Футбол, деньги и те, кто рядом

В «Зенит» приехали 11 новичков. Первым в клуб прибыл долгожданный Леандро Паредес из «Ромы», приобретенный за 23 миллиона евро, вслед за ним прилетел молодой форвард Дриусси, который обошелся «Зениту» в 15 миллионов евро. Потом подтянулись и другие аргентинские звездочки: Маммана, Краневиттор и наконец Ригони, которого сумел уговорить лично Манчини. В общей сложности эти футболисты обошлись клубу сине-бело-голубых в сумму 33 миллиона евро. На плечи же спортивного директора Костантина Сарсания легла не вполне благодарная и трудноразрешимая работа по распродаже ставших ненужными команде нового тренера футболистов. Таких набралось сразу 14. Тот, кому приходилось работать в этом нелегком бизнесе, знает, что продавать футболистов, особенно в условиях перегретого рынка, где предложение заметно превышает спрос, непросто, к тому же реализовывать приходится товар, скажем так, не первой свежести, но сделать это необходимо в срок и желательно без необоснованных потерь.

Вот и разъехались по городам и весям те, кто еще год назад демонстрировал болельщикам клуба своё умение, играя в форме с логотипами «Газпрома». География продаж пестрела разнообразием: от известных клубов дальнего зарубежья до Турции и ставшего скромным в своих возможностях столичного «Динамо». Константин Сергеевич выполнил поставленную перед ним задачу почти филигранно, к тому же на его широкие плечи легла непростая, но благородная миссия произвести точечное приобретение на внутреннем рынке нужных футболистов, желательно находящихся на положении свободных агентов, чтобы обеспечить необходимый финансовый фейрплей в соответствии с жесткими требованиями УЕФА.

– «Зениту» нужно российское лицо, – считал и часто повторял для журналистов Константин Сарсания.

Снова Сарсания блистал умением быстро разобраться и успеть первым взять лучшее, что было в стране. Из «Ростова» Константин сумел увезти с собой сразу четырех футболистов: Терентьева, Ерохина, Полоза и Нобоа. А из «Терека» молодого Далера Кузяева, который в скором времени сумел стать украшением РФПЛ и сборной страны.

– 4 миллиона евро за Кузяева – это небольшая цена за футболиста, который будет только прибавлять, – объяснял Сарсания журналистам.

Все лето и первый месяц осени «Зенит» был единоличным лидером чемпионата, обеспечивая большой отрыв от главных своих соперников: «Спартака» и «ЦСКА». Сидя в своей ложе на переполненном стадионе Санкт-Петербурга с Сергеем Александровичем, Алексей Борисович светился счастьем от игры своего клуба. Довольны были все. Пожалуй, только Манчини продолжал высказывать сожаление, что не успел в летнее трансферное окно приобрести ни настоящего забивного нападающего типа Кавани, ни центрального защитника и полузащитника. Ему всегда кого-то не хватало. А потом… в чемпионате наступил перерыв, и футболисты разъехались по своим сборным. Я, помнится, сам позвонил Константину в один из первых дней наступившего октября и спросил, собирается ли он почтить своим присутствием стадион «ЦСКА», где сборная страны должна будет сыграть против команды Южной Кореи.

– А когда они играют, – как мне показалось, усталым голосом спросил Костя.

– 7 октября в 17.00.

Он немного помолчал и сказал:

– Еще не решил, Николаич, где сам буду. Попозже скажу.

А потом обратился ко мне с вопросом:

– Я смотрю, ты все еще скучаешь по Корее?

– Да, – сказал я, – наверное. А ты помнишь, как господин Чой, мечтал приехать в Россию, когда к нам наконец прилетит его сборная?

– Что уж теперь вспоминать. Мы с тобой, если не ошибаюсь, 10 лет подряд осенью мотались в Сеул по его приглашению. Я и сейчас этот город часто вспоминаю. Жалко только, что Чой из жизни ушел так рано. Некому теперь организовывать для нас спарринги молодежных команд. Ладно, Николаич, ближе к 7-му октября созвонимся. Постараюсь.

Это был наш последний разговор.

В день игры сборных России и Южной Кореи около двух часов дня мне позвонил отец футболиста Андрея Панюкова и сообщил страшную весть: Кости больше нет.

