Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Ага! Вернулся! Мама, он вернулся.

Алиса в тёплой зимней пижамке и тёплом платочке проводила его на кухню, куда он отнёс вёдра, оттуда в кладовку, а увидев, что он разувается, убежала и через мгновение вернулась.

– Вот, не ходи босым. Мама, правильно?

Эркин взял и повертел в руках странную обувь. Подошва и носок. А, так это для дома…

– Алиса, за стол, – Женя вошла в кладовку. – Ну как, не малы? Я сама шила. Идём ужинать, Эркин. Ты с дороги…

Она говорила быстро, будто боялась, что её перебьют, не дадут сказать. Он молча смотрел на неё, держа в руках эти… как их?… Да, шлёпанцы, да… Эркин уронил их, почти бросил и шагнул к Жене, обнял. Она, всхлипнув, уткнулась в его грудь.

– Мы ужинать будем? Я жду-жду… Мам, ты держи его, – Алиса радостно перемешивала русские и английские слова. – Я есть хочу.

– Да-да, – Женя подняла голову, – обувайся, пойдём.

Эркин с трудом заставил себя разжать руки, наклонился, отыскивая шлёпанцы, надел.

– Не малы? Эркин?

– Нет, спасибо, – медленно ответил он.

Алиса, вцепившись в его руку, потащила за собой в комнату.

Узорчатые плотные шторы. Их не было. Лампа. Лампу он помнит. И всё остальное… всё то же…

– А руки мыть? – дёргала его за руку Алиса. – Ты всегда руки моешь, я помню.

Эркин вернулся на кухню, вымыл руки и лицо, подбивая палочку рукомойника. Рядом висело полотенце. Вафельное.

– Алиса, ты сядешь за стол?

– Ну, мам, я Эрика стерегу.

Как только он повесил полотенце, Алиса опять вцепилась в его руку и потащила в комнату.

Наконец сели. Женя положила на тарелки обжаренный хлеб с вареньем, налила чай. Алиса удовлетворённо вздохнула, утыкаясь носом в чашку. Ну вот, всё в порядке, все в сборе.

– Бери ещё, Эркин.

– Я сыт, Женя, правда.

– Эркин, ну, как ты сыт, когда весь день в дороге.

– Женя, мы два раза ели.

Они всё время, в каждой фразе называли друг друга по имени, наслаждаясь возможностью произносить это вслух.

– И что же вы ели?

– Лепёшки, сэндвичи, чай у нас был. Фредди и Джонатан ещё кофе пили.

– Эркин, а кто это?

– Фредди? Он – старший ковбой, Женя. А Джонатан – лендлорд.

– Это он вас нанимал, Эркин?

– А что такое лендлорд?

Эркин посмотрел на Алису и улыбнулся.

– Ну, он хозяин имения.

– Ага, – глубокомысленно сказала Алиса, – а имение… – она не договорила, уложив голову на стол и закрыв глаза.

Женя негромко засмеялась.

– Угомонилась. Сейчас я её уложу.

Эркин молча смотрел, как она вытаскивает из-за стола и укладывает в постель Алису, бормочущую, что она вовсе и не спит.

– Ну, всё, спи, маленькая. Спокойной ночи.

– Мам, ты его держи, он опять уйдёт, – очень ясно сказала Алиса, окончательно засыпая.

Женя укрыла её, поцеловала и вернулась к столу. Налила Эркину и себе ещё чаю, подвинула к нему тарелку с хлебом.

– Ты совсем ничего не ел.

– Я сыт, Женя.

– Ну, чаю выпей. С вареньем.

Он отхлебнул, не отводя от неё глаз. У Жени дрогнули губы.

– Сегодня я никуда тебя не отпущу.

– Я никуда не уйду, Женя.

Она смотрела, как он пьёт, изредка и явно машинально поднося к губам свою чашку. Эркин ждал, что она, как раньше, положит руку ему на плечо или погладит по голове, и он бы прижался к этой руке…

Женя допила чай и стала собирать посуду. Эркин залпом допил свою чашку и встал. Мягко отобрал у неё тарелки и чашки.

– Я сделаю.

