Темный набег

Почти на каждом пролете внешних крепостных стен чернели закопченные котлы с густым вонючим варевом. Возле котлов – широкие наклонные желоба – разветвляющиеся, уходящие под заборало, и прикрытые снаружи решетками. По таким удобно поливать штурмующих варом. Или кипящим маслом. Или бурлящей смолью. Или расплавленным свинцом.

Однако ничего этого в котлах не было. Была темная жижа, по виду напоминавшая упыринную кровь и пахнувшая ненамного лучше. И что еще более странно: ни под одним из чанов Всеволод не увидел ни дров, ни угольев. Похоже, котлы вовсе не разогревались кострами. Но какой тогда от них прок?

– Греческий огонь, – кивнул на котлы Томас. – Горючая смесь, которую не нужно греть и кипятить, как воду или смолу. Достаточно опустить в котел горящий факел, и все его содержимое воспламенится. Причем гореть будет сильно и долго. Когда мы льем этот жидкий огонь вниз, под стенами начинается ад. А очищающее пламя столь же губительно для тварей, порожденных тьмой, как и серебро.

Что ж, теперь понятно, откуда взялись жирные копотные потеки на стенах…

Показал им кастелян и многочисленные пороки, установленные на открытых башенных площадках. Большие, массивные, опутанные канатами и перевитые крепкими воловьими жилами… Одни походили на арбалеты сказочных великанов. Другие – на толстые руки, оплетенные тугими венами и поднятые к небесам. Третьи – на перетянутые веревками деревянные ящики. Четвертые – на гигантские пращи. Причем, добрая половина метательных машин располагалась на движущихся платформах, позволявших при помощи рычагов и воротов быстро разворачивать пороки.

– Баллиста… катапульта… мангонель… спрингалд… петрария[1]… – кивал на хитроумные сооружения кастелян.

Возле каждого башенного самострела высились аккуратные поленицы больших – с добрую рогатину – стрел и горки грубо отесанных округлых каменных глыб. И те, и другие были обмотаны паклей и обмазаны зловонной жижей из котлов. Имелись, впрочем, и иные снаряды. Толстостенные пузатые горшки и пустотелые металлические ядра с торчащими из узких горлышек промасленными фитилями.

– Это все – для дальнего огненного боя, – объяснил тевтон. – А там вон – запасы для ближнего…

Эти что ли? Всеволод подошел, присмотрелся. М-да, запасы… Небольшие глиняные шары, ощетинившиеся иглами из посеребренной стали. И шары железные, чуть приплюснутые, чем-то похожие на лампадки, покрытые тончайшими накладками из белого металла. И деревянные, но в железных обручах, трубки, набитые темным порошком вперемешку с мелко рубленой серебряной проволокой и опилками. Между серебрённых шипов глиняных шаров, из округлых металлических боков сплюснутых «лампад» и над косыми срезами трубок тоже торчали фитили. Диковинный арсенал был невелик, однако обращались с ним тевтоны с превеликой осторожностью.

Всеволод осторожно заглянул в одну из трубок.

– Что здесь за порошок, брат Томас?

– Особое огненное зелье, – охотно удовлетворил его любопытство однорукий рыцарь. – Перетертые и смешанные друг с другом в определенных пропорциях уголь, селитра и сера. Секрет этой смеси мы узнали от сарацинских мудрецов.

– Она жжет, как греческий огонь? – спросил Всеволод.

– Не только жжет – разрывает в клочья любого, кто окажется рядом. И разбрасывает к тому же множество осколков.

– Громовые горшки и трубки, – неожиданно вмешался в разговор Сагаадай. Юзбаши одобрительно прицокнул языком. – Страшное оружие… Его используют ханьцы, огородившие свои земли большой стеной.

Всеволод недоуменно покосился на степняка, однако выспрашивать подробности не стал. Кочевники-татары побывали во многих странах, многое повидали и брали штурмом разные стены – и большие и малые. И если уж Сагаадай называет «громовые горшки и трубки» страшным оружием, значит, так оно и есть.

– А это что, Томас? – Золтана заинтересовал глиняный кувшинчик, одиноко стоявший в небольшом углублении между бойниц. Кувшин был закрыт, но шекелис уже успел снять крышку и заглянуть внутрь. Недоуменно поболтал содержимое, разочаровано протянул:

– Вода?

