Либерализм – Госкапитализм – Социализм. Для тех, кто хочет лучше понять экономику

Многие культуры, в частности, Ислам и Китай, создали определенные прорывы в науке и технологиях, не менее значительные, а порой даже более, чем в средневековой Европе. Однако, только Европа смогла создать кумулятивную систему накопления и дополнения знаний, так необходимую для развития современной механистической науки, науки Первой Промышленной Революции. Некоторые кумулятивные продвижения требовали определенной формы «памяти»… И артефакты стали такой памятью самых ярких технологических знаний. Инструменты, машины, новые урожаи и все такое стали методом передачи сквозь время таких важных аспектов технологических знаний… Таким образом, чаще всего в истории, именно артефакты были незапланированными, и часто неуправляемыми, технологическими знаниями82.

Второй важный фактор – фактор конкурентности средневекового европейского развития – затрагивал все аспекты жизни Европы, включая военно-политические, торгово-экономические, социальные и культурные отношения, а также, безусловно, проявлялся и в процессе получения и развития научно-технологических знаний. В своей знаменитой книге «The Unbound Prometheus» (Освобожденный Прометей) о развитии науки и технологий в средневековой Европе, Дэвид Ландес писал, что по сравнению с миром Ислама и Китаем, которые стремились сконцентрировать все свои знания в своих столицах (как, например, Дом Мудрости в Багдаде), Европа состояла из сотен и более конкурирующих между собой городов со своими университетами. Такая фрагментация европейского развития смогла обеспечить очень конструктивную конкурентность, и это была конкуренция между равными83.

Между 1692 и 1792 годами 11 городов Италии создали свои научные академии. К 1790 году в Европе было примерно 220—250 основных академий для дискуссий и исследований в естественных науках и математике… Здесь ученые были активно вовлечены в процессы наблюдения, обобщения научной информации и разные экспериментальные программы. И распространение таких знаний было очень выраженным: 75% академических учреждений публиковали свои труды, и почти все занимались переводом, обобщением и популяризацией своих достижений в новых знаниях84.

С развитием свободного обмена новых знаний некоторые предприимчивые европейцы временами находили практическое применение новым научным знаниям. И хотя интерес к механизации труда существовал в Европе и раньше, развитие науки с практическим применением математических знаний подстегнул еще больший интерес и спрос на новые технологии. Великие географические открытия стимулировали не только развитие морской картографии и навигации, но также придали мощный толчок к развитию новых технологий кораблестроения. Теперь для плавания на большие дистанции через Атлантику и вокруг Африки европейцам требовались корабли крупнее, безопаснее, быстрее и эффективнее. И процесс улучшения кораблестроения осуществлялся тысячами мастеров во многих доках Европы, все более объединяющихся в гильдии со все больше углубляющимся разделением труда, что существенно улучшило показатели качества. Так как многие инновации являлись результатами ноу-хау разных мастеров, и эти новые знания быстро распространялись среди соседей, создавая конкуренцию, то это толкало мастеров на поиск улучшения качества. «Такая система обобщенных знаний без прав интеллектуальной собственности могла и не стимулировать развитие новых технологий. Но, как свидетельствует даже сегодня развитие программного обеспечения с открытым кодом, это было не так»85.

Мобильность квалифицированного труда также имела важное значение для распространения инноваций и новых умений. Известно, что в Вене в 1742 году из 4773 мастеров разных гильдий только 1160, или около 25%, были выходцами из локальной местности – целая треть мастеров была иностранцами86.

С развитием новых трехмачтовых кораблей центр экономической активности сдвинулся к Атлантическому побережью в то время как Средиземноморский регион все более «откатывался к отсталости сразу же после 1500 года, что стало результатом увеличения пиратства, затрудняющихся сухопутных путей и тяжелым налогообложением торговли пряностями со стороны турок»87. Огромное количество специй теперь потекло вокруг мыса Доброй Надежды сначала в Лиссабон, а затем в Антверпен – главный торговый хаб Габсбургов в процветающей северной Европе.