Она пошла за ним на кухню. Он сложил посуду в тазик для мытья, вылил туда ковш тёплой воды и обернулся к ней.

– Завтра помоем?

– Завтра, – кивнула Женя, подходя к нему.

Эркин обнял её, мягко и сильно прижал к себе, провёл губами по её лицу. Женя, обхватив его шею, целовала, ощупывала губами его лицо, словно проверяла он ли это, пока их губы не столкнулись. Рот Жени дышал и шевелился под его губами, и он впервые ощущал её дыхание – вот так, рот в рот… Эркин подхватил её на руки и понёс в комнату, посадил на кровать и сел рядом. Их руки сталкивались, мешая и помогая одновременно.

– Ой, лампа, – вдруг испуганно ойкнула Женя, всё ещё прижимая его голову к своей груди. – Выгорит, коптить будет.

Эркин мягко высвободился и встал. Подойдя к столу, оглянулся на Женю. Она сидела на кровати в распахнутом, открывающем грудь, ярком халатике… Эркин погасил лампу и, безошибочно пройдя в обрушившейся на комнату темноте к дальнему окну, отодвинул штору. Чуть-чуть. Светлее не стало, но будто посвежело в комнате.

– Я всё равно тебя вижу, – улыбнулся в темноту Эркин, плавно подходя к Жене. – Ведь ты здесь, да?

Её руки нашли его, потянули к себе.

Впервые в жизни он путался в женской одежде. И впервые почувствовал, как это… хорошо, когда чужая ладонь гладит твои плечи и грудь. Женя не могла справиться с пряжкой ковбойского ремня, и он сам расстегнул пояс и джинсы, нетерпеливо сбросил их на пол, где уже валялась его рубашка. Руки Жени на его теле, губы Жени на его лице… Он раздел её, уложил. Пальцы Жени теребили его трусы, он опять помог ей, лёг рядом и прижался к ней всем телом.

– Эркин, это ты? Это вправду ты?

– Да, я, Женя, это ты, Женя…

Он приникал полуоткрытым ртом к её плечам, груди… ртом вдыхал её запах, и губы Жени так же прижимались к нему…

– Женя…

– Что? Эркин…

Он не отвечал, не мог, сам не понимал, не сознавал, что повторяет её имя, что она зовёт его…

…Потом он лежал обессиленный, а она спала, лёжа щекой на его груди, и он накрывал её своими руками, защищая от холода.

Просыпаясь, Женя потёрлась лицом о его грудь, приподнялась. И он тут же схватил её влажное от пота тело.

– Ты… Женя… Ты где?

– Я здесь, – она засмеялась. – Ты потерял меня?

– Нет, просто испугался, что опять сон, – честно ответил Эркин. – Сплю и вижу тебя, проснусь, а тебя нет. Обидно. Тебе холодно, да? А одеяло где?

– А мы лежим на нём, – тихо смеялась Женя. – Я даже постель раскрыть не успела.

Эркин приподнялся на локтях и сел. Да, он как-то про всё забыл.

– Я сейчас сделаю.

– Нет, не уходи.

Неловко, мешая друг другу, они выдернули из-под себя и сбросили на пол покрывало. Женя вытащила из-под подушки край одеяла и ловко залезла в образовавшуюся норку.

– Вот так, а теперь ты.

Эркин осторожно втиснулся рядом с ней, обнял. Женя высвободила руку, натянула одеяло на его плечо, погладила по шее, взъерошила ему волосы на затылке.

– Ну, как ты жил без меня?

– Никак, – растерянно ответил Эркин. – Я… не жил, наверное.

Женя погладила его по голове, пропуская между пальцами пряди, и снова по шее, плечу, втянула руку под одеяло.

– Не могу поверить, что ты здесь.

– Я здесь.

– А ты часто меня во сне видел?

– Часто, – Эркин осторожно, чтобы не сбросить одеяло, покачивал Женю, касался сосками сосков. – Так просыпаться не хотелось. Злился.

