bannerbanner
СВОБОДНА! Записки Степной Волчицы
СВОБОДНА! Записки Степной Волчицы

Полная версия

СВОБОДНА! Записки Степной Волчицы

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 4

То, что наша Степная Волчица, заключенная в женской плоти, не есть просто красивая метафора или фигура речи, подтверждается некоторыми особыми свойствами, которые отличают женщин одного типа от другого. Это своего рода пристрастия и привычки, которые, как трава через асфальт, пробиваются несмотря ни на что. Начать с того, что время суток, когда Степная Волчица чувствовала себя абсолютно в своей тарелке, – это часы от заката до рассвета. Только с наступлением темноты мир переставал казаться ей враждебным и омерзительно голым. Если бы не необходимость, она бы весь день отлеживалась в постели. В самом деле, гости часто наблюдали ее в этом положении, когда, извинившись и сославшись на то, что ей всю прошлую ночь ей пришлось работать, она просила их не обращать на нее внимания, чувствовать себя, как дома, а сама свертывалась калачиком на кушетке, завернувшись в одеяло и накрыв голову подушкой, да еще заткнув уши специальными затычками, не реагировала ни на какой шум и гам, словно впав в анабиоз. Кроме того, так называемая социальная жизнь была ей по большому счету абсолютно безразлична. Обладая всеми задатками приятной и коммуникабельной дамы, а также ответственностью трудолюбивой сотрудницы, всегда достигающей максимума профессиональной компетентности, она бы никогда не пошла работать куда-нибудь в офис или контору. К развлечениям, вроде походов в театр, ночных клубов, ресторанов, она была также равнодушна. Как для Волчицы, мир для нее огранивался своей квартирой-норой, главным и единственным признаком которой было наличие в ней супруга. Даже не самого супруга, а хотя бы его запаха. Кажется, даже ее зрение, как зрение волка – мутное, не сосредоточенное, черно-белое, различало лишь общие, приблизительные очертания мужа – родной особи, с пронзительно родным запахом и консистенцией. Как для волчицы безусловной потребностью и радостью является добывание пропитания, ради которого та многие версты могла без устали рыскать по окрестностям, так и для нее такой же безусловной потребностью и радостью была ее работа. Как волчица, не отличающаяся особой разборчивостью в добыче – пойдет и зайчик, и кабанчик, ужик и ежик, – так и она бралась переводить все то, за что платили хоть какие-нибудь деньги, – и не важно, сколько «верст придется рыскать по окрестностям». С такой же неутомимостью она потом бегала по многочисленным заказчикам, смиренно собирая гонорары. К сожалению, последним, в отличие от переводов, приходилось заниматься в дневное время. Как уже было сказано, если бы не необходимость выглядеть соответственно требованиям и эталонам «приличного общества», в котором она жила, Степная Волчица и не подумала бы прибегать ко всем этим утомительным и, к тому же, дорогостоящим ритуалам, которые составляют смысл и цель жизни современной женщины – окраска волос, прически, маникюры-педикюры, наряды, обстановка в квартире и так далее. Поэтому еще одной ее отличительной чертой являлось стремление к простоте. Будь ее воля, она бы ходила в простой холщовой рубахе и грызла сырое мясо, то бишь вполне удовольствовалась полуфабрикатами, вроде сосисок и картофельного пюре. По большей части так по-простецки, без прихотей она и прожила все долгие восемнадцать лет со своим супругом-литератором.

Таким образом большую часть жизни две совершенно разные сущности – волчицы и женщины – сосуществовали в одном теле, не вступая в открытый конфликт, который мог закончиться для Александры Степановой самым трагическим образом. Нечто похожее наблюдается в животном мире, когда хищники, оказавшись в тисках напирающей со всех сторон цивилизации, до последнего приспосабливаются и скрываются, уступая и пасуя перед мощью пороха и железа, маскируясь, мутируя, уходя в своеобразное подполье. Исключение составили два эпизода, когда наша Степная Волчица находилась в шаге от самоуничтожения. По-простому говоря, самоубийства.