Новыми драйверами европейской экономики стали две силы: испанское завоевание и эксплуатация Америк и португальское Азии. В 1494 году эти две растущие державы даже поделили мир между собой по Договору Тордесильяс, по которому все вновь открытые земли к западу от «папского меридиана» (примерно 49º западной долготы) отходили к Испании, а все восточные – к Португалии. Так португальцы стали первыми европейцами, получившими возможность напрямую торговать с богатой Азией без мусульманских посредников, что позволило им занять монопольное положение и контролировать торговые пути с помощью стратегически расположенных постов на протяжении всего пути.

В это же время испанское завоевание Америк привело к еще одному мощному толчку в развитии экономики Европы. В 1547 году испанцы наткнулись в Боливии на огромное месторождение серебра Потоси, названное «горой из серебра», а в 1548 году на еще одно серебряное месторождение в Гуанохуато в Мексике, которое стало самым большим месторождением драгоценных металлов, обеспечившим тогда треть мирового производства серебра88.

Барретт оценивал производство серебра в Америке в 17 000 тонн в XVI веке, 34 000 тонн в XVII веке и 51 000 тонн в XVIII веке… Ежегодный средний импорт в Европу из Америки составлял 205 тонн в 1551—1600 годы, 245 тонн в 1601—25 годы и 290 тонн в 1626—50 годы…

Какой экономический эффект дал такой огромный приток серебра? …В Западной Европе импорт серебра стал экзогенным шоком, давшим мощный толчок к предложению серебра, и, соответственно, к предложению денег89.

В принципе, как и Римская империя со своим колоссальным запасом серебра, у Испании была хорошая возможность построить сильное государство с мощной армией или начать масштабное инфраструктурное строительство. Однако, история Испании пошла по другому пути. Массивный приток богатства, конечно же, сначала усилил Испанскую Корону, однако, в конце концов, оказался очень разрушительным для испанского государства. Король Испании Филипп II умудрился бездарно потратить все свои деньги на многочисленные войны с Францией, Англией и Голландией, иногда воюя со всеми тремя одновременно, и быстро растратил всю государственную казну, даже начав влезать в огромные долги. Известно, например, что Великая Армада, посланная против Англии в 1588 году стоила казне в пять раз больше, чем составлял ее ежегодный доход. В итоге Испанская Корона испытывала государственный дефолт несколько раз: в 1557, 1575, 1576, 1607, 1627 и 1647 годах. К 1550 году Испания уже намного отставала в своем развитии от протестантской северной Европы90.

История Габсбургской Испании – это хроника растрат… Ее экономическая система отравила все, к чему притрагивалась… Испания обременила себя разрушительными экономическими институтами и заразила ими свои колонии в Америках. Латинская Америка в итоге стала бледным отражением Нового Света, так же, как Испания Старого91.

У португальцев получилось не лучше. В то время, как королевская семья, как и в Испании, зарабатывала баснословные богатства от торговли специями, народ был обанкрочен тяжелыми военными расходами. Португалия также оказалась в хронических долгах и попала под зависимость итальянских и немецких банкиров, в частности, знаменитого банковского дома Фуггеров, ставшего основным кредитором королевства. Несмотря на эксклюзивную торговлю специями в XVI веке, Португалия стала довольно бедной страной с нехваткой капитала и неразвитым долговым рынком, который мог бы способствовать развитию торговли. Как и олигархия в Венеции двумя веками ранее, только королевская семья и высшая приближенная знать и торговые олигархи могли зарабатывать на чрезвычайно прибыльной торговле специями между Азией и Европой. Олигархи были заинтересованы поддерживать низкий уровень жизни своего населения, что позволяло им получать более дешевую рабочую силу и более дешевых солдат. Жизнь обычного солдата была настолько жалкой, что после прибытия в Индию, тысячи сбегали и уходили в монастыри92.

