Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Бобби обманул нас, – спокойно сказал Джонатан. – Он обещал поворот на Рождество.

Гольцев задумчиво покивал, что-то решая.

– Сейчас начнём большой обыск. Что ваше тут есть?

– Ничего, – сразу ответил Джонатан.

– Тогда вон отсюда. Оба.

– Мы тебя в баре подождём, – ухмыльнулся Фредди.

– Где-е? – подчёркнуто удивлённо переспросил Гольцев.

– Всё, – Фредди быстро вскинул раскрытые ладони на уровень лица. – Всё. Поняли.

– Отель «Континенталь», – улыбнулся Джонатан. – В люксе.

– Не раньше одиннадцати, – усмехнулся Гольцев.

– Ждём до упора, Алекс.

Гольцев кивнул и показал им на скрытую драпировкой дверь.

– Вас проведут.

Возникший неизвестно откуда солдат уже ждал их. Джонатан и Фредди попрощались кивками и пошли к двери. Уже Джонатан впереди, а Фредди за его правым плечом. Гольцев, прищурив в насмешливой улыбке глаза, смотрел им вслед. Ну… артисты! Ладно, сыграем и мы. Посмотрим, что получится.

Графство ЭйрОкруг ДиртаунДиртаун

В тюремный двор они въехали уже в темноте. Всю оставшуюся дорогу Эркин ехал, закрыв глаза, и временами действительно засыпал. Больше к нему не цеплялись.

– Вылезай, – это были первые слова Золотарёва после той остановки.

Эркин вылез из машины и быстро огляделся. Но, видно, все тюрьмы, как и распределители, одинаковы. С него сняли наручники, и уже тюремщик скомандовал:

– Руки за спину. Пошёл. Вперёд.

Проход по двору, переходы, лестницы, коридоры, глухие стены и двери с закрытыми окошками.

– Стой. Лицом к стене.

Лязг замка.

– Заходи.

Дверь захлопнулась за его спиной, и Эркин ошарашенно огляделся.

– Меченый! Вернулся!!

Его вернули в ту же камеру. И опять десятки рук обнимали его, шлёпали по плечам и шее.

– Ну, мы думали, всё…

– В Овраге встретимся…

– Куда это тебя дёргали?

– Слушай, чего это с тобой делали?

Эркин только мотал головой, не успевая ответить ни на один вопрос. Арч грозно цыкнул, заставив всех замолчать.

– Ну? Ошалел, что ли?

– Ошалеешь, – улыбнулся Эркин. – В больницу возили.

– Зачем?

– Ты ж того…

– Тобой стенку прошибёшь.

– Для страха, – коротко объяснил Эркин, и все понимающе закивали. – А там наших, ну, цветных много, вот они мне и жратвы достали, и… вообще.

– А чего они там?

– Работают.

– Врачам помогают? Цепняки?

– Там другие врачи, – Эркин по-прежнему старался не вдаваться в подробности. – А у вас как?

– Да так же.

– Не, не вызывали уже.

– Дрыхли весь день.

– И в щелбаны дулись.

– Твоё мы того… думали, уже не понадобится.

– Меня там накормили, – отмахнулся Эркин. – Вечерняя оправка была уже?

– Нет. Ложись, разбудим.

Эркин подошёл к своей койке, подтянулся на руках и сел. Быстро снял куртку и сапоги, привычно пристроил их и лёг, закинув руки за голову.

– Что? – с соседней койки улыбнулся ему Мартин. – Хлебнул страха?

– По уши, – серьёзно ответил ему Эркин, закрывая глаза.

Койка словно покачивалась под ним, от всего пережитого тошнило, но можно лечь, вытянуться, и главное – он опять один из многих, может затеряться в общей толпе. Плохо быть на виду. Эркин несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Тело ломило, как после работы, хотя парни постарались, промяли его, как следует, и промазки не пожалели.

– Эркин, – негромко позвали.

Он медленно открыл глаза и повернул голову.

– Чего тебе?

Мартин, полулёжа на боку, смотрел на него блестящими голубыми глазами.

– Ты там что, в парикмахерскую заодно сходил?