Всеволод не удержался – тоже глянул через плечо угра. И правда… Обычная водица. Самая, что ни на есть. Прозрачная. Невзрачная. Ни запаха, ни цвета…

– Будет лучше, если ты закроешь сосуд и поставишь его на место, – вежливо, но со скрытым раздражением произнес Томас. – И я бы никому не рекомендовал пить эту «воду».

– А что так? – с вызовом усмехнулся Золтан. – Тоже страшное оружие? Яд?

Всеволод поспешил встать между горячим шекелисом и рассерженным тевтоном. Спросил сам – примирительно и заинтересованно:

– Брат Томас, в самом деле, что это?

– Жидкий lapis internalis, – недовольно ответил кастелян. – Раствор адского камня[2]

– Адский камень? – нахмурился Всеволод. – Звучит зловеще.

– Всего лишь звучит. Это только слова. Алхимический язык. На самом деле, lapis – вещество, получаемое путем смешения лунного металла[3] с едкой водкой[4]. Lapis легко растворяется в воде, а вода, несущая в себе силу серебра, – наивернейшее средство против нахтцереров. Только людям тоже следует быть с ней осторожными. Адский камень оставляет на коже черные пятна – отсюда, собственно, и происходит столь пугающее название. Если же серебряный раствор попадет в глаза, он разъест их и ослепит человека…

– А если раствор попадет на упыря? – спросил Всеволод. Это его занимало больше. – Что тогда?

Кастелян хищно осклабился.

– Одна капля прожигает нахтцерера насквозь. Жаль, у нас мало серебряной воды: ее непросто добывать. А то бы… – Томас мечтательно закатил глаза. – Эх, заполнить бы ею ров – и по ночам было бы куда как проще.

«Ну, прямо спасительная святая водица из адского камня», – недоверчиво подумал Всеволод. Вслух, однако, свою мысль он высказывать не стал. Подобные аналогии могли бы обидеть крестоносца.

Глава 9

Они обошли боевые площадки внешних и внутренних стен. Побывали в надвратных башнях. Покрутили рычаги нехитрого механизма, выдвигающего серебрённые шипы между каменных плит, которыми была вымощена воротная арка. Облазили сверху донизу весь донжон и добрую половину пристроек к главной башне, осмотрели замковую часовню.

Затем настал черед многочисленных переходов, галерей и зал детинца, а также казарм и хозяйственных построек, расположенных на замковом дворе. Все это, впрочем, смотрели уже наспех, вполглаза. Можно сказать, что и не смотрели вовсе. Томас отпирал замки, гости заглядывали в распахнутые двери. А порой и просто проходили мимо, стараясь лишь запомнить – хотя бы приблизительно – расположение помещений.

Внимание Всеволода привлекли небольшие вентиляционные окошки-отдушины, темнеющие под мощным фундаментом донжона. В глубокой нише, уходящей вниз, обнаружилась и подвальная дверь – тяжелая, вся в железных полосах. Но не запертая.

– Мы можем взглянуть на нижние ярусы замка? – спросил Всеволод у провожатого.

Кастелян скривился как от зубной боли, и отмахнулся здоровой рукой:

– Вот уж где нет ничего интересного – уверяю вас. В подземельях сыро и грязно, а ходов – много. Только зря перепачкаемся и время потеряем. Ужин, наверное, уже готов. И солнце, вон к закату клониться. Скоро мастер Бернгард вернется.

– И все же я убедительно прошу показать нам подземелья… – Всеволод решил проявить настойчивость. – Мы должны знать крепость, за которую предстоит сражаться, всю – от верхних смотровых площадок до подвалов.

– Совершенно верно, – не преминул поддержать его Золтан. – Должны.

Татарский юзбаши молча, но глубокомысленно кивнул, соглашаясь со спутниками.

Томас неодобрительно качнул головой, но все же вошел в подземелье, пошарил в неглубокой нише у входа, вытащил оттуда факел. Что-то недовольно бормоча, не без труда запалил огонь от небольшого едва теплившегося бронзового светильника, стоявшего тут же, на треноге. Вслед за кастеляном под низкую притолоку поднырнули гости.

Куда-то вниз во влажную темноту уводила длинная, высеченная в камне лестница. Всеволод мимоходом отметил: выкрошенные, истертые ступени укреплены разбухшими от влаги деревянными и ржавыми железными уголками. Сразу видать – старые ступенечки-то. Не просто старые – древние, еще в незапамятные времена вырубленные в скальной породе.

