Улисс

Д-Р МАЛИГАН: (В куртке автомобилиста, зелёные гонщицкие очки подняты на лоб.) Д-р Цвейт би-сексуально анормален. Он недавно сбежал из частной лечебницы д-ра Евстаса для умалишённых джентельменов. Рождён вне брака и, вследствие неуправляемой порочности, подвержен наследственной эпилепсии. В содержимом фекалий обнаружены следы элефансиса. Выявлены выраженные симптомы хронического эксгибиционизма. А также скрытая амби-левизна. Преждевременное облысение по причине рукоблудства; извращённая идеалистичность суждений свидетельствует о его дегенеративной порочности, что подтверждается наличием металлических зубов. Семейный комплекс делает его временно недееспособным и в грехопадениях он чаще является потерпевшей стороной, чем наоборот. Проведя влагалищное исследование и кислотный тест 5427 анальных, вспомогательных, пекторальных и паховых волосков, объявляю его virgo intacta. (Цвейт прикрывает модной шляпой свои половые органы.)

Д-Р МЕДДЕН: Помимо прочего отмечена запущенная хипсоспадия. В интересах будущих поколений предлагаю передать помянутые органы в национальный тератологический музей для хранения в заспиртованном виде.

Д-Р КРОТЕРС: Мною исследована моча пациента. Обнаружена явная албуминоидность. Слюновыделение недостаточно, пателларный рефлекс отсутствует.

Д-Р КЛОУН КОСТЕЛЛО: Fetor judaicus отчётливо выражена.

Д-Р ДИКСОН: (Зачитывает бюллетень о состоянии здоровья.) Профессор Цвейт представляет собой законченный образчик новой разновидности: жено-мужчина. Его моральная природа примитивна и умиляюща. Многие находят его прелестным мужчинкой, милейшей личностью. В целом, это довольно странный тип, застенчивый, но не слабоумный, в медицинском смысле. Его прекрасное письмо, буквально поэма в своем роде, судебному миссионеру Общества Защиты Перевоспитанных Священнослужителей проливает свет на данный случай. Он, практически, полный воздержанец и спит, смею заверить, на подстилке из соломы, питаясь самым спартанским образом, употребляя в пищу неразогретый сушёный горох из бакалейной лавки. Зимой и летом на нём бессменная власяница и он ежесубботне сечёт сам себя. Насколько я понял, какое-то время он содержался в исправительной колонии Гленкри как злостный правонарушитель. Имеется также задокументированное свидетельство, что он был единственным посмертным ребёнком. Я прошу о помиловании ради самого святого слова из всех произносимых нашими голосовыми органам. Он скоро станет матерью.

(Общая растроганность и сочувствие. Женщины падают в обморок. Богатый американец проводит уличные сборы в пользу Цвейта. Золотые и серебряные монеты, банковскиме чеки, казначейские боны, облигации, векселя, обручальные кольца, цепочки часов, медальоны, ожерелья и браслеты стекаются рекой.)

ЦВЕЙТ: О, я так хочу иметь ребёночка.

М-С ТОРТОН: (В медсестринском халате.) Обними меня покрепче, дорогуша. (Цвейт стискивает её и разраживается восемью жёлтыми и белыми младенчиками. Они появляются на устланной красным ковром лестнице, обставленной дорогими растениями. Все как один пригожие, с лицами из драгоценных металлов, хорошего сложения, в респектабельных костюмах, примерного поведения, бегло говорят на пяти современных языках, интересуются различными науками и искусствами. На манишке каждого чёткими буквами вытиснуто его имя: Насодоро, Голдфингер, Хризостомос, Мейндорин, Сильверсмайл, Зильберзельбер, Вифаргент, Панаргирос. Они незамедлительно получают должности высокого общественного положения в нескольких различных странах, становясь управляющими банков, движением на железных дорогах, председателями компаний с ограниченной ответственностью, вице-президентами гостиничных синдикатов.)

ГОЛОС: Цвейт, ты мессия от бен Иосифа или бен Давида?

ЦВЕЙТ: (Темнозначно.) Ты это сказал.

БРАТ БУЗ: Тогда сверши чудо.

БЕНТАМ ЛАЙОНЗ: Предскажи кто выиграет в Сент-Легере.