– Нет, – насторожился Эркин, сразу вспомнив, что в машине беляк об этом же шофёра спрашивал. – А что?

– Пахнет от тебя… люксово, – объяснил Мартин.

– Точно, – подал голос снизу Грошик. – У Скиссорса такого не было. Похоже, но не так.

Судорожно соображая, как лучше соврать, Эркин смущённо улыбнулся.

– Ну, я ж говорю, мне там парни, ну, когда в душ отвели, мыла дали, душистого. И вообще…

– Хорошо живут, – хмыкнул Мартин.

– Они как, на плате или за жратву? – поинтересовался Арч.

– И ва-аще? – подошёл Длинный.

«Уф, пронесло», – радостно подумал Эркин и стал рассказывать.

– Жильё у них при госпитале, столовая.

– Сами не готовят, значит?

– Нет, так только, кофе там, перекусить… Значит, платят им раз в месяц, и они сразу за месяц вперёд отдают за жильё, стирку, еду, а что осталось – это уж твоё.

– Это… – Арч подвигал бровями, соображая. – Это ж годовой контракт выходит.

– Выходит, – согласился Эркин.

– Это хорошо, – кивнул Арч. – Ловко устроились. А работа какая?

– Ну-у, двор убирают, дрова там, уголь, полы моют, за больными, ну, лежачими ходят…

– За беляком дерьмо выносить… тьфу! – сплюнул Длинный.

– Ты пойди, найди себе что почище, – засмеялся Грошик. – А в город выпускают их?

– Смену отработал и гуляй, – уверенно ответил Эркин.

– И у каждого своя койка?

– Комната, – поправил Эркин. – Ну, а кто хочет, те по двое или трое в одной, а так у каждого своя.

– Ни хрена себе! – ахнул кто-то из собравшихся слушателей.

– А с бабами как же?

– Ну да, когда трое в одной, так не приведёшь ведь.

– Они неженатые все, – ответил Эркин и, чтобы не объяснять дальше, а то и проговориться недолго, уточнил: – Говорят, им и так хорошо.

– Ну, если в город свободный выход, то конечно, – согласился Мартин.

Остальные закивали.

– Шикарня, – завистливо вздохнул кто-то.

– Госпиталь-то русский, – объяснил Эркин.

Дальнейшие расспросы были остановлены командой на оправку. Эркин натянул сапоги и спрыгнул вниз. Прошлый страх уже отпустил, а новый ещё не начался. Ночью редко что бывает, надзиратели тоже по ночам дрыхнут. Так что, надо думать, до утра его уже никуда не дёрнут.

КолумбияВЧ № 4712

Михаил Аркадьевич ещё раз просмотрел сводку за сегодняшний день и кивнул.

– Да, на сегодня, я думаю, достаточно. Что осталось?

– Майор Гольцев просит разрешения задержаться на ночь, – дежурный заглянул в папку, – в Джексонвилле. – Михаил Аркадьевич кивнул, и дежурный сделал пометку. – Майор Золотарёв выехал из Диртауна в Колумбию.

– Пусть прибудет ко мне в госпиталь завтра в семь пятнадцать.

– Есть!

– Гольцева задержите здесь. Я приеду к одиннадцати.

– Есть, – дежурный закрыл папку, щёлкнул каблуками при развороте и вышел.

– Без меня допрос телохранителя Кропстона не начинайте. И, Олег Тихонович, подготовьте всё, что у вас по Кропстону, – Спиноза кивнул. – Гольцев обещал его разогреть, не давайте остыть.

– Понятно, Михаил Аркадьевич. Вы завтра один?

– Да. Пока буду ездить один.

Спиноза кивнул, собирая бумаги. Михаил Аркадьевич улыбнулся.

– Не переживайте так, Олег Тихонович. Не только нас застали врасплох. И несмотря на это обе главные задачи решены.

– Вы о…?

– Да. Вся недобитая и ранее незамеченная, мм-м, как бы помягче выразиться, сволочь вылезла сама. Это, во-вторых. А, во-первых, и главных: ни один наш военнослужащий не пострадал.

