послышался резкий гортанный выкрик.

Все замерли, тревожно всматриваясь в гущу стройных сосен, туда, откуда пришел звук.

– Это что было сейчас? – недоуменно спросил Громила, привставая на локте. – Это человек, что ли, кричал?

– Да какой еще человек? – не поверил Влад. – Откуда тут человек? Зверь, конечно…

– Странный какой-то зверь, – с сомнением протянула Мария. – Ариш, может, ты такое слышала когда?

– Я – нет, – сказала девушка, нахмурившись. – Не знаю, кто здесь так кричать может.

– Ну, если даже биология наша такого не знает… – протянул Громила.

Некоторое время экспедиционеры тревожно вслушивались, беспокойно крутя головами, но вокруг было тихо, если не считать коротких трелей безобидных лесных птичек, порхающих среди стволов.

Через полчаса, пообедав и набравшись новых сил, активисты сообщества «Новый мир» взвалили объемные рюкзаки на плечи и, хором продекламировав жизнеутверждающую речовку, двинулись к следующей намеченной цели.

Глава 4

Лес, 01–03.07.2071 г.

Это были не очень простые времена. Владу стукнуло пятнадцать, мамы уже не было с ними несколько лет, и ее очень не хватало. Отец делал все возможное, чтобы оградить сына от лишних переживаний и потрясений, но жизнь постоянно преподносила каверзы. Да и у самого Николая Петровича на работе было не все гладко, система оптимального распределения перекидывала его с объекта на объект.

Как раз в это время Влад впервые стал задумываться всерьез об окружающей его действительности. Именно серьезно, а не просто так, по-подростковому. Они проводили с отцом много времени вместе в свободные от учебы и работы минуты, обсуждая текущее мироустройство. Конечно, Николай Петрович имел большое влияние и авторитет в этом вопросе. Но и сам Влад пытался рассуждать критически. Пусть он был еще юн, ему не хватало опыта, но он уже мог сопоставлять происходящие в жизни события. В своей собственной жизни, в жизни его приятелей, в жизни Города, наконец.

Влад никогда не был «ботаном», его с детства привлекал активный образ жизни. Он занимался спортом, изучал космос, был не прочь ввязаться в какое-нибудь по-мальчишески рискованное предприятие. То есть, несмотря на отсутствие помощи в его развитии со стороны СУПЕР, он не считал себя обделенным. Напротив, некоторые сверстники, связанные строгим расписанием, казались ему несвободными от навязанных им законов.

Тогда он честно попытался вникнуть в идеологию созидательной технократии. Потратил на это не один час своего времени, ерзая у экрана при прочтении материалов про эволюцию СУПЕР вместо того, чтобы идти на тренировку по блиц-футболу. Он, несмотря на юность, старался быть объективным. И был уверен, что это ему удается. Косвенно это подтверждал и отец: в их дискуссиях взгляды на устройство общества, как правило, совпадали. Николай Петрович много повидал в жизни и всегда мог растолковать со своей точки зрения подрастающему сыну некоторые нюансы общественных отношений.

Нельзя сказать, что Влад находил в симбиозе социума и искусственного интеллекта только минусы. Ни в коем случае. Ему даже импонировал технократический вектор развития общества. Как человек, с самого детства окруженный впечатляющими рассказами о Машинных Залах, о достижениях человечества в освоении космоса, технологических прорывах в других сферах, он с непосредственным детским воодушевлением воспринимал эти знания. Они будили его воображение и заставляли мечтать о собственных будущих открытиях. Ему хотелось изобретать, исследовать, активно участвовать в развитии новых направлений науки. По вечерам, глядя в бескрайнее ночное небо, он словно слышал отзвуки далеких сигналов, испускаемых то ли внеземными цивилизациями, то ли взрывающимися сверхновыми. Это был самый романтический период в его жизни. Но было и другое. Неуверенность в завтрашнем дне, проблемы с дальнейшим образованием, потому что СУПЕР уже давно пророчило ему распределение в Юстицион, а вовсе не в Машинные Залы. Вдобавок к этому он видел уныние отца и его чехарду с местами работы, что никак не добавляло оптимизма. Да и в быту постоянно случались неурядицы. В обособлении от общепринятой системы поддержки со стороны СУПЕР даже небольшие жизненные неприятности иногда оборачивались серьезными проблемами, которые приходилось решать, прилагая большие усилия.

Влад уяснил с самого детства, что можно рассчитывать только на себя. Что в твоем кругу может быть только несколько близких людей, на которых можно положиться. Но это в самом крайнем случае. В этой жизни ты должен все уметь делать сам. Ни на кого не оглядываясь.

