Иди на мой голос

– И… – я поколебался, но все же исполнил формальность. – Соболезную, мисс Белл.

Лоррейн посмотрела на меня, ее лицо было почти каменным.

– Спасибо, Артур. – Она потерла висок. – Не сердитесь на меня, я нервничаю. Понимаете, мало того, что бедняжка Хелена умерла очень странно, так еще один тип…

Закончить она не успела: дверь, которую я так и не запер, распахнулась. В лабораторию обычной бодрой походкой вошел мой старый знакомый, Герберт Нельсон. Он огляделся и поднял брови.

– Гости, Артур?

Я не успел ответить: Лоррейн моментально превратилась из скорбного ангела в разъяренную эриннию[8], отскочила от своего полицейского и зашипела:

– Токсикологическая экспертиза, мистер Нельсон. Посторонним…

Он, не слушая, приблизился и энергично тряхнул мою руку.

– Впрочем, чему же я удивляюсь. Что ж, давай официально: здравствуйте, мистер Сальваторе.

– Послушайте, вы сами отвергли гипотезу с ядом, – продолжала возмущаться за нашими спинами мисс Белл. – И если вы…

– Отверг. Но сейчас решил, что будет лучше все же узнать результаты.

– Кто вам их даст?

– Мой друг Артур.

– Мой друг Артур, – процедила сквозь зубы Лоррейн, – даст результаты только мне и констеблю. Ведь правда? – Она бесцеремонно ткнула меня в грудь.

– И еще мне. – Сыщик навалился на мое плечо. – Правда, Артур? Ты никогда еще меня не подводил.

Как же. Подведешь тебя…

Герберт Нельсон с первой встречи часто оказывался причиной моих проблем. Ослиное упрямство, самолюбование и гордыня дополняли его острый ум самым плачевным образом. О пестром букете прочих противоречивых качеств говорить было излишне. На службе в Королевском Воздушном Легионе он быстро сделал карьеру и получил высокое звание, обойдя многих. В жизни общение с ним утомляло и вело зачастую к дурным следствиям. Взвод, которым он командовал, боготворил его, но друзьями, кроме меня, Нельсон не обзавелся. Конечно, никому не приходилось столько вытаскивать его из пекла, сколько мне. Я вытаскивал, в какой-то мере симпатизируя ему, а в какой-то просто испытывая ответственность. Не за него, за тех, кто, даже истекая кровью, бросался в атаку по одному красивому взмаху руки командира Нельсона. Своего командира.

Служба давно осталась в прошлом. Нельсон успел разочароваться в военном деле, пожить в Штатах и обожаемой Франции, раскрыть не один десяток преступлений, загубить репутацию и приобрести кличку «Падальщик». Он давно выбирался из пекла без моей помощи, виделись мы нечасто, наша дружба увядала: Герберт вообще становился все нелюдимее. Одно осталось незыблемым как нагорья Тибета: факт, что Падальщик, где бы ни объявился и о чем бы ни попросил, приносит несчастья.

Я закатил глаза и отпихнул его.

– Если полиция уполномочивает, я дам результаты вам обоим, как велит Устав Королевских Криминальных Экспертов. Но для этого мне нужно их получить, а работать в атмосфере громовых раскатов я не намерен. Вон. Оба. Зайдите вечером. Надеюсь, мисс Белл, вы не забыли, что кто-то должен наблюдать за моими действиями и в случае чего отвечать на вопросы по обстоятельствам дела? Мне может потребоваться что-то прояснить. Вы останетесь?

Частные сыщики переглянулись. Быстро бросив констеблю: «Следи за экспертизой», Лоррейн махнула мне и вышла из лаборатории. Нельсон присвистнул и последовал за ней, хлопнув меня по плечу.

– Не скучай. В другой раз я составлю тебе компанию.

