Шотландский ветер Лермонтова

– Здравствуй, Петр.

Жерве тоже покосился в сторону гостя и пробормотал нечто, из-за шума камина так и оставшееся для Уварова тайной.

– Здравствуйте, господа, – чинно кивнул Уваров.

Хоть он и старался вести себя непринужденно, но дурных мыслей в голове только прибавилось. Будто почувствовав его сомнения, Гагарин и Жерве поднялись из кресел и приблизились к Уварову с Шуваловым.

– Хорошо, что вы прибыли раньше прочих, – заметил Андрей Павлович, вновь привлекая внимание к себе.

– Весьма удачно, – кивнул Гагарин.

– Сказать по правде, я не совсем понимаю, что происходит? – сказал Уваров, глядя то на одного, то на второго, то на третьего.

– Мне кажется, он вправду не понимает, о чем речь, – тихо сказал Жерве, покосившись в сторону князя.

– Как знать… – задумчиво произнес тот. – Все ж они родственники, притом довольно близкие…

– Да о чем вы говорите, господа? – не выдержав, спросил Уваров – пожалуй, немного громче, чем следовало бы.

– Вы правы, – сказал Шувалов. – Простите, Петр Алексеевич. Наш кружок основан на искренности, и никакие полунамеки в общении между нами совершенно недопустимы…

Он ненадолго задумался – видимо, собирался с мыслями – после чего сказал:

– Видите ли, что получается, Петр Алексеевич… На прошлой неделе мне с князем довелось побывать на светском рауте в доме Ивановых. Среди прочих, в числе гостей там были граф Бенкендорф, глава жандармерии, и ваша кузина, Анна Хитрова…

Заслышав имя сестры, Уваров напрягся.

– В самый разгар действа Анна, явно переборщив с шампанским, подошла к графу и начала громко поносить «кружок изменников» под предводительством «бунтаря Лермонтова», уже побывавшего в ссылке, но взглядам своим не изменившего. Бенкендорф мягко напомнил ей, что он находится в доме Ивановых как гость, а не как глава жандармов, на что ваша кузина сказала, что, ежели б она два года назад не обратила внимание графа на «позорный стих про царя и весь высший свет», Лермонтов так бы и не понес наказания…

Шувалов смолк, и в гостиной воцарилась гнетущая тишина. Уваров стоял ни жив, ни мертв; слова Андрея Павловича буквально парализовали его.

«Анна… За что же ты так со мной?..» – думал Петр Алексеевич, не в силах вымолвить и слова.

– Я же говорил, он не знает ничего об этом, – сказал Жерве. – Посмотри, как он побледнел. Петр, ты в порядке?

Его слова будто сняли морок, в который Уваров погрузился после рассказа Шувалова.

– Да… в порядке… – пробормотал Петр Алексеевич и, развернувшись, побрел обратно к лестнице.

– Ты куда? – окликнул его Жерве.

– Прошу меня простить… – на ходу пробормотал Уваров.

Он пошел по лестнице вниз. Недоумению на смену быстро пришла злость; с каждым шагом она только крепла. К тому моменту, как Петр Алексеевич достиг вешалки и снял с нее свое пальто, гнев полностью овладел им.

– Постойте же! – окликнул его Шувалов.

– Не могу, – уверенно ответил Уваров. – Дела не ждут. Еще раз простите, что вынужден покинуть вас так скоро…

Не слыша оклика хозяина и других участников кружка, он вышел за дверь и устремился прочь. Уваров не стал ловить извозчика – пошел пешком, то ли не желая тратить времени понапрасну, то ли надеясь по дороге хотя бы немного остыть. Причину такого своего поступка Петр Алексеевич и сам бы в тот момент не назвал: слишком много мыслей было в его голове, слишком плотно они сплелись друг с другом.

«Клубок змей… или наше общество… синонимы, по сути…»

После того, как Шувалов рассказал о невольном признании Анны на вечере у Ивановых, все наконец-то встало на свои места: и визит кузины к Уварову, и ее предостережение, что Лермонтов может счесть предателем не кого-то, а именно Петра Алексеевича…

«А мой отъезд в Псковскую губернию? Теперь, когда Анна раскрыла себя, я выгляжу ее сообщником – сбежавшим из Петербурга, только чтобы власти не узнали о нашей порочной связи с другими участниками «мятежного» кружка… Хорошо же я выгляжу теперь в их глазах – где-то пропадал почти год, а как Мишель возвратился, так тут же появился, как ни в чем не бывало, и еще удивляется, чего ему не рады…»

Пошел снег. Редкие хлопья, кружась, медленно падали на ткань пальто и оседали на ней темными пятнами. Пройдя полтора квартала, Уваров остановился у дома Анны. Покуда рассматривал окна, раздумывая, как поговорить с кузиной, не потревожив дядю, судьба сама подкинула ему ответ: дверь открылась, и Хитрова вышла наружу, сопровождаемая домоправителем Гаврилой, дородным мужчиной с длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвост. Уваров покосился на дорогу; только сейчас он обратил внимание на экипаж, стоящий у входа.