Первый раз это случилось в туманной юности. Первым и, может быть, единственным человеком, распознавшим в девушке-русалочке волчицу, был ее отец. Представив, что ждет его дочь, если та с самого начала не сможет уничтожить в себе эту животную сущность, он решил выступить в роли укротителя – со всей энергией своего жесткого, бескомпромиссного нрава. Это случилось в пору, когда юная Степная Волчица, как ей показалось, отыскала свой идеал – нору и самца – уже стареющего художника-битломана, хозяина богемной студии-мастерской. Будучи человеком военным, более того, некогда состоявшим в органах госбезопасности, отец по старой памяти нашел средства и способы воздействия на художника – так, чтобы у последнего напрочь отпала охота совращать малолеток. В результате девушка с нервным срывом, кончившимся тем, что она попыталась отравиться снотворным, на несколько недель оказалась прикована к больничной койке. Ей еще относительно повезло – художник и правда оказался на поверку жидок, никак не Волк, начал объяснять ей на теоретическом уровне, что они не пара, что у них разные интеллектуальные и культурные ниши, – словом, не успев влюбиться, она быстро разочаровалась в своем художнике. Что ж, тот же психоанализ учит, что истинные мотивы женского самоубийства прочитываются даже в способах, который женщина выбирает. Отравление есть замаскированное желание забеременеть. Утопиться – быть беременной. А броситься с высоты – родить ребенка… Как бы там ни было, это был первый прецедент, когда на волю был выпущен демон самоубийства, и Степная Волчица ощутила, что, загнанная женской сущностью в угол, она способна и готова покончить с собой, – как загнанный хищник, вопреки инстинкту самосохранения, способен броситься в огонь или с высокой кручи вниз.

Во второй раз зловещий демон самоубийства искушал ее спустя две недели после того, как от нее ушел муж. Она выложила мужу неопровержимые доказательства измены, да тот, собственно, не особенно и скрывал, – наоборот, поскольку считая себя потенциальным гением и нобелевским лауреатом, а кроме того, приступив к написанию соответствующего литературного шедевра, решил, что не обязан стеснять себя обывательскими предрассудками морали и совести, – достаточно всемирной любви. Собственно, как большинство мужчин, он не собирался ее бросать, да в принципе мог бы и не уходить. Он даже предложил ей жить во всеобщей любви «всем вместе» – ну на манер восточного гарема или семьи хлыстов-молокан. Общие дети, общие жены и так далее. Был же, объяснял он, даже у древних евреев такой праздник раз в году, когда все набивались в одну такую большую бочку с водой и устраивали там свальную оргию, а у них, мол, – одна из почтенных мировых религий. А мы, говорил, построим семью нового счастливого будущего – как мечтали прогрессивные Фурье и Кампанелла. Его можно понять: до сорока пяти лет он не знал, что такое минет. (Хотя ему было известно как минимум четырнадцать синонимов для английского «блоуджоб»). Ничего не знал, но новая женщина, к тому же, как он гордо заявил, с огненными чреслами, такое с ним выделывала…

Поначалу Степная Волчица пришла в ужас, представив, что ее нора и в самом деле может лишиться родного запаха и консистенции, чуть было не согласилась на его предложение о построении прогрессивной семьи светлого будущего. Но Господь уберег. Вместо этого вдруг испугалась и, неожиданно обратившись в самое истинное Православие и покрестившись, поставила вопрос ребром: или-или. Супруг с готовностью подыграл, сделал вид, что вынужден уступить «ее решению». То есть попросил собрать узелок в дорогу, заявив, что ни ее, ни детей тем не менее в беде не оставит. Свободна, мол. И был таков. Вдогонку она лишь успела бросить ему, что готова принять его днем и ночью – лишь бы только он одумался. (Справедливости ради, нужно заметить, что он разводиться не спешил и действительно обещал подумать.)

