Кусочки мозаики. Почти документальные истории

Началось второе отделение.

Первой была песня Берковского на слова Окуджавы «Круглы у радости глаза» (другие ее названия: «Черешневый кларнет», «В городском саду»). Начинаем мы ее с вступления, имитируя голосами звучание органа в прелюдии к токкате и фуге ре-минор Баха. Почти сразу почувствовалось, что «пошло»! Пелось легко и вдохновенно.

Потом была «Тишина» – одна из самых удачных наших многоголосых песен (наши и музыка, и слова). Была «Аве Мария» – моя любимая вещь в исполнении составом «Гони-М» версии 2 (трио). Мы с Шурой стояли в сторонке. Я слушал и краем глаза наблюдал за залом. Было видно, что публика балдеет…

Я слушал «Аве Мария» и жалел, что мужики не споют «Черную птицу». В моем восприятии эти две песни почему-то всегда стоят рядом, может быть, потому что они очень похоже на меня воздействуют… «Черная птица» – слова Левитанского, музыка «Гони-М» – Юрика, Секаря, Гони. Они, глупые, не понимают, что сделали шедевр, и относятся к ней несколько пренебрежительно. И не видят, как она нравится слушателям… И поэтому нечасто поют ее на концертах…

Потом была «Сьюзен». На мой взгляд, это та песня, где наиболее хорошо проявляется звучание наших голосов. Ах, этот Гоня! Ну паршивец, ну молодец! Какие партии расписал! У меня там есть пара мест, в которых не просто голос звучит на высокой ноте, а кажется, сама душа взлетает куда-то ввысь. И ведь при этом, что удивительно, звучат не отдельные голоса – Гони, Секаря, Юрика, Шуры, мой – не отдельные партии! Происходит не просто их сложение, они сливаются в нечто новое, гармоничное единое целое, заставляющее звучать что-то внутри, трогающее какие-то глубокие внутренние струны.

…Мне всегда хотелось встать в такие мгновения на место тех людей в зале, что слушают нас. Хотелось понять, чувствуют ли они что-то похожее… Получается ли у нас донести до них эту красоту?

…Похоже, что да, получается… иногда… И в этот раз, похоже, получилось… Наши голоса звучали в зале, замершем и впитывающем это волшебное «нечто», которое называется песней…

Песня кончалась, какое-то мгновение казалось, что последний аккорд висит в воздухе сам по себе… И после некоторой паузы (о! эта пауза многого стоит! она требовалась завороженной публике, чтобы слегка прийти в себя после магии песни) зал взрывался аплодисментами и криками «браво» и «бис»!

…Непривычно, но чертовски приятно… чувствовать такое явное проявление благодарности публики…

– Ребята, спасибо огромное! Ваш концерт – глоток свежего воздуха! Спасибо!

– Ну, мужики, вы даете! Хор Турецкого отдыхает!

– Я вообще-то не хотел идти на ваш концерт. Самодеятельность вызывает у меня зубную боль. Но теперь нисколько не жалею. Спасибо!

И опять про хор Турецкого (дался он им!):

– Я обожаю хор Турецкого и не думала, что могу получить такое же – нет, большее! – удовольствие от совершенно незнакомых и таких живых ребят.

– Думал, будут занудные бардовские песни под бренчание полурасстроенной гитары: искры костра, запах тайги и прочая мутотень. Неожиданно порадовали! Спасибо, мужики!

Это и многое другое в том же смысле говорили подходившие к нам в перерыве после второго отделения нашего концерта разные и совершенно незнакомые нам люди…

…Все! Основное мы отработали. Во втором отделении спели десятка два самых наших ударных песен. Теперь можно расслабиться. Откровенно говоря, я что-то озяб… Да и горло согреть теперь можно – от довольно низкой температуры голос подсел.

Коньячок плюс неплохая закуска, разговоры, обмен впечатлениями. Градус настроения повышался, душа и публика требовала продолжения концерта. Третье, неофициальное, отделение началось как-то спонтанно и затянулось до полуночи…

День второй.

На следующий день проснулись довольно поздно. Состояние организма было лучше, чем можно было бы ожидать после вчерашнего фуршета по окончании концерта и затянувшегося его продолжения уже в гостинице. Новая хозяйка-горничная накормила нас завтраком (омлет, сосиски, чай-кофе с печеньем-кексами), и – вперед! – Дрюня нас уже ждал с обещанной экскурсией по своему хозяйству.