«Уезжает куда-то. На очередной бал».

Хитрова шествовала к карете с высоко задранным подбородком. Гаврила поддерживал хозяйку за руку, хоть та всем своим видом давала окружающим понять, что ей это неприятно.

– Анна! – воскликнул Уваров.

Хитрова от неожиданности едва не споткнулась и не упала – спас только Гаврила. Повернув голову, Анна уставилась на брата.

– Петя?

– Не ожидала? – хмыкнул Уваров, устремляясь ей навстречу. – Конечно. После всего того, что вы мне с дядей устроили, ты не думала, что я в Петербург вернусь…

Глаза Хитровой забегали.

– О чем ты, Петрушка? – хриплым, чужим голосом спросила она. – Не знаю, чего там тебе понарассказывали, но я…

– Молчи! – рявкнул Петр Алексеевич. – Я все знаю про тебя и Бенкендорфа!

Теперь Хитрова побледнела. Снежинки, что падали с неба ей на лицо, сливались с кожей.

– Ты не понимаешь… – прошептала Анна. – Это все – ради тебя, чтобы уберечь тебя от него… от всех их… защитить…

– Довольно! – снова воскликнул Уваров. – Видеть, знать тебя больше не желаю!

Он круто развернулся и пошел прочь.

– Петрушка! – окликнула его Анна, но Уваров лишь бросил через плечо:

– Меня зовут Петр!

И больше не обернулся.

Впрочем, и она тоже его не звала.

Не зная, куда податься, Петр Алексеевич отправился в гостиницу. Ноги плохо слушались, к горлу то и дело подкатывал ком. Глядя на мир вечернего Петербурга, Уваров чувствовал себя лишним, инородным телом, случайным ветром прибившимся к этому чужому брегу…

«Зачем я вообще откликнулся на письмо Монго? Сидел бы себе дальше в Торопце, занимался карьерой…»

В одном из домов, мимо которого Уваров шел, похоже, был бал – громко играла музыка, доносился приглушенный звук голосов и смех.

«Завтра же утром отправлюсь обратно, – решил Петр Алексеевич. – Не мое здесь все, мне там, в тишине, проще…»

Свернув за угол, Уваров направился прямиком к зданию гостиницы, но замер на полпути, увидев, кто ждет его у входа.

Рядом с дверями стояли Монго и Мишель – оба растрепанные и, кажется, крайне взволнованные.

* * *

2018

Замок Балкоми, куда мы с Чижом отправились на следующий день после посещения Фингаска, прятался от посторонних глаз за частоколом из многолетних раскидистых вязов. Конечно, совсем укрыться от внимания путников этой громадине не удалось бы при всем желании – в три этажа высотой, с прямоугольными печными трубами, которые на добрый метр выступали над гребнями покатой крыши. И тем не менее с наступлением ночи случайный путешественник не сразу заметил бы его – стены, сложенные из темно-коричневых каменных блоков, даже при свете дня практически сливались с древесными стволами.

«Правда, если свет в окнах будет гореть, можно на него ехать – этакий маяк посреди пшеничного поля…»

– Чем это они там занимаются? – спросил Чиж, когда мы, проехав вдоль ограды из серого камня, рядом с указателями «Балкоми. Частная территория» и «Фотографировать запрещено».

Вадим указал на зеленое поле за оградой, где происходило нечто странное: крохотный салатовый гольф-кар таскал по изумрудному газону конструкцию, более всего похожую на носилки, установленные в тележку из супермаркета. Верхом на конструкции восседал парень в шлеме и что-то оживленно вещал: расстояние было приличное, и ветер доносил до нас лишь жалкие обрывки фраз.

– Честно говоря, не знаю, что это за спорт, – ответил я. – Больше всего похоже на… летние сани. Черт его знает, что за забава. Наверное, для тех, кто не может дождаться зимы… хотя, может, у них здесь просто не бывает снега?