Соммерс открыл рот, чтобы его одернуть, но тут же закрыл – вероятно, догадавшись, что Падальщик просто пошлет его куда подальше. Мы остались вдвоем. Молодой констебль потерянно заморгал: быть наблюдателем он явно не планировал.

– Я должен… Гриндель… он меня убьет!

Убьет, можно не сомневаться. Если, конечно, узнает и если мисс Белл не выяснит что-то ценное, а она наверняка выяснит. Я, начиная расставлять склянки, кинул вопросительный взгляд через плечо.

– Эти двое… всегда так?

– С первой встречи. – Полицейский вяло усмехнулся.

– А когда она была?

– Вчера.

– Это многое объясняет. – Вынимая из шкафа реактивы, я тяжело вздохнул. – Поможете мне со спиртовкой?

[Лоррейн]

Не намеренная обращать на великого сыщика внимания, я зашагала вперед. Мой путь лежал в художественную школу Хелены, и я надеялась поговорить с ее учителем, пока Артур закончит работу. Мистер Блэйк был одним из последних, кто видел ее живой, и, может, заметил в ее поведении что-то странное. Или… принял в этом «странном» непосредственное участие?

Обернувшись, я увидела, что Нельсон идет следом. Его высокие сапоги скрипели по выпавшему за ночь свежему снегу. Я остановилась, а когда он поравнялся со мной, грубо схватилась за край серого шарфа.

– Куда это вы, можно узнать?

Он невозмутимо глянул на меня сверху вниз.

– В школу искусств. Поговорить о вашей сестре. А вы?

– Туда же, – помедлив несколько секунд, мрачно ответила я.

– Мисс Белл, скажите честно. – Нельсон деланно вздохнул. – Я правильно понимаю, что у меня нет шансов избавиться от вас?

– Правильно. Ответите на такой же вопрос?

Сыщик фыркнул и с достоинством выпрямил спину. Отвечать на вопросы? Мне? Многовато я хочу. Молчание затягивалось, и я все же решила прояснить кое-что еще:

– Поймите. Это мое личное дело. Моя сестра, которая, оказывается, пускала в комнату непонятно кого. Я догадываюсь, это из-за того, что мать не дает нам ни капли свободы. Я… я должна узнать правду, мистер Нельсон. И… – я поколебалась, но все же закончила: – Лучше я предупрежу. Не мешайте мне, или я найду способ убрать вас с дороги.

Нельсон пригладил волосы и, подняв голову, посмотрел в небо. Не знаю, молился ли он о моем немедленном превращении в жабу или собирался с мыслями, но вид у него был либо как у поэта, либо как у далматинца, – со всеми этими маленькими черными родинками на бледном лице. Пожалуй, второе было ближе к правде.

– Вы страстная особа, мисс Белл. Если вы уже готовы устранять меня… – Он опустил взгляд, и я в очередной раз поразилась его длинным девичьим ресницам, – не устранили ли вы сестру? И примечательно, что дело дали полицейскому из вашего окружения.

Только мысленное напоминание о приличиях помешало мне что есть силы стукнуть его тростью по голове. Впрочем, нет, свою роль сыграла еще лень: трость нужно было поднять. Я ограничилась легким туше в колено, и Нельсон отскочил.

– Можете подозревать меня, пока не подтвердили алиби, – я прищурилась, – но не смейте трогать Дина.

– Его алиби я тоже проверяю.

– Удачи.

Сделав вид, что забыли друг о друге, мы пошли дальше. Полупустые улицы Лондона располагали к тому, чтобы помолчать и успокоиться. Это я и попыталась сделать, с удовольствием разглядывая пестрые вывески лавок, подмерзающий в глиняных кадках вереск и пролетающие иногда над крышами гондолы.

– У вас с сестрой были хорошие отношения? – спросил Нельсон через какое-то время.

Уже немного умиротворившаяся, я неопределенно пожала плечами.

