Сказание о двух братьях и неведомой Руси

– Чёрт, – выругнулся про себя Олег, – Так дальше нельзя, надо взять себя в руки и заставить навязать свой ход битвы.

Он отбросил щит, перехватил меч и начал быстрые вращательные движения им над головой, одновременно перекидывая его из одной руки в другую и совершая короткие, быстрые двойки с обеих сторон.

– Кого ты хочешь удивить своими фокусами? – оскалился Радомир, проведя несколько ответных атак и сумев во время одной из них ударить щитом противника в подбородок, после чего сам бросил щит на землю.

– Ах ты! – заскрежетал зубами Олег, сплюнув на землю потёкшую из рассечённой губы кровь. – Так ты понимаешь честный бой!

Он ринулся к Радомиру в надежде перехватить инициативу на ближней дистанции. Скрестив мечи вплотную, Олег сильно ударил ногой сбоку по коленке Радомира.

– Ты начал, вот и получи! – бросил в гневе Олег.

Бой продолжился, и какое-то время оба бились на равных. Грязные трюки продолжились, и вот оба оказались на земле, перекатываясь со спины на грудь и стараясь достать побольнее до лица друг друга. У Олега были разбиты губы и скула, повреждена переносица, у Радомира красовалось рассечение брови и сильно заплыл один глаз. Постепенно у Олега нарастало внутреннее беспокойство:

– Как же так, я столько раз атаковал Радомира, а ему всё нипочём?! Почему он не сдаётся? Почему не уступает? Я же всегда считал его не сильнее меня. Он же герой только среди своей своры. Откуда у него такая упёртость и злость?

В этот момент они снова стояли на ногах и наносили по очереди одиночные удары. Олегу с трудом давалось блокировать меч Радомира, и всё чаще он скидывал отводными движениями удары противника. Оба тяжело дышали, но Олег ощутимо сдавал, опираясь на меч после каждой отбитой атаки. Кисти и предплечья предательски немели – Олег смотрел на них, приказывая им взглядом поднять меч и защищаться. Он медленно отступал в направлении воеводы, надеясь, что тот остановит бой и присудит обоим победу. Всё было тщетно. Чувство приближающегося поражения стало захватывать его всё более и более, и он уже ничего не мог поделать с этим наваждением. Лицо Радомира, неизменно наступавшего с мечом, превратилось в маску ужаса, против которого протестовало сознание, пытаясь преодолеть страх порицания и стыда. Олег из последних сил поднимал свой меч, стараясь дотянуться до этой маски, разрубить её пополам, лишить противного оскала, – всё было тщетно.

«Может убежать от неё, кинуть в неё меч и сдаться?» – пронеслось в голове Олега, когда маска ужаса разрослась до исполинских размеров, издала оглушительный гром и плеснула молнией. И тогда его накрыла темнота и через неё где-то там далеко он слышал приглушённые звуки едкого, самодовольного хохота и шум улюлюкавшей, свистящей толпы.

Олег пропустил сильнейший удар по голове и теперь, сражённый навзничь, лежал на земле посреди заветной площади Детинца.

– Я тебя ещё достану, обязательно достану! – повторял он, блуждая по ту сторону сознания, из тьмы лабиринта которого ему не удавалось выбраться.

Глава 3. Тяжелая правда

Ветер носился вокруг берёзы, колыхая повисшие ветви, будто стараясь оторвать и забрать их с собой. Олег оцепенело смотрел на берёзу, созерцая её трепещущие ветви и разлетающиеся листья. Он вяло пытался решить для себя, заодно ли он с ветром, чтобы оторвать ветви с листьями и унести эту красоту куда-то далеко-далеко. В душе Олега поселилось уныние и отчаяние.

– Я проиграл, – повторял он про себя. – Я утратил то, к чему шёл последние годы, потерпел позорное поражение Радомиру на виду всего Снежинграда. Как теперь смотреть людям в глаза, как пробиваться в дружину?

Олег сидел в одиночестве на крыльце избы, откуда открывался вид на городской амбар и протекающую впереди реку. Он был благодарен матери и брату, старавшихся не досаждать лишним вниманием, и поэтому битый час беседовал сам с собой, советовался с берёзой и ветром – единственными желанными гостями в этот день.