Чиж хмыкнул и, закурив, отвернулся к нашим мотоциклам, которые остывали в тени бука, пышной кроной нависающего над грунтовой дорогой.

Скользнув взглядом по чижовскому «Харлею», я уставился на «Бонневиль». Сказать по правде, британцам удалось меня приятно удивить: «Триумф» в эти дни демонстрировал невероятное удобство. Особенно порадовали две опции – круиз-контроль и настройка подвески на дождевой режим. Первая показалась мне незаменимой для дальних путешествий: можно было периодически давать отдыхать правой руке, держать постоянную скорость для комфортного движения в колонне и, при желании, даже фотографировать окрестности (хотя, конечно, это уже на страх и риск каждого райдера – безопасность прежде всего). Что до второй опции, то ее как будто придумали специально для Туманного Альбиона: погода в Шотландии менялась раз по пять на дню. К примеру, от Фингаска до Балкоми мы добирались проселочными дорогами с остановками на кофе и перекурами в течение шести часов, и за это время солнце дважды скрывалось за тучами, которые с охоткой выливали на наши головы тонны накопленной воды. Единственная польза – Чиж научился быстро надевать и снимать дождевик: теперь на один «пит-стоп» мы тратили от силы минут десять.

Собственно, погода в итоге едва не сыграла с нами злую шутку: во время второй «дождевой сессии» я засмотрелся на придорожный пейзаж и вошел в поворот на весьма опасной скорости. Тормозя, я уже понимал, что улечу в кювет – увы, имелся подобный опыт на «Харлее». Каково же было мое удивление, когда подвеска «Триумфа» невообразимым образом среагировала на мое судорожное движение и удержала меня в пределах дороги. Облегченно выдохнув, я мысленно поблагодарил британских конструкторов, которые придумали мой чудесный мотоцикл.

– Так а где мы вообще, Макс? – спросил Чиж, отвлекая меня от мыслей. – Что это за замок?

– Балкоми. Еще одно памятное место шотландских Лермо́нтов. Здесь в начале шестнадцатого века жила красавица Маргарет Лермонт, которая вышла замуж за королевского адвоката Гордона. Вспомнишь, кто был их потомком и дальним родственником Михаила Юрьевича?

– Граф Лерма? – не думая ни секунды, ответил Вадим.

– Граф Лерма из Испании, – хмыкнул я.

– Тогда сдаюсь.

– Байрон!

– А, точно, это ж Лермонтов потом еще писал «нет, я не Байрон, я другой…»?

– Именно. Любимый поэт Лермонтова приходился ему дальним родственником, как ты помнишь… наверное, – хмыкнул я.

– Помню, Макс. Не помню только, знал ли Лермонтов, что они сородичи?

– По идее, нет. Но, вероятно, ощущал схожесть в мыслях, когда читал стихи Байрона. У них много общего, это большинство лермонтоведов отмечает. Такая вот мистическая история: восхищался чьими-то стихами, даже не подозревая, что их автор – дальний родственник…

– Напомни, почему замок Балкоми называется, а не… Байрон, например?

– Потому что земли, на которых он стоит, изначально принадлежали человеку с этой фамилией: в XIV веке ими владел некий Джон де Балкоми, он же построил тут замок, который позже, два века спустя, арендовали Лермонты. Кстати, именно отсюда в свое странствие отправился бравый солдат Джордж Лермонт. Тогда Шотландия билась за независимость, но проиграла английской армии, и обнищавший Джордж отправился сначала в Польшу, а потом и в Россию, где благополучно «обрусел»: первый царь из династии Романовых, Михаил Федорович за воинскую службу пожаловал Лермонту земли в Костромской губернии. Джордж погиб в сражении под Смоленском в войсках князя Пожарского, в 1634-м. К этому моменту у него уже родился сын, Петр, который продолжил род Лермонтов. Получается, Михаил Юрьевич был его… прапрапраправнуком, который родился почти двести лет спустя.

Чиж наморщил лоб, пытаясь осмыслить услышанное, а потом сказал:

– Интересно… Такой старинный замок, получается!

– Ну, вообще-то… на самом деле ему около… сорока лет. Плюс-минус. Тут вот в чем дело: к началу XX века замок Балкоми лежал в руинах – от него, как и от Башни Томаса, по сути, осталась пара стен да груда камней. В итоге многие годы тут хозяйничал ветер да дождь, пока ближе к нулевым потомки Байронов, Стоквеллы, заново все не отстроили. Не знаю, почему они так заморочились – по своей инициативе, или правительство обязало… Но по факту Стоквеллы подняли архивы, нашли оригинальные чертежи и при строительстве старались максимально их придерживаться…

– День добрый! – послышалось вдруг с травяного поля.