А хозяйство у него было немалое. В девяностые, когда наука по всей стране разве что выживала, когда умные и активные головы перебирались за бугор – туда, где они были по-настоящему востребованы, – Дрюня, не собиравшийся «линять» из страны, избрал вполне логичный путь. Деньги он стал зарабатывать на коммерции и вкладывать их в свои разработки. Так куриные окорочка, пресловутые «ножки Буша», поддержали российскую науку и технику.

Если вкратце, то в настоящее время у него в работе два основных направления – уникальная охранная система и мобильные рентгеновские аппараты (и конечно, море идей, задумок, планов в различной стадии разработки). Не буду вдаваться в технические детали и приводить тактико-технические характеристики этих сложных и уникальных изделий, разработанных от нуля в Дрюниной фирме. Мало того что они спроектированы и разработаны, так еще Дрюня поставил и наладил их производство, ну и конечно, сбыт, продажу, поставки, сопровождение. Полный цикл.

Про эти свои детища Дрюня рассказывал с горящими глазами и гордостью за них. Ему было чем хвалиться! И что особенно впечатляет, это то, что все это рассматривается им не как конечная цель, а как стартовая площадка для новых проектов! О! Планы у него наполеоновские! И я очень даже верю, что они осуществятся. С Дрюниной-то энергией и пробивной силой!

Его собственные слова, сказанные шутливым тоном: «Я вообще вижу два типа руководителей: Вождь и Начальник. Вождь – это тиран. Когда нужно организовать атаку и пробить непробиваемую, казалось бы, стену. А вот хороший Начальник – это тот, который постепенно и методично сожрет все вокруг. Я точно знаю про себя, что я Вождь. А вот в заместителях у меня хороший Начальник. Так что я пробиваю стену крепости, а он затем методично ее занимает – дом за домом, улицу за улицей…»

О своих делах Дрюня мог распространяться до бесконечности, но… дела. Да и нам нужно было уже немного релакснуть перед собственно празднованием юбилея.

Торжество (напомню, что это был 50-летний юбилей Дрюни!) было организовано в красивом местечке – пансионате «Былина». И действительно – сказочное место. Ночной заснеженный лес, среди которого уютные корпуса и подсвеченные фонарями расчищенные от снега дорожки. Легкий по сибирским меркам морозец —15 градусов. Пушистый хрустящий снег…

…Ну, про сервировку я не буду рассказывать. Это не очень интересно. Скажу лишь, что все было на высоком уровне. (Хотя, конечно, отличный стол очень способствовал установлению той особенной атмосферы праздника, которая нас почти сразу же захватила.)

Самое интересное – это гости.

Состав присутствующих. Сам юбиляр и его семья: жена Маргарита – организация этого вечера в основном ее заслуга, дочь Саша, очаровательная девушка, студентка, конечно же, физфака НГУ (а разве могло быть иначе?!), мама – замечательный человек, назвать ее старушкой даже язык не поворачивается.

Вторая группа гостей – ближайшие соратники по Делу. О них я знаю меньше всего, но не сомневаюсь – все это такие же замечательные люди, как и все, кого Дрюня собирает вокруг себя.

К третьей группе гостей отнесу нас – «Гони-М». Ну, с нами я вас уже немного познакомил, поэтому здесь скромно промолчу.

А вот оставшиеся (это не по значимости, а просто в порядке перечисления) – это друзья. О! Вот о них-то и хотелось бы рассказать поподробнее, но не уверен, смогу ли…

Нет, конечно, каждый из присутствующих на юбилее достоин отдельного рассказа. Уже одно то, что они приглашены к Дрюне на юбилей, говорит о многом. Но вот эта группа, которую я обозначил скромным словом «друзья» – они как раз и создали ту непередаваемую атмосферу веселья, искрящихся шуток, блестящего остроумия, в фокусе которой был Дрюня. И, пусть хоть и бледное, описание этой атмосферы мне хочется оставить на бумаге.