Однако, португальская торговля специями и испанская добыча серебра были трагическими не только для их собственных народов. Португальская и испанская колонизационная политика привела к масштабному истреблению коренного населения Америки, Африки и Юго-Восточной Азии. Кроме жестокого обращения, как писал Джаред Даймонд в своей известной книге «Ружья, микробы и сталь» (1997), огромное количество туземного населения в Америке умерло из-за болезней и инфекций, которые прибыли с европейцами. Эти народы не имели таких домашних животных, какие были распространены в Европе, и, таким образом, не успели развить иммунитет к их болезням как европейцы. Это также упростило европейцам процесс завоевания и колонизации этих земель93.

Утерянный шанс Китая

Как было описано выше, Запад начал свое мировое доминирование в период между 1500 и 1650 годами, главным образом, из-за прорывного развития в науке и новых технологиях, а также свободного распространения знаний по всей Европе, в том числе при помощи книгопечатания. В Китае же получилось наоборот – несмотря на изобретение бумаги китайцы отказались от развития школ вокруг печатной книги, и это стало важной причиной упадка Китая, так же как и Ислама, который видел угрозу своей власти в обученных студентах, которые могли по-своему интерпретировать учение94. В Китае конфуцианские ученые отторгли печатную книгу и сосредоточились на каллиграфии, став ориентированными, главным образом, вовнутрь. Как писал Лестер Туроу, проблема была идеологической:

Китайцы отвергли, не использовали и забыли свои же важные технологии, которые обеспечили бы им мировое доминирование. Новые технологии воспринимались как угроза, а не возможность. Инновации были запрещены. Канонические тексты, вдохновленные Конфуцием, содержали для них ответы ко всем проблемам95.

Китай изобрел все необходимые технологии для своей индустриальной революции за сотни лет до европейцев. Европейцы в то время технологически существенно отставали от Китая. Коммерция в Китае процветала, а бумажные деньги, возникшие в Китае в IX веке, циркулировали наравне с металлическими, образуя своеобразную двухконтурную денежную систему. Мир и процветание, по сравнению с постоянными европейскими войнами и конкурентностью, стимулировали мирную торговлю и коммерцию, которая основывалась на честности и справедливости, вместо закона и принуждения как в Европе. Знаменитый венецианский купец и путешественник Марко Поло, который дошел до Китая по Великому Шелковому пути и оставался гостем у великого хана Хубилая, отмечал в своих записях, что общественная безопасность и коммерческая честность были намного сильнее развиты в Китае, чем в Европе, даже без христианства как основы морали96.

В XVI веке население Китая уже насчитывало около 100 миллионов человек, намного больше, чем население всей Европы97.

Турбулентная эпоха «Воюющих царств» закончилась победой государства Цинь в 221 году до н.э., которую Бодде назвал «самой важной датой в истории Китая до отмены монархии в 1912 году»98. Циньский император Ши Хуан стал единоличным правителем огромного объединенного государства и установил централизованную власть с единым языком и законами. Для строительства Великой Китайской стены и других крупных инфраструктурных проектов Ши Хуан, по-восточному и диктаторски, мобилизовал все население. Огромный рынок и мобилизационная экономика привели к созданию сильной государственности и сильной армии. Со временем стал развиваться сильный гражданский бюрократический аппарат с новым классом профессиональных управленцев, формируемых на меритократической основе, и который вытеснил знать из государственного управления99. Именно благодаря этому классу профессиональных государственных администраторов – «мандаринов», чей долг заключался в поддержании надлежащего государственного учета и порядка, китайская государственность и смогла выстоять на протяжении многих веков, даже несмотря на завоевания Китая монголами и маньчжурами.

Император Чжу Ди из династии Мин, который воцарился в 1402 году, смог построить огромный флот, который под предводительством легендарного адмирала Чжен Хэ совершил несколько дальних морских путешествий, демонстрируя миру мощь китайского государства.