Я обернулся на голос: тот самый парень, что разъезжал по газону на странных «санях», теперь стоял, облокотившись на ограду, и с интересом смотрел на нас. Шлем незнакомец держал подмышкой. На вид парню было лет двадцать – совсем еще юный, худой, с русыми кучерявыми волосами, он напоминал своего легендарного предка-поэта…

– Добрый, – с улыбкой ответил я.

Водитель гольф-кара, мальчишка лет двенадцати, наблюдал за нами со стороны и в разговор не вмешивался.

«Наверное, младший брат», – подумал я.

– Вы к матери? – спросил кучерявый. – Или просто туристы?

– Скорей, просто туристы, – ответил я. – Но, если вы не против поговорить о вашем прапрапрадедушке Байроне…

– Байроне?..

– Ну да, – медленно сказал я. – Вы ведь Стоквелл, правильно?

– Да, Стоквелл. Но причем тут Байрон?

Я ненадолго завис. Происходящее напоминало фарс. То ли этот парень совершенно не интересовался собственными корнями, то ли Стоквеллы на самом деле не имели с Байроном ничего общего, кроме замка, в котором жили.

– Вам, наверное, лучше с матерью поговорить, – сказал кучерявый любитель саней. – Вон она идет как раз. Может, она вам чем-то поможет.

Парень мотнул головой в сторону замка, и я, обернувшись, увидел седовласую женщину, бредущую к нам. Она была одета в белую сорочку и голубые джинсы. Я покосился в сторону ограды, но кучерявого паренька уже и след простыл: снова оседлав «сани», он бороздил полозьями газон.

– Здравствуйте, – сказала женщина, подойдя.

Только сейчас я обратил внимание, что у нее нет половины левой руки. Увечье скрывал рукав, завязанный узлом.

– Миссис Стоквелл? – уточнил я.

– Да, это я, – кивнула женщина. – А вы, простите, с какой целью сюда пожаловали?

– Мы с другом прибыли из России, путешествуем по местам рода Лермонтов, – пояснил я. – И к вам заехали, хотели пообщаться с потомками.

– Потомками Лермонтов? – уточнила хозяйка замка. – Мы не его потомки, если вы об этом.

– Но Байрон – он ведь тоже родственник Лермонтов…

– Может быть, я не знаю. В любом случае, мы никакого отношения не имеем ни к тем, ни к другим. Мы просто купили этот замок и живем тут. Если это все, что вас интересует, то, извините, мне нечего к этому добавить.

С этими словами она развернулась и пошла к ограде, на ходу бросив:

– Если хотите, можете тут пофотографироваться, мы не против, уже привыкли…

Потом она стала звать детей, помахивая им здоровой рукой, а я рассеянно смотрел на замок, представляя, как много лет назад Маргарет Лермонт стояла возле окна своих покоев и махала вслед уезжающему по делам мужу. Могла ли она, красотка Маргарет, предположить, что многие годы спустя два ее потомка станут великими поэтами, один – для родной Великобритании, второй – для далекой России? Навряд ли. Как и то, что в итоге в замке Лермонтов будут жить другие люди – наверняка хорошие и милые, но не способные вернуть магию в его стены…

«Почему же на тех сайтах, что мне попались, Стоквеллов называли потомками Байронов? Почему писали, что они заново отстроили замок? Наверное, кто-то запустил этот фейк, а другие ресурсы растиражировали – ради туристической привлекательности региона… Мифы – лучшая реклама».

Мы не задержались в Балкоми надолго. Стоквеллы ясно дали понять, что не очень-то настроены на пространные беседы; я же, расстроенный неожиданным открытием, хотел поскорей добраться до замка Дерси – меня грела надежда, что хотя бы там я не испытаю подобного разочарования.