– Вы, наверное, вчера убедились, что я не близка с семьей. Особенно с тех пор, как отец умер: меня считали его любимицей и до сих пор мне этого не простили. Отец смел даже говорить, что мне место в Парламенте…

– Хм.

Он кашлянул в кулак, но за кашлем точно прятал смех. Захотелось еще разок стукнуть его палкой, но я справилась с искушением, дав чертову сыщику секунд десять, чтобы исправиться. Он попытался:

– Мне жаль, что ваш отец…

– Не надо, – прервала я. – Это было давно. Папа был ко мне и к сестрам очень добр и… как говорят… лоялен, многое позволял, а мать считала, что нас надо воспитывать строго. Вы видели: сестры и она обряжены в кринолины. Болезненно осторожны. Кротки. К Времени Независимых и его возможностям они относятся сами понимаете, как. Поэтому мать меня не жалует. Хотя я не первая и не единственная женщина-детектив в Лондоне.

– Но, видимо, единственная, кто сочетает эту работу с работой в притоне.

Я праведно возмутилась и возразила:

– У нас не притон, а кабаре. Театр, можно сказать. Чудесные музыканты, и…

– Любите музыку?

– Люблю. А вы?

Почему-то Нельсон пришел в замешательство: какое-то время молчал, просто смотрел на снег, потом на свои ладони. Наконец спрятал их в карманы и отозвался:

– Да, играю на фортепиано. Всегда хотел быть музыкантом.

– Не стали, поэтому такой злой?

– Вы ко мне просто беспощадны.

Меня начинал забавлять странный разговор с «великим сыщиком» – а ведь по первому впечатлению казалось, что он вообще не умеет общаться с людьми. Но он явно умел: удивительно, как легко презрительные интонации в голосе сменялись почти чарующими. Но стоило быть начеку, Падальщик мог просто изображать джентльмена, чтобы заручиться моим доверием и использовать в своих целях.

Нельсон вдруг нахмурил брови, улыбка исчезла.

– Ваше доверие – последнее, в чем я нуждаюсь. Не извольте беспокоиться.

Я вздрогнула и удивленно посмотрела на него, лихорадочно соображая, не высказала ли мысль вслух. Но лицо сыщика неожиданно снова стало безмятежным.

– У вас выразительные глаза, Лоррейн. И вы окинули меня взглядом так, словно пытались понять, в каком кармане у меня удавка. А еще вы отставляете трость немного не под тем углом, под каким делали это раньше. Увеличиваете расстояние между нами. И только что вы неосознанно провели по губам пальцем. Этот жест часто означает глубокие размышле…

Я не спорила, позволяя ему высказывать догадки и исподтишка наблюдая за его ногами. Вот он наступил на замерзшую лужу, взмахнул руками и…

– Да, именно так. – Я присела на корточки рядом и начала аккуратно вынимать грозу преступности из сугроба. – Но вы увлеклись. «Холодное чтение»[9] окончилось крайне холодным падением. Ушиблись?

У него даже слегка покраснели щеки. Он насупился, вскочил и досадливо отвел взгляд.

– Нет, не волнуйтесь. И… да, остроумно. Про «холодное чтение». Даже не думал, что вы…

– При нынешнем увлечении спиритизмом[10] и прочей подобной чушью трудно не знать этого выражения. К тому же техника полезна в работе.

Нельсон не ответил. Мы прошли еще немного, прежде чем я снова услышала его голос:

– Простите за прямоту.

– Да нет, вы правы. – Я отряхнула его волосы и пальто, не отказав себе в удовольствии стукнуть по спине сильнее, чем надо. – Я не доверяю вам. Знаете, я настороженно отношусь к другим сыщикам по понятным причинам. А еще… вы же понимаете, почему мать наняла вас, что она хотела этим сказать мне и… в общем, забудьте. Так почему вы не стали музыкантом?

Он усмехнулся, снова поворачиваясь ко мне.