Он перебирал слова, сказанные после состязания матерью, дядей Аскольдом и многими другими знакомыми, стремившимися поддержать Олега. Все восторгались его упорством и отмечали ожесточённость схватки, которая никого не оставила равнодушным. Больнее всего было вспоминать о том, как он уходил с площади под мерзкий гогот Радомира и его друганов, которые ещё долго не могли успокоиться. Один, особенно наглый паренёк, подлетел к Олегу и, тыча ему в грудь, прокричал:

– Что, получил, ха-ха-ха!

Дядя Аскольд так грозно посмотрел на него, что тот поспешил отбежать, чем вызвал уже в свой адрес новую порцию смеха и улюлюкания у Радомира и его приспешников.

– Это ничего, – сказал дядя Аскольд. – Всегда находятся петрушки, ничего не смыслящие и готовые танцевать под чужую дудку. На своих двоих таким стоять не суждено. Не обращай внимания.

Олег криво усмехнулся, но ничего не ответил, так как было слишком тяжело.

«Всё не то и не так! Как же досадно», – корил себя сейчас Олег, понимая, что его подвело чутьё и осторожность в бою, которые обычно были его сильными качествами. А здесь он так слепо и глупо ринулся на Радомира вместо того, чтобы присмотреться к нему и спокойно поискать слабые стороны.

– Ты провёл меня, Радомир! – и он в сердцах пнул меч, лежавший рядом на крыльце.

Внезапно налетевший порыв ветра заставил его зажмуриться. Зашелестели ветки берёзы, и ветер устремился дальше, волновать безбрежные просторы заливных лугов. На миг Олегу показалось, что он способен проникнуть в таинство шёпота и тех тайн, которыми берёза самозабвенно делилась с ветром. Он открыл глаза, перевёл взгляд с дерева на небо, и его охватило непреодолимое желание податься в бескрайние дали и оставить позади досаду и поражение. Олег встал и побежал, стремясь незамеченным миновать дома и людей. Оказавшись за сторожевыми воротами и окружающим город земляным валом, он рванул во всю прыть своих ног, удаляясь к вершине близлежащего пологого холма.

Олег бежал долго, прикрыв глаза, радуясь бешенному пульсу в теле, вбирая полной грудью воздух и стараясь выбросить все мысли из головы. Прибавляя скорость на спуске с одного из холмов, он забывался в попытках пролететь как можно дальше. С силой отталкиваясь одной ногой, он стремился как можно резче оттолкнуться другой и уйти в вожделенный прыжок. Довольный ощущениями, он кричал:

– Ааа…а, хорошо! Лечу! Свобода!

Завернув в небольшой лесочек, Олег наткнулся на овражек с родником, смочил лицо, волосы и вдоволь напился воды. Кровь пульсировала в голове, а сердце бешенно стучало. Ритм вернул его к утренней битве, и громкий, утробный крик вырвался из груди – это был голос отчаяния, злобы и сожаления. Он кричал до боли в горле, не сдерживая себя, и слёзы полились из глаз. Олег упёрся ладонями в коленки и ещё долго стоял так, наклонившись, рыдая и вздрагивая всем телом. Затем он встал, хорошенько умылся и медленно побрёл домой.

Пересекая пахоты и межевые борозды, Олег увидел пастуха со стадом домашнего скота. Он признал парня и решил к нему подойти. Пастух приветливо махнул рукой:

– Приветствую тебя, сорвиголова!

– Почему сорвиголова? – от неожиданности Олег остановился.

– Да, видел тебя сегодня утром в деле. Ты шёл напролом в бою с Радомиром. Это было ярко и безрассудно.

– Так ты смени посох на меч и покажи, как надо, – огрызнулся Олег.

– Ладно, не серчай, не хотел тебя задеть. Я за тебя болел на самом деле. Не многие готовы открыто бросить вызов Радомиру и его своре.

Олег молчаливо кивнул и пошёл дальше. Неосознанно он запустил руку за пазуху и обнаружил дудочку, которую взял с собой, рассчитывая поиграть в уединении. Он вернулся к пастуху и спросил:

– Посмотри на эту дудочку. Ты же знаешь в них толк? Я пытался играть, но звуки выходят странные.

Пастух взял дудочку в руки, и в его глазах тут же проявилось живое участие и любопытство:

– Разрази меня гром, – задумчиво произнёс он, ощупывая дырочки и внимательно рассматривая деревянные узоры. – Странно, я не видел такого дерева, таких ровных и гладких дырочек. Заметь, они сделаны через разные промежутки. Можно попробовать?

– Да, я и хотел попросить тебя сыграть что-нибудь, – кивнул Олег.