– Да, – кивнул Спиноза. – Ни одного выстрела в нашу сторону. И оружие…

– Вот именно.

– Да, хотя ждали на Рождество. И дату мы сами подсказали. Но, Михаил Аркадьевич, мне непонятна причина этой спешки. Всё-таки разумнее было дождаться нашего ухода.

– Разумнее с чьей точки зрения? – улыбнулся Михаил Аркадьевич. – Хэмфри Говард подготовлен?

– Дозревает, Михаил Аркадьевич. Но он производит впечатление подставной фигуры.

– Впечатления бывают…

– Обманчивыми, – кивнул, заканчивая фразу, Спиноза.

– Вы поторопились, Олег Тихонович. Недостаточными. По Говардам материал подобрали?

Спиноза кивнул и уточнил:

– Но там много пробелов.

– Значит, продолжайте. И ещё… По Джексонвиллу проходит некий Рассел Годдард Шерман. Там что-то неясное и видимо, – Михаил Аркадьевич улыбнулся, – интересное. Распорядитесь о переводе Шермана и всех материалов, связанных с ним, сюда.

Спиноза понимающе улыбнулся, делая у себя пометки.

– По задержанным цветным юридическая часть готова? Вот пусть сразу с утра и начинают.

– Это же сколько пайков сэкономим, – чуть-чуть преувеличенно восхитился Спиноза.

Михаил Аркадьевич с удовольствием рассмеялся и встал из-за стола.

– И сможем расселить остающийся контингент. Чтобы не стали корректировать уже известные нам версии. Вот теперь действительно всё. До завтра, Олег Тихонович.

Они попрощались, и, когда за Михаилом Аркадьевичем закрылась дверь, Спиноза снова сел за работу. Генерал умеет работать, но и другим передышки не даёт. Тем более, что крыть нечем: готовились, готовились, а начало прошляпили.

Графство ДурбанСпрингфилдЦентральный военный госпиталь

Когда стемнело, Крис вышел на крыльцо. Сейчас тихо, его отсутствия не заметят. Ему и нужно-то всего несколько минут. Он огляделся и побежал, стараясь держаться в тени. Вот и его обычное место. Подъезд четвёртого корпуса отсюда как на ладони, а его самого не видно. А вот и она. Поверх халата куртка, такая же, как и у него, зелёная пятнистая с меховым воротником, халат белый, виден издалека. Свой он предусмотрительно снял перед выходом, чтоб не засветиться ненароком. Перебегая от дерева к дереву, он проводил её до входа в жилой корпус. В свободное время он сразу, как только за ней закрывалась дверь, бежал за угол и следил, как вспыхивает свет в её окне. Прежде, чем его включить, она задёргивала шторы. Не маскировочные, но тоже достаточно плотные, лампочка едва просвечивала сквозь них расплывчатым пятном, а её даже силуэтом не разглядишь, но он стоял и смотрел, пока не казалось, что его заметили, или пока не гасили свет. Но сегодня так нельзя. Надо бежать обратно на смену. Лью-сья. «Спокойной ночи, Люся», – беззвучно шевельнул он губами, убегая к лечебному корпусу.

Его отлучки не заметили. Или сделали вид, что не заметили. Сегодня дежурит Вера Ивановна, она очень редко, да, считай, никогда замечаний не делает. Только посмотрит и либо покачает головой, либо кивнёт. И всё.

Уже в халате Крис заглянул в ординаторскую. Вера Ивановна просматривала карту назначений.

– Заходите, Крис, – сказала она по-английски, не поднимая головы.

Крис вошёл и остановился в двух шагах.

– Мы вдвоем сегодня, и много назначений, – он осторожно кивнул, а Вера Ивановна продолжала: – Вам придётся работать за сестру, Крис. Вы уже освоили инъекции?

– Внутривенные плохо, мэм, – тихо ответил Крис.

Она кивнула.

– Хорошо. Внутривенных, кстати, немного. Но пятеро на капельницах. Стерилизаторы загружены. Давайте всё проверим и подготовим, – она наконец оторвалась от бумаг и подняла голову, встретилась с ним глазами и улыбнулась. – Я думаю, Крис, вы справитесь.