– Нельсоны ведут благородный род, сами понимаете, от кого[11]. В нашей семье все военные и все англичане до мозга костей. Мне тоже пришлось отслужить в Легионе, а после этого глупо было возвращаться к музыке. Сонаты не играют окровавленными пальцами. Тем более, узнав, что я отказался от военной карьеры, отец лишил меня наследства.

– О, мне это предстоит. Мать…

Я спохватилась: с чего это я буду жаловаться? Разговор и так вышел слишком уж откровенным для второй встречи. Я покачала головой.

– Просто поверьте: будь на месте Хелены я, она бы не плакала, а вам бы не платили. И заказали бы самый дешевый гроб.

Он ничего не ответил, продолжая идти вперед. В воздухе вдруг что-то мелькнуло, и на плечо Нельсону сел белый голубь с пышным веероподобным хвостом. Воркуя, голубь дался сыщику в руки и позволил отвязать от лапы записку. Прочтя ее, Нельсон чему-то улыбнулся, дал птице семян из кармана и выпустил.

– Домой.

Голубь взлетел и вскоре стал неразличимым на фоне снега. Сыщик, глядя вслед, спрятал свернутый листок.

– Вчера был другой, – заметила я. – Много у вас знакомых птиц?

– Не очень, – рассеянно отозвался он. – И они не просто знакомые.

– Насколько я знаю, голуби могут найти только дорогу из голубятни в голубятню… а этот нашел вас посреди улицы. В чем трюк?

Нельсон посмотрел на меня снова, с выражением такого превосходства на холеной физиономии, что мне почти захотелось провалиться сквозь землю.

– Среди голубей тоже встречаются особенные. Вы же не думали, что ум и уникальность – привилегии человека?

От нелепости этого заявления я даже фыркнула.

– Я вообще, знаете ли, редко размышляю о таких вещах, как уникальность и… голуби!

Нельсон не ответил. Его лицо перестало быть надменным, оно просто застыло. Сыщик смотрел теперь в белесое небо, туда, где исчез белый питомец.

– Держу их дома. Люблю птиц, мисс Белл. Больше, чем людей, как бы странно это ни звучало при моей профессии. Голуби вернее. Всегда возвращаются.

– А чем вас обидели люди? Их просто труднее приручить. Особенно… – я невольно усмехнулась, – женщин.

Нельсон немного замедлил шаг, потом и вовсе остановился – поправить на сапоге застежку. Когда сыщик догнал меня, я заметила, что он улыбается краем рта.

– Не горю желанием проверять. Женщины отнимают времени больше, чем наркотики, и так же легко лишают разума. Поэтому в последние годы я воздерживаюсь и от тех, и от других.

– Вот как… – я кивнула. – Наконец-то вы проявили хоть одну черту, свойственную знаменитому детективу из рассказов в «Стрэнде».

Нельсон заинтересованно потер подбородок.

– Не жалую беллетристику, но не о Холмсе ли вы говорите? Его трудно с кем-то перепутать.

– О нем и о его боязни потерять рассудок из-за любви. Хотя наркотиками он не брезговал.

Сыщик, так и не повернувший ко мне головы, снова спрятал руки в карманы.

– В отличие от него, я не боюсь. У меня просто нет желания и необходимости. Думаю, это личный выбор. Наркотики разъедают мозг, женщины разъедают сердце. К тому же в большинстве своем они чуть умнее растений. – Он помедлил. – Не обижайтесь, я не о вас. Думаю, попадись вы Холмсу на пути, он бы пересмотрел некоторые убеждения.

Это был неплохой удар, куда эффектнее «холодного чтения». Оказывается, Нельсон умел делать комплименты, которые мне нравились, и это было его козырем. Правда, он не учел, что после такого мне самой захочется пойти в атаку. Я поймала сыщика за локоть и, глядя в упор, медленно облизнула губы.

– Лестно слышать, не скрою. Холмс – замечательный детектив, но у него есть большой недостаток: его не существует. А как насчет вас?