По дороге случилась еще одна неприятная история, на сей раз – с Чижом. Опять шел дождь (в который уж раз?), несильный, но дорога была мокрой. Мы подъезжали к одной из круговых развязок, и я показал рукой, что собираюсь притормозить. По зеркалам было видно, что дистанция между нами огромная (Вадим по-прежнему держался от меня на солидном расстоянии – видимо, представлял, что замыкает колону из двадцати байкеров), поэтому я сконцентрировался на прохождении круга и, мысленно повторяя себе: «Смотри направо, поворачивай налево», стал пропускать проезжающие машины. Несколько секунд спустя мимо меня, виляя заблокированным задним колесом и отчаянно тормозя подошвами по асфальту, продефилировал Чиж. Лермонтов, увидев меня в ту минуту, наверняка бы сказал что-то в духе: «Он удивился, но не подал виду». Впрочем, глаза, вероятно, выдавали, насколько я взаправду опешил.

К нашему счастью, шотландские водители ездят не слишком быстро и достаточно аккуратно – видимо, привыкли, что на дорогу периодически выскакивают олени, байкеры и прочая живность. Вадику все уступили дорогу и даже не посигналили. Совладав с управлением, Чиж поднял вверх руку, благодаря водителей за понимание, и как ни в чем не бывало покатил дальше. Я только усмехнулся и поехал следом.

Во время следующей остановки, пока укладывали дождевики обратно в кофры, я спросил:

– Что это было, на круге?

– Да я зазевался и поздно начал тормозить, а потом у меня колесо заблокировалось, и я решил, чтоб не падать, просто двигаться вперед.

Я подошел к «Спорстеру»: было интересно посмотреть, насколько резина стерлась об асфальт. Опустившись на корточки, я недоуменно уставился на торчащий из баллона жгут для ремонта проколов. Я точно помнил, что просил Чижа при подготовке байка к путешествию не экономить на ТО, моторном масле и резине…

«А вот он, похоже, забыл».

– Чиж?

– Да, Макс?

– А ты когда этот прокол чинил?

– В прошлом году, – подумав, ответил Вадим.

– А резина какого года?

– Не помню.

Я прищурился, силясь рассмотреть маркировку. Аккурат рядом со жгутом красовалась маркировка резины и дата производства – 2008 год!

– Вадик, у тебя резине десять лет.

– И что? Протектор, как новый. Я байк покупал с этой резиной.

– Чиж, ну ты же профессиональный механик. Должен знать, что через пять лет любая резина дубеет и перестает нормально сцепляться с асфальтом.

– Ну, это верно для машин… но мотоцикл-то полегче, вот я и подумал…

– Причина твоего феерического «слайда» – именно в дубовой покрышке, мой друг, – не дав ему договорить, сказал я. – Это сто процентов.

– Ну, может, ты и прав, – нехотя признал Чиж. – Но сейчас мы все равно ничего поменять не сможем, правильно? Поэтому буду ехать аккуратно.

– Это отличная мысль, – хмыкнул я. – А еще можешь немного увеличить дистанцию между нами. Она хорошая, но, думаю, чуточку еще можно.

– Макс, я, конечно, попробую… – медленно произнес Чиж, – но, боюсь, тогда я буду терять тебя из виду.

Улыбаясь и качая головой, я прошел к своему «Бонневилю».

– Макс, а какой у Лермонтова был размер ноги? – вдруг спросил Чиж.

Вопрос застал меня врасплох – как, в общем-то, и жгут для ремонта проколов, который я совершенно не ожидал увидеть на колесе чижовского мотоцикла.

– Честно говоря, даже не интересовался. Размер стихов – амфибрахий, дактиль, хорей – да, про это читал, а вот о размере ноги как-то… не задумывался. Погугли.

– Я гуглил.

Я удивленно посмотрел на Вадима.

– Там об этом ничего нет, – продолжил Чиж. – Амфибрахии есть, а размера ноги – нет.

– Что ж, в таком случае тебе остается только смириться с мыслью, что это знание кануло в прошлое, – с напускной серьезностью сказал я. – Этакая «неразгаданная загадка поэта».

К сожалению, на этом наши злоключения не закончились. К тому моменту, как мы наконец добрались до Дерси, на Шотландию уже опустились сумерки, и ворота замка оказались закрыты. При этом свет в окнах не горел. Возникло ощущение, что мы приехали не к жилому дому, а музею, закрытому после окончания рабочего дня.

– Что-то странное, – сказал я Чижу. – Решил бы, что он заброшен, но выглядит, как новенький.

– А это какой сейчас замок? – осторожно спросил Вадим.