Друзья Дрюни – это в основном ребята примерно нашего возраста – выпускники НГУ и члены клуба «Квант». Чтобы вы могли представить себе, что такое клуб «Квант», вспомните игры КВН с участием новосибирской команды. Так вот – это все они! (Ну, не только они, конечно. Там участвовали и «БРД», и «Гея», и другие.) А здесь у Дрюни собрались лучшие из них. И на протяжении всего вечера можно было общаться с ними, слушать их, наблюдать за ними, за их сценками, миниатюрами…

Да! Я ж совсем забыл сказать, что у этого юбилея была своя культурная программа – гости не только поднимали тосты во здравие юбиляра, кушали водочку с коньячком и поглощали вкуснятину с богато сервированного стола, но друзья своими силами подарили ему персональный юмористический концерт.

Так вот… продолжу. На протяжении всего вечера общаясь с ними, слушая их, наблюдая за ними, за их сценками, миниатюрами, я понял, что они шутят, как дышат. Легко и естественно! Не задумываясь!

Пожалуй, так много и так от души я не хохотал ни разу в жизни! Ну мужики! Ну молодцы!

Пардон! Не только мужики, но женщины – их жены. Они не просто жены, этакое неизбежное приложение к мужьям. Они полноценные члены этой компании, «боевые подруги».

А какой зажигательный канкан дамы исполнили специально для юбиляра! Полный отпад! При повторе на бис они нарядили соответствующим образом троих мужиков и еще раз, уже вместе с ними, станцевали повторно – публика была в полном восторге! Так Гоня в ажурных артистических панталончиках поверх брюк стал здесь еще и звездой канкана!

Смех и шутки звучали не переставая. И ведь все это были не какие-то абстрактные шутки. Это все крутилось вокруг виновника торжества, человека, благодаря которому мы собрались все здесь. Как и все мы, Дрюня тихо балдел от удовольствия. Нет, он, конечно, смеялся вместе со всеми, принимал живое участие в празднике, с юмором и самоиронией отвечая на шуточки и подколы, впрямую направленные на него. Тихо – в том смысле, что хотя его персона и была центральной в этот вечер, но при этом не он сам поставил ее в центр, а его друзья. Не он сам забирал себе внимание, а его друзья высвечивали его направленным лучом (при этом и все остальные светились!). Чувствовалось, что его все это немного смущало, но и это смущение, и истинное удовольствие от происходящего он прячет где-то внутри. Но глаза-то все равно его выдавали.

Вечер был построен очень органично. Не забывали выпить, поднимая очередной тост (часто тоже превращавшийся в веселый панегирик), вкусно поесть, посмотреть очередную сценку-миниатюру. Отдышавшись от хохота, выпить еще раз. Потанцевать (это уже ближе к концу). Кстати, музыкальное сопровождение, подборка вещей тоже достойна всяческих похвал – все наше любимое.

Нам, «Гони-М», конечно, не удалось отсидеться «втихаря» – здесь же все были наши поклонники, и они, и сам юбиляр требовали, чтобы мы спели. Пели от души, радостно и вдохновенно.

В курилке продолжалось пиршество общения…

Со стороны на это, видимо, было забавно смотреть. Собрались люди, которые любят друг друга, которые получают удовольствие друг от друга, говорят друг другу всякие приятности… Улыбаются, смеются.

К. Н. (сейчас это большой человек на ТНТ – креативный продюсер канала, если я не ошибаюсь):

– Мужики! Я от вас балдею. Тащусь! Давайте мы вас запишем! Сделаем обалденную передачу с вами! Никаких проблем! Раз плюнуть!

Потом чуть помолчал и добавил:

– Только вот что я вам скажу… Ни хрена не получится! А почему? Да потому что вы неформат!

Хм… Я посмотрел на нас пятерых как бы со стороны. Н-да, вот уж действительно – неформат. Смешно даже представить нас на том телевидении, где царит попса, где штампованные, отформатированные «звездные» мальчики и девочки – форматные! – поют голосами, сделанными под копирку, поют песни, одинаково прилизанные и красивенькие.

Мне ужасно понравилось это определение – неформат. Как это точно сказано! Мы – неформат. Да и все присутствующие здесь – сплошной неформат! И я люблю их!

День третий.

Третий день состоял тоже из двух частей. Первая часть – в гости к Ване Л. Это еще один совершенно неформатный наш однокашник. Коренной сибиряк. Громадный, метра два ростом и, думаю, за сотню килограммов. Добродушный, слегка меланхоличный увалень. Но про него лучше всех может рассказать Шура – Ваня особенно тесно дружил именно с ним.