Он смущённо покраснел и отвёл глаза. Вера Ивановна учила его и остальных на курсах. Рассказывала она очень просто, понятно и как-то так, что её слова как сами по себе укладывались в памяти. Доктор Юра говорил о ней: «сильный клиницист». Клиницист – это который лечит… Вера Ивановна встала.

– Примемся за работу, Крис.

– Да, мэм, – пробормотал он, уступая ей дорогу.

Вера Ивановна работала методично, её руки двигались неспешно, но очень точно, и потому всё получалось быстро. Крис так старался ни в чём не ошибиться, что все мысли о Люсе, об этом удивительном индейце, вообще обо всём куда-то улетучились.

– Ну вот, когда мы уверены в своих тылах, – Вера Ивановна улыбнулась, и он ответил ей улыбкой, – обойдём палаты.

– Сначала тяжёлых, – объясняла она по дороге, – лёгкие, с хорошим самочувствием уже спят, в эти палаты лучше вообще не заглядывать, чтобы случайно не разбудить.

Крис кивнул и попробовал осторожно высказаться:

– Когда разбудишь, потом трудно засыпают, да?

– Правильно, Крис, – кивнула Вера Ивановна. – А вот сюда надо зайти.

Крис удивился. Этого номера не было в перечне назначений, но Вера Ивановна показала ему на выбивающуюся из-под двери световую полоску.

– Нарушение режима, – вырвалось у него по-русски.

– Совершенно верно, – с этими словами Вера Ивановна решительно открыла дверь палаты.

Двое мужчин повернулись к входящим.

– Так, – строго сказала Вера Ивановна по-русски. – Михаил Аркадьевич. Как следует охарактеризовать человека, нарушающего режим и понуждающего к аналогичному нарушению другого?

– Виновен, – Михаил Аркадьевич встал и, к крайнему изумлению Криса, поцеловал Вере Ивановне поочерёдно обе руки, но не ладони, а тыльную сторону. – Виновен, но заслуживаю снисхождения безоговорочным признанием своей вины. Не правда ли, Никлас?

Никлас приглушенно рассмеялся.

– Разумеется, Михаил Аркадьевич.

– Разумеется, Михаил Аркадьевич, – повторила чуть насмешливо Вера Ивановна. – Извольте пройти в свою палату, – и перешла на английский. – Крис, отведите больного.

– Слушаюсь, мэм, – кивнул Крис.

– Не смею спорить с превосходящими силами, – развёл руками Михаил Аркадьевич. – Спокойной ночи, Никлас.

– Спокойной ночи, Михаил Аркадьевич.

Крис посторонился в дверях, пропуская, и пошёл следом. Михаил Аркадьевич улыбчиво покосился на него.

– Вы так серьёзно относитесь ко всем поручениям, Крис?

– Да, сэр, – сразу ответил он.

– Похвально, – Михаил Аркадьевич сказал это так серьёзно, что Крис улыбнулся. – А что за суматоха была днём?

Крис сразу насторожился и неопределённо пожал плечами.

– Ничего особого не было, – сказал он осторожно, но Михаил Аркадьевич, остановившись у двери своей палаты, молча ждал, и Крис понял, что придётся отвечать. – Привезли одного парня, он… из наших, его посмотрели, и… его увезли.

– Краткость – сестра таланта, – улыбнулся Михаил Аркадьевич, – но только сестра.

– Я не понял, сэр, – твёрдо ответил Крис.

– Это очень интересно, – просто сказал Михаил Аркадьевич, – хотелось бы знать подробнее.

– Зачем это вам, сэр? – сдерживаясь, спросил Крис. – Вот ваша палата, сэр. Мне надо работать.

– А почему вы не хотите, чтобы я знал об этом… инциденте? – стал серьёзным Михаил Аркадьевич.

Крис пробурчал что-то неразборчивое. Михаил Аркадьевич терпеливо ждал. Крис тоскливо посмотрел на удалявшийся по коридору халат Веры Ивановны. Вот это влип! Ведь от него не отвертишься. Цепкий. Ну… ну так получай:

– Вы же одного не накажете, а другого не спасёте.