Адмирал Чжэн Хэ совершил семь путешествий, каждое из которых длилось от одного до трех лет, первое началось в 1405 году, а последнее завершилось в 1433 году. Его путешествия были в Индонезию, Индию, Персидский залив, на Красное море и далеко вниз по восточному побережью Африки. Его флоты были огромными. Самый большой из кораблей достигал четырехста сорока футов в длину и имел девять мачт. Во время его первого путешествия под его командованием находилось триста семнадцать кораблей, шестьдесят два из которых были из этой четырехсотсорока-футовой категории. Количество людей же было от двадцати до тридцати тысяч100.

Несмотря на то, что Чжу Ди стремился продемонстрировать могущество Китая для других народов, его смерть в 1424 году усилила дебаты при его дворе о том, должен ли Китай взаимодействовать и торговать с «варварскими» народами.

Конфуцианские ученые постоянно твердили, что высшие люди заботятся о справедливости, избегают какой-либо формы конкурентности, и не ищут чего-либо далекого или отсутствующего. Они подчеркивали, что Конфуций настаивал, что задачей хорошего правителя является не продвижение идеи аккумулирования частного богатства, а возвращение устоев прошлого и оберегание их. Новый император Чжу Гаочжи не стал игнорировать советы его конфуцианских советников. Они принял их точку зрения, что умеренность и сельское хозяйство должны являться основой хорошей государственной политики101.

Смерть императора Чжу Ди стала концом Минского Китая как морской державы. После этого Китай стал больше сосредотачиваться на внутренней стабильности и сельском хозяйстве как основе своей экономики, а также военной колонизации среднеазиатской степи102.

Решение Китая прекратить свои морские путешествия открыло путь для новой эпохи. Так как империя отказалась от роли ведущей мировой державы, это позволило другим оставить свой след в мировой истории103.

Голландский капитализм

В XVI веке европейский торговый хаб специями постепенно сместился от Лиссабона к Антверпену, который стал финансовым центром Европы с первой постояннодействующей фондовой биржей, и финансисты со всей Европы стали стекаться в Антверпен. Однако осада этого города в 1585 году испанскими войсками сместила торговый центр, теперь уже далее в Голландию, где активно развивалось кораблестроение. Перемещение торгового и финансового капитала в Амстердам сделало этот город новым европейским центром торговли и финансов.

Евреи и протестанты не были ограничены жестким религиозным осуждением денежного кредитования и обогащения, и таким образом, стали доминировать в профессиях финансов и банкинга. Они принесли с собой в Амстердам инновационные финансовые техники, которые прежде успели развить. Ингредиенты Голландского «экономического чуда» начала семнадцатого века, таким образом, были все готовы104.

Так, в начале XVII века все дороги стали вести в Голландию. С небольшим населением и маленькой территорией, именно эта страна смогла построить первую в истории настоящую капиталистическую систему.

С не очень удобной географией и будучи ниже уровня моря, Нидерланды (буквально «Нижние Земли»), тем не менее, смогли извлечь из этого большую пользу. Отвоевывая свою землю у моря, голландцы смогли развить кредитный рынок, который позволил местным муниципалитетам занимать у населения средства и инвестировать собранный капитал в дорогостоящие проекты по строительству мельниц для откачки воды. Эта мера необходимости способствовала тому, что голландцы рано усвоили особенности работы с финансовыми инструментами и стали активно развивать капиталистические отношения. Даже крестьяне имели возможность хорошо заработать от вложения денег в облигации проектов по отвоевыванию земли. К 1600 году эта традиция подготовила голландцев к новому предприятию – торговле с дальними странами. Вскоре голландцы рассматривали как само собой разумеющееся владение долями в торговых экспедициях, идущих в Балтику или к Островам Пряностей105.