В этот раз Ваня был не совсем здоров и тем не менее организовал нам небольшую экскурсию по окрестностям Академгородка, проехали к морю – так они называют обширное водохранилище на Оби.

Стоял довольно крепкий мороз, усугубляемый ветром с открытых пространств водохранилища. А по его льду чуть вдалеке по заснеженной глади скользили на большой скорости лыжники (или они там на каких-то специальных сноубордах? – издалека не разглядеть), влекомые разноцветными яркими парашютами. Получалась довольно контрастная картинка: холодное заснеженное пространство, пронизанное студеным ветром, и по нему мчатся, как по курортно-южной морской глади, фигурки под по-летнему яркими и сочными парашютами. (О! Вспомнил, это называется «сноукайтинг». )

Потом посидели у Вани дома за чаепитием и неспешным разговором, сдобренным ароматом трубочного табака – трубку курил хозяин (ну чистый Хемингуэй, только без бороды, зато в свитере).

Вечером было продолжение вчерашнего банкета. Дрюня собрал еще раз своих друзей у себя в конторе. Доедали и допивали то, что осталось с шикарного застолья в «Былине». Рассказывать об этих посиделках – это значит повторяться, потому что дословно повторить все шутки невозможно, а передать атмосферу такого же дружеского веселья, смеха, шуток, песен и блестящего остроумия какими-то другими словами я не смогу. Уж извините…

Упомяну лишь один момент – женские байки на автомобильные темы, в основном обыгрывавшие мужское высокомерное мнение, что женщина и автомобиль – понятия несовместимые. Никогда не поддерживал этого мужского снобизма, но эта тема, «женщина и автомобиль», просто кладезь комических ситуаций, что нам и продемонстрировали наши дамы, рассказывая, как они получали права и объезжали своих четырехколесных железных коней. Опять хохотали до слез!

…О том, как закончился этот день, я уже написал в самом начале этого моего рассказа.

День четвертый.

Проснулись снова поздно. Я – с ощущением некоторой грусти от того, что наше время пребывания в Академгородке подходит к концу и что этот праздник, который Дрюня подарил нам, а мы – Дрюне, заканчивается.

Позавтракали.

Где-то часов в двенадцать к нам в гостиницу пришел Дрюня. Примечательный разговор случился в лоджии, куда мы все выходили покурить.

Но сначала небольшое отступление.

Идея сделать качественные записи исполнения наших песен возникала и возникает с постоянной периодичностью.

С одной стороны, нас подвигали на это наши друзья, знакомые с тем, что и как мы поем: «Мужики! Ну елки-палки! Что же у вас так мало хороших записей?! Где их найти? Сделайте, в конце концов!»

С другой стороны, нам самим было интересно, во-первых, чтобы кроме живых концертов еще осталось что-то материальное, зафиксированное на носителях, а во-вторых, было интересно послушать, как мы звучим, воспринимаемся со стороны. (Это любопытство было неистребимо, даже несмотря на то, что потом частенько бывало стыдно за наши «лажи». )

Те аплодисменты и слова признательности, которые дарили нам слушатели, всегда вызывали и вызывают у меня некоторое недоверие. Нет, я, конечно, вижу их искренность, но все же… мне все время кажется, они больше вызваны чем-то другим, не столько нашим песенным творчеством, а скорее просто добрым к нам отношением, дружеской поддержкой… Поэтому была интересна реакция совсем новых, не знакомых с нами слушателей.

Конечно, за немалую историю «Гони-М» кое-какие записи были сделаны. Например, юбилейный концерт «Физтех-песни» к 50-летию института и концерт с нашим участием к 20-летию «ТьМЫ» (студенческий театр миниатюр аэрофизиков). Наиболее удачной записью, пожалуй, была почти двухчасовая передача на Сергиево-Посадском телевидении («Нота Мы» – авторская программа нашего друга Володи С.). Кое-что из старых любительских записей ходит по интернету. Обнаружились даже старые оцифрованные видеозаписи «Гони-М» версии 2.

Но все это не очень нас удовлетворяло и лишь подпитывало желание сделать собственными силами свои записи. Сделать такое, что невозможно в условиях аренды профессиональной студии звукозаписи. Там мы неизбежно будем скованы, ограничены во времени и по деньгам, не сможем проявить все, на что способны.