– Совсем интересно, – Михаил Аркадьевич распахнул дверь своей палаты. – Заходи, поговорим.

– Я должен работать, – упрямо повторил Крис.

– Хорошо, – кивнул Михаил Аркадьевич. – Когда сделаешь все назначения, придёшь, – и безжалостно добил: – Я буду ждать.

И вошёл в палату. Крис обречённо вздохнул и побежал догонять Веру Ивановну. А вдруг, пока он будет занят, этот заснёт? Вот было бы здорово.

Графство ЭйрДиртаун

Когда камера заполнилась сонным дыханием и похрапыванием, Эркин осторожно повернулся набок, натянул одеяло на голову и, наконец-то, остался один. Ну и денёк, всего нахлебался. Хорошо, закончилось всё. Но прижал его этот беляк крепко, думал: всё, не отбиться. Из последнего держался. Нет, Андрея он ему не сдаст. И никому. Парням, правда, в госпитале, сказал, но… Андрею это уже не повредит. Андрей… За что тебе это? Сегодня сорвался у парней и вдруг сам понял… За что? Из Оврага выбрался, голым в декабре, снег ведь лежал, выжил… а сейчас… Я виноват, я, надо было сразу, ты же мне, дураку, говорил, что рвать надо отсюда, нет, дотянул, досиделся, гирей на тебе повис, без меня ты бы уехал, успел, а я… Ох, Андрей, от того Оврага ушёл, так я тебя в этот загнал, прости меня, Андрей, что ещё я могу тебе сказать, придёшь если ко мне мертвяком, я ничего тебе не скажу, всё от тебя приму, и от Жени…

О Жене он и думать не мог: боль как ножом полосовала тело. Эркин закусил угол подушки, сдерживая рыдания, пересилил себя. Откинул одеяло с лица и лёг на спину. Тусклый свет не мешал ему. В Паласах и распределителях тоже свет в камерах не выключали. Надо спать. Мартин говорил: «Думай о дочери. Ты у неё один. Будешь жить, найдёшь». И этот… доктор Юра, Юрий Анатольевич о том же… Может, и впрямь… работы. Он отработает, найдёт Алису… Надо спать. Он потянулся, распуская мышцы. Однако ж промазали его… не жалеючи, тело гладкое, даже внутри рубашки скользит. И запах приятный. Отвык уже от этого всего, а хорошо… Спать. Как же он устал, а закроешь глаза, и койка дрожит и качается, будто он опять в машине… И он не стал бороться с этой качкой, пусть. Он будет спать. Как тогда. Но тогда машина качалась под ним кроватью…

…На этот выезд их повезли вдвоём. Могучий негр, года на два старше него, был ему незнаком – из другой смены. Они успели только переглянуться, а переговорить не удалось: совсем недолго ехали. Привезли, ввели в спальню. И началось. Такой гонки он не помнил. Ни раньше, ни потом не было такого. Сам не думал, что выдержит. Белокожая, рыжеволосая, она словно дорвалась до них. Спали по очереди, а потом она потребовала, чтобы они работали вдвоём. У него уже всё путалось в голове, иногда он натыкался взглядом на расширенные полубезумные глаза негра и с ужасом понимал, что сам такой же. А она всё требовала от них. Ещё, и ещё, и ещё, и каждый раз по-новому, и хрипела:

– Жёстче.

Спала ли она, он не понимал. Под конец у него закрывались глаза, он засыпал прямо на ней, продолжая работать во сне, и просыпаясь от её ногтей, втыкающихся в его лопатки. И когда открылась дверь и в спальню вошёл надзиратель, они обрадовались.

– Время истекло, миледи.

Прокуренный голос Хрипатого показался ему мягким и красивым. Они оба были в ней, и, чтобы ответить надзирателю, она выплюнула негра, а его придержала, накрываясь им.

– Я доплачу.

– Время истекло, – повторил Хрипатый. – Прошу прощения, миледи, но я их забираю. С этой минуты они мои, – и рявкнул: – А ну, встать, погань рабская!

Он осторожно вышел из неё и, шатаясь, встал.

