
Полная версия
У Судьбы на поводке
А может быть, все гораздо хуже – у Димы появилась другая женщина, а я ему мешаю? Мы живем вместе всего месяц, решение о совместном проживании мне очень трудно далось. Из-за переезда к Димке мне пришлось разругаться с мамой – ей очень не хотелось, чтобы я переезжала.
На прощание мама бросила мне вслед:
– Принесёшь в подоле от своего хахаля, даже не смей возвращаться! Бросит он тебя, вот увидишь! Приползешь обратно, как миленькая. А я не приму! Ишь, мать на мужика она решила сменять. А мы с Женькой как будем? Бросаешь нас? Вот и мужик тебя твой так же бросит! Мало того, что кормила-поила, пока ты свои институты заканчивала, так и теперь в ответ никакой благодарности. Всю жизнь на вас положила, на дармоедов. Да и чёрт с тобой, иди куда хочешь!
В общем, с наилучшими пожеланиями мы со стареньким чемоданом отбыли из дома.
Диму я с мамой познакомила незадолго до переезда. То, что они друг другу не понравились, было видно невооруженным глазом – мамины едкие почти доходящие до грубости реплики ставили меня в неловкое положение перед гостем. Дима старался быть максимально вежливым и корректным, однако в какой-то момент не выдержал:
– Людмила Афанасьевна, я вас чем-то обидел? Если это так, приношу искренние извинения. Только поясните, чем. Чтобы я понял.
Тут мама стушевалась – видимо, почувствовала неслабого противника.
– Ничем вы меня не обидели, Дима. Лишь бы Катю не обижали и с толку не сбивали.
– Так я вроде бы и не сбиваю, наоборот – я за то, чтобы Катя закончила институт, защитила диплом, а потом мы планируем пожениться. Я Кате даже предложил в аспирантуру поступать, ей это вполне по силам.
– Да зачем же ей аспирантура? Вон у соседки Любы дочка того же возраста – замужем уже, ребенок есть. Работает, между прочим, неплохие деньги получает. И никаких университетов не заканчивала. Что за моду взяли? Мы вот раньше без всяких университетов работали и ничего.
– А кем работает дочь вашей соседки?
– Продавцом в продуктовом магазинчике, чем плохая работа?
– Работа ничем не плоха, но ваша дочь способна на большее. Вы хотя бы представляете, как сложно в нашем городе попасть на бюджетное место в институт? Тем более в тот вуз, в котором учится ваша дочь?
– Ну не знаю. – Мама не сдается. Среди ее знакомых никаких аспирантов нет, поэтому для нее это понятие очень размыто и лишено смысла и окраски, а потому она искренне не понимает, для чего нужно тратить еще несколько лет жизни на образование, когда можно пойти работать и зарабатывать деньги уже сейчас.
Я вспоминаю тот разговор и мамино напутствие, и снова испытываю непонятный раздрай в душе. А если я забеременею? Что тогда будет? Диплом у меня почти в кармане, но нет никакого опыта работы. А если у Димы другая женщина, как он поступит со мной? Ведь мы живем в его квартире. Выгонит? Вообще-то Дима совсем не похож на человека, который способен так поступить. Дима – это самый лучший человек на свете, самый честный и благородный! Мне так повезло, что мы встретились. Если есть на свете принцы, то Дмитрий Ланге – один из них.
А если все-таки другая женщина? Зародившись в моем уме, эта мысль раз за разом возвращается ко мне. Жгучая ревность как ядовитый цветок расцветает в моей душе. Я представляю себе Диму с другой и чувствую потребность причинить ему боль или хотя бы что-то разбить. Может быть, я ему наскучила? Все-таки у меня и опыта особого нет, да и внешность не модельная. Я симпатичная – светло-русые волосы, синие глаза, прямой нос, средний рост, губы не очень полные, но и не слишком тонкие. При желании могу и каблуки надеть, и мейкап навести, буду при этом выглядеть достаточно привлекательно. Но убийственной красотой я не обладаю, есть девушки намного красивее меня. К тому же, я робкая, а это в наше время скорее недостаток, нежели достоинство.
В горестных раздумьях отправляюсь в кухню, готовить ужин. Димка сегодня с работы должен прийти в шесть вечера. А сейчас уже четыре. Достаю из холодильника замороженную курицу и решаю приготовить из нее суп. Пока суп варится, успеваю просмотреть объявления о вакансиях. Тенденция такова, что почти везде нужен опыт работы, которого у меня нет. Без опыта работы только помощником на минимальную зарплату. Ну надо же с чего-то начинать.