(Цвейт ходит по сетке, закрывает свой левый глаз своим же левым ухом, проходит сквозь несколько стен, вскарабкивается на Колонну Нельсона, свисает с верхнего карниза уцепившись одними лишь веками глаз, съедает двенадцать дюжин устриц (вместе с ракушками.), излечивает нескольких чахоточных, корчит своё лицо так, чтоб походить на всевозможные исторические персонажи – лорда Биконсфилда, лорда Байрона, Вота Тейлора, Моисея Египетского, Моисея Маймонидеса, Моисея Мендельсона, Генри Ирвинга, Рип ван Винкла, Кошута, Жана Жака Руссо, барона Леопольда Ротшильда, Робинзона Крузо, Шерлока Холмса, Пастера, выворачивает каждую ногу в разных направлениях одновременно, приказывает приливу повернуть вспять, производит солнечное затмение, протянув свой мизинец.)

БРИНИ, ПАПСКИЙ НУНЦИЙ: (В форме папского зуава, в стальных кирасах, нагрудниках, наплечниках, наляжниках, наголенниках; у него длинные мирские усы и митра из обёрточной бумаги.) Leopoldi autem generatio. Моисей родил Ноя и Ной родил Евнуха, и Евнух родил О'Халлорана, и О'Халлоран родил Гугенхейма, и Гугенхейм родил Ажендата, и Ажендат родил Нетайма, и Нетайм родил Ле Хирша, и Ле Хирш родил Езрума, и Езрум родил МакКэя, и МакКэй родил Остролопски, и Остролопски родил Смердоца, и Смердоц родил Вайсса, и Вайсс родил Шварца, и Шварц родил Андриапули, и Андриапули родил Арануэза, и Арануэз родил Леви Ловсона, и Леви Ловсон родил Ихабудоносора, и Ихабудоносор родил О'Донелла Магнуса, и О'Донелл Магнус родил Кристбаума, и Кристбаум родил Бена Меймуна, и Бен Меймун родил Дасти Родса, и Дасти Родс родил Бенамора, и Бенамор родил Джонса Смита, и Джонс Смит родил Саворгнановича, и Саворгнанович родил Ясперстона, и Ясперстон родил Вингдетутниме, и Вингдетутниме родил Щомбатели, и Щомбатели родил Вирежа, и Виреж родил Цвейта et vocabitur nomem eius Emmanuel.

МЁРТВАЯ РУКА: (Пишет на стене.) Цвейт – стервец.

РАК: (В котомке бродяги-прохиндея.) Что ты делал в бурьяне за Кил-казармой?

МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА: (Встряхивает погремушкой.) И под Белибогским мостом?

КУСТ АЛТЕИ: И в Чёртовой долине?

ЦВЕЙТ: (Жгуче краснеет весь, от переда до ягодиц, три слезы выкатываются из левого глаза.) Ну, зачем ворошить моё прошлое.

ИРЛАНДСКИЕ ИЗГНАННЫЕ АРЕНДАТОРЫ: (В нательниках, никебокерах, с добрячим Доннибрукским дубьём.) Отметелить его! (Цвейт с ослиными ушами садится к позорному столбу, выпростав ноги перед собой, руки скрещены на груди, он насвистывает Don Giovanni a cenar teco. Артанские сироты, схватившись за руки скачут вокруг него. Девицы из Миссии Тюремных Ворот, взявшись за руки хороводятся в противоположном направлении.)

АРТАНСКИЕ СИРОТЫ: Рыло свиное, яблоко гнилое! Размечтался, что дамы его любят!

ДЕВИЦЫ ТЮРЕМНЫХ ВОРОТ:

Кошка сдохла,Хвост облез,Кто с тобой заговорит,Тот её и съест.

ФАНФАРИСТ: (В эфоде и охотничьей шапке, возвещает.) И он снесёт грехи людские Азазелу, духу в диких местах пребывающему, и к Лилит, ведьме ночной, и да побьют его каменьем и опаскудят все из Ажендат Нетайма и Лищраима, земель Хамовых. (Вся публика швыряет в Цвейта мягкие камни пантомимных представлений. Многие законопослушные прохожие и бездомные псы подходят спражниться на него. Приближаются Мастиански и Цитрон в лапсердаках, с длинными пейсами. Они трясут бородами на Цвейта.)