– Одевайтесь, живо.

Где его одежда? Она рвала её с них, где она? Всё плавало в тумане, страшно хотелось есть. Спотыкаясь, он добрёл до валявшегося в углу вороха. Рубашка, штаны, ботинки. Рядом, тихо постанывая, одевался негр. Лёжа на кровати, она следила за ними хищно блестящими глазами.

– Моего отзыва не спрашиваете?

– Я не сомневаюсь в его благоприятном характере, – рычит Хрипатый. – Вы, оба, живо!

Как они добрели до машины, он не помнит. Хрипатый пинками забросил их в кузов, даже не сковав, и поехали. Они безвольно катались по днищу, понимая, что это конец. Такими они сортировку не пройдут. Машина остановилась. Хрипатый за шиворот вытащил их из машины и сильно толкнул, как бросил. Он пробежал несколько шагов и упал. И остался лежать. Сил уже не было, но всё-таки подобрал под себя руки и стал приподниматься. И тут рядом с ним так же упал негр, а Хрипатый приказал:

– Спите.

Он послушно опустился на землю, повернулся на спину и закинул руки за голову, закрыл глаза. Рядом так же лёг негр.

– Слушаюсь, сэр.

Кто это сказал? Он или негр? Неважно. Впервые он спал на земле, прямо на траве, колющей через рубашку, и не замечал ничего. Рядом звучат голоса, он слышит, не понимая.

– Штрафа за опоздание не боишься?

– Всего бояться, так в гроб ложись и сам крышкой накройся.

Кто говорит? Хрипатый, шофёр? Это не ему, он спит. И земля трясётся под ним пружинным матрасом.

– Уработала парней.

– Она хотела троих, да денег не хватило.

– Таких стерв сразу давить надо.

– Да, женишься на такой, и всю жизнь на её спальников горбатиться будешь.

Он лежит, закрыв глаза и вздрагивая вместе с колышущейся под ним землёй. Рядом громко со всхлипываниями дышит негр. И наконец земля перестаёт дрожать, рубашка липнет к мокрому от пота телу, голоса надзирателей глохнут и исчезают. Его разбудили лёгким пинком под рёбра.

– Жри.

– Да, сэр, – шевельнул он непослушными губами.

Кажется, это был кусок хлеба. А может, и нет. Он проглотил его, не почувствовал вкуса и уронил голову.

– Спи ещё.

И кажется, второму так же дали поесть. Им дали ещё поспать, потом подняли пинками, надели наручники и втолкнули в кузов. Приковали низко, лежать было легко, и до Паласа он спал. Врач осмотрел их полусонных, вяло дёргающихся, когда нажимали на точки, и отправил в душ. И в камеры. И к следующей смене он уже был в норме…

…Эркин поёрзал, не открывая глаз, с удовольствием чувствуя, как скользит кожа по рубашке. Теперь ещё пять лет можно не мазаться. Если, конечно, ему дадут столько прожить.

Графство ЭйрОкруг ГатрингсДжексонвилл

К комендантскому часу они вернулись в гостиницу. И оба сразу отправились в ванную. Фредди сосредоточенно выскоблил щёки, пока Джонатан мылся под душем, потом молча занял его место. Джонатан перешёл к зеркалу и стал бриться.

Когда они вышли в гостиную, стол был уже накрыт.

– Перекусим, – разжал губы Фредди.

– Резонно, – кивнул Джонатан. – После одиннадцати – понятие растяжимое.

Они ели без спешки, но не смакуя. Не до того. Наконец Фредди разлил по чашкам кофе и откинулся на спинку стула.

– Что успел, Джонни?

– Здесь были бои.

– Не ново. Пит?

– Спёкся. Русские взяли его на мародёрстве.

– Туда и дорога.

– Он болтун, Фредди.

– Вот пусть русские его болтовню и слушают. Найф точно здесь был?

– Да. Но смылся, как только заварилось.

– Смотри-ка, – хмыкнул Фредди, – и впрямь ещё соображает.

– Остальная мелочь…

– Не мараемся, – кивнул Фредди. – Теперь по делу. Я был у этого святого психа. Его команда уже ушла домой, и мы поговорили.