– Дерси. Очень древняя резиденция могущественных и воинственных родов. В 1335 году, например, здесь заседал парламент Шотландии. С политической, стратегической и экономической точки зрения он был расположен просто идеально. Собственно, Лермонты появились в Дерси в середине пятнадцатого века, когда один из них, выходец из Эрсильдауна, известного рода в Бервикшире, женился на Джанет де Дерси. Вместе с замком он получил высокие наследственные должности в Сент-Эндрюсе – очень древнем религиозном, культурном и историческом центре графства Файф. Лермонты в то время были достаточно влиятельны и имели большой вес в церкви. На протяжении длительного времени они избирались мэрами Сент-Эндрюса. Джеймс Лермонт – самый известный из всех, он потом был также управляющим при королевском дворе, хранителем сокровищ Шотландии, мудрым дипломатом и советником короля Джеймса V…

Я запнулся, потому что мне послышался стук копыт.

«Лошадь?» – мелькнула мысль.

Я заозирался по сторонам и с удивлением обнаружил, что к нам действительно приближается дама верхом на гнедой кобыле. Если бы не наряд – незнакомка была закутана во вполне современный на вид дождевик – я бы решил, что к нам пожаловала гостья из прошлого.

– Добрый вечер, – сказала дама, когда наши взгляды встретились.

– Добрый вечер, – неуверенно ответил я.

– У вас необычный акцент. Вы иностранец? – спросила она.

– Да. Мы из России. Туристы.

– О. Ну, если вы хотите посмотреть Дерси, то он откроется только завтра.

– Откроется?

– Ну… да.

– А что здесь вообще внутри? – поинтересовался я. – Мы просто думали, здесь кто-то живет…

– Нет, к сожалению или к счастью, несколько лет назад его выкупил гонконгский миллионер – имени не помню, к сожалению – и теперь сдает его, как приморскую виллу, под свадьбы и торжества.

– Вот так новость… – пробормотал я.

Похоже, Дерси постигла судьба Середниково – красивый исторический фасад для привлечения туристов, а внутри – пустота, ни намека на дух старых времен. Правда, случилось это по совершенно разным причинам: если для потомков Лермонтова аренда усадьбы была единственным способом поддерживать ее в надлежащем виде, то гонконгский богатей относился к замку как к игрушке или экзотическому способу инвестиций.

«Сегодня она ему интересна, завтра – нет… пока приносит деньги, пусть будет, а что потом – да какая разница? Купит новую… И вроде выглядит все это здорово, но не покидает ощущение фальши…»

Распрощавшись с дамой на лошади, мы вернулись к своим байкам. Я посмотрел на часы. Восемь вечера. Дорога снова внесла свои коррективы: изначально мы планировали за день осмотреть Балкоми, Дерси и Сент-Эндрюс, после чего, переночевав в отеле в ста километрах к северу от графства Файв, отправиться в Плискарденское аббатство. И если Балкоми и Дерси мы смогли осмотреть хотя бы снаружи, то развалины Сент-Эндрюса так и остались для нас terra incognita. Естественно, такое положение дел меня не устраивало – именно поэтому я предложил Чижу переночевать где-нибудь на местности, утром спокойно осмотреть руины и потом уже отправиться в Плискарден. Вадим согласился – ехать впотьмах еще сто километров ему не улыбалось – и я погрузился в приложение «Букинг», надеясь быстро отыскать подходящий вариант. Увы и ах, меня ждало очередное разочарование: август – разгар туристического сезона в Шотландии, время, когда все отели забиты под завязку. Поняв, что оформить бронь не выйдет, я вывел на навигаторе все ближайшие отели, и мы с Чижом отправились в долгое странствие от точки к точке…

Мы проехали добрых пять мест, прежде чем в шестом нам наконец улыбнулась удача – в отеле «Викарсфорд Лодж» мы нашли долгожданный приют. Все благодаря улыбчивой старушке с седыми волосами, обаятельной улыбкой и добрыми черными глазами. Звали ее Одри Белл, но она сразу попросила называть ее бабушка Одри. Они владели этим скромным, но уютным местечком вместе с мужем, Александром, и, по словам самой хозяйки, всегда держали «номер про запас» для припозднившихся усталых путников.

– А вы, мальчики, почему приехали в Сент-Эндрюс? Я вообще – не поверите! – впервые тут русских вижу. Не приезжали еще, или приезжали, но не ко мне… Так зачем вы здесь?

– Мы путешествуем по местам, связанным с шотландским родом Лермонтов, – ответил я. – В частности, вчера были у развалин Башни Томаса-Рифмача, сегодня – у замков Балкоми и Дерси… вот, прибыли в Сент-Эндрюс.