Я поняла, что наступила на лед, слишком поздно, и, уже падая, почувствовала, что Нельсон подхватил меня. Какое унижение, господи. Сыщик ловко поставил меня на ноги, хлопнул по плечу и отступил.

– А я бы устоял. Этим мы и отличаемся. Хотя не стану спорить, многие его методы и взгляды мне близки. В том числе «холодное чтение», – он изогнул бровь, – которое, оказывается, часто приводит к холодным падениям. По крайней мере, по вторникам.

Он пошел дальше. Я некоторое время смотрела ему вслед, пытаясь восстановить дыхание и кипя от гнева. Наконец, прохромав мимо нескольких крайне удивленных прохожих, я догнала сыщика. Он, кажется, больше не собирался со мной беседовать: все его внимание поглотили окружающие нас здания. Я решила не усугублять ссору.

– А вы давно знакомы с Артуром? – задала я еще один интересовавший меня вопрос.

Нельсон кивнул.

– Служили вместе, он был отличным медиком. Но, полагаю, вы прекрасно понимаете, с какими испытаниями духа сопряжен подобный крест. Как и я, он разочаровался в войнах, и, пожалуй, к лучшему. А откуда его знаете вы?

– Он помог мне встать на ноги, когда, – я указала взглядом на трость, – это произошло. Помог не только в прямом смысле. Возможно, этого не видно, но… он очень умеет поддерживать.

Я замолчала: слова разбудили не очень приятные воспоминания. Нельсон, увлеченно изучавший название улицы, на которую мы свернули, наконец снова повернулся ко мне.

– Да, Артур в своем роде удивительный. Хоть и похож на замороженного мамонта.

– Что? – Я подняла брови.

Сыщик пожал плечами.

– Ну, такой большой волосатый слон, их иногда находят в ледниковых пещерах. У мистера Сальваторе даже волосы такого же цвета, как шерсть мамонта. И длинные. И падают на глаза.

– Волосатый слон, – задумчиво повторила я, пытаясь понять, шутит Нельсон или нет. – Артур – волосатый слон… Интересно, почему же?

– Потому, – улыбка неожиданно исчезла с лица, – что вымерший вид. Одиночка. Всегда таким был. Он вас к себе не подпустил, верно? – Прежде чем я бы ответила, Падальщик тяжело вздохнул. – И меня. Впрочем, в юности я, наверное, был последним человеком, какого хотелось к себе подпускать. Зато сейчас… – и он приосанился.

Проигнорировав всплеск самолюбования, я хмыкнула. Теперь я поняла, насколько меткой была характеристика, данная сыщиком Артуру, хоть вначале она и казалась полной ерундой. Мой друг не подпускал меня ближе, чем на расстояние, позволявшее опереться на его руку. В прямом и переносном смыслах. А сам не опирался ни на кого и никогда.

Впереди замаячило белое здание школы искусств. Оно было четырехэтажным и напоминало храм – с портиками, колоннами, высоким сводом, поддерживаемым какими-то каменными дамами вроде муз. Мы с Нельсоном вошли в ярко освещенный холл, украшенный картинами и скульптурами, и остановились в некоторой нерешительности.

– Могу я чем-то вам помочь? Вы явно потерялись.

Мы обернулись на голос. В холл только что вошел светловолосый мужчина лет тридцати. Спокойные серые глаза скользнули по нашим лицам. Я вежливо улыбнулась и заговорила первой:

– Скажите, пожалуйста, занятия идут? Нам нужен мистер Блэйк, учитель рисования.

– Это я. – Мужчина снял теплый плащ и повесил на большую вешалку, выполненную в виде ветвистого дерева. – Занятия в моем классе начнутся через пять минут. Что вам угодно? Кажется, вы уже несколько не в том возрасте, чтобы записываться. Родители?