МАСТИАНСКИ И ЦИТРОН: Белиал! Истрийский Лемлайн! Фальшивый мессия! Абулафия! (Джордж С. Месиас, портной Цвейта, появляется с портновским утюгом подмышкой, представляет счёт.)

МЕСИАС: За переделку пары брюк одиннадцать шиллингов.

ЦВЕЙТ: (Распотешенно потирает руки.) Совсем как в старые времена. Бедняга Цвейт! (Ребен Дж. Додд, чернобородый искариот, негодный пастырь, неся на плече тело своего утопленника-сына, подходит к позорному столбу.)

РЕБЕН ДЖ.: (Хрипло шепчет.) Отчирикался. Навар ухнул.

ПОЖАРНАЯ БРИГАДА: Блю-йюх!

БРАТ БУЗ: (Обряжает Цвейта в жёлтую рясу с орнаментом из языков пламени и в высокий остроконечный колпак. Навешивает мешок с порохом ему на шею и передаёт его гражданским властям, приговаривая.) Да простятся ему его прегрешения. (Лейтенант Майерс из Дублинской Пожарной Бригады, по общему настоянию, поджигает Цвейта. Вопли.)

ПАТРИОТ: Благодарение небу!

ЦВЕЙТ: (В одеянии без единого шва, с ярлыком INCI, стоит навытяжку посреди фениксова пламени.) Не рыдайте обо мне, О, дочери Эрин. (Он показывет дублинским репортёрам следы ожога. Дочери Эрин в чёрных одеждах с толстенными молитвенниками и длинными горящими свечами в руках, опускаются на колени и молятся.)

ДОЧЕРИ ЭРИН:

Почка Цвейта, заступись за нас.Цветок Ванны, заступись за нас.Ментор Ментона, заступись за нас.Рекламист НЕЗАВИСИМОГО, заступись за нас.Масон-благотворитель, заступись за нас.Блуждающее Мыло, заступись за нас.Услады Греха, заступитесь за нас.Музыка без Слов, заступись за нас.Усмиритель Патриота, заступись за нас.Друг Всех Нижних Юбок, заступись за нас.Наимилосерднейший Акушер, заступись за нас.Картофелина-Презерватив от Чумы и Мора, заступись за нас.

(Хор из шести сотен голосов под управлением м-ра Винсента О'Брайена распевает "Аллелуя" под органный аккомпанимент Джозефа Глинна. Цвейт онемел, осунулся, обуглился.)

ЗОЯ: Давай выбалтывай, пока не видно как краснеешь.

ЦВЕЙТ: (В шляпе-тирольке с глиняной трубкой сунутой под ленту и в запылённых башмаках; в руке эмигрантский узелок из красного носового платка, ведёт аспидно-чёрную свинью на налыгаче. С лукавинкой во взгляде.) Теперича, пущай ужо пойду, хозяюшка, а то, клянусь всеми козлами Коннемары, мои папаня и маманя места, небось, не находют. (Со слезами на глазах.) Бессмысленно всё. Патриотизм, скорбь по покойникам, музыка, будущность расы. Быть или не быть. Сон жизни минул. Незаметно покинуть её. Пусть они себе живут. (Печально воззряется вдаль.) Со мной покончено. Пара пастилок аконита. Задёрнуть шторы. Письмо. И снова лечь, упокоиться. (С мягким придыхом.) И больше уж никогда. Я прожил. Честно. Прощайте.

ЗОЯ: (Задыхаясь, суёт палец себе под бархатку.) Честно? До следующего раза, как только подвернётся. (Она фыркает.) Скорей всего, ты просто встал не с того края кровати, или слишком сразу кончил с самой клёвой из твоих девок. У, я тебя насквозь вижу.

ЦВЕЙТ: (С горечью.) Мужчина и женщина. Любовь. Что в этом всём? Бутылка и пробка.

ЗОЯ: (Вдруг озлясь.) Как подло и несправедливо. Нечего колоть глаза бледной шлюхе.