Он и не заметил, как лестниц вдруг стало две, потом – четыре. То тут, то там, справа и слева появлялись ходы-ответвления. И еще. И снова. Вскоре выяснилось, что под замковым двором скрыта целая подземная крепость, возможно, лишь самую малость уступающая по размерам той, что возведена сверху. А может, и не уступающая вовсе.

Томас, освещавший дорогу факелом, вел их путанными извилистыми галереями, накручивая замысловатые петли по бесконечному лабиринту и опускаясь все ниже, ниже… Они здесь были не одни. Один раз прошли мимо широкого коридора, где горели масляные светильники, а по стенам метались размытые людские тени. В другом проходе встретили двух кнехтов: первый – с факелом, второй – с мешком на плече. Кнехты почтительно расступились, давая дорогу.

Снова куда-то заглядывали, и мимо чего-то проходили, не заинтересовавшись. Всеволод вертел головой, стараясь запомнить пройденный путь, но уже после первой дюжины поворотов понял, что безнадежно заплутал. Все же он был более привычен к лесам – не к пещерам.

– У вас тут, брат Томас, прямо не замок, а стольный град, – шуткой Всеволод попытался разрядить обстановку. – Два града. Один верхний, другой нижний.

– Я предупреждал, что сразу осмотреть всю крепость не удастся, – пожал плечами тевтон.

Молчание…

– Кто проложил все эти ходы? – на этот раз тишины не выдержал Сагаадай. Татарин настороженно озирался вокруг, прислушиваясь к каждому звуку. Кочевнику, привыкшему к бескрайним степным просторам, тоже, наверное, было неуютно в подземном лабиринте.

– Большую часть пещер пробила вода еще в те времена, когда здесь не было разлома-ущелья, ведущего с горного плато в низину, – ответил Томас. – Другая часть – древние каменоломни, которые впоследствии расширили воины первой Сторожи. А теперь вот мы приспособили подземелья под свои нужды. Задолго до Набега по приказу мастера Бернгарда здесь заготовлялись впрок припасы. Под землей много специально оборудованных хранилищ, в которых годами не портится ни зерно, ни солонина, ни вяленая рыба, ни сушенное мясо. Благодаря предусмотрительности господина магистра, мы, в общем-то, и держимся до сих пор. Если бы ко всем нашим бедам добавился еще и голод…

Кастелян не закончил фразы. Да и не нужно было. И так все ясно.

Они шли дальше. Изредка гремели ключи, отворяя скрипучие двери на ржавых петлях. Шипящий факел касался кончиками пламени низких закопченных сводов. Порой трепещущий на сквозняках огонь устраивал дикую пляску теней. Тени были густые, плотные.

«Вот где было бы раздолье упырям даже в полуденный час!» – невольно подумалось Всеволоду.

В нишах и трещинах по углам висела паутина, под ногами лежал крысиный помет. Что-то недовольно попискивало в темноте. Потом исчезли следы и пауков, и крыс. Ниже забирались только люди.

Они прошли склады, схроны, амбары. Прошли каменный резервуар с булькающим родничком, – что-что, а смерть от жажды защитникам тевтонской Сторожи явно не грозила.

– Все, – Томас остановился и опустил факел. – Здесь подземелье заканчивается. – Дальше пути нет.

Подсвеченное снизу лицо тевтона выглядело жутковато, словно неведомый горный дух, выступив из скалы, загородил дорогу чужеземцам.

Всеволод все же обошел кастеляна и сделал еще несколько шагов вперед – в темноту. Галерея тянулась куда-то прямо. Но справа… Он разглядел дверь. Точно! Массивная и, похоже, не запертая. Из-под двери выбивалась едва-едва различимая полоска света. Кто-то там был. Что-то там делали.

– Брат Томас, – позвал Всеволод. – А здесь у вас что?

Тевтон досадливо вздохнул. Чрезмерное любопытство гостей, кажется, не понравилось кастеляну. Ничего, переживет. Надо же знать, чем кончаются замковые подземелья.

– Мы можем взглянуть, брат Томас? – Всеволод не собирался уходить.

Однорукий рыцарь молча подошел к двери, толкнул. Открыл, показал…

Сначала в глаза бросился яркий ровный огонь в прикрытом тигле. Потом – тусклый – в подвешенном на стене масляном светильнике в другом углу. Затем Всеволод различил множество диковинных сосудов, мисочек и ступок – глиняных, медных, деревянных, стеклянных – в беспорядке расставленных по полу и полкам. Заметил широкий раструб в потолке. Там, в зияющей тьме гудело, как в дымоходе с хорошей тягой. Наверное, это и был дымоход. Или отдушина. Или и то, и другое вместе. Невидимая труба (или трубы?), искусно выведенная наружу сквозь скалы и толщу земли.