– Я тоже тебя видела, – Женя вздохнула. – Ох, как хорошо, что ты вернулся. Я так ждала тебя. Так ждала…

Он плавно вошёл в неё, покачивал, мягко толкал ударами. Она охватила его за спину, прижалась и, как и он, не целовала, а приникала к нему полуоткрытым ртом. На мгновение он даже ощутил её зубы на плече. Но это же не больно. Если ей так хочется…

– Ох, Женя, Женя… – он звал её, уплывая в чёрную, тёплую и мохнатую пустоту.

И она не отпускала его, они уходили туда вместе, оба, сразу. Он не один. Они вместе… вместе… вместе…

…Женя гладила его грудь, обводя пальцем соски, границы мышц, будто рисовала их. Эркин медленно просыпался, словно всплывая со дна. Как-то купались с Андреем, и он лёг на дно, а потом расслабился и всплыл, вода сама подняла его. Так и сейчас. Он лежит на спине – когда это он повернулся? Они же на боку были – закинув руки за голову, и Женя рядом, мягко трогает, гладит его, ощупывает, её пальцы скользят по его груди, животу, лобку и снова поднимаются наверх к груди.

– Женя…

– Я разбудила тебя? Извини, я так соскучилась по тебе.

– Нет, мне хорошо, я сам проснулся. Женя… тебе неприятно? Ну, трогать меня, ну… – он запинается, не зная, как назвать член и мошонку по-русски, они же весь вечер по-русски говорят, а по-английски ему сейчас даже думать не хочется, – ну, там, ниже.

– Нет, – дыхание Жени щекочет ему плечо. – Я просто… боюсь. Боюсь, что тебе будет больно.

– От тебя?! Ты что, – Эркин тихо смеётся, – что ты, Женя, чтоб от твоих рук и больно…

– Да-а? – искренне удивляется Женя. – А вот я обтирала тебя, ну, когда ты болел, уксусом, помнишь?

– Ага.

– И ты прикрыться тогда хотел.

– Это я не в себе тогда был, – убеждённо отвечает Эркин. – Жар был, а в жару… Потрогай меня.

И снова пальцы Жени двигаются по его телу, доходят до лобка, перебирают волосы, медлят, и эта заминка вызывает у него странную, никогда раньше не испытанную дрожь, он стискивает зубы, не давая прорваться напряжению, ну же… ну… вот… Рука Жени мягко, чуть касаясь, ощупывает его член, мошонку, гладит. Но… нет, такого с ним не было, никогда. Эркин заставляет себя лежать неподвижно, но мышцы напрягаются как сами собой. Он прикусывает губу, катает по подушке голову, какой-то не стон, не крик, нет, что-то иное клокочет, рвётся наружу, и…

– Тебе больно?

– Нет, – хрипит он, судорожно ловя и прижимая руку Жени к себе. – Нет, я просто… я просто не знал, что такое бывает. Женя, ещё, пожалуйста.

– Тебе… это нравится? Тебе приятно?

– От тебя всё приятно, Женя… Женя…

И вот уже его руки шарят по телу Жени. Он резко поворачивается набок, зажимая руку Жени у себя в паху, укладывает Женю поудобнее.

– Вот так, тебе удобно?

– Да. Эркин…

– Нет, не убирай руку, не надо. Я… я потрогаю тебя… там. Можно?

– Конечно, можно. Тебе всё можно, Эркин, – смеётся Женя и вдруг охает, потому что рука Эркина огладила её бедро и по животу проскользнула вниз к лобку. – Ой, что это?

– Я осторожно, Женя… Да, пожалуйста… ещё… да… Тебе хорошо, Женя?

– Да… да… Эркин…

Не сделать ей больно, руки загрубели, пальцы потеряли гибкость… Ох, что же это с ним? Никогда не было такого.

– Женя… я…

– Эркин… Что это…? Эркин…

И снова оглушающая звенящая тишина. И спокойствие. И забытая Женей рука на его теле. И не было ещё с ним такого. Он накрывает её руку своей ладонью. Теперь можно спать, она рядом. И если что… он сразу проснётся.

Просыпаясь, они, ещё не открыв глаз, на ощупь искали друг друга, натыкаясь на такие же ищущие руки. Просыпались и опять засыпали. И о чём-то говорили. И снова их тела бились друг о друга и замирали в изнеможении.