Владу не нравилось, что общество все больше перекладывает ответственность за промышленное и техническое развитие на автоматизированные системы искусственного интеллекта. У СУПЕР становится все больше прав, а руководящая верхушка только потворствует ей в этом. Кругом царит большая несправедливость – Влад, быть может, не понимал еще всех нюансов социально-общественных отношений, но с его точки зрения, в самых разных сферах ситуация была далека от идеальной. Да, все было неоднозначно. Возможно, многие из его сверстников в бытовом отношении жили хорошо, но даже в таком умиротворенном способе существования бросались в глаза явные перекосы. Он нисколько не завидовал тем, у кого было больше достатка. Как не завидовал тем, кто заводил себе помощников-аватаров, облегчая, как им казалось, свою жизнь. Это была монета о двух сторонах, как считал Влад. Такая помощь расхолаживала, тормозила развитие: зачем делать самому, если с этим может справиться лучше кто-то другой? Влад постоянно ощущал, как СУПЕР все бесцеремоннее влезает в жизнь людей, отодвигая их стремления и запросы куда-то на второй план. Словно она борется за первенство в этом обществе. Это было неправильно, и он (как и его отец) полагал, что с этим надо бороться. Пока хотя бы таким способом: не впуская эту систему в свою жизнь, обходясь своими силами. Тем более что никакого преимущества по большому счету, на его взгляд, такая искусственная помощь не давала. Он ни на йоту не считал себя хуже остальных, наоборот, в каких-то мероприятиях в лицее он часто выступал в качестве лидера, вожака, мог увлечь своим примером других. Так в чем же был смысл такого глубокого проникновения СУПЕР в жизнь общества? Разумеется, он понимал, что без автоматизации современный мир невозможен, быстро обрабатывать информацию необходимо для дальнейшего технического прогресса. Но для чего разрешать системе давать указания и заставлять людей им следовать? К тому же СУПЕР влияла не только на технологические кластеры Машинных Залов, Природных Ферм, Сигматрона и Сервисграда, которые по определению нуждались в аппаратной поддержке. СУПЕР была повсюду! Она планировала рождение детей, делала рекомендации по направлениям обучения и в Юстицион, и в Лаборатории Смысла. Ей зачем-то навязывались человеческие чувства, и это никак не укладывалась в голове Влада. Сейчас уже не осталось ни одной общественной области, в которой не принимала бы участие Система Управления и Поддержки Ежедневных Решений. Будь то мытье многоразовой посуды после еды или выборы Управляющего Призматроном. Влад видел в этом если не заговор, то некую безответственность. Как раз тех людей, которые обязаны за этим следить. Слишком уж благодушным стало общество, слишком доверилось машинам. Да, чтобы хоть немного упорядочить столько мыслей в голове, юному Владу понадобился не один месяц. Поначалу был полный сумбур, даже отцу он не мог внятно сформулировать свое отношение к происходящему. Но с каждым днем детали прояснялись, выстраивалась логика, и в молодом сознании постепенно складывалась новая философия. Влад заставлял себя смотреть на свою теорию критично, иногда почти в ней разочаровывался, но потом снова убеждался в ее правоте. А значит, в неправильности происходящих вокруг изменений.

И ведь все шло к тому, что влияние СУПЕР на общество будет только увеличиваться. И созидательная технократия постепенно в его сознании неумолимо стала превращаться в технократию машинную. Его все сильнее затягивала эта концепция, подогретая юношеским идеализмом и протестным настроением. И он хотел разобраться в этом до конца. Разобраться, чтобы помочь прогрессу свернуть на правильные рельсы. Ведь сейчас ему казалось, что система уже начинала становиться для общества непредсказуемой и, быть может, даже опасной.

* * *

Арина не могла не задумываться о том, почему все так случилось в ее жизни. Нельзя сказать, что она слишком тяготилась своим пребыванием в Интернате, тем более, что такая практика воспитания была распространена и в полных семьях со вполне дееспособными родителями. Многие отдавали детей в подобные образовательные и воспитательные учреждения с ранних лет на пансион, разумно полагая, что в соответствии с программой развития ребенка по системе СУПЕР их чадо пройдет там более сбалансированное обучение. Такой шаг даже приветствовался обществом, это было вполне нормально, ведь никто не ограничивал общение ребенка с родителями, просто он меньше времени находился дома без присмотра. Ну а тех детей, у которых родителей по каким-то причинам не было вовсе или они воспитывались в неполных семьях, где отец или мать не могли уделять сыну или дочке достаточно внимания, путь к интернатскому образованию был самым целесообразным шагом. Тем более что современные Интернаты представляли собой учреждения с укладом жизни, приближенным к домашнему. Не было ни жесткого распорядка, ни дисциплинарной муштры. Все отношения между воспитанниками были основаны на доброжелательности и взаимопонимании. С малых лет детей приучали уважать других.