У дальней – вовсе неосвещенной стены – в неглубокой нише лежали прислоненные друг к другу то ли бочки, то ли короткие бревна, прикрытые грязными тевтонскими плащами в черных крестах и черных пятнах. Посреди комнаты, между тиглем и светильником, под дымоходным проломом в потолке, стоял невысокий, но широкий и длинный дощатый стол, оббитый медью. Над столом тоже желтели отблески слабых огоньков. По всей видимости, это горела пара свечей в особых, прикрытых колпаками подсвечниках. Светить они сейчас могли только тем, кто сидел прямо перед ними.

Неверные факельные всполохи из галереи, тигль, светильник, свечи – все это мешало Всеволоду прибегнуть к ночному зрению. А для зрения обычного такого освещения все же не хватало. Едва-едва можно было разглядеть, что…

Над столом и свечами склонились две фигуры. Только одна обратила лицо к отворившейся двери. Седая клочковатая борода, седые косматые волосы. Белая накидка с черным крестом. Поверх накидки – прожженный и перепачканный фартук. На руках – перчатки тонкой кожи. Старик кивнул Томасу и вновь отвернулся, погрузившись в неведомую работу.

Второй сакс, не отвлекаясь, совершал над столом однообразные ритмичные движения. Слышался свист воздуха, бульканье… Меха качает? Сифон какой-то?

Весь стол был заставлен большими и малыми емкостями, возле которых лежали инструменты непонятного предназначения. Блестящие, изогнутые, острые… То ли из палаческого арсенала, то ли из лекарского. И что-то еще там лежало, на этом столе – что-то вытянутое, укрытое грязной рогожей, будто змеями оплетенное двумя трубками. Что именно – из-за спин тевтонов так сразу и не разобрать.

– Алхимическая лаборатория, – коротко объяснил кастелян, не переступая порога и старательно отводя пламя, языки которого уже тянулись внутрь – к раструбу на потолке. – С факелом сюда лучше не входить. От факельного огня слишком много искр и огненных брызг. Здесь это может быть опасно.

Алхимическая лаборатория? Всеволоду вспомнился раствор серебряной воды. Адского камня – если на языке алхимиков. Вот оно, значит, как! Вот, значит, откуда… Очень, очень интересно.

– Разве орденом поощряются алхимические изыскания? – осторожно спросил Всеволод.

– Во-первых, наша комтурия находится слишком далеко от Пруссии и орденского начальства, – сухо ответил Томас, – А, во-вторых, алхимия – это вовсе не богопротивное колдовство и магия, а полезные для благого дела знания и опыт. Без них мы бы не смогли восстановить давно утерянный рецепт греческого огня, не изготовили бы сарацинский порошок, не добыли бы lapis и не создали бы целебные бальзамы, которые быстро ставят на ноги раненых, лечат больных, бодрят здоровых и снимают усталость после бессонных ночей. И потом… Все наше серебро…

Всеволод оторопел:

– Неужели, тоже алхимия?

Не дань с окрестных земель? Не плата за службу.

– Да-да-да, – трижды кивнул Томас. – Немало мудрецов бьется над созданием философского камня, способного одарить человеческий род золотом. Но людям сейчас нужнее иной металл. Лунный. Белый.

– И вам удалось…

Всеволод аж сглотнул слюну.

– Удается понемногу, – уклончиво ответил проводник. – Обложить серебром все стены и башни замка мы пока не можем, но кое-что уже сделано. Да вы и сами видели.

Видели… Серебряные Врата. В самом, что ни на есть, прямом смысле – серебряные. И посеребрённые шипы на стенах они тоже видели.

Глава 10

Сагаадая больше интересовало другое.

– А вы не боитесь хранить здесь жидкий огонь и громовой порошок? – хмурясь, спросил степняк. – Одна случайная искра – и вся ваша крепость либо взлетит на воздух, либо сгорит.

– Хранить? – невесело усмехнулся Томас. – О, нет! Здесь не скапливается больших запасов. Не успевает скопиться. Все, что изготовляется днем, к ночи выносится наверх, на стены. А уж там расходуется быстро. Быстрее, чем хотелось бы. Вам еще представится возможность убедиться в этом.

Пока Томас удовлетворял любопытство юзбаши, Всеволод, не дожидаясь приглашения, переступил порог лаборатории.