Пастух сделал несколько пробных звуков, проиграл свои мелодии, но так и не смог добиться, чтобы звучало именно то, что он хотел.

– Заморская поделка, не иначе, – многозначительно протянул он, передавая дудочку её владельцу. – Уж на чём только дудеть не доводилось, а с этой не могу сладить. То ли я дурак, то ли она испорчена. Где ты её раздобыл, с кем обменялся?

– Нашёл у отца в сундуке, – многозначительно проговорил Олег.

– Давай я тебе лучше покажу, как я на своей играю. А ты со своей уж сам как-нибудь, – предложил пастух.

Они уселись на траву, и пастух до самого заката объяснял Олегу, как извлекаются звуки и складывается мелодия, как правильно задерживать дыхание и равномерно его распределять, чтобы звучание было ровным и долгим. Олег, сам того не ожидая, с удовольствием погрузился в этот процесс и не заметил, как наступили сумерки. У него стали получаться простые песенки. Прощались они добрыми друзьями:

– Здорово мы провели время, – открыто и добродушно улыбнулся пастух. – Музыка умеет залечивать любые раны.

– Спасибо, дружище, – Олег крепко хлопнул пастуха по плечу. – Мне этот урок был сегодня нужен как никогда. Увидел тебя с твоим стадом и всем нутром ощутил, что надо обязательно подойти. И я рад, что не ошибся с этим чувством. День не потерян теперь зря.

– Я тоже рад. Почаще играй для себя и разгадай секрет своей дудки. В ней много загадок.

– Да, обязательно. Докопаться до сути – это моё призвание. Прощай.

Олег медленно побрёл домой с чувством лёгкости и спокойствия на душе от того, что внутри зародилось понимание, что делать дальше.

– Если не научишься на ней играть, найди меня! Ладно? – услышал он вослед крик пастуха.

Следующие дни лета прошли в своей обычной рутине. Два брата помогали матери в поле и по хозяйству. Олег много времени проводил в кузнице дяди Аскольда, забавлял себя игрой на дудочке и часто пропадал на охоте, где оттачивал навыки стрельбы из лука. Светозара тянуло к пристани, где он старался пригодиться во всех делах одновременно: помогал купцам переносить товары и скарб, рыбакам перебирал сети, плотникам заготавливал брёвна. Он с живым интересом рассматривал прибывавшие суда, их разноцветные паруса и заморских гостей. Обладая живым характером, Светозар с задором и хитринкой в глазах подходил к шагающим по пристани незнакомцам и расспрашивал их, откуда и куда путь держат, надолго ли у них задержатся. Их рассказы приоткрывали ему завесу дальних земель и опасных приключений.

В один из вечеров, возвращаясь усталый с охоты, Олег прошёл главные ворота Снежинграда и направился вдоль земляного вала домой, когда путь ему преградили трое парней из своры Радомира. Олег отступил на несколько шагов к стене близстоящей избы, защищая спину, не давая никому возможности подойти сзади. Одну руку он положил на рукоять тесака, висевшего на ремне платья.

– Что надо и не много ли чести встречать меня в ночи? – как можно увереннее воскликнул Олег.

– В том и дело, что чести много, – зло прошипел Борислав, считавшийся правой рукой Радомира.

– Так и ступайте по домам, – перебил его Олег. – Какое есть дело ко мне? Если есть, выкладывайте, а нет, так дайте дорогу.

С этими словами Олег заставил себя сделать полшага вперёд.

– Дел с безродными и трусами не ведём. Сегодня на вече со старостами было решено принять Радомира в дружину на службу, – продолжил Борислав, выделявшейся копной рыжих волос.

– Кто бы сомневался в обратном. Приняли, я рад, – натянуто улыбнулся Олег.

– Да, но на совете открылась одна любопытная деталь, и Радомир как участник собрания попросил тебя в неё посвятить, – оскалился Борислав. Все трое заговорщицки захихикали, переглядываясь друг с другом.

Озноб пробежал по спине Олега. Слова «безродный» и самодовольные рожи троицы закружились в его голове. Что-то подсказало, что речь пойдёт об отце. Эта догадка сковала ему ноги, а уловивший его смятение Борислав продолжил:

– Кто-то из старцев предложил тебя принять в дружину воеводы, но посадник заявил, что ты не можешь быть удостоен такой чести. Он напомнил, как твой отец подбивал горожан против княжеской власти, а когда у него ничего не получилось, он позорно и безответственно исчез, бросив семью на произвол судьбы. Нельзя тебя выдвигать в дружину.