И вот в какой-то момент мы решили сделать свою студию звукозаписи. Постепенно закупленная и собранная нами на Петровско-Разумовской аппаратура обрела законченный вид, и все было готово к записи… Были даже сделаны пробные черновые записи… Но…

Все подвисло. Все вещи вдруг показались нам сырыми, неотработанными. Мы понимали, что те мелкие лажи, шероховатости в исполнении, которые допустимы и вполне проходят на концертах, внося даже некоторый элемент своеобразного живого очарования, будучи зафиксированными в записи, будут сразу лезть в уши, резать слух. Этого мы допустить не могли.

Как следствие, мы снова завязли в репетициях… Мои робкие доводы, что можно идти постепенно, небольшими шагами, совмещать репетиции с записью, что позволило бы нам параллельно отрабатывать саму технологию записи, не были восприняты. А ведь можно было бы взять сначала наиболее отработанные песни, даже одну песню. Сделать ее. Пусть это займет месяц, два… Но довести ее до конца! И дальше переходить к следующей. Это позволило бы хоть как-то, пусть сначала медленно, но продвигаться вперед.

Нет… Воз и ныне там.

Складывается впечатление, что у нас просто образовался какой-то психологический барьер, через который мы не можем переступить…

А может быть, этого и вообще не стоит делать?

Возвращаюсь к разговору в лоджии нашей гостиницы. Дрюня высказал интересную теорию, а заодно и сделал заманчивое предложение.

Его теория объясняла силу воздействия нашего живого исполнения на слушателей. Согласно ей тембры наших голосов так взаимодействовали друг с другом в звучащем аккорде, что возбуждали наведенные звуковые гармоники частотой где-то в районе шести герц – внутренней резонансной частотой человеческого организма. Это порождало неосознанное воздействие на подкорку, причем такое, которое вызывало у слушателя сильную положительную эмоциональную реакцию. Этим объясняется то впечатление, которое испытывают слушатели на наших концертах. Этим же объясняется и то, что делать запись наших песен совершенно бессмысленно. Ни одна современная звукозаписывающая и звуковоспроизводящая аппаратура неспособна воспроизвести этот резонансный частотный диапазон, а следовательно, и эффект, производимый нашим живым пением.

Пожалуй, эта теория близка к истине. Но вот то, что из этого следует бессмысленность наших записей – с этим нельзя согласиться. Конечно, запись всегда слабее живого исполнения (даже если не учитывать эти шестигерцовые гармоники), но это же не приводит к отказу исполнителей записываться, а слушателей – слушать музыкальные записи.

Но, наверное, Дрюня прав в том, что нас слушать лучше живьем. И отталкиваясь от этого, он говорит:

– Мужики, я не буду повторять те комплименты, которыми вас и так тут уже завалили. Скажу лишь, что за то, чтобы глотнуть тот глоток свежего воздуха, который вы даете своими песнями, немало очень небедных людей готовы много отдать. Можно было бы организовать такие закрытые клубные концерты для избранных. Поставить все на серьезную основу. Только, если ступить на это дорожку, придется резко изменить свою жизнь. Здесь, в этой области, свои серьезные законы, которым придется подчиняться. Подумайте над этим. Я гарантирую вам успех и хорошие деньги. Но вам придется по-серьезному сосредоточиться на этом и отказаться от прежнего образа жизни. Готовы ли вы к этому?

Дрюня, как всегда, в своей манере берет быка за рога. А мы? Реакция меня удивила. Секарь, выслушав Дрюню, просто молча вышел с лоджии, где происходил разговор. Гоня с Шурой молча продолжали курить, никак не высказав своего отношения к предложению Дрюни. Лишь мы с Юриком как-то поддержали разговор и постарались высказать свою позицию.

Юрик высказался в том плане, что «эх, хотя бы лет 10 назад… Сейчас мы староваты для таких крутых жизненных поворотов».

Я высказался в том смысле, что Андрюша предлагает слишком радикальный ход. Рр-раз и отсечь все, чем мы сейчас занимаемся, и шашки наголо – вперед! Нас пятеро пятидесятилетних мужиков. Неужели он всерьез рассчитывает, что мы вот так все одновременно рубанем и ринемся в эту авантюру? Может, есть какой-то более мягкий путь? Может, запустить сначала этакий пробный шар, так сказать, «без отрыва от производства»? «Ты же знаешь, что мы всегда с готовностью откликаемся на предложения выступить с концертом, и если ничто не мешает – да с радостью!»