ЦВЕЙТ: (Покаянно.) Я очень колок. Ты – необходимое зло. Откуда ты? Лондонская?

ЗОЯ: (Залихватски.) Из Свинячего Нортона, где кабаны играют на органах. Я родом из Йоркшира. (Она отстраняет его руку, что щупала её сосок.) Эй, Томми Щекотунчик. Ты это брось, да начни чего похуже. Имеешь наличные на короткий сеанс? Десять шиллингов?

ЦВЕЙТ: (Улыбается, медленно кивает.) Больше, гурия, больше.

ЗОЯ: И маленькую тележку? (Она небрежно шлёпает его бархатными лапками.) Заскочишь в муззал глянуть на нашу новую пианолу? Заходи, я сама отшелешу.

ЦВЕЙТ: (В сомнении держится за свой затылок как заботливая торговка сосредоточенно выверяющая симметричность кучки её наполированных груш.) Кое-кто жутко приревнует, если узнает. Зелёноглазое чудище. (Откровенно.) Сама знаешь, как оно всё непросто. Что тебе толковать.

ЗОЯ: (Польщённо.) Что глаз не видит, о том сердце не болит. (Она шлёпает его.) Да, иди уж.

ЦВЕЙТ: Ведьма-хохотунья. Рука качающая колыбель.

ЗОЯ: Младенчик?

ЦВЕЙТ: (В младенческих подгузниках и распашонке, крупноголовый с пушком тёмных волос, не сводит больших глаз с её струящегося халатика и пухленьким пальцем пересчитывает бронзовые застёжки на нём, влажный язык его болтается и шепелявит.) Лаз, два, тли: тли, два, лаз.

ЗАСТЁЖКИ: Любит. Не любит. Любит.

ЗОЯ: Молчание – знак согласия. (Маленькими растопыренными коготками она схватывает его руку, её указательный палец роковой приманкой касается его ладони знаком тайного старейшины.) Горячие руки – холодный зоб.

(Он колеблется среди ароматов, музыки, искушений. Она подводит его к ступеням, маня его запахом своих подмышек, прищуром накрашенных глаз, шелестом халатика, в волнистых складках которого таится львистая вонь всех тварей-самцов, что обладали ею.)

ТВАРИ-САМЦЫ: (Вдыхая серу течки и срачки, дыбясь в своем загоне, истомно рыкая; их одурманенные головы мотаются туда-сюда.) Хороша!

(Зоя и Цвейт подходят к двери, где сидят две шлюхи-сеструхи. Они с любопытством изучают его из-под своих накарандашенных бровей и лыбятся на его торопливый поклон. Он неуклюже спотыкаетcя.)

ЗОЯ: (Её легкая рука вмиг приходит на выручку.) Оп-па! Не вались на лестнице.

ЦВЕЙТ: Праведник падает семь раз. По этикету: после тебя.

ЗОЯ: Сперва дамы, джентельмены потом. (Она переступает порог. Он колеблется. Она оборачивается и, протянув руку, затаскивает его внутрь. Он подпрыгивает. В прихожей, на вешалке из оленьих рогов висит мужская шляпа и дождевик. Цвейт снимает свою, но, заметив висящее, нахмуривается, потом улыбается, рассеянно. Распахивается дверь на площадке. Человек в лиловой рубахе и серых брюках, задрав лысую голову с козлиной бородкой, проходит обезьяньей походкой с полным графином в лапах, его двухвостые подтяжки болтаются возле пяток. Поспешно отвернув лицо, Цвейт склоняется рассмотреть на столике прихожей спаниелевые глаза бегущей лисицы: затем, подняв с пришмыгом голову, следует за Зоей в музыкальный зал. Абажур из лиловой папиросной бумаги приглушает свет бра. Вокруг него кружит и кружит мотылёк, натыкаясь, отпархивая. Пол покрыт линолиумом в мозаике из агатовых, лазурных и алых ромбоидов. Поверх узора следы ног по всякому—пятка к пятке, пятка к ступне, носок к носку, нога за ногу, полонез шаркающих ступней без телесных фантомов—всё в сумбурной неразберихе. Стены с обоями где листья тисса перемежаются с просветами. На каминной решетке развёрнута ширма из павлиньих перьев. Линч сидит на войлочном коврике перед камином, его кепка напялена задом наперёд. Он медленно отбивает ритм палочкой. Китти Рикетс, костлявая бледная шлюха в матроске, лайковых перчатках подвёрнутых, чтоб не закрывали коралловых браслетов, держит в руках кошелёк на цепочке; она сидит на краю стола, покачивая ногой и взглядывая на себя в золочёном зеркале на каминной доске. Кончик шнуровки её корсета чуть-чуть свисает из-под курточки. Линч насмешливо указывает на пару возле рояля.)