В 1609 году в Амстердаме образовался предшественник всех современных национальных банков Wisselbank, который стал выпускать собственную валюту, и упростил процессы оплаты и денежных переводов, что еще больше способствовало развитию торговли. Одновременно, хорошо развитый сектор судоходства и судостроения позволили Амстердаму быстро стать центром экспертизы и информации по торговле с Азией.

Вначале голландские торговые компании конкурировали не только с иностранными торговцами, но прежде всего друг с другом, толкая цены вниз. Однако в 1602 году Генеральные Штаты – высший государственный орган республики – инициировали слияние конкурирующих торговых компаний в Объединенную Голландскую Ост-Индскую Компанию, которая получила государственную монополию на торговлю специями на всем пространстве от восточного побережья Африки и до берегов Китая и Японии, а также права на заключение соглашений с местными правителями тех земель, строить фортификационные сооружения и вести военные операции от имени Голландии.

В 1622 году персидские и английские войска захватили у португальцев стратегически важный остров Ормуз, что практически остановило португальскую торговлю с Азией. Парадоксально, но от этого события больше всех выиграли не Англия или Персия, а именно Голландская Ост-Индская компания106, у которой больше не стало главного конкурента.

В своей книге «Dutch Ships in Tropical Waters» (Голландские корабли в тропических водах) Роберт Партезиус107 описывает, что в Азии корабли компании перед возвращением в Европу должны были собирать товар в нескольких разных и отдаленных местах, что было, очевидно, неэффективным. Прибыльная торговля требовала постоянного присутствия в регионе, куда товары могли стекаться для долгого хранения, и это могло способствовать улучшению торговых условий, выгодному ценообразованию и сохранению качества пряностей. Компания стремилась к полному контролю над рынком пряностей и устранению конкуренции со стороны других европейцев, что практически позволяло диктовать как закупочные цены на месте, так и цены продаж специй в Европе. Однако еще одной важнейшей целью голландцев была минимизация оттока денег из Голландии в Азию, так как еще со времен Рима и Венеции европейцам все еще было нечего предложить азиатам взамен их товаров. Голландцы решили финансировать свои операции через локальную торговлю в Азии, превратив свою Ост-Индскую компанию в первую в истории специализированную транснациональную торговую корпорацию.

В 1619 году компания основала свой постоянный торговый хаб в Батавии на острове Ява (современный город Джакарта, столица Индонезии), с постоянным присутствием флота и людского персонала, что позволило существенно улучшить и оптимизировать организацию торговли по всей Юго-Восточной Азии. В Батавии корабли могли быть отремонтированы, а персонал мог передохнуть. Один английский пленник в Батавии позднее писал, что компания здесь постоянно содержала около двухста кораблей и тридцати тысяч людей персонала108. Но важнее всего было то, что со временем сюда стекались товары самого лучшего качества со всей Азии, включая специи, золото, фарфор и драгоценные камни, и уже отсюда ежегодно в Амстердам уходил хорошо нагруженный и охраняемый флот. Именно такая организация, позволившая оптимизировать вопросы цены и качества, позволила Голландской Ост-Индской компании процветать почти двести лет на выгоднейшей торговле с Азией.

Почти монопольная торговля позволила стране постепенно саккумулировать огромный капитал, который, однако, не мог быть полностью абсорбирован внутренней небольшой экономикой без существенных технологических прорывов. И концентрация богатства стала постепенно превращать Голландию в торговую олигархию наподобие Венеции, только еще больше109. В результате огромного излишка инвестиционных денег, который снизил внутренние процентные ставки и стал увеличивать цены и заработную плату, голландский производственный сектор стал неконкурентоспособен на международном рынке110. Стало сильно увеличиваться потребление и, особенно, потребление товаров роскоши.