Олег с трудом внял сказанному, повторив про себя все слова ещё раз, чтобы осознать их смысл. Сердце наполнилось муторной тяжестью. Он подумал о том, должно ли ринуться в драку за оскорбление, требовавшее действий, но, странным образом, не чувствовал былого возбуждения и уверенности в правоте. Внутренний голос предательски призывал не совершать необдуманных решений, попробовать избежать конфликта. Подобные мысли были ему противны. Он боролся с искушением и одновременно боялся, что вспышка гнева только подтвердит их слова, покажет, что он им поверил. Этого он не мог допустить, убеждая себя, что надо вначале разобраться, была ли это правда.

– Сын за отца не в ответе, – против воли, медленно и тихо произнёс он.

– Ха-ха, для нас ты всегда будешь сыном труса и предателя, – ещё раз оскалился Борислав.

– Пошли вон, – Олег толкнул ближайшего к нему парня и зашагал, не оборачиваясь, к дому.

– Скатертью дорога! – полетели слова вдогонку.

Олег шёл, не разбирая шагов.

– Зачем это всё! Почему на меня? Как теперь жить с этим позором?! – скрежетал он зубами.

Сил заходить домой не было. Он бросил охапку соломы у крыльца, долго лежал с открытыми глазами и пристально, не отрываясь, смотрел на луну. Куда-то далеко её свет уходил в бездонную даль его тоски. Щемящая боль и множество смешанных чувств эхом отражались в этой глубине.

С рассветом Олег с тяжёлым осадком на душе перешёл в избу, сел подле печи в ожидании, когда мать выйдет и начнёт стряпать еду. Младший брат безмятежно спал в сенях в такое раннее время.

Наконец мать проснулась.

– Расскажи мне об отце? – попросил Олег. – Что на самом деле с ним произошло?

Изольда бросила взгляд на сына, сразу поняв по его хмурому виду, что случилось что-то серьёзное. Она постаралась улыбнуться и мягко произнесла:

– Сынок, мы много раз об этом говорили. Он пропал без вести на охоте. Твой отец был сильный духом и не боялся бросить вызов любым опасностям. Почему ты не спал всю ночь? Что стряслось?

– Эту историю я от тебя слышал много раз. Почему он оставил нас? Вчера было вече, и мне передали, что речь зашла обо мне, принять ли в дружину или нет. Посадник был против, сказал, что мой отец был предателем, выступал против княжеской власти и что я недостоин чести служить в дружине воеводы. Что это всё значит? Ты всегда рассказывала совершенно другое… – подбородок Олега задрожал.

Печаль и тревога отразились на лице матери. Изольда села за стол, взяла ладонь сына в свои руки и стала подбирать слова. Они тяжело ей давались, она говорила медленно и в голосе читались скорбь и сожаление.

– Олежек, сынок, все эти годы я не обманывала тебя и Светозарушку, когда говорила, что ваш отец был сильным мужчиной и им можно было гордиться. Он был лучшим охотником в Снежинграде и мог один ходить на кабана и медведя. Ещё у него были золотые руки – сколько изб он заложил в городище и чего только не делал из дерева своим топором. Дяде Аскольду отец помог расширить кузницу, и они вместе работали над устройством большой домницы.

При этих её словах большие глаза Изольды осветились мечтательным светом. Олег старался не смотреть матери в лицо – внутри него царило сомнение.

– Да, он не был воином и не командовал дружиной, как тебе бы хотелось. Он был слишком вольнолюбивым, чтобы служить кому-либо, кроме семьи. Но горожане его почитали и уважали. С ним вы всегда росли в достатке.

– Я знаю, что он был искусным охотником и ремесленником, но почему теперь все считают его предателем, почему ты раньше мне не говорила правду? – Олег встал из-за стола и стал ходить по горнице. – Как теперь жить с этим позором?! – с раздражением и отчаянием вскричал он.

– Сынок, тебе было бы сложно это всё понять раньше. Может, я и не права, но бывает так, когда правду лучше приберечь для себя, если она слишком горька и тяжела, чтобы её принять близкому человеку, – с этими словами Изольда подошла к сыну с желанием погладить по волосам.

– Расскажи тогда сейчас, всё как было, – твёрдо прочеканил Олег, отклоняя голову, и отошёл в противоположный угол избы.