До 12 лет Арина была уверена, что она сирота. Данные о родителях, если они были лишены права воспитания или погибли, по закону ребенку не разглашались. Поэтому что с ними произошло и почему она с самого рождения осталась одна, Арина даже не догадывалась. Ей был назначен опекун, дальний родственник, который жил за тридевять земель и мог справляться о состоянии подопечной только удаленно. Поэтому с раннего детства девочка привыкла полагаться только на себя, не ища на стороне никакой моральной поддержки. Конечно, в ее детстве было всякое: иногда накатывали меланхолия и грусть, маленькая Аришка плакала в подушку по ночам, но с рассветом слезы высыхали, и она вновь смотрела на удивительный мир ясным взглядом своих больших бирюзовых глаз. Смотрела с надеждой и оптимизмом. Может быть, как раз поэтому, из-за нехватки ласки от самых близких людей, ей и полюбилось общение с «братьями меньшими», она быстро находила общий язык с любыми животными. Хотя и с ребятами-сверстниками из своей группы общалась вполне нормально, не без конфликтов, конечно, но у кого их нет в таком эмоциональном возрасте? Когда объявился ее родной папа, для девочки это стало потрясением. Это событие переворачивало ее привычный устоявшийся мир, толкало ее к новым, совершенно неизвестным отношениям, которым она, честно говоря, в глубине души противилась. Ей и так сейчас было хорошо и комфортно, к чему было ворошить непонятное прошлое? Хотя, надо признать, объявившийся отец вел себя исключительно деликатно. После того как Арину огорошили новостью, они несколько раз встретились, но разговаривали больше вежливо, чем по-родственному. Арина, увидев родного папу, не почувствовала внутри никакого огня. Ничего не екнуло в ее душе, на глаза не навернулись слезы. Возможно, ей было необходимо время. Они иногда стали встречаться, и, в целом, это было вовсе необременительно. Главный вопрос, который стал для Арины почти навязчивым, по-прежнему оставался без ответа: кто была ее мать и что с ней случилось? Уж родной отец-то должен был об этом знать?

Но про это объявившийся папа хранил упорное молчание. Если мог, уходил от темы либо просто замолкал, не отвечая и не давая никаких разъяснений. Почему этот вопрос был для нее запретным, девочка не понимала. И чем взрослей она становилась, тем сильнее ей хотелось раскрыть эту тайну. Хотя со временем она стала подозревать, что эта тайна достаточно мрачная: все поведение отца говорило об этом. Но неопределенность была еще хуже, ведь можно было нафантазировать что угодно.

В детстве и ранней юности у Арины не было никаких претензий к системе, хотя она сделала выбор за нее, и поначалу выбор был неправильным. После того как ее перевели в кластер Природных Ферм, она уже не представляла себе другого пути обучения и прекрасно себя чувствовала в окружении природы. Хотя она хорошо успевала и в точных науках, тяга к изучению природы и животного мира пересиливала. Но как любой подросток, входящий в переходный возраст, в какой-то момент она «заразилась» протестным настроением. Ее устоявшаяся система ценностей и взгляд на обустройство мира стали мишенью для критического разбора. И неожиданно она стала замечать то, на что не обращала раньше никакого внимания. Что мир многообразнее, чем ей виделось раньше. Что кроме привычного вида из окна ее комнаты в Интернате, выходящего в красивый сад, есть и другие окна, вид из которых не настолько прекрасен. И рано или поздно ей придется столкнуться с не такой уж идиллической действительностью. Она вдруг поняла, что скоро ей придется узнавать мир заново. Не только с парадной стороны, но и с изнанки, и не закрывать глаза на неприятные и очевидные вещи, как она делала это раньше.

И тут в ее жизнь, как живая иллюстрация к этим размышлениям, ворвался Влад.

Поэтому уже через полтора года очень красивая и правильная девочка Арина стала одной из активисток Сообщества «Новый мир».

Что удивительно, отец этот ее демарш принял вполне благосклонно, даже постарался морально поддержать, впрочем, без всякой навязчивости. Но справедливости ради стоит сказать, что он тоже ничего не знал об истинных целях Сообщества, в котором его дочь играла одну из самых важных ролей.