– Нет, что вы! – Я покачала головой, в ужасе от одного этого подозрения. – Мы… в общем… Вашу ученицу, мистер Блэйк, вчера убили. Хелену Белл. Это моя сестра.

Лицо мужчины ничего не выразило, лишь брови слегка приподнялись.

– Неужели… бедная девочка. Жаль, я возлагал на нее большие надежды. Она была талантливой.

– Вы последний, кроме членов семьи, кто видел ее живой, поэтому нам надо с вами поговорить. Я веду расследование, мне нужна помощь. Меня зовут Лоррейн Белл, а этого господина – Герберт Нельсон.

Говоря, я краем глаза наблюдала за «этим господином». Он непринужденно расхаживал по холлу, осматривая все вокруг и подолгу останавливаясь перед картинами. Один раз он вернулся к входной двери и выглянул на улицу. Я нахмурилась, но продолжила:

– Мы не отнимем много времени. Но хотелось бы не откладывать.

Мистер Блэйк поколебался, потом со вздохом кивнул.

– Хорошо. Идемте наверх. Я дам ученикам задание и поговорю с вами. Подождите…

Вернувшись к вешалке, он снял с нее бумажный пакет и вынул две круглые коробки.

– Всегда покупаю ученикам сладости, здесь неподалеку замечательная кондитерская. Шоколад там нежный, особенно трюфели.

– Милая традиция, – улыбнулась я. – Но с чего такая щедрость?

«И откуда деньги?» – мелькнула мысль. Вряд ли на жалование учителя можно баловать детей каждый урок. Коробки, обклеенные серебристой бумагой с тиснением, выглядели вовсе не дешевыми.

– Не знаю… – бесхитростно отозвался мистер Блэйк. – Так сложилось. Может, потому что у меня нет даже племянников. Может, потому что художники в душе дети, хотя младшей из моих студенток уже пятнадцать и через месяц она выходит замуж. Я их очень люблю. Идемте за мной.

Мы начали подниматься по широкой, устланной бордовым ковром лестнице. Нельсон догнал нас и пошел следом. Было довольно тихо, лишь один раз я услышала из какого-то коридора скрипку.

– Сегодня почти свободный день, – пояснил мистер Блэйк. – Занятия у меня, у скульпторов и в одном из музыкальных классов.

– Кто основал эту школу? – неожиданно спросил Нельсон. – Когда?

Учитель рисования, как мне показалось, не был рад вопросам. Он поправил волосы, поудобнее перехватил коробки с конфетами и холодно ответил:

– Я преподаю здесь три года, школа существует дольше. Насколько мне известно, ее основали люди высокого ранга. Надеюсь, вы понимаете, кого я подразумеваю. Ее Величество посещает нас. Это… – в голосе зазвучала гордость, – великая честь. Именно поэтому я особенно удручен смертью мисс Белл. Она должна была вчера закончить учебную работу, а сегодня начать рисовать весенний подарок для Ее Величества. Честно говоря, – он потер лоб, – вы выбили из-под моих ног почву своими новостями. Не знаю, кому в классе еще можно доверить такую серьезную вещь. Другие ученики способные, но…

– Мне жаль, мистер Блэйк, что моя сестра вас подвела, решив умереть.

Я невольно повысила голос. Учитель рисования вздрогнул и обернулся.

– Что вы, мисс Белл, я ни в коей мере не хотел… просто…

Просто блеснуть перед Королевой – цель года, а смерть ученицы помешала. Просто не сомневаюсь, что если бы ты догадывался, что ей что-то угрожает, оплатил бы ее охрану из собственного кармана. Просто все амбиции написаны на твоем лице. И если приглядеться – к коврам, начищенным перилам, превосходным электрическим светильникам, хотя электричество все еще дорого даже для столицы, – то я зря заподозрила что-то по поводу конфет. От этого холодного высококлассного места пахнет большими деньгами и гонором. Не просто пахнет. Смердит.

Видимо, все мысли отразились в моих глазах, потому что мистер Блэйк нахмурился.