В то же время высокоразвитый голландский финансовый рынок стал очень привлекательным для финансовых спекуляций для финансистов со всей Европы и для местного населения. Один из таких самых известных случаев спекуляций – «тюльпаноманию» – хорошо описал известный американский экономист Джон Кеннет Гелбрэйт в своей книге «A Short History of Financial Euphoria» («Короткая история финансовой эйфории»):

То, что начиналось как просто престижное обладание тюльпановыми луковицами превратилось через постепенное повышение цен в дикую спекуляцию в 1636 году. В частности, конкурентный спрос на тюльпаны породил такую манию, что единичные экземпляры продавались за новые повозки и даже дома, иногда доходя до $25,000 и $50,000 за каждую луковицу. Спрос настолько повысился, что на Амстердамской фондовой бирже стал развиваться фьючерсный рынок на луковицы. Этот рынок, как и мечты многих спекулянтов, лопнул под тяжестью собственной абсурдности и впечатляющей жадности. Когда продавцы потребовали исполнения по своим контрактам суд не внял их доводам. Так как рынок был далек от производства реальных товаров или услуг, суд посчитал Тюльпаноманию чем-то немного более, чем обычной азартной одержимостью111.

Голландия стала «париковым» обществом. Целый сегмент населения страны стал жить на спекулятивные инвестиционные доходы и ничего не производил. Большая часть излишнего капитала позднее стала искать инвестиционные возможности за рубежом. Капитал начал перетекать из страны со зрелой экономикой и излишком богатства в страны, где такого капитала остро не хватало для развития. Экономист Ян де Врис оценил, что голландские иностранные инвестиции к 1800 году достигли около полутора миллиардов гульденов, что было вдвое больше ежегодного ВВП Голландии. В то время Соединенные Штаты Америки смогли привлечь от 10 до 20% своего долга во время Войны за Независимость именно из Голландии112.

Голландский успех развития финансового капитализма, в конце концов, перешел к Великобритании. Так как процветающая торговля порождает зависть, англичане одновременно и завидовали голландцам, и в то же время восхищались их развитой торговлей и финансовой системой. В результате, так называемой, «Славной Революции» 1688 года английская знать «пригласила» голландского статхаудера Вильгельма III Оранского, чтобы он воссел на британский престол. Чувствуя, что дни Амстердама как мировой финансовой столицы уже на исходе, финансовая элита Голландии, включая такие известные банкирские дома как Баринги и Хоупы, последовала за Вильгельмом III в Лондон. «Португальские евреи Амстердама, изгнанные в результате Инквизиции из Испании и Португалии, массово прибыли в Лондон, и среди них был Авраам Рикардо, отец экономиста Давида Рикардо. В течение нескольких коротких декад Лондонский Сити стал новой мировой финансовой столицей113».

Глава 3. Эпоха Промышленной Революции

Истоки могущества Британии

Географическое положение Англии с самого начала было довольно выигрышным. С одной стороны островное положение обеспечивало достаточную безопасность, с другой же позволяло развивать торговые коммуникации с континентальной Европой только морским путем. В XIV веке Лондон стал частью растущей торговой сети Ганзейского Союза, который растянулся от русского Новгорода на востоке, через Балтийские государства до Антверпена и Брюгге на западе. Ганзейская лига, главную роль в которой играли преимущественно немецкие города, достигла почти полной торговой монополии в регионе, доставляя английскую шерсть на восток, а с востока в Англию и Нижние страны зерно, древесину и меха.

Со временем, стремясь получить больше привилегий в северной торговле, Англия начала более агрессивную политику по вхождению на рынки Ганзы и продвижению своих торговых компаний: «Merchant Adventurers», «Muscovy Company» и «Eastland Company», используя свои преимущества в шерсти и кораблестроении114. Это привело к тому, что торговцы и их картели, вовлеченные в торговлю с Ганзой и продвигающие интересы Англии в такой конкуренции, в конце концов, стали доминировать в английском Парламенте и продвигать собственные интересы в формировании национальной торговой политики, вплоть до полной ее институционализации в Совете по Торговле115.