Внезапно раздается телефонный звонок – звонит старенький городской телефон. Сейчас уже все пользуются мобильниками, но Дима не хочет отказываться от городского номера – говорит, что этот телефонный номер еще при СССР установили его деду как Герою войны. Его дед и отец этим очень гордились, жители всего подъезда ходили к ним звонить по телефону. Бывало, даже целыми семьями приходили. Так что теперь это своего рода раритет и память о деде. Я первый раз вижу, чтобы этот динозавр подавал признаки жизни.
Осторожно подхожу и снимаю трубку. В трубке приятный женский голос спрашивает:
– Добрый день! Это квартира Ланге?
– Д-да. – Ошарашенно отвечаю.
– А вы не могли бы Дмитрия пригласить к телефону?
– А он еще с работы не вернулся.
– Ах, вот как! В таком случае передайте ему, что звонила Алла. Он поймет. Кстати, а с кем я разговариваю? Как вас зовут?
– Катерина.
– Очень приятно. Вы передайте Диме, пожалуйста, что я звонила. И вот еще телефон мой запишите. У меня пока, к сожалению, нет его мобильного, поэтому на домашний звоню.
Алла своим бесподобным голосом надиктовывает мне в трубку номер своего мобильного, я все тщательно записываю и мы прощаемся.
Интересно, кто такая эта Алла? Судя по тому, что у нее нет Диминого номера, они не виделись очень давно. Если она звонит на домашний телефон, то значит, они знакомы еще с тех пор, когда этими телефонами все пользовались. А это значит, что, скорее всего, какая-то подруга детства.
Все оставшееся до прихода Димы время у меня уходит на кое-какие домашние дела и телефонный разговор со Светиком. Светик так же, как и я, готовится к защите диплома, поэтому мы с ней оживленно обсуждаем все возможные злоключения, которые могут подстерегать студента в процессе защиты. Подруга сообщает, что в ночь перед защитой собирается выскочить на балкон в чем мать родила, и прокричать фразу «Халява, приди!» трижды. Я хохочу до слез.
– Светка, ну что, вот прямо так и выскочишь голой? А если кто увидит?
– И пусть, диплом важнее. Ты можешь присоединиться.
– Ты что! Меня Димка убьет, если узнает. Да и неспособна я на такие подвиги. Я уж лучше так, без всяких суеверий сама справлюсь.
– Какие суеверия! Проверенный способ, между прочим! Ну смотри, если передумаешь, приезжай! Да и кто нас увидит? Мы же ночью – тихонечко вылезем, поорём и обратно залезем.
Проболтав со Светкой, не замечаю, что время приближается к семи, а Димы все нет.
Когда стрелка часов пересекает отметку восемь, начинаю сильно волноваться. Вот где он? Хоть бы позвонил или смс написал.
В девять вечера, наконец-то слышу лязганье ключа в замочной скважине. Выхожу в коридор, Дима молча раздевается в прихожей. Я первой начинаю разговор.
– Привет.
– Привет. – Равнодушно бросает он. Замечаю, что он почему-то старается на меня не смотреть.
– Ты сегодня долго.
– Работы много было.
– Ясно. Пойдем ужинать, я сейчас суп подогрею.
– Спасибо, но я не голоден. Я уже поужинал.
Внезапно обида подкатывает комом к горлу. Что я сделала не так? Я действительно не понимаю. Я ему надоела? Раздражаю? Так ему только нужно сказать мне об этом, я соберу вещи и вернусь домой. Мама, конечно, будет ехидные комментарии отпускать в мой адрес, но уж переживу как-нибудь.
Молча ухожу в гостиную, включаю компьютер и делаю вид, что чем-то очень занята. Потом не выдерживаю, решаю все прояснить. Я, хоть и робкого десятка, но ситуация начинает меня злить.
Захожу в кабинет к Диме, вижу, что он сидит за ноутбуком. Справа на столе перед ним стоит стакан с каким-то напитком. Подозреваю, что это коньяк.
– Дима, что происходит? Ты в последнее время странно себя ведешь – почти не разговариваешь со мной, мы мало бываем вместе. Сегодня вот пришел поздно. Мог бы предупредить хотя бы.
Димка смотрит на меня пристально, с прищуром. Кажется, его светлые глаза стали темнее, или это оптический эффект от недостатка освещения в кабинете? Потом он роняет лениво, сквозь зубы:
– А ты уверена, что у тебя есть право задавать мне такие вопросы и выдвигать претензии?