КИТТИ: (Кашляет, прикрывшись ладонью.) Она слегка чокнутая. (Показывает, крутя указательным пальцем.) Блямблям. (Линч задирает ей подол и нижнюю юбку палочкой. Она быстро оправляет их.) Уважай хотя бы сам себя. (Она икает и тут же сдёргивает матросскую шапочку, под которой взблескивают красные от хны волосы.) О, простите!

ЗОЯ: Поддай свету, Чарли! (Она проходит к бра и откручивает газ на всю.)

КИТТИ: (Зыркает на газовый светильник.) Что это он так фырчит сегодня?

ЛИНЧ: (Басовито.) Явление призрака и привидения.

ЗОЯ: Смотри, схлопочешь от Зои.

(Палочка в руках Линча взблескивает: медная кочерёжка. Стефен стоит около пианолы, на которой раскинулись его шляпа и ясенёк. Двумя пальцами он раз за разом повторяет секвенции бессвязных квинт. Флори Телбот, блондинистая шлюха с дряблым жирком в расхрыстанном халате цвета жухлой земляники, раскрылилась в углу дивана, перебросив расслабленную от локтя руку через валик; она, покачиваясь, слушает. На её дремотном веке налился крупный ячмень.)

КИТТИ: (Вновь икает, сопроводя икоту взбрыком её олошаделой ноги.) О, простите.

ЗОЯ: (Мигом.) Твой парень тебя вспомнил. Завяжи узелок у себя на рубашке. (Китти Рикетс набычилась. Её боа удависто раскручивается, сползает, спадает с её плеча, спины, руки, стула – до самого пола. Линч подымает свернувшуюся гусеницу на своей палочке; та извивается, умащиваясь. Стефен оглядывается на сидящую на полу фигуру в кепке задом наперед.)

СТЕФЕН: В сущности, отнюдь неважно перенял ли это Бенедетто Марчелло, или сам придумал. Ритуал – первооснова поэта. Будь это древний гимн Деметре, или пояснение, что Coela enarant gloriam Domini. Тут приемлемы любые выверты и выкрутасы, далекие друг от друга, как гиперфригийский и миксолидийский, и тексты самого разного толка: от гоп-эйканья жрецов вокруг алтаря Цирцеи, то есть, я что-то заговариваюсь, Цереры, до напевной подсказка Давида из конюшни своему основному басу, насчёт его всемогущества. Mais, nom de nom, это другие штаны. Jetes la gourme. Faut que jeunesse sepasse. (Он умолкает, показывает на кепку Линча, улыбается, со смешком.) С какого боку твоя математическая шишка?

КЕПКА: (С флегматичной хандрой.) Ба! Что есть, есть потому, что оно есть. Женская логика. Евреегрек – это грекоеврей. Противоположности сходятся. Смерть есть высшая форма жизни. Ба!

СТЕФЕН: Ты чётко помнишь все мои ошибки, бахвальства, промахи. Долго мне ещё закрывать глаза на козни? Точило!

КЕПКА: Ба!

СТЕФЕН: Вот тебе ещё одна. (Он хмурится.) Причина в том, что основная и доминанта разделены наивозможно большим интервалом, который…

КЕПКА: Который? Доканчивай. Не можешь.

СТЕФЕН: (С усилием.) Интервалом, который. Наибольший возможный пропуск. Соотносимый с. Полным возвратом. С октавой. Которая.

КЕПКА: Которая?

(Снаружи граммофон заводится орать "Святой Город".)