– Твой отец никогда не был предателем и всегда заботился о благополучии Снежинграда. Однажды он появился невесть откуда, в наших краях и поселился обособленно на окраине. Был нелюдим и долго ни с кем не сходился. Но постепенно его умение загонять зверя на охоте и обращаться с деревом расположили к себе горожан, и он был благожелательно всеми принят. С твоим отцом я познакомилась на празднестве Купалы[18], и мы влюбились друг в друга с первого взгляда. Мы уважаемый род Волотовичей и наши предки испокон веков обосновались здесь на реке Мологе. Кровь моя благородная, однако родители, к счастью, не стали возражать против нашего брака. Мы жили в большом чувстве и согласии, хотя я всегда знала, что твой отец одержим какой-то неведомой дремлющей страстью к свободе и дорожил ею превыше всего, – Изольда всплеснула руками в бессильном жесте, что уже ничего не поправить и не изменить, и продолжила: – Горожане до последних лет вели торговлю и выстраивали мирные отношения с соседями. Всё изменилось, когда у нас появился нынешний посадник, ставший призывать старцев и купеческую знать примкнуть к княжеской власти Великого Новгорода, суля им выгоды и награду. Твой отец считал, что надо развиваться обособленно, хранить независимость, держать мир со всеми, расширять торговлю и поэтому уговаривал горожан, чтобы на вече они заявили о своём несогласии. Многие его поддерживали, но посадник оказался хитрее: по его воле один из заезжих купцов оговорил отца, обвинив в краже, и, воспользовавшись поводом, посадник призвал княжескую дружину скрутить и посадить отца в темницу. Без голоса отца на вече горожанам не удалось отстоять свою правоту. Так посадник от имени новгородского князя стал управлять городищем. Купец тот потом признал свою неправоту, отца выпустили, но с тех пор нашу семью начали всячески притеснять. Отец предлагал обосноваться на новом месте у поморов, но я только родила Светозара, а тебе было три года от роду. Мы решили переждать две зимы и тогда уплыть на север. Но следующим летом случилась беда. Однажды отец ушёл на охоту и так и не вернулся. Подозрения вначале пали на посадника, что он причастен к исчезновению. Все жители Снежинграда отправились на поиски и в результате в дремучем лесу на той стороне разлива нашли его копьё, лук со стрелами и одежду, но ни тела, ни следов крови и битвы не обнаружили. Посадник и старцы заявили, что дело нечистое, и сожгли все его вещи на Святилище, чтобы задобрить идолов. С тех пор та сторона разлива считается проклятым местом, и никто там не охотится. Я не верю, что твой отец связан с нечистой силою, и продолжаю ждать, когда он вернётся к нам, но надежды почти не осталось. На меня были гонения из-за отца, но посадник по прошествии времени перестал нас мучить, и мы с дядей Аскольдом смогли вас спокойно вырастить.

Изольда села на лавку, и слёзы потекли по её лицу. Как тяжело ей дались все эти годы одиночества, сомнений и ожидания. Она с теплотой посмотрела на Олега и добавила:

– Он очень вас любил, гордился тобой, видел в тебе много ярких качеств и считал, что ты станешь настоящим мужчиной, будешь вершить великие дела. Я всегда старалась дать вам всё самое лучшее, что было у меня. Жила только тобой и Светозаром.

Изольда умолкла и без сил опустила руки на колени. После долгого молчания Олег мрачно выдавил:

– Теперь мне понятно, почему я всегда чувствовал себя изгоем, а дружинники никогда не выказывали мне знаков уважения, даже несмотря на мои успехи и способности. Радомир со своей шайкой старались задирать меня по любому поводу, улавливая отношение старцев и знати ко мне. Спасибо, мать. Лучше позже, чем никогда.

– Ты несправедлив, сын, думая только о своих невзгодах. Я держала всё это в себе, отгораживая презрение и нападки от тебя, ещё маленького и неготового встречаться с пугающей реальностью. Представь, каково мне было терпеть взгляды и отношение посадника?! Но мы с дядей Аскольдом защищали тебя, и я не скажу, что у тебя было такое уж несчастливое детство. Подумай об этом и цени то, что я вложила в вас, мои силы и любовь. Прошу тебя! – Изольда бросила на Олега умоляющий взгляд.

– Но почему мы сами потом не ушли на новое поселение, где могли бы жить без оглядок и осуждения? Начали бы новую жизнь? – вскричал Олег.