Я теряю дар речи от подобной несправедливости. Я даже не знаю, что можно на это ответить. Что он имеет в виду? Что я здесь никто – просто сожительница? Формально у меня, конечно, нет никакого статуса – я не жена, даже, в общем-то, не невеста – мы никому не говорили о том, что планируем пожениться. Кроме моей мамы, но та отнеслась к этому скептически. Может, она была права?
Молча разворачиваюсь и собираюсь уйти, но в последний момент вспоминаю:
– Кстати, тебе звонила какая-то Алла. Она оставила номер своего мобильного, я записала в блокнот, который в прихожей лежит.
Затем ухожу в кухню, включаю чайник. Чувствую, как слезы непроизвольно текут по лицу. Щекотно, я их стираю тыльной стороной ладони. Говорю себе не плакать, но что-то не получается. Что я должна делать? Собрать вещи и уйти? Наверное, это правильное решение. Но, похоже, Дима пьян. Может, это в нем спиртное говорит? Доживем до завтра, до утра. А там посмотрим. Похоже, сказка кончилась, принц превратился обратно в тыкву.
Отправляюсь в ванну, умываться. Прохожу мимо Диминого кабинета, слышу диалог:
– Да, Аллочка, конечно надо встретиться. Сколько мы с тобой не виделись?… Пятнадцать уже? Как время идет…. Да, предлагаю встретиться, вспомним нашу бурную молодость! … Кто? А-а-а! Да это так, ничего особенного.
Почему-то уверена, что последняя фраза обо мне. Решаю, что сегодня буду спать на диване в гостиной, а завтра соберу вещи и отправлюсь обратно к маме. Стыдно, но ничего не поделать. Не я первая, не я последняя. Права была моя мама. Хорошо, что я еще не беременна. Слава Богу, что мы всегда предохранялись, потому что теперь о возможной беременности я думаю с ужасом – я совершенно не представляю, как обращаться с детьми и на какие средства содержать ребенка. Я ведь даже себя пока что содержать не могу. На Диму, судя по всему, надежды нет. Как же я могла так ошибиться в человеке? Наверное, всему виной мое нежелание общаться с людьми, из-за него я так и не научилась распознавать человеческие недостатки на начальном этапе общения.
Как следует наревевшись в ванной и приняв душ, иду в гостиную. Из под двери кабинета видно полоску света – значит, Дима еще в кабинете.
Долго верчусь в гостиной на диване, пока, наконец, не засыпаю.
Среди ночи меня будит внезапное ощущение падения. Толком не проснувшись, понимаю, что меня куда-то несут. Я отчаянно начинаю вырываться, но это бесполезно – Дима в гробовом молчании приносит меня в спальню и не очень-то бережно бросает на кровать. В полутьме черты его лица кажутся резкими, даже за пару метров от него я чувствую запах коньяка. Похоже, что он очень сильно пьян.
Я вскакиваю с кровати и пытаюсь его обойти.
– Я не буду здесь спать!
– А я тебе спать и не предлагаю, найдем занятие, которое тебе больше по вкусу.
– Что ты несешь? Выпусти меня отсюда. Проспишься, завтра поговорим.
– О чем? – Тут он снова толкает меня на постель и наваливается всем телом.
Я чувствую, что начинаю задыхаться. Мне страшно, я впервые вижу Диму таким. Чем больше я пытаюсь барахтаться, тем сильнее он прижимает меня к кровати. Затем коленом раздвигает мне ноги и, отодвинув полоску трусиков в сторону, одним толчком входит сразу на всю длину. Затем продолжает двигаться быстро и жестко, не обращая внимания на мои слезы и мольбы прекратить. Чувствую жжение внутри из-за отсутствия смазки и боль в ногах – он слишком придавил меня своим весом. Он похож на робота – действует совершенно безэмоционально и отстраненно. Я закрываю глаза и пытаюсь абстрагироваться от происходящего, надеясь, что все скоро закончится. Тут же слышу рык в ухо:
– Открой глаза и смотри на меня!
Сильная рука хватает меня за подбородок. В испуге я открываю глаза, снова вижу перед собой чужое лицо, холодный равнодушный взгляд. Пытаюсь отвернуться, но жестокая рука снова возвращает меня к тому, кого я не хочу сейчас видеть.
– В глаза мне смотри. И запоминай, кто тебя еб..т.