– Извините. Зря я это начал…

Поймав острый предостерегающий взгляд Падальщика, я заговорила о другом:

– Странно… моя сестра не говорила о том, что ей предстоит рисовать подарок Королеве.

– Она не знала. – Мистер Блэйк вздохнул. – Я хотел сказать сегодня. А вчера просто попросил поторопиться с пейзажем, даже позволил взять его домой. Он тоже мне нравился, столько жизни… Знаете, ее работы были особенно хороши тем, что…

– Простите, мистер Блэйк, а кто ректор вашей школы? – перебил Нельсон.

Мы, свернув в длинный коридор, пошли вдоль окон. И снова мне показалось, что учителю не понравился вопрос. Он приблизился к одной из дверей и взялся за ручку.

– У нас нет ректора. Все решает учительский совет, куда вхожу и я, а потом решения утверждаются теми, кто, как я уже сказал, дает нам средства. К счастью, нам вообще редко приходится что-либо решать, кроме вопросов проведения творческих вечеров и вернисажей. И не думаю, что эти сведения помогут вам найти убийцу.

Он распахнул дверь в класс. Здесь было целых четыре больших окна, все заливал ясный дневной свет. Молодые люди и девушки, в основном, возившиеся с мольбертами, повернули к нам головы. Я вздохнула, остановив взгляд на одном из пустых мест, наверняка оно принадлежало Хелене. Комнату наполнил гул голосов: ученики приветствовали учителя. Он прошел к одному из окон и положил коробки с конфетами на широкий стол. Дождавшись тишины, мистер Блэйк прокашлялся.

– Доброе утро. У меня для вас очень плохая новость. Такие не сообщают с порога, но это действительно важно. Мисс Хелены Белл вчера не стало.

Может, новость вообще не стоило сообщать. Ученики оцепенели на несколько секунд, потом разом заговорили. Я увидела испуганные лица, услышала настороженные перешептывания. И еще я отчетливо различила, как кто-то тихо пробормотал:

– … Дьявол-Из-Холста ее убил… он…

Какая-то местная шутка? Почему-то по спине побежали мурашки. Я начала лихорадочно выискивать того или ту, кто мог это сказать, но, не найдя, снова развернулась к Блэйку. Тот поднял ладонь, прося тишины.

– Это горе. Кто хочет, может отправляться сегодня домой. Но я напоминаю, что скоро в школу приедут гости, и, я думаю, всем вам хотелось бы, чтобы они увидели ваши работы.

Ожидаемо: никто не ушел. Молодые художники в большинстве своем замолчали, настороженно глядя на учителя. Мистер Блэйк слабо улыбнулся.

– Славно. Те, кто не успел что-то закончить, приступайте. Кто успел, – новое задание. Сегодня можете рисовать в любом жанре, любой технике. Только пусть будет что-то зимнее. Холодная гамма. – Получив несколько кивков, он продолжил: – Конфеты, как обычно, – на столе. Каждый, кто испытает недостаток вдохновения, может взять по одной из любой коробки. А мне нужно отлучиться.

Он жестом указал нам на дверь, и мы вновь вышли в коридор. Убедившись, что ученики больше не могут его слышать, Мистер Блэйк устало прислонился к подоконнику и покачал головой.

– Бедные дети. Они нескоро успокоятся. Может, у Хелены не было здесь близких друзей, но примером она была великолепным.

– Она вчера пришла домой в хорошем настроении, – заметил Нельсон. – Так сказала ее мать. На занятиях она тоже показалась вам веселой?

– Да, пожалуй. – Блэйк кивнул, поглядывая на улицу. – Впрочем, она вообще редко грустила. Чаще бывала не сосредоточена, мечтала, и я ее за это ругал. А вот вчера все было очень хорошо. Она настолько погрузилась в картину, что забыла даже о конфетах, хотя обычно хватает их первой… хватала.