– Сынок, куда и где, кому я нужна с двумя детьми? Это совсем непросто. Здесь у нас большой дом и земля, нам помогал дядя Аскольд и как-никак другие горожане, хранившие добрую память об отце. Там я была бы совсем одна, я боялась. Я думала об этом много раз, но как мать не могла пойти на такой безрассудный поступок, чтобы подвергать вас неизвестности. Я решила всё это перетерпеть ради вас и вашего будущего.

– Да, которого нет, – съязвил Олег.

– Будущее есть всегда! Я учила вас и дала вам всё, чтобы вы смогли гордо и с достоинством пройти свой путь, – разгорячилась Изольда.

– Ага, конечно, без отца, и будучи ненавистным посаднику и дружине… – хотел продолжить Олег, но замолчал.

Он походил взад-вперёд по избе и на пороге тихо произнёс:

– Мне надо о многом подумать, но я благодарен тебе за правду. Теперь я сильнее, чем раньше, буду ковать себе броню, чтобы закрыть все свои душевные раны, – с горькой ухмылкой Олег открыл дверь в сени и вышел.

Изольда с отрешённым видом и невидящими глазами продолжала сидеть на лавке, скрестив руки на коленях. Беззвучие повисло в воздухе, а тоска по прошлому расползлась по всей избе.

Глава 4. Водяной

Спустя несколько дней два брата подошли к широкому разливу, образовавшемуся после крутой дуги, которую река Молога описывала перед Снежинградом. Олег и Светозар стояли на поляне, окаймлённой высоким берегом, круто обрывающимся справа и плавно спускающимся к самой воде слева. На краю поляны росла одинокая ива с роскошной кроной, немало повидавшая на своём веку. Ива нависала над кручей обрыва, словно хотела войти в воду и обняться с рекой, своей давнишней подругой, которую она знала с детства, когда была ещё тоненьким прутиком. К толстому суку была привязана бечёвка, на которой все парни любили раскачиваться и прыгать в воду, стараясь улететь подальше и наделать побольше брызг при падении. Обоим братьям эта забава была также по душе, но в этот раз они пришли совсем по другому делу.

Светозар давно уговаривал Олега провернуть шутку с одним загадочным столбом, одиноко возвышавшимся над водой у противоположного берега в тихом затоне. Столб выглядел зловеще и отпугивал не только мальчишек, но и местных рыбаков, старавшихся держаться от него подальше. Чёрный и кривой – он на рост человека возвышался над водой. Было совсем непонятно, как он там оказался посреди водной глади и какие тайны скрывает в себе. Часто вороны и другие хищные птицы подолгу сидели на нём, зорко наблюдая, как лодки рыбаков и торговые струги проходили поодаль. За столбом берег реки уходил крутым косогором вверх, прячась в объятиях непроходимого леса. Из-за высоких деревьев затон всегда был в тени, а речка теряла свой мерный ход, создавая иллюзию мнимого покоя. В народе ходило поверье, что место это нехорошее, гиблое из-за своих подводных течений, а сидевшие на столбе вороны со своим противным, резким карканьем только усиливали тревогу и беспокойство.

День выдался пасмурный, и потому на поляне, кроме Олега и Светозара, да ивы никого не было. Тяжёлые облака, через которые с усилием пробивалось солнце, быстро летели к ним навстречу. Ветер наслаждался простором и пускал мелкую рябь по разливу, исчезая где-то у дальних берегов реки, продолжавшей своё бесконечное движение.

– Хорошо, что погода сегодня нежаркая, – сказал Светозар. – Никого здесь нет.

Олег ничего не ответил, хмуро обводя взглядом поляну и разлив.

– Старшой, ну ты что, ты же мне обещал помочь с проделкой со столбом. Так хочется рассказать ребятам, что мы это сделали. Представляешь сколько будет разговоров и пересудов?! – с напускной горячностью затараторил Светозар.

Олег посмотрел на брата, протянул неспеша руку, потрепал по голове и произнёс:

– Да, дружище, раз обещал, то слово своё надо держать. Просто нет желания ноги мочить. Сегодня, действительно, ветрено. Ладно, пойдём делать плот.

– Вот, другое дело, вот это по-нашему! – и Светозар вприпрыжку побежал по отлогому спуску к берегу, где рос камыш.

– Я буду резать камыш тесаком, а ты бери топор и сходи наруби пять или шесть стволов дерева, толщиной не меньше своей ноги, – крикнул ему в спину Олег.