Я смотрю в эти холодные бездушные глаза и, мне кажется, я умираю в этот момент. Нет и не было никогда того Димы, которого я себе выдумала. Тот, кого я выдумала, неспособен на насилие по отношению к женщине. А этот – чужой человек, чудовище.
Наконец, все прекращается.
Дима отворачивается от меня и засыпает. Я, свернувшись клубочком, жду утра. Жду, когда он уйдет на работу, чтобы собрать свои немногочисленные пожитки и покинуть Димину квартиру.
Вот и рассвет. В семь утра звонит будильник, я чувствую, как тело позади меня начинает шевелиться. Дима встает и выходит из спальни. Слышу сначала шум воды в ванной, потом возню в кухне. Я не выйду – не хочу его видеть.
Тихонько скрипит дверь в спальню, я зажмуриваюсь и изо всех сил делаю вид, что сплю. Слышу, как Дима подходит к кровати, какое-то время стоит возле нее, потом разворачивается и уходит.
Еще через какое-то время хлопает входная дверь, я тут же встаю с постели и отправляюсь в ванну. В порядок я привожу себя с молниеносной скоростью, затем начинаю собирать пожитки. За месяц совместной жизни я не успела перевезти сюда много вещей – по сути дела, со мной всего лишь один чемодан, с которым я приехала. Сборы занимают всего час. Через час я, вызвав такси, возвращаюсь к себе домой.
16
Дима.
Настоящее время
– Вы уверены?
– Совершенно. Можете сами взглянуть на фотографии. Сходство слишком очевидно, чтобы его можно было отрицать.
Я беру конверт с фотографиями, начинаю рассматривать одну за другой. Рассматриваю внимательно, жадно. Да, сходство действительно слишком очевидно – мой сын копия моего младшего брата. Племянники часто бывают очень похожи на своих дядей и тётей.
Как же так, Катя? Почему? Почему я только сейчас об этом узнаю?
– А что еще удалось узнать? Муж, другие дети есть?
– Нет, ни мужа, ни других детей. Предвосхищая ваш вопрос – нет также ни любовника, ни сожителя, иначе давно бы засветился, мы практически три недели вели наблюдение.
– Кто приходил к ней?
– Вот эта женщина, видимо, подруга. Мужчина, судя по внешнему сходству, брат. Один раз мать приезжала.
– А о событиях шестилетней давности удалось что-то разузнать?
Да, я все-таки озадачил СБ расследованием дел давно минувших дней. Сначала думал, а стоит ли оно того? Но потом решил, что стоит. Надо расставить все точки над i, может тогда я пойму, почему Катя мне ничего не сказала о ребенке.
– Да, кое-что выяснили. Подняли выписки из гинекологии и травматологии, где лежала девушка. Все изложено в докладной, но я на словах от себя расскажу. Екатерина Сомова поступила к ним в конце августа на сохранение, срок беременности почти три месяца. А в травматологию она поступила с сильными ушибами, переломом ключицы и сотрясением мозга еще в конце июня. Ее на глазах у свидетелей выбросили из машины в одном из загородных поселков. Хорошо, что было лето и в поселке были люди – они и увидели, как из большой темно-синей машины вытолкнули девушку. Конечно, марку машины они не знают, а номер не помнят. Заявления в полицию от потерпевшей не поступало, поэтому тут только на показания свидетелей приходится опираться.
Чувствую, как в груди клокочет ярость. Я решаюсь спросить:
– Изнасилование?
– Судя по всему, до этого не дошло. Во всяком случае, никаких данных ни в травматологии, ни в гинекологии об этом нет. Кстати, возможно, именно для того, чтобы избежать насилия, девушка сама выпрыгнула из машины.
– Ясно. А с Нефёдовым что?
– Нефёдов в настоящее время лежит в наркологии на реабилитации. Его приятель Черкасов, кстати, скончался от передозировки четыре года назад.
– Вы не допрашивали его? Я Нефедова имею в виду.
– Там спецрежим в этом учреждении. Мы не хотели шум поднимать. Его должны выпустить через пару недель, вот и встретимся с ним. Что точно вы хотели у него узнать?
– Пока не знаю. Я подумаю. Спасибо вам большое, Егор Игнатьевич. Я папочку просмотрю, если будут вопросы – позвоню вам.
– Хорошо, Дмитрий Германович.