СТЕФЕН: (Отрывисто.) Которая продлевается до границы мира не пересекаясь с собою. Бог, солнце, Шекспир, коммивояжер, пересекаясь в своей реальности с собой, становится данностью. Минуточку. Чтоб он лопнул, это уличный гвалт. Становится собою, каким был неотменимо предопределён стать. Ессо!

ЛИНЧ: (С глумливо ржущим смехом скалится Цвейту и Зое Хиггинс.) До чего заумная речь, а?

ЗОЯ: (Резво.) Помоги Боже твоей башке, он знает больше, чем ты забыл.

(Флори Телбот с ожирелой туповатостью пялится на Стефена.)

ФЛОРИ: Говорят, этим летом наступит последний день.

КИТТИ: Нет!

ЗОЯ: (Лопается со смеху.) Боже неправедный!

ФЛОРИ: (Обиженно.) Но было же в газетах про Антихриста. Ой, у меня нога затекла.

(Оборванные босоногие мальчишки-газетчики, волоча вертихвостный воздушный змей, с воплями топочут мимо.)

МАЛЬЧИШКИ-ГАЗЕТЧИКИ: Экстренный выпуск! Результаты скачек на деревянных лошадках. Морской змей в королевском канале. Благополучное прибытие Антихриста.

(Стефен оборачивается и видит Цвейта.)

СТЕФЕН: Раз, раза и полраза.

(Ребен Дж. Антихрист, странстующий жид, вкогтив загребущую руку в свой позвоночник, выходит, шаркая, вперёд. На чреслах у него болтается сума пилигрима, из которой торчат вексельные расписки и просроченные счета. Длинный лодочный багор вскинут через плечо – с крюка свисает увлажнённо плотная масса его единственного сына, уцепленная за слабинку на штанах при спасении из вод Лиффи. Призрак в образе Клоуна Костелло, кривобёдрый, горбатый, разжиженомозгий, выпяченочелюстный, с покатым лбом и сплюснутым носом, влетает в сальто-мортале сквозь густеющую сумеречность.)

ВСЕ: Что?

ПРИЗРАК: (Прищёлкивая челюстями скачет взад-вперёд, выпучив глаза, визжа, кенгуропрыгая, с распростёрто сцепленными руками, затем резко просовывает своё безгубое лицо в развилку собственных ляжек.) Il vient! C'est moi! L'homme qui rit! L'homme primigene! (Он непрестанно кружит, испуская дервишьи вопли.) Sieurs et dames, faites vos jeux! (Пускается вприсядку. Крохотные планеты вылетают из рулетки его рук.) Les jeux sont faits! (Планеты сбиваются в груду, трескуче погромыхивая.) Rien n'va plus. (Планеты—лёгкие шары—плывут, раздувшись, вверх и прочь. Он отпрыгивает в вакуум.)

ФЛОРИ: (Впадая в одурелость, крестится исподтишка.) Светопреставление!

(Женские тепловатые выделения истекают из неё. Туманная неясность затягивает пространство. Сквозь наплывающий туман ревёт граммофон снаружи заглушая кашель и шарканье ног.)

ГРАММОФОН:

Ерусалим!Ворота распахни и пойОсанна…

(В небо взвивается и лопается ракета. Белая звезда падает из неё, возвещая конец всему и второе пришествие Илии. По бесконечному невидимому тросику—натянутому из зенита в надир—Конец Света, двуглавый осьминог в шотландских юбочках и в меховой гусарской шапке, кубарем катится сквозь мглу в виде Третьей Ноги Мужчины.)

КОНЕЦ СВЕТА: (С шотландским акцентом.) Хто станцує хоровод, хоровод, хоровод? (Над проплывающими клубами и надсадными задыхающимися кашлями скрежещет из выси голос Илии, хриплый как у ворона. Взопревший, в широкой полотняной епатрахили, с воронкоподобными рукавами, виднеется он, диаконоликий, на трибуне, вокруг которой, как драпировка, свисает знамя древней славы. Он грохает кулаком по пюпитру.)