– Я… – Эркин запнулся, подбирая слово, – замучил тебя, да?

– Нет, – Женя сладко потянулась, поёрзала, укладываясь поудобнее в его объятиях. – Мне так хорошо, Эркин, так хорошо…

Она обняла его за шею, притягивая его голову к своей груди.

– Тебе хорошо?

– Да, – он вздыхает, прижимаясь щекой к её коже. – Да, Женя, очень.

Спал ли он? Да нет, просто уходил куда-то, уплывал, но она была рядом, он всё время чувствовал её. И когда она осторожно перелезла через него и встала с кровати, он только спросил:

– Уже утро, да?

– Нет, ещё рано, поспи немного.

Но Эркин уже открыл глаза и увидел серый предутренний свет, потянулся, закинув руки за голову и выгибаясь.

Женя вошла в комнату, затягивая пояс на халатике, и посмотрела на него.

– Тебе надо поспать.

– Нет, я сейчас встану. Вода, дрова. Вынести, принести, – Эркин счастливо улыбнулся.

Женя тихонько засмеялась.

– Ты так говоришь, будто скучал по воде с дровами.

– Скучал, – согласился Эркин.

Женя присела на край кровати. Он взял её за запястья и накрыл её ладонями своё лицо, вздохнул:

– Хорошо, Женя, как же хорошо…

Она дала ему поцеловать свои ладони и, наклонившись, поцеловала его в переносицу.

– Вот так. Сюда я тебя ещё не целовала.

Она попыталась отнять руки. Он, держась за них, сел, по-прежнему прижимая её ладони к своим губам и щекам, и со вздохом отпустил.

– Ну вот, встаю.

Женя не успела ни подвинуться, ни встать, так гибко он вывернулся из-под одеяла и сел рядом с ней. Женя рассмеялась и обхватила его за голову.

– А вот и не пущу.

– А я и не ухожу.

Но, говоря это, он уже знал, что, в самом деле, пора, ночь кончилась. Эркин высвободился, вернее, Женя сама отпустила его. Когда он наклонился, собирая свои вещи, и взял джинсы, что-то стукнуло об пол.

– Что это, Эркин? У тебя из кармана выпало.

Эркин встряхнул джинсы. Ещё один… стук. Он на ощупь нашёл и поднял… две конфеты. Они-то откуда? Все конфеты были у Андрея. Это когда же он их ему в карман засунул? Ну… Ну…

– Что это? Конфеты?

– Да. Ковбойские.

Эркин положил конфеты на стол, ощупал джинсы и нашёл третью. Ну, Андрей, ну… Ладно. А трусы где?

– Ты что ищешь?

– Трусы.

– Я их уже замочила, и рубашку, и портянки.

– Ага.

– Давай остальное.

– Сейчас. У меня всё в мешках.

Они говорили шёпотом, как и ночью.

– Ага, ты сразу в ведро положи. Ой, шлёпанцы надень, пол же холодный.

Нагишом и в шлёпанцах – что-то новенькое. Эркин усмехнулся, всовывая ноги в непривычную, но мягкую и удобную обувь. Да, хорошая штука.

В кладовке он вытащил из мешка узелок с грязным бельём и чистую смену. Натянул трусы и джинсы, надел рубашку. А обувь? Да вон же они, кроссовки, даже не запылились. И все вещи его так и лежит. Носки, вот они. Кроссовки… Ах ты, это-то откуда?!

Женя заглянула в кладовку и фыркнула, увидев, как он вытаскивает из кроссовок комки смятых газет. Эркин обернулся. Шторы на кухне Женя уже раздёрнула, и света хватало.

– Женя, что это?

– Это я их набила. Чтоб не ссохлись.

– А-а, понятно, – он кивнул и быстро обулся. – Я мигом.

– Грязное давай.

– Вот.

– И всё?! А остальное?

– Оно всё чистое, – Эркин протиснулся мимо Жени в кухню.