– Как это случилось? – спросил я упавшим голосом.

– Пока никто не знает, Владимир Николаевич. Мне Олег Артемов сообщил.

Я сразу набрал президенту РФПЛ. Сергей Геннадьевич поднял трубку и сказал:

– Володя, ты, наверное, насчет Кости?

– Сережа, это правда?

– Да, – сказал он тихим голосом. – Сам еще деталей не знаю. Говорят, что тромб оторвался. Всё, давай я тебе перезвоню чуть позже.

В день похорон 10 октября на улице Маршала Тимошенко, где проходила гражданская панихида, людей было много, и лица многих были мне знакомы.

Сергей Фурсенко стоял рядом с Председателем Совета директоров клуба «Зенит» Дюковым. Я заметил, что они о чем-то беседуют, и не решился их беспокоить, но Сергей Александрович окликнул меня сам. Он обнял меня и тихо сказал:

– Вот и нет у нас теперь друга…

На кладбище в Ракитках мы долго ждали, когда придет катафалк из церкви, и, чтобы окончательно не замерзнуть, я бродил по территории этого небольшого подмосковного кладбища, разглядывая захоронения. Заместитель спортивного директора «Зенита» Александр Геннадьевич Поваренкин и стоящий с ним селекционер клуба Иван Стрельцов окликнули меня и спросили, ищу ли я что-то конкретное, переходя от могилы к могиле.

– Знаете, ребята, здесь где-то на пятом участке захоронен сам Виктор Семенович Абакумов.

– А кто это, – заинтересованно спросил Стрельцов.

– Это почти легендарная личность, – ответил я, – создатель и начальник контрразведки «Смерш». Ему тогда было, если мне память не изменяет, чуть больше 33-х лет.

– 33? – переспросил Стрельцов. – Возраст Христа.

– Да, – грустно улыбнулся я, – а расстреляли его в Ленинграде в Левашово в 1954 году.

– Выходит, и здесь Ленинград не остался в стороне, заключил Поваренкин и как-то с недоверием посмотрел на меня, а затем спросил:

– А почему, собственно, у нас в Ленинграде?

В его голосе содержался какой-то упрек. После недолгих поисков мы набрели на захоронение этого генерала. По странной случайности оно располагалось совсем поблизости от того места, где должен был быть упокоен Костя.

– Так он здесь не один, – прочтя надпись на надгробной плите Абакумова, тихо произнес Поваренкин.

– Да, – подтвердил я, – это его жена и сын.

– Постой, Володя, если ты про него чего-нибудь знаешь, расскажи нам, – попросил Стрельцов.

– Знаю только то, что и все, – ответил я. – В 1951 его арестовали по приказу Сталина и осудили по «Делу врачей». Били жестоко, но он никого не сдал и не оговорил, благодаря чему, как считают, он спас жизни многих врачей, при этом сам стал инвалидом.

Мои собеседники смотрели на меня и ждали продолжения рассказа.

– Его держали в тюрьме вместе с женой и двухмесячным сыном. Абакумова содержали в холодильной камере, закованным в кандалы в течение нескольких месяцев. У его жены от страха молоко пропало сразу, и она перестала кормить ребенка грудью. Удивительно, но ребенок выжил, даже стал впоследствии доктором медицинских наук, правда, под фамилией своей матери Смирновой. Отцовскую фамилию ему не разрешили носить.

– А из какого источника эти данные, – полюбопытствовал Поваренкин.

– Мы знаем об этом только со слов Павла Судоплатова, который сидел вместе с ним. После смерти Сталина дело переквалифицировали в «Ленинградское дело», и его естественно, перевезли в Ленинград. Тоже били, но уже по указанию Хрущева. Результат был тот же – этот русский мужик не выдал ни одного человека. Жену с сыном выпустили из тюрьмы только за несколько дней до его расстрела на Левашовской пустоши.

– Выходит, вот здесь, на кладбище в Ракитках и встретилась вся семья, – сказал Стрельцов.

– Да, – ответил я. – Останки Абакумова привезли из Ленинграда совсем недавно, когда расстрельную статью снова переквалифицировали в другую, заменив сроком тюрьмы в 25 лет.