Сообщаю Иришке, что меня ни для кого нет, закрываю кабинет на ключ и медленно одну за другой начинаю рассматривать фотографии моего сына. Почти везде он изображен со Светой. Оно и неудивительно – если Катя со сломанной лодыжкой пока не может выходить из дома, то остается только Светка, верная Катина подружка. Я, признаться, раньше не верил в женскую дружбу, даже над Катериной смеялся, когда она своего Светика до небес превозносила. Зря, значит, смеялся, дурак. Ошибался я. Света, судя по всему, к Кате как на работу ходит, пока та на больничном сидит.
Данил, значит. Вот как назвала. Неужели в честь моего деда? Я Кате часто про своего деда рассказывал. Не про то, как он в войну воевал – про войну как раз мы мало что знаем, очень уж дед не любил вспоминать это время, а про то, каким человеком он был в мирное время. Каждый раз, когда мы с братом начинали в детстве требовать от деда рассказов о его боевых подвигах, он незаметно отвлекал нас на какие-нибудь другие темы. Да и многие фронтовики не любят об этом вспоминать. С возрастом я поумнел и понял, что пытать человека о таких вещах – это возвращать его память в одни из самых страшных дней, которые он смог пережить. Мало кому это по душе. Война – это одна из самых грязных и скотских человеческих забав. Люди для этой дамы не индивидуумы с уникальными судьбами, а всего лишь куски мяса. Война – страшная людоедка и жертвы ей всегда нужны свежие, отчего и остановить ее зачастую задача непосильная.
И отчество у сына моё – Дмитриевич.
В этот момент я понимаю, что ночь, в которую был зачат Данил – это, скорее всего, та самая ночь, за которую мне будет стыдно до конца моих дней. До той ночи я никогда в жизни не опускался до насилия над женщиной. Именно в тот день я убедился в том, что Катя мне изменяет. Один видеофайл на личную почту от неизвестного доброжелателя я получил днем, еще на работе. Другой файл пришел вечером, когда я сидел за своим ноутбуком и хлестал коньяк стакан за стаканом. Подозрения у меня были и до этого, а видео стало вишенкой на торте. Тем сильнее был удар, чем меньше я ожидал от Катьки чего-то подобного. Коньяк – это не оправдание, конечно, а скорее, наоборот. Я помню все, что делал тем вечером и ночью. Мне тогда казалось это правильным – я хотел доказать ей, что она – моя, пусть даже вот таким скотским образом. Утром я хотел извиниться, но не решился ее будить. К тому же, я не знал, какие тут слова можно подобрать, все звучало бы как-то глупо и нелепо. Я решил, что подумаю об этом на работе. Но, когда вернулся домой, ее уже не было там. Она уехала, забрав все вещи. Как бы я не злился на нее за измену, да еще с этим придурковатым пустышкой-мажором, я не имел права так поступать.
Какая ирония судьбы: наши дети должны были бы быть зачаты в любви, но единственный сын оказался зачат в насилии. Что она видит, когда смотрит на него? Каким меня вспоминает? Неужели помнит только нашу последнюю ночь? Может, именно поэтому она мне ничего и не сказала? Есть ли у меня право ее винить в этом?
Какой славный мальчишка – почти везде у него улыбка до ушей. Интересно, какой он? Какой у него голос? О чем он мечтает? Спрашивал ли он когда-нибудь о том, где его отец? И что Катерина ему рассказывала обо мне? Я полярник или космонавт? Или кого там еще придумывают одинокие матери, когда дети начинают расспрашивать их об отцах?
Внезапно меня прошибает холодный пот при мысли о том, что за эти годы Катя могла замуж выйти, могла погибнуть, я мог не приехать в родной город, и мы бы никогда больше не встретились. И я бы так никогда и не узнал о том, что у меня где-то растет сын.
Как много «если бы».
Наконец, я добираюсь до папки, оставленной Егором Игнатьевичем, здесь довольно много информации. Сухо изложены только даты и факты, но я многое могу домыслить сам.
Сомов Даниил Дмитриевич, родился 8 марта 2013. Бывают же совпадения! А не будут ли в школе дразнить мальчишку из-за того, что он в женский праздник родился? Надо будет его обязательно научить давать сдачи, и в секцию обязательно какую-нибудь отправить. Мальчику необходимо уметь постоять за себя.
Стоп! Разошелся. Надо сначала с Катей мосты навести, она ведь не знает, что я знаю. Судя по всему, она и не хотела мне говорить, иначе давно бы сообщила. Значит, в налаживании дипломатических отношений с сыном она мне не помощник.