Как же после сапог в кроссовках легко! И утренняя работа… Вынести грязное ведро… Принести воды… а бак полный, ну да, Женя вчера так и не помылась… Трёх вёдер хватило. Теперь дрова. Эркин сдёрнул с гвоздя ключ и побежал в сарай. Дрова ещё есть, а лучина… э-э, совсем ничего осталось. Ладно, сегодня же и нащеплет. Он собрал последние щепки, вытащил приготовленную вязанку и запер сарай. Серый предутренний свет уже сменился золотистым, солнечным, и появились тени.

Эркин взвалил на спину вязанку и не спеша пошёл в дом.

Тетрадь двадцать восьмая

АлабамаГрафство ЭйрОкруг ГатрингсДжексонвиллОсобняк Роберта Кропстона

Джонатан не спеша собрал карты и улыбнулся.

– Ну как, Бобби?

Роберт Кропстон кивнул.

– Уже уезжаешь?

– Да. У лендлорда отдых непродолжительный.

Бобби взял колоду и стал её тасовать.

– Рад, что у тебя так удачно получилось с бычками. Русские сильно мешают хозяйствовать?

– Если не нарываться, – усмехнулся Джонатан, – то не сильно.

– Нарываться никогда не стоит, – кивнул Бобби. – Когда опять завернёшь?

– Как выпадет свободная минута.

Бобби ласково смотрел на него.

– Приезжай на Рождество, повеселимся.

– На Рождество обязательно, – кивнул Джонатан. – А что, веселье гарантировано?

– Да. Прошлое Рождество нам испортили, думаю на этот раз…

– Мы кое-кому испортим, – закончил за него Пит и гулко захохотал.

Бобби еле заметно поморщился.

– Рождество – святой праздник, Пит. Зачем его портить? Просто повеселимся. И твой Фредди душу отведёт, а то ты, Джонни, совсем его… засушил.

– Спасибо за приглашение, – Джонатан собрал и заложил в карман выигрыш. – Но, может, я и до Рождества заверну.

– Конечно. Но главное веселье – на Рождество.

В комнату вошёл Фредди и молча кивнул Джонатану.

– Ну вот, грузовик готов. До встречи. Удачи, Бобби.

– До встречи, Джонни.

– До встречи. И тебе удачи, Пит.

Пит расплылся в благодарной улыбке и взглядом проводил Джонатана и Фредди. Когда за ними закрылась дверь, немного выждал и посмотрел на Бобби.

– Ты веришь, что Нэтти не дошёл до него?

– У тебя есть другие варианты?

– Нэтти, Крыса… Старина Фредди не утратил квалификацию. Чисто сделано, Бобби. Слишком чисто, чтобы это был кто-то другой.

– Ты хочешь, чтобы Фредди проверил свою квалификацию на тебе?

– Упаси Господь, Бобби.

– Тогда, Пит, есть ещё вариант. Я слышал, там копают русские, можешь изложить свои соображения им. Помочь со встречей?

– Ты с ума сошёл! Это же… это финиш! Русские – полные придурки, они же не смотрят на расу.

– Ты прав, Пит, – Бобби закончил тасовать колоду, сбросил её в ящик стола, достал другую и стал раскладывать пасьянс. – Иди отдохни. Деньги у тебя кончились, а под будущую добычу я не играю.

Пит, заметно присмиревший после упоминания о русских, кивнул, отвесил церемонный, очень искренний поклон и ушёл.

Кропстон остался один. Теперь можно спокойно подумать, равнодушно выкладывая карты и не следя за лицом. Итак…

Джонни всерьёз влез в игру с имением. Что ж, имение без рабов нерентабельно. Значит, на Джонни можно будет рассчитывать. Если не торопиться и с умом… Да, правильно, Джонни увяз и рабы ему нужны. Поворот его устроит. Пообещать ему право первого выбора. И наверняка он захочет забрать тех двоих, что нанимал отсюда. Пит говорил: красивый индеец и белый мальчишка. Приметная парочка, слышал о них. Если они вернулись… да, о них говорили, что обоих к ликвидации. Особенно белого, чтобы не нарушал картину. Но если они нужны Джонни… Да, пусть выкупает, деньги у него есть. Пит, конечно, дурак и много болтает, но пока это не так уж и плохо, на версию с Рождеством клюнули все. А на Нэтти можно поставить крест. Его не нашли русские, не нашла полиция, не нашёл Джонни-Счастливчик. А у него с Нэтти старые счёты. Из-за камней. И Левине.