– Зачем, его же уже расстреляли, – искренне удивился Стрельцов.

– Иначе бы не привезли, – ответил я. – И награды и имущество не вернули бы, и не встретился бы он со своими.

– Выходит, и Костя наш скоро повстречается со своей матерью, – сказал Иван Дмитриевич задумчиво и, отвернувшись, заплакал.

Вытерев слезы, он сказал, словно разговаривал сам с собой:

– Ну не предусмотрен за Костины заслуги орден, всю свою жизнь футболу посвятил, всё хотел сделать сам, поэтому и за здоровьем своим ему некогда было следить. Ни перед кем кепку не ломал и боялся только Бога. Молился ему истово в своем храме.

Зазвучала музыка, и многолюдная траурная процессия стала медленно продвигаться мимо пятого участка.

Сколько он все-таки стоит, тренер сборной?

«Вы мне говорите, что я человек не оригинальный… без особых талантов и обыкновенный. Нажив деньги, знайте, я буду человек в высшей степени оригинальный.»

Ф. М. Достоевский «Идиот».

«Париж, мы любим тебя!» – весело скандировали в аэропорту «Руасси» наши болельщики, прибывающие на Евро-2016 шумными компаниями. Кто из русских не мечтал побывать здесь! Что ж, Париж – мечта миллионов. Смешавшись с толпой других, таких же отвязных и счастливых, наши рассчитывали задержаться во Франции как можно дольше, и если надо, потратить последние сбережения, лишь бы быть поближе к своей сборной.

Когда-то давным-давно наших болельщиков сюда просто не пускали, но именно в Париже мы первыми из всех европейцев стали чемпионами. И пусть нашу сборную здесь не видели ни в 84-м, ни в 98-м на «Мундиале», мы за это ни на кого не сердились. «La Russie ne boude pas, elle se recuielle», – говорил великий российский канцлер Горчаков, что означало: «Россия не сердится, она сосредотачивается», и мы были с ним как никогда согласны. Наконец мы добились права заявить о себе, к тому же сборная прибыла сюда вместе с доморощенным тренером, вернувшимся на положенное место после десятилетнего перерыва.

И все как будто начиналось для наших совсем неплохо. Мы не дали задиристым и самоуверенным англосаксам обыграть нас в первом матче своей вполне проходной группы. Мы сумели в последний момент уйти от поражения, забив им в ответ в их же излюбленной манере головой сумасшедший по красоте и исполнению гол, сразу заставив говорить о России всю Европу. Казалось бы, вот он – знак судьбы. Фортуна, слава Богу, повернулась к нам нужным местом, и мы сразу поверили в свои силы. Вместе с нами поверила в это и ВГТРК, которая, предчувствуя скорую викторию, а вместе с ней и оглушительный болельщицкий фурор, поспешила организовать совместный просмотр матча Россия – Словакия нашими известными футбольными экспертами и прославленными в прошлом игроками сборной страны в своей передаче «Прямой эфир». Однако всё пошло сразу как-то не так. Ведущий программы Борис Корчевников, разочарованный результатом первого тайма, не терял присутствия духа. Желая придать царившему в студии хаосу мало-мальски управляемый характер, он сразу передал микрофон почему-то именно мне, то ли потому, что я оказался к нему ближе других, то ли оттого, что говорить о нашем футболе, собственно, было уже нечего.

Хоть и проиграли мы эту игру со счетом 2: 1, у нас в запасе оставалась еще игра с Уэльсом, и все, сидящие в студии, сразу, как сговорившись, согласились, что победа над этой, не самой сильной командой в нашей группе, неизбежно выведет Россию в следующий, такой желанный, этап соревнования. К тому же на эфире присутствовал, скромно сидя неподалеку от меня, сам футболист Евсеев, он – то, пожалуй, знал, как забивать этой капризной команде. Но Вадим в тот день, то ли боясь повторить в эфире те же бранные слова, которые он уже произносил, забивая свой памятный гол в ворота сборной Уэльса, приведя кого в шок, а кого в восторг, но теперь запрещенные к употреблению в СМИ, то ли еще почему, предпочел на сей раз многозначительно промолчать. Не знаю, может, все-таки предчувствие чего-то недоброго породило в душе опытного футболиста сомнение? Но никто во время того эфира не хотел разделять его опасений. В конце концов, это не патриотично – терять веру в свою команду в такой момент. Иначе зачем, спрашивается, наши болельщики лупцевали на улицах Франции этих англосаксов?