* * *

Когда первый раз Маша ощутила в себе эту странную особенность, она была обескуражена. Сколько ей тогда было? Лет 14, наверное. Вначале она постаралась не обращать на это ровно никакого внимания. В подростковом возрасте чего только не происходит. Желания возникают и пропадают: еще вчера ты хочешь кардинально поменять свою внешность, а завтра не мыслишь себя в этой жизни никем, кроме Президента. Но такие желания непостоянны, они могут быстро пропадать, а могут сохраняться очень долго где-то в самой глубине, чтобы всплыть на поверхность сознания в самый неподходящий момент. Однако эта особенность играла с телом Марии в какие-то странные и невиданные доселе игры. Первым желанием девочки было ее подавить и загнать куда подальше, сочтя ненормальной. Но, с другой стороны, она нисколько не мешала Манюне жить дальше так, как она хочет, и не настолько сильно отвлекала ее внимание от по-настоящему важных дел: написания книги, сочинения аудиом, знакомств с новыми друзьями. Маша научилась с ней мирно сосуществовать, не идти на поводу и не уделять дополнительного внимания. Очень-очень осторожно она попыталась выяснить, не известно ли что-то об этой черте характера ее вездесущему помощнику, элементу всепроникающей СУПЕР. И не может ли это как-то повлиять на вектор ее предписанного развития, который контролирует система? Но ничего такого, судя по всему, ее аватар не подозревал или хорошо маскировался, во что Маша не верила. Все же СУПЕР хоть и была вездесуща, но никак не могла быть абсолютно всемогущей. Способностью проникать в мысли человека искусственный интеллект еще не обзавелся. Как и способностью посягать на личную свободу гражданина.

Вначале свое эмоциональное недомогание Маша списывала на творческий характер своей личности. И это казалось ей вполне обоснованным. Если уж сама система спрогнозировала ей идти по этой стезе, значит, в ней, в Марии, изначально было заложено что-то такое, что позволяет острее чувствовать, глубже сопереживать, пропускать через себя более утонченные чувства. Чтобы потом выразить это в своих произведениях. А как по-другому? Но чтобы ее творческие работы были настоящими, чтобы были наполнены жизненным смыслом и заставляли задуматься, Маша должна была постоянно перевоплощаться в своих героев, думать как они, чувствовать как они, хотеть того же, что и они. Пока это не всегда удавалось в связи с объективными причинами: молодостью и недостатком жизненного опыта. Поэтому Маше приходилось сублимировать в свое сознание психотипы разных личностей, по-своему перерабатывать их мировоззрение, чтобы научиться этому великому искусству – доносить до других людей творческие посылы.

Да, она сомневалась в своем предназначении, но это нормально для взрослеющего человека. Тем более погруженного в атмосферу Лабораторий Смысла. Маше нравилось общаться с интересными людьми. С авторами, для которых конечным продуктом их рабочей деятельности является не что-то конкретно осязаемое, а, напротив, эфемерное, будь то прекрасная музыка или божественные стихи. Марию зачаровывала эта магия, когда из ничего рождается Великое. И она истово мечтала, чтобы у нее все получилось, чтобы она стала таким же интересным для других человеком.

Может быть, эта особенность проявилась у нее из-за того, что Маша слегка комплексовала по поводу своей внешности, в первую очередь, роста. Хотя в современном обществе такие комплексы встречались все реже; над внешностью в определенных пределах можно было работать и производить достаточно глобальные коррекционные процедуры. Почти все девочки после 14 лет прибегали к эргопластике в той или иной степени, поэтому на улицах практически нельзя было встретить откровенных дурнушек. Все девушки и женщины были миловидными. И с маленьким ростом можно было справиться, но это требовало слишком уж сильного вмешательства. Поэтому Маша, посоветовавшись с косметологами, решила оставить все как есть и сосредоточиться на раскрытии своего творческого потенциала.

А потом… Потом случилась встреча с Владом. Которая принесла новые неожиданные волнения и чувства. И только вроде бы все более-менее стало приходить в норму, в их компании появилась еще и Арина, на которую Влад сразу же обратил большую часть внимания. Нельзя сказать, что Машу это вывело из себя или что-то в этом роде. Нет, она была девочкой разумной и вполне допускала такое развитие событий. Дело было немного в другом. Это самая особенность ее организма или души – она сама еще толком не понимала, – так вот, эта самая особенность снова громко заявила о себе, оставив Машу в смятении и самых что ни на есть растрепанных чувствах очень надолго. Мария даже стала опасаться, что, может быть, навсегда.

* * *

Борис Белоручкин никогда не умел себя правильно вести с девушками. Это неумение, на первый взгляд, могло показаться парадоксальным, ведь маленький Боря рос в исключительно женском окружении матушки и сестер.

Но домашние семейные взаимоотношения никак не продвинули его в искусстве общения с противоположным полом. Сестер он воспринимал не как представительниц лучшей части человечества, а как родственниц, поэтому и относился к ним соответственно. Ему никогда бы в голову не пришло проявить какие-то знаки внимания, хотя бы для тренировки, хватало и чисто бытовой и хозяйственной заботы, обычной опеки над домочадцами. Сестры отвечали ему тем же. Так что премудрости практического обольщения Громиле приходилось познавать исключительно путем проб и ошибок и вне стен своего дома.