Итак, если ее душа была несомненно спасена, то ее разум находился в огромной опасности, поскольку с того самого момента Степная Волчица стала жить мечтой о возвращении супруга, который раз-другой в месяц наведывался к ней – во-первых, проведать детей, а во-вторых, по его собственным словам, «будучи человеком интеллигентным», «понизить градус кипения ситуации». Общие знакомые исправно докладывали ей такие новости о муже, которые рвали сердце. Лучше бы она вообще ничего не знал. Тогда можно было бы представить, что он не у любовницы, а где-нибудь одинокий, жалкий, больной мыкается по вокзалам, а может быть, даже в горячке загибается в какой-нибудь канаве. Она уже представляла себе, как рыщет по городу, принюхивается, ищет, ищет родной запах. Но ничего подобного – вдруг объявлялся живым и здоровым. Хуже всего, что в ходе своих визитов, энергичный и вполне счастливый, он продолжал объяснять ей про «огненные чресла» новой избранницы, а также про то, что, наконец, обрел «свое тело». По утрам, дескать они, интенсивно занимаются любовью, а потом не менее интенсивно беседуют о возвышенных предметах – литературе, поэзии, философии. «Я всё поняла, я извлекла уроки, только возвращайся!» – умоляла она. «Ты думаешь, я вернусь, чтобы помереть с тобой в двуспальной песочной могилке? – хихикал он, словно мстя за „потерянные годы“. – Ишь чего захотела! Да я живу такой шикарной и насыщенной жизнью, что мне завидуют все наши знакомые!» Она смотрела на него и не верила собственным глазам. Уж не тронулся ли он рассудком? Как может он говорить такие вещи ей – его верной Степной Волчице, матери его детенышей? Ах, как она ненавидела его в эти мгновенья!.. Но, странное дело, стоило ему только шагнуть за порог, как животный инстинкт, а, точнее, безусловный рефлекс брал верх. Ей снова грезилось, что ее верного и благородного супруга-волка злые люди приманили, опоили какой-то подлой отравой, ждала-надеялась, что вот-вот загремит в замке ключ и он вернется к ней… Забывала есть, пить, спать. Потом начинала размышлять о самоубийстве. Потом бежала в церковь, каялась, причащалась. Потом снова думала о самоубийстве. Выходя на балкон, чувствовала себя Волчицей, загнанной на высокий обрыв. Ей не остается ничего другого, как прыгнуть в распахнутую бездну. Так в примитивном волчьем сознании вдруг мелькает радостная картинка, что там, в темной бездне – она вдруг мягко приземлится на все четыре лапы, в новом блистающем мире, отряхнется и – понесется во весь дух по широким степям навстречу своему верному Вечному Супругу. А то, что эталоном в поэзии для нее всегда была упадническая Цветаева, сначала обращавшаяся к Богу, а потом все-таки наложившая на себя руки, только подтверждает наши предположения. Казалось, только страх совершить смертный грех удерживал ее от последнего шага. Однако и это не так.

Дело в том, что женщина, в которой живет Степная Волчица, в принципе не способна воспринять православную христианскую веру в качестве единственного и непоколебимого основания в жизни, – ведь в ядре ее души даже не язычество, а нечто нечеловеческое, волчье – то есть животное и принципиально материалистическое. Самец-мужчина, как всесильный идол, непререкаемый авторитет ее темной, звериной сущности, единовластный хозяин ее звериных инстинктов. Однако то здоровое и естественно-звериное, что притягивает зверя, человеку кажется психического патологией. Что касается самой Александры Степановой, то, будучи Степной Волчицей, она была также высоко интеллектуальной особой и прекрасно понимала эти сложные вещи. Другими словами, в глубине души она честно признавалась себе (даже каялась в этом на церковной исповеди), что если до сих пор не наложила на себя руки, то единственно потому, что, наверное, еще не была загнана до последней степени. Молодой священник с явным неодобрением и даже раздражением выслушивал такую интерпретацию происходящего и, не желая понимать ее поэтических метафор, прерывал ее путано-горячечную речь, решительно заявлял, что если кто и смущает ее, то никакой не волк, а он, бес – всегдашний мерзкий и лукавый враг рода человеческого.