А ведь у меня скоро родится еще один наследник или наследница. Нехорошо получается как-то. Как я Даньке объясню, почему мы с его матерью отдельно живем и почему у меня другая семья? Что ж так все запуталось-то, а? Неужели из-за той проклятущей ночи Катька не сказала мне о ребенке? Виноват, конечно, не отрицаю. Но ведь ребенок – это ребенок, как же можно о таком не сообщить? Очевидно, что назрела потребность поговорить откровенно. И назрела уже давно.
Я теперь жалею, что уехал тогда, толком не объяснившись с Катей. Если бы я не вспылил и не оборвал все контакты, сейчас мы не оказались бы в этой идиотской ситуации. Узнай я тогда, что Катя беременна, возможно, я бы и на измену закрыл глаза, и мы бы как-то продолжали наши отношения. Уж во всяком случае, я бы принимал активное участие в жизни сына.
После того, как она ушла от меня, я пытался с ней поговорить, извиниться и заодно потребовать объяснений. Видимо, обида и гордость нам обоим затуманили мозг – Катя избегала встреч и не отвечала на звонки, я не проявил настойчивости, быстро продал все имущество и свалил в Москву, посчитав, что нам нечего больше обсуждать.
Как они жили без меня все эти годы? Обстановка в квартире у Кати, насколько я успел заметить, скудная. В досье написано, что она работает рядовым бухгалтером, вряд ли получает большую зарплату. Да еще и квартира новая, наверняка купленная в ипотеку.
Снова возвращаюсь к досье.
После родов еще какое-то время лежала в больнице, вместе с Даней – сложные роды, кровотечение, легкая анемия у ребенка.
Работала курьером, оператором колл-центра, помощником бухгалтера, пока не устроилась на нынешнее место. В ипотеку ввязалась, я думаю, не от хорошей жизни – Людмила Афанасьевна не самый приятный в общении человек.
Нет ни одного упоминания о том, что у нее кто-то был за все это время. А как же Нефёдов? Бросил ее, узнав, что она беременна? Козёл. Этот мог. Не знаю, как сейчас, а тогда они со своим дружком Черкасовым были этакой инфантильной шелупонью, но с понтами. Папа, то ли депутат, то ли чиновник местного розлива, прикрывал сынулькину сиятельную жопу от всех неприятностей. Заодно и более плебейскому дружку Черкасову бонусы перепадали. Надо все же встретиться с Нефёдовым – хочется взглянуть в его наркоманскую рожу. Интересно, где он отбывает свое лечение?
Ого, а это не частная клиника, как я сначала подумал. Обычная, районная наркошка. Интересно, а где же всемогущий папка?
Гугл нам в помощь, вот он – век высоких технологий, найдется всё!
Надо же, не повезло Штепселю с Тарапунькой. Подстрелили папика еще два года назад. С тех пор, как я уехал из родного города, происходящее там меня ничуть не интересовало, поэтому эту новость я, разумеется, пропустил.
Без поддержки отца отпрыск покатился по наклонной стремительно и искрометно. К нелегальному бизнесу его, разумеется, никто не допустил. А легальный он спустил в канализацию за полгода.
Мне до сих пор совершенно непонятно, что Катька в нем нашла? Неужели только на деньги и статус повелась?
Ладно, это теперь неважно уже. Надо как-то налаживать контакты с Катериной и сыном. Кажется, это называется совместной опекой или как-то так. Хотелось бы обойтись без конфликта, но мне ли не знать, какой Катька упрямой бывает, прямо как баран. Или коза.
В родной город я собираюсь снова наведаться в конце декабря, практически под Новый год. На несколько мероприятий я приглашен лично, поэтому не явиться было бы невежливо – не хочу обижать наших новых партнеров. Кстати, среди них фирма, в которой работает Катерина – с этой компанией у нас заключен договор о сотрудничестве. Юлька тоже собралась ехать со мной – она ни разу не бывала на моей малой Родине (это она так высокопарно выражается, не я!), ей очень хочется посмотреть. Не могу отказать беременной женщине, к тому же в последнее время она какая-то подавленная. Говорит, что токсикоз мучает и гормоны шалят. Наверное, так и есть – полощет ее знатно каждое утро. Мне ее безумно жаль, но я ничем не могу помочь. Каждое утро я стою под дверью в ванную комнату и морально подбадриваю супругу – это все, на что я способен в данной ситуации. В ванную комнату она меня не пускает – не хочет, чтобы я видел ее в таком состоянии. Странная женщина, чего тут стесняться? Ох уж эти женщины – вечно разведут сантименты и церемонии на пустом месте.