– Куда?! – раздалось в спину.

Поздно… Томас, в самом деле, опасался входить в логово орденских алхимиков с факелом в руках. Тевтоны же, сидевшие за столом, были слишком поглощены работой, так что помешать Всеволоду никто не успел.

И он, наконец, разглядел вблизи то, что было не понятно издали.

На широком оббитом медью столе лежал труп. Нижнюю часть покойника по пояс прикрывала грубая ткань. А сверху… Бледная кожа. Бледное лицо.

Тело было полностью обескровлено, испито, высосано. На горле – рваная рана, вне всякого сомнения, от упыриных клыков. Но рана – не разверзнутая, не зияющая. Большая ее часть уже зашита. Схвачена грубыми стежками, стынута суровой толстой нитью.

В оставшееся небольшое – с палец – отверстие вставлена темная трубка. Керамика? Непрозрачное стекло? Медь? Бронза? Трубка жесткая, но, похоже, гибкая. Скорее, все-таки медь… Только потемневшая, чем-то сильно вытравленная.

Еще одна такая же трубка входит куда-то под ключицу мертвеца.

Ага, а тот тевтон, совершающий у стола однообразные монотонные движения, оказывается, и в самом деле, приводит в движение…

Да, это был бронзовый ручной сифон – широкий, устойчиво стоявший на столе и предназначавшийся явно не для раздува огня в тигле. Складки малых мехов с одной стороны. С другой – длинное узкое горлышко, от которого и тянулись к покойнику две изогнутые трубки.

Имелась в этом сооружении и третья трубка – потолще и покороче двух первых. Эта уходила под стол – к большому толстостенному стеклянному сосуду. В полупрозрачной округлой емкости можно разглядеть жидкость, цвет которой (если он есть у нее вообще, этот цвет) из-за темного стекла, однако, определить было практически невозможно.

С каждым движением мехов сифон, шумно хлюпая и булькая, всасывал неведомый раствор. Прогонял и перекачивал через себя. А затем под сильным давлением наполнял им пустые вены и артерии испитого мертвеца.

Равномерно так наполнял. Рассчитано. Порция за порцией.

Вероятно, прерывать процесс было нельзя. Тевтоны, трудившиеся у стола, не останавливались. Один сосредоточенно качал меха сифона. Второй – поддерживал трубки и следил за уровнем жидкости в стеклянном сосуде.

А Всеволод уже шагал дальше – вглубь помещения – к прикрытым плащами бочкам и бревнам. Так и есть! Не бочки это вовсе и не бревна.

Еще два трупа. Раздетые и обмытые. У одного разворочен живот. У второго – левое подреберье. Тоже испиты: крови – почти нет. Ждут своей очереди? Одежда и доспехи мертвецов лежали рядом. Судя по облачению, все трое – не какие-нибудь кнехты, а полноправные братья-рыцари ордена Святой Марии.

Поглощенные работой алхимики по-прежнему безмолвствовали, но из-за двери уже несся злой приглушенный шепот:

– Русич! Вернись!

От былого радушия и сдержанности Томаса не осталось и следа. Замковый кастелян стоял с факелом у двери и исходил бессильной злобой.

Что ж, ладно, можно и вернуться. Теперь – можно. Вернуться и поговорить. Расспросить. Есть ведь о чем.

Всеволод вышел из лаборатории.

– Кто это? – он кивком указал на трупы.

– Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков, – недовольно процедил Томас.

«Три рыцаря, павшие во время последнего ночного штурма», – припомнил Всеволод.

– А я-то полагал, их отпевали в часовне.

– Отпевали. Но служба закончилась, и останки перенесены сюда, – совсем уж недружелюбно глянул на него кастелян.

– Зачем? Что здесь происходит?

– Как что? – вопросом на вопрос ответил Томас. – Тебе не приходилось присутствовать при бальзамировании трупов?

– Нет, – честно признался Всеволод.

Вообще-то об обычае готовить покойников к длительному хранению в могилах и склепах он слышал, но, сказать по правде, никогда его не понимал и не одобрял. Сказано ведь: прах – к праху, и чего тут еще мудрить?

– Так значит, – Всеволод поскреб в затылке, – значит, ваши алхимики…

– Да, – раздраженно перебил его кастелян, – этим они занимаются тоже.