А между тем, ведь и в самом деле – с формальной точки зрения ушедший к любовнице супруг не только не стремился внести в их отношения определенность, – напротив, всем своим видом старался показать, что последнее слово за ней, а он, может, только «погулять вышел». Ни тебе развода, ни дележа имущества. Впрочем, в таком его поведении не было ничего доселе невиданного и вопиюще вероломного. Не нужно быть заклятой феминисткой, чтобы трезво смотреть на современных мужчин, которые никак не тянут на роль мощных вселенских богов, – в лучшем случае, карманных божков. Если и решаются оставить женщину, то делают это всегда как-то половинчато, двусмысленно, не в коем случае не сжигая за собой мостов, чтобы, если понадобится, быстренько дать задний ход, в глубине души искренне считая брошенную ими женщину своей безусловной собственностью – раз и навсегда «помеченной территорией». Ведь это она его обожествила, сделала своим кумиром – все эти годы почитала верным и надежным волком-самцом. Быть «помеченной территорией» – разве это не высшее счастье, к чему ее вели все ее животное инстинкты?.. Увы, в этом смысле она если и не была слепа (а уж глупа точно не была), то все прожитые вместе с мужем годы шла на сознательный и откровенный самообман. Даже и теперь самая уничтожающая критика лишь на короткое время могла замутить тот драгоценный и родной, хотя и ни в малейшей степени не соответствующий реальности образ самца-мужа. Она могла бы воссоздать его из любого пепла, даже по одному запаху. И теперь ни за какие земные и небесные сокровища не рассталась бы со своим маленьким волчьим божком, – который, как уже было сказано, был для нее, конечно, не маленьким, а громадным и единственным, затмевающих все иные человеческие идеалы и ценности. В конце концов, что такое для Степной Волчицы самообман – как ни единственно возможное миропонимание, построенное не на логике и разуме, а на примитивных животных инстинктах? Волчица не способна рассуждать, но женщина, сосуществующая с ней в одном теле, в какой-то момент с содроганием призналась себе, что в тот день, когда муж прямо объявит ей, что между ними все кончено, что они должны развестись, поделить квартиру, имущество, а он женится на той другой женщине, она действительно окажется загнанной в угол – и тогда…

Наша Степная Волчица шла своими тропами – целиком отдаваясь темным инстинктам, – и это привело ее на грань самоуничтожения… Она не была способна стать мученицей – потому что в прямом смысле не могла обзавестись даже персональным мучителем. Поскольку бывший муж по большом счету был негоден даже на это.

Теперь, когда феномен происхождения Степной Волчицы, а также суть ее поведения в экстремальных ситуациях, более или менее очерчены, мы можем перейти к анализу ее взаимоотношений с окружающей средой, а главное, ее вклада в нашу цивилизацию. Интересно, что ее отношение к окружающему миру, к его событиям и коллизиям – есть абсолютное равнодушие, – если, конечно, они не затрагивали ее непосредственно. Даже если внешне она выражала весьма бурные эмоции – по поводу ли экономического кризиса, политических скандалов, атак террористов, – то в ее душе, занятой лишь божком, не всколыхнется ни единая струнка. Однако ее влияние на мир, осуществляемое через мужчину, несомненно и сильно. А учитывая, что Степные Волчицы отнюдь не исчезающий вид, а составляют весьма значительную популяцию, то это влияние и подавно громадно. И, увы, разрушительно. Почему наше общество до сих пор поражено самым отвратительным мужским шовинизмом пополам с нелепой обломовщиной? Почему ретроградные идеи сыплются как из рога изобилия, а прогрессивный феминизм буксует? Именно благодаря степным волчицам. Именно они, как ни парадоксально, – главное препятствие здоровому развитию мужчин.

Проблема заключается в следующем. Рядом со Степной Волчицей мужчина чувствует, что все человеческие и гуманистические идеалы, достижения духа и прогресса, принципы, заветы – всё может быть в миг предано забвенью – ради животного инстинкта самки. Степной Волчице важно одно – чтобы тот, кого случай послал ей в самцы, всегда находился при ней. Если он рядом, она в принципе готова позволить и простить ему все – вплоть до свального греха в грязной бочке. Мужчинам, если так можно выразиться, «выросшим и воспитанным» в норе Степной Волчицы (то есть тем, что долгие годы, сами того не ведая, состояли в браке с описываемым типом женщин) свойственны крайний нарциссизм и эгоизм, который выражается в безразличии к людям в целом, у них нет национальных или патриотических чувств, общее презрение к нормальным социальным ценностям, законам, религии. Благодаря степным волчицам, мужчины продолжают ощущать себя хозяевами мира и венцами творенья.