– Вы должны понять существенную разницу – вот этого «если ничто не мешает» в принципе не может быть! Концерт, если назначен, должен состояться при любых обстоятельствах!

– Да это понятно. Вообще-то, это укладывается в правила элементарных приличий: раз пообещали – нужно выполнять. Так что этим стращать нас не нужно. И если, скажем, первые три пробных концерта давать раз в месяц, то их вполне можно сделать до принятия каких-то кардинальных решений. А там видно будет… Я не думаю, что для их организации потребуются какие-то серьезные вложения, ну там в раскрутку, рекламу, оборудование… Ни раскрутки, ни рекламы, ни какого-то специального оборудования нам не нужно вообще! Так что в случае неудачи в любой момент можно расстаться полюбовно – никто никому ничего не будет должен…

– Ладно, мужики. Давайте так – вы подумайте, я подумаю. А потом, если вас это заинтересует, вы мне скажете.

На том и закончили этот разговор…

Что это было? Минутный порыв, который быстро забудется? Маниловщина? Дрюне это несвойственно… Все же мне непонятно полное отсутствие реакции у Секаря, Гони, Шуры. Не восприняли это всерьез? Сразу для себя решили, что это невозможно?

Самое забавное, что я, пожалуй, единственный из нас, у которого реально есть что терять (я, правда, не учитываю здесь присущую каждому из нас увлеченность и преданность работе). И тем не менее мы с Юриком хоть какой-то интерес проявили к Дрюниному предложению. Остальные фактически просто проигнорировали его… Ладно. Оставим. Пусть все отлежится некоторое время. А там посмотрим…

Завершилось наше пребывание в гостях у Дрюни небольшой экскурсией по Новосибирску – Ваня на своей машине заехал за нами пораньше, чтобы была пара-тройка часов перед отлетом.

Тепло распрощались с Дрюней со взаимными уверениями, что еще встретимся и не раз (Дрюня по делам своего бизнеса частенько бывает в столице), и вообще… будем в контакте.

Обнялись на дорожку и загрузились в Ванину машину.

Маленький нюанс: нас, как вы знаете, пятеро, и разместиться в машине мы не могли. Вышли из этого по-простому. Как в давние студенческие времена, Гоню загрузили в багажник – благо, багажник был как бы продолжением салона Ваниного внедорожника, и Гоне там было вполне комфортно – он вальяжно возлежал на чем-то мягком и потягивал пиво. Правда, завидев гаишников, ему командовали притвориться багажом, и Гоня сползал пониже, чтобы его не было видно снаружи.

Город Новосибирск особого впечатления не произвел – центр вполне современный, не хуже и не лучше других городов. Обь широка и скрыта подо льдом. В общем, нормальный крупный российский город.

Пообедали в забегаловке с уйгурской кухней. Несмотря на то что это была простая забегаловка, пообедали сытно и вкусно. Бешбармак, манты, чебуреки… Особенно впечатлили меня манты – мясная начинка была сочной, ароматной и вкусной – видимо, уйгуры знают в этом толк.

Собственно, на этом можно и закончить. В аэропорту зарегистрировались, посидели еще немного с Ваней в кафе – попили чайку, покурили, да и распрощались…

Наш рейс опять задержали, хотя и не так надолго, как в Москве, когда летели сюда – всего на час. Самолет взлетел и благополучно приземлился в предновогодней Москве (эффектного конца «Гони-М», слава богу, не случилось), вернув нас к столичной предпраздничной суете в ярких огнях и елочной мишуре.

Приближался Новый 2009 год…

С Новым годом!

Майори – Плёс

Прошло уже десять дней, как закончился мой двухнедельный отпуск в сентябре.

Сентябрь в Москве завершился вполне нормальной для нашей осени погодой – пасмурно, слякотно. Вокруг то и дело слышно сетование, что, мол, вот, бабьего лета опять так и не увидели.

А я вспоминаю свой только что закончившийся отпуск и улыбаюсь. Эти воспоминания согревают меня в эти пасмурные дни своей яркостью и покоем.

Как такое возможно – яркость и покой в одном флаконе? А вот возможно! И вы согласитесь со мной, прочитав эти несколько страниц, на которых мне захотелось зафиксировать пока еще свежие впечатления, полученные за эти две сентябрьские недели.