Всеволод промолчал. Только в изумлении покачал головой. Порядочки, однако, в Закатной Стороже…

Голос Томаса сделался торжественным:

– Брата Фридриха, брата Вильгельма и брата Якова готовят к погребению. В их тела впрыскивают раствор, препятствующий тлению. Затем их облачат в боевые доспехи. А после все трое будут упокоены. Таково распоряжение мастера Бернгарда. И таков наш последний долг перед павшими.

Помолчав немного, однорукий рыцарь добавил:

– Бальзамирование следует завершить до возвращения магистра. Не будем мешать.

Так и не переступив порога, кастелян отступил от двери. Вздохнул:

– Вам вообще не следовало бы смотреть на это. Все-таки вы…

Тевтон вновь умолк, не закончив фразы.

«Чужаки» – додумал недосказанное Всеволод. Да, они не являются членами ордена. И – да, пожалуй, пялиться на здешние предпогребальные таинства им не приличествует.

– Пора подниматься наверх, – сухо произнес Томас, закрывая дверь лаборатории.

Что ж, наверное, пора… Только вот…

Дернулось на сквозняке факельное пламя, бросило отблески дальше по галерее. Дальше был тупик. Заканчивающийся, как успел заметить Всеволод, глубокой, нишей. А в нише – еще одна дверь. Потяжелее и покрепче, чем все прочие в этом подземелье. И ведь нет, не показалось! В самом деле – дверь. Темнеющая железом, но не поржавевшая, содержавшаяся – сразу видно – в образцовом порядке.

Запертая дверь.

– Что там? – Всеволод шагнул в проход – посмотреть поближе.

– Нельзя! – преградил ему путь Томас. – Вот туда вам точно нельзя!

– Почему? – нахмурился Всеволод.

Опять какие-то секреты…

– Не нужно нарушать покой мертвых, – раздраженно ответил Томас.

– Мертвых? – Всеволод опешил. – Там что, тоже мертвые?

– Это склеп, русич. Своих павших братьев мы хороним здесь, а не на погосте за замковой стеной.

Ах, вот в чем дело… Очень удобно. Из алхимической мертвецкой – прямиком в склеп по соседству. Недалече выходит.

– К тому же у меня все равно нет ключа от этой двери, – добавил рыцарь.

– У замкового кастеляна нет ключа? – удивился Всеволод – У кого же тогда ключ от склепа?

– У мастера Бернгарда, – ответил Томас. – Когда в склеп вносят павших братьев, он открывает дверь. Все остальное время склеп заперт. И это правильно. Зачем понапрасну тревожить останки благородных рыцарей?

– Хм-м, а останки неблагородных воинов? – прищурился Всеволод. Помнится ведь, помимо трех рыцарей прошлой ночью погибло еще девять человек. – Их вы хороните снаружи?

Томас нахмурился и поджал губы.

– Гибнут многие, однако для всех места в замковом склепе не хватит.

Понятно. Значит, погост за стеной…

– Каждого воина, павшего при обороне Зильбернен Тор, мы отпеваем, как доброго христианина и с почестями отправляем в последний путь, – заверил тевтон. – Но здесь, в подземельях замка, находят упокоения только полноправные братья ордена.

«Интересно, а куда положат моих дружинников? – подумал Всеволод. – И куда положат меня?»

Мысли в голове зашевелились не из приятных. Да уж, мысли… Бродить в темноте подземелий расхотелось напрочь. Тем более лезть в склеп Серебряных Врат.

– Возвращаемся, – вздохнул Всеволод. – Веди нас обратно, брат Томас.

Чем дальше они уходили, тем более разговорчивей становился однорукий провожатый. Видимо, близость склепа, давящая атмосфера подземелий и угрюмое молчание спутников изрядно угнетали и его самого. К тому же тевтон явно чувствовал себя виноватым за непозволительный тон, которым, забывшись, заговорил с гостями. Все-таки подобным тоном с союзниками, призванными на помощь, не говорят. Вряд ли мастер Бернгард похвалил бы кастеляна за такое.

В общем, будто прорвало Томаса… Разгоняя тишину, и стремясь хоть как-то сгладить неприятное впечатление от первого знакомства, кастелян говорил, говорил, говорил… Без умолку и без особого в общем-то веселья. Но много чего понарассказывал. И о Закатной Стороже, и о нелегкой жизни ее обитателей, и о нечисти, рвущейся по ночам из Проклятого Прохода. И о битве, конца которой не видно и победа в которой едва ли возможна. Разве что о замковом упыре кастелян ни разу не обмолвился. Впрочем, пустые слухи Всеволода не интересовали. Ему было интересно реальное положение дел.