В день игры нашей сборной с командой, представляющей трех миллионный Уэльс, канал «Матч ТВ», раскрашенный в яркие цвета российского триколора, пытался зажечь своих понурых болельщиков оптимистичным прогнозом. Возбужденные ведущие программы в элегантных галстуках, стоя на пленэре в самом сердце Парижа, с Эйфелевой башней за спиной, призывали всех россиян смотреть эту судьбоносную игру, поскольку такое зрелище, по их экспертному мнению, пропустить было просто преступно. Однако уже тогда в натянутой полуулыбке Валерия Карпина проглядывало выражение лица несчастного мальчика из фильма Элема Климова «Иди и смотри». Мы все, повинуясь призыву, прильнули к экранам, но что-то снова не заладилось с госпожой Удачей…

«… Скучным и некрасивымНам кажется ваш Париж.Россия моя, Россия,Зачем так ярко горишь?»

Вряд ли помнил эти замечательные строки Цветаевой всезнающий Карпин, но в его «широко закрытых» глазах Россия горела именно так. Мы на удивление всем болельщикам как-то сразу легко умудрились пропустить три безответных мяча, и то, только потому, что Акинфеев сыграл неплохо.

Вскоре после этого, злосчастного для всех нас матча, футболисты сборной сами, без приглашения, пришли в гостиничный номер огорченного позорным результатом Слуцкого и единодушно признались: «Мы говно…». Леонид Викторович тоже понял, чем пахнет, и попросился у Мутко в отставку… Быстро разлетелись наши герои кто куда догуливать недогулянное подальше от глаз завидущих: кто-то на далекие острова, а те, кто поскромнее, остались в Монако громко отметить долгожданный отдых.

Может быть, адекватная оценка своих достижений в некоторой степени заслуживала уважения, но это совсем не отвечало на главный вопрос: что же все-таки делать? Похоже, в тот момент ответ знал только Мутко. Во всяком случае, его выразительные круглые черные глаза красноречиво говорили по – английски всем злопыхателям, собравшимся в фойе гостиницы и окружившим его с микрофонами: «Донт вари». А что? Лично его карьера шла только в гору, и казалось, что с этими дотошными журналистами уже разговаривал ни кто иной, как будущий вице – премьер Правительства страны.

…Но тогда, жарким вечером 15-го июня, сразу после матча со Словакией, мы об этом ещё просто не догадывались и мало, кто из нас заморачивался этой неприглядной перспективой, наивно примеряя на себя розовые очки, чтобы гордо смотреть в будущее. После того эфира мы все стояли толпой у выхода с киностудии им. Горького в ожидании, когда нам подадут обещанные разъездные авто. Я любезничал с вдовой знаменитого в прошлом Валентина Козьмича Иванова, а Лидия Гавриловна, сама в прошлом прославленная олимпийская чемпионка, в ответ благодарила меня за добрые слова, сказанные в передаче о ее муже, чемпионе Европы 1960 года во Франции. Потом я долго прощался с Кончельскисом и Мостовым, а шофер новенького фольксвагена, прибывший за мной, давил на клаксон, заставляя поторапливаться. Валерий Газзаев, подойдя ко мне сзади, тихо спросил:

– Володя, тебе куда ехать?

– В Крылатское, – ответил я.

– Через центр поедешь?

– Наверное, – пожал я плечами.

– Тогда подбрось Евгения Серафимовича, а то его жена где-то застряла в пробке и ему не на чем ехать, – сказал Валерий Георгиевич и окликнул Ловчева.

Ловчев был в хорошем расположении духа, несмотря на поражение сборной, и, глядя мне в глаза, с усмешкой в голосе изрек:

– И кто теперь из тренеров отважится работать с этой сборной. Кажется, уже всех перепробовали. Один получал пять, другой – стараниями Мутко целых семь миллионов, а третий наоборот, как будто ничего не просил у РФС, лишь бы не возражали против совмещения с работой в «ЦСКА». А результат у всех оказался одинаковым.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.