Кропстон снова прокрутил в памяти разговор.

…– Горячее было лето, друзья.

– Так много сгорело, Пит?

– Да, русские оказались действительно… мастерами по выжиганию.

– Да, Бобби, оказалось, что так, – в голосе Пита искреннее удивление. – Я от них такой прыти никак не ожидал. Ведь вошли тихо-мирно, в заваруху не вмешивались, а тут… Команда Нэтти сгорела полностью.

– Вот как? – искреннее любопытство, не более. И небрежно: – А он сам?

– Он побежал к тебе, Джонни.

– Ко мне?!

Ах, какое изумление! Но вполне объяснимое.

– Когда припечёт, из двух… гм, друзей выбирают того, чьи объятия послабее.

– Чтоб не задушил… в объятиях! – гогочет Пит.

– Ты думаешь, русские объятия крепче моих? – в голосе Джонни намечается холодок. – Ну-ну. Ладно, добежит – проверим.

И блеснувшие глаза Фредди. Да, приказ уже был. Нэтти ждёт горячая встреча. Но разговор не кончен.

– Он отправился к тебе ещё летом.

– И не пустым, Джонни.

– Надеется откупиться? Я думал, он умнее.

– Наверное надеется, что ты его возьмёшь в долю.

– Надежды никому не возбраняются. Но мог бы уже и дойти, – и короткая недобрая усмешка. – Или нашёл другой вариант.

– Ты думаешь, Джонни, он пустился в самостоятельное плавание?

– От этой сволочи всего можно ждать!

Ого, Счастливчик сорвался. Что ж, раз так, поможем Пауку.

– В одиночку не поплывёшь, сразу утонешь.

– Или утопят, – жизнерадостно ржёт Пит.

Попробуем прямой цитатой. Паук сказал чётко, не грех и повторить.

– Нэтти дурак. Он исполнитель, а возомнил себя… Не жалко.

Джонни задумчиво кивает…

…Кропстон усмехнулся, разглядывая сошедшийся пасьянс. Ну что ж, если Нэтти и доберётся до Бредли – интересно, конечно, а какая фамилия у Джонни-Счастливчика настоящая? Никто ведь не знает. Для всех и всегда только Бредли – так если Нэтти доберётся, там его путь и закончится. То, что на нём… ну, об этой мелочёвке не стоит и думать. Вряд ли у Нэтти было что ценное. Он слишком боялся Паука, чтобы рискнуть что-то утаить. На такое могла решиться только Изабелла, но с ней Паук управился сам. По-семейному. А ведь сдаёт семейка позиции. Старший уже на небесах, и всё его ведомство либо там же, либо дрожит по норам, либо болтает у русских. А наша Система напрямую с Пауком не работала. Но если у Паука на хвосте русские, то он их приведёт к нам. И сдаст нас русским так же, как сдал ведомство своего первенца. И Паук не так уж теперь неуязвим. Но… да, Белая Смерть. Если бы не она… Больше Пауку не на кого рассчитывать. А это очень серьёзная сила. И самое плохое, что о ней ничего не знаешь, кроме того, что она есть. Паук не мог не послать сюда кого-то оттуда, но кого? Паук…

…– Я доверяю тебе, Бобби. Я рассчитываю на тебя, на твоё благоразумие и осмотрительность. Мы не можем спешить. Но промедление смертельно. К Рождеству надо закончить. Я не дам этим скотам отпраздновать годовщину. На Рождество мы повеселимся. И сортировка, и чистка – всё на Рождество…