О да, Степная Волчица способна увлечь мужчину своей псевдоинтеллектуальностью, псевдопониманием его духовных устремлений, но по большому счету ей, волчице, конечно, ни к чему никакие его человеческие достоинства – ни интеллект, ни высокий дух. Ни, тем более, философия или искусство с литературой – будь супруг хоть Фурье, хоть Кампанелла. Ради того чтобы удержать самца в своей норе, она готова разрушать его, идя на любые его прихоти (если только они не простираются за пределы норы), потакая его эгоизму, лени, алкоголизму, оправдывая его инфантильность и телесную распущенность. Все самое мерзкое, все его слабости, мужские и человеческие, могут быть оправданы ею ради одного его запаха. Впрочем, при видимом попустительстве мужчине не видать и такого жалкого счастья, поскольку делить кров, пищу и ложе ему все равно приходится с не женщиной, а с волчицей, которая при всем желании не способна дать ему ничего, кроме примитивнейших, грубых, чисто животных радостей. Как жить мужчине, зная, что у близкой женщины нет за душой никаких идеалов, что он дорог ей лишь своим запахом самца. Мужчина пытается строить дом, но этот дом неизбежно превращается в нору Степной Волчицы. Особенно ужасно для него то, что открывается лишь со временем – волчица-супруга напрочь лишена юмора, этого главного залога здорового человеческого общения, – тем более, между мужчиной и женщиной. Конечно, найдутся зоопсихологи, которые заявят, что юмор свойственен и животным, – оставим это на их совести. Может и так, только это все равно юмор животных. Вдобавок, такое абсолютно серьезное восприятие жизни, каким отличаются степные волчицы, полное отсутствие юмора – выхолащивает мужчину, убивает его творческую потенцию, оставляя мужчине лишь жалкую иллюзию богоподобности – а в действительности узость и ничтожество карманного идола. Даже самый захудалый, ледащий мужичонка, которому ничего, кроме водки и селедки не нужно, не захочет жить в норе – бок о бок с волчицей. Даже последнего дегенерата устрашит ее животное отношение к жизни. Где женская утонченность, где мудрость? Все «искания» – часто такие возвышенные и поэтические с виду – на самом деле ведут в нору. В результате всё сводится к позе волка – на четвереньках. Всё сводится запаху. Все добрые чувства – фикция, маскировка оборотня. В том числе и ее хваленая способность к всепрощению – оно отнюдь не христианской природы. Даже не человеческой. Вообще, Степная Волчица бессознательно ниспровергает всё человеческое, во что еще недавно сама искренне хотела верить. Ее животная сущность – непроходимая пропасть, которая может лечь на пути нравственных и религиозных исканий мужчины, на его пути к Богу. В конечном счете, Степная Волчица лишает мужчину Ответственности – этого краеугольного камня христианского благочестия.

Наблюдая гипертрофированную верность и извращенную преданность своих подруг, мужчины оказываются дезориентированы и фатально разочаровываются в подлинных идеалах. Обманный образ верной подруги и спутницы жизни опасен как зараза! Ужасная иллюзия проникает червоточиной в наивные сердца мужчин, еще не нашедших идеала, робко, страстно мечтающих о «жене-декабристке». Увы, они не понимают извращенной сути легендарной преданности Степной Волчицы. Пребывание в норе Степной Волчицы провоцирует в мужчинах безумные идеи и навязчивые состояния – вроде изобретения новых религий и философий, кропания «нобелевских» романов, – и в то же время выхолащивает душу, формирует неизлечимый комплекс неполноценности, который они вынуждены скрывать за маской высокомерного мудреца или дурашливого шута. То есть более чем очевидные для постороннего наблюдателя классические признаки дегенерации и безумия. Кстати, не исключено, что все разновидности хлыстовства на Руси есть прямое следствие общения мужчин с женщинами степными волчицами. Да и дети в таких семьях, чувствуя себя ненужными, развращаются – долго терзают окрепшими зубами давно иссохшие материнские сосуды, но, как правило, выбирают скользкие дорожки и при первой возможности бегут от матери. Мужчины же, вырвавшиеся из норы волчицы, производят впечатление безнадежно слабоумных. Экзальтированные и перевозбужденные, они убеждены, что отныне их божественное предназначение ни много, ни мало – в спасении и просвещении всего человечества. Но вот трагическая закономерность – такие мужчины, думая, что бегут к новой подруге, как правило, попадают из одной норы в другую. И какое горькое, унизительное открытие предстоит нашей Степной Волчице – ведь ее супруг сбежал к такой же Волчице, как она сама, ничуть не лучше. Может быть, только более молодой и голодной.

Оглянитесь вокруг – как много жен обнаруживают схожие признаки! И только брошенные жены проявляют, открывают для себя свою двойственную сущность в полной мере. Разочаровавшиеся во всем человеческом, раздираемые изнутри волчьим инстинктом, они мечутся по жизни, словно звери, попавшие в засаду. Неужели для них нет никакого спасения? Неужели их судьба изначально запрограммирована на трагический исход?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
4 из 4