ИЛИЯ: Попрошу не вякать в этой будке. Джейк Крейн, Креол Сью, Дейв Кемпбел, Эйб Киршнер, кашляйте сколько влезет, но рот не раскрывать. Короче, я диспетчер данного трубопровода. Ребята, давайте по деловому. Сейчас 12.25 по Божьему времени. Скажите маме, всё будет хорошо. Скорее в очередь – это ваш козырный шанс. Все сюда! Хватайте билеты до конечной в вечности, без пересадок. Добавлю ровно пару слов. Кто ты есть: Божья или ссучившаяся горсть праха? Если второй предтеча появится на Кони-Айленде, готовы ли мы? Флори Крист, Стефен Крист, Зоя Крист, Цвейт Крист, Китти Крист, Линч Крист, вам суждено ощутить эту космическую силу. Ноги не мёрзнут? Берите пример с ангелов. Станьте призмой. Внутри вас заложено необходимое нечто – возвышенная сущность. Вы можете напрямую общаться с Исусом, Гаутамой, Ингердоллом. Все вошли в эту вибрацию? Говорю вам, что да. Вы только разок усеките, паства разлюбезная, и оленьи прыжки на небеса становятся обычным трюком. Врубаетесь, о чём толкую? Это блеск жизни, точняк. Самый крутой прикол. Да, это ж самая улётно-залётная дорожка наутёк. Суперпотрясная, роскошнопрекрасная. Она возрождает. Вибрирует. Я знаю, я и сам вибратор. Шутки в сторону, и врубайтесь по сути, А. Дж. Крист Дови и гармоничная философия, секёте? О'кей. Семьдесят Семь на Западной Шестьдесят Девятой улице. Усекли? То-то ж. Звоните мне по солнцефону в любое прежнее время. Выпивохи, экономьте бабки. (Он переходит на крик.) Ну, а теперь наша славная песня. Всем подтягивать от всего сердца. Бис! (Он запевает.) Еру…

ГРАММОФОН: (Заглушая его голос.) Шлюхосалимвтвоейвысшейейййй… (Пластинка со скрежетом скребётся об иглу.)

ТРИ ШЛЮХИ: (Заткнув уши, вспискивают.) Аййккк!

ИЛИА: (В рубахе с засучеными рукавами, почернев лицом и вскинув руки, орёт надсаживая горло.) Старший брат там, наверху, м-р Президент, вам-то уж слышно что я тут вам говорю. Канешно, я, таки, крепко в вас верую, м-р Президент. И теперь я, канешно, так думаю, что мисс Хигинс и мисс Рикетс, каждая по-своему, глубоко религиозны. У меня, канешно, такая мысля, что я ищщо не видал жутчее перепуганной дамочки, чем сталось с вами, мисс Флори. М-р Президент, а нуте-ка, подмогните мне спасти этих сестёрок наших дорогих. (Он подмигивает слушающим.) Ох, уж этот наш м-р Президент, всё-то он понимает, только что не говорит.

КИТТИ-КЕЙТ: Я забылась. В минуту слабости я оступилась и… и сделала то, что сделала, на холме Конституции. При моей конфирмации службу отправлял епископ. А у сестры моей матери муж из рода Монморанси. Это водопроводчик стал моей порухой, когда я была ещё чиста.

ЗОЯ-ФАННИ: Я дала ему вдрыгнуться так, для потехи.

ФЛОРИ-ТЕРЕЗА: Это случилось в результате портвейна смешанного с Гинесским трехзвёздночным, я провинилась с Веланом, когда он прошмыгнул в кровать.

СТЕФЕН: В начале было слово, в конце – свет без конца. Да будут благословенны восемь красот.

(Красоты: Диксон, Медден, Кротерс, Костелло, Лениен, Бенон, Малиган и Линч в белых халатах студентов-медиков, шеренгами по четыре, строевым шагом маршируют быстро мимо, парадно чеканя.)

КРАСОТЫ: (Бессвязно.) Бокал бедро бульдог бизон бульварус баритонус балдаус бискуп.

ЛИСТЕР: (В сероквакерских брюках до колен и широкополой шляпе; членораздельно выговаривает.) Речь идёт о нашем друге. Не стоит обнародывать имён. Ищи свет. (Он утарантелливает прочь. Появляется Бест в облачении парикмахера, выпрачеченом до блеска, его локоны на папильотках. Он ведёт Джона Эглинтона в ящеркобуквенном кимоно мандарина из жёлтого нанкина с высокой шляпой-пагодой.)