…Кропстон задумчиво покачал головой, собрал карты и, сменив колоду, начал другой пасьянс. Доверие Паука имеет большую цену. Цену жизни. Неизвестно, кому он доверяет, но ему верят. И предавать верящих он умеет давно. Так что не будем спешить с выводами. И с поступками. Пит, конечно, дурак, если бы Нэтти дошёл до Бредли, Джонни вёл бы себя иначе. Всё-таки он ещё слишком молод для таких игр. Его заинтересованность во встрече и этот срыв… Нет, с Нэтти ни он, ни Фредди ещё не пересеклись. Тут всё впереди. Если только Нэтти не попал к русским. Но об этом должен был позаботиться Паук. Ему такой вариант слишком невыгоден и даже опасен. Нэтти пока оставим, отложим. Теперь Крыса… Старина Ротбус получил своё, но только такому дураку как Пит придёт в голову связывать Фредди со смертью Ротбуса. Не будет такой стрелок мараться о проволоку и рисковать прямым контактом, это – во-первых. А во-вторых и главных… все, кто побывал на Крысином курорте, боятся Крысу до потери сознания, до рабского столбняка. Ненавидят, но ещё больше боятся. Что и как там в Уорринге с ними делали, никто не знает, но ни один из выкупленных не смог бы. Чистильщики, не чета Фредди, от одной мысли поднять руку на Крысу слетали с катушек. Никогда ни один из них не убил бы Крысу, никаким способом, даже приказать бы не смог. И Фредди – не исключение. Духу бы у него не хватило. Да… чего там, самому себе можно не врать, и сам бы не смог.

Кропстон невольно улыбнулся, вспомнив, как неделю назад ему привезли фотографию, добытую невероятно головоломным путём. Мёртвый Ротбус с проволокой на шее. И как Джимми Найф, способный обыкновенным ножом нарезать человека на ломтики, невзирая на пол и возраст жертвы, рыдал над ней:

– Господи, верую, что ты есть, господи, сподобил увидеть…

И чуть ли не целовал этот снимок, и предлагал всё, что есть, всё с себя, будущую добычу, лишь бы ему отдали. А потом попробовал с претензиями лезть. Но как напомнили о его карте и что, по слухам, русские нашли у Крысы карты чистильщиков, сразу притих. И напился так, что и остановиться не может. А снимок пришлось отправить по назначению, Пауку. Дурак Пит, но, если русские доберутся и насядут, нужно будет скинуть им Пита. Их его домыслы о Бредли и Фредди заинтересуют. Как же из-под носа у них и Нэтти, и Крысу вынули. Этого никто не любит. А Фредди с Бредли… да, этой парочки русским надолго хватит, там есть что копать. Особенно по карте Фредди.

Кропстон удовлетворённо оглядел сошедшийся сложный пасьянс и окончательно собрал карты. Всё, день закончен, всё обдумано и решено, можно отдыхать.

На дороге

– Ну и гнида, – Фредди выплюнул в окно окурок и, придерживая руль одной рукой, закурил следующую сигарету.

– Ты это только сейчас обнаружил? – Джонатан просматривал выигранные деньги: не подсунули бы фальшивок, с них станется. – И потом, почему гнида? Их же двое было.

– Пит до гниды не дорос, – усмехнулся Фредди. – Зачем Бобби этот болтливый дурак?

– Для развлечения, наверное. Или чтобы откупиться им от русских, когда припечёт. Знает он много, но ещё больше сам выдумывает. Говорить будет, но толку русским от его болтовни…

– Может и так, – согласился Фредди. – Но это смотря о чём будут спрашивать и как слушать. Сейчас в Бифпит?

– Да, – Джонатан спрятал деньги и откинулся на спинку сиденья. – Вторая серия и обговорить с русским кое-какие моменты.

– Ещё дело с парнями. Ну, наши инвестиции…

– Это и хочу обговорить. И о находках. Болтали, что у русских здесь есть отличия, а я очень не хочу попасть под конфискацию.

– О чём речь, Джонни. Но… риск.

– Да, – кивнул Джонатан. – Конечно, риск. Но другого варианта нет. Не твою же русскую об этом спрашивать.

– Можно и её.

– Попробуй, – пожал плечами Джонатан. – Тоже риск, кстати.

Какое-то время ехали молча.

– Самое поганое, – вдруг сказал Фредди, – что Пит видел парней.

– Заткнуть ему глотку не проблема.

– Поздно, Джонни. Он этой гниде о парнях уже рассказал. А теперь и покажет.

– Может и не показывать, они и так приметные.