– Лом наперевес отвлекает, – понимающе заметил Джонатан. – Ну?

– Сиди крепче, Джонни. Парни были образцовыми прихожанами. Каждое воскресенье от «возрадуемся» до «аминь». И ртов не раскрывали.

– Ни хрена себе! Эндрю?!

– Во-во, Джонни. Я даже решил, что кто-то точно рехнулся.

– Ну и пресс тут был, – потрясённо сказал Джонатан.

– Верно, Джонни. Давить начали ещё с весны, так что нанимались парни не из-за денег.

Джонатан залпом допил свою чашку.

– Чёрт! Из рук эту гниду вынули! – он витиевато выругался по-ковбойски.

– Мы своё возьмём, Джонни, – успокаивающе заметил Фредди. И философски добавил: – Если русские нам что-то оставят.

– Да, ты не слишком раскрылся?

– Были другие варианты? Бобби, Алекс и два солдата. Не страшно.

Джонатан с сомнением покачал головой, но промолчал.

– Так, Джонни. Что ещё? Эркина взяли на горячем. Буквально оторвали, тот уже хрипел. На парне сильно за десяток висит.

– В общей суматохе могли и перепутать.

– За счёт других цветных не получится, Джонни. Русские сгребли всех. Город прочесали капитально. Но цветных брали, только кого застукали в схватке, а вот белых… Форма, оружие, свидетельские показания, своя информация.

– Понятно. Ещё?

– Девочка была в Цветном. Пришла ночью, вся в крови, перепуганная. Эндрю убили у неё на глазах.

– Сволочи. Это же…

– Не перебивай. Я сам загибать умею. Куда она делась, поп не знает. Были две белые девчонки, близнецы. Возможно, они увели её с собой. Рыжие, веснушчатые, зеленоглазые.

– Сколько им?

– Лет по семнадцать. Ухаживали за ранеными.

– Больницу проверил?

Фредди кивнул, допивая кофе.

– Я сразу о ней подумал. Но там их с утра тридцать первого не видели. Ушли с доктором Рудерманом. Доктора свора размазала. Это его похороны обсуждали врачи. Единственная ниточка, что девчонки, возможно, из угнанных.

– Понятно. А у этих двух из конторы?

– Их душещипательные и душераздирающие рассказы заканчиваются Хэллоуином. Куда делась Джен, они молчат вмёртвую.

– И молодая? – удивился Джонатан.

– Джонни, одного обаяния, что я на неё потратил, мне хватило бы на обольщение трёх монастырей. Это девчонка с фермы, Джонни. И она спасает подругу.

– А старая?

– Без изменений.

Фредди посмотрел на часы и встал.

– Без четверти, Джонни. Ты как заказал?

– После одиннадцати в любое время. Убираем?

Фредди кивнул. Джонатан вызвал коридорного. А когда грязную посуду убрали, поставил на стол бутылку хорошего коньяка и три рюмки.

Потом они сели к столу и стали ждать. Фредди заново прокручивал в памяти сегодняшние события…

…Большие светло-голубые глаза смотрят на него с плохо скрываемым страхом.

– Что вам надо?

– Я хочу поговорить с вами, мисс.

Гордо вскинутая голова.

– А я не хочу говорить с вами, мистер.

Он мягко берёт её под руку.

– Зря, мисс. Я провожу тебя, и мы отлично поболтаем дорогой. Согласна?

– Нет, – она резким рывком высвобождает руку.

– Зря, малышка. Я друг Эркина.

– Не знаю никого с таким именем, – и вызывающе сощурив глаза. – Отвали, понял? Скажи своему хозяину, что его власти надо мной нет.

– Не кипятись, крошка, – он снова, но чуть плотнее берёт её под руку и ведёт по улице. – Время лихое, девушке, да ещё такой милашке, одной ходить опасно, – она ещё раз дёргает руку, но он не даёт ей вырваться. – Ну-ну, я тебя не обижу. Я сам по себе, понятно? Эркин, и в самом деле, мой друг. Его ведь арестовали, правда?