Женский любовный роман «Русская душа»

Она быстро нашла палаточный лагерь телевизионщиков. Мужчины мирно спали в своих шалашах. Окрестность освещали только звезды и луна. Место, облюбованное телевизионщиками, было тихое и уединенное, по безлюдности напоминавшее лес, где за сохранность личных вещей никто не боялся. Ильмира старалась угадать палатку Александра.

Палатка закрывалась изнутри на «молнию». Приподняв ее за самый край, Ильмира открыла ее створки и заползла внутрь, но нечаянным движением разбудила спящего. Тот вскочил как ужаленный.

– Вы кто? Как вы сюда попали?

В лицо Ильмире ударил свет от фонарика. Она обрадовалась: перед ней сидел Александр.

– Это я, – тихо ответила Ильмира. – Вы ведь хотели, чтобы я пришла?

Чернецов вгляделся в незваную гостью.

– О боже, это вы! Ильмира, да это возможно ли?

– Я давно заметила, как вы на меня смотрите… Я очень боюсь, но я пришла к вам разбавить это надоевшее мне общество.

– Как вы меня нашли?

– Почувствовала.

– А как вы ушли из дома?

– Осторожно. Прошу вас, освободите меня от этого! Эта слепая вера и этот край отняли у меня все, я теперь всего лишь бесправная женщина. Мне все надоело! Я хочу домой!

– А как же ваши дети?

– Здесь дети всегда остаются с отцом, – отрешенно ответила Ильмира. – По правилам мусульманского права при разводе супругов с матерью остаются девочки до времени выхода замуж, а мальчики – лишь до семи-восьми лет. Но я не думаю, что Ахмет бы отдал мне их. Здесь другие порядки.

Чернецов взял ее за руки и некоторое время молча любовался и ими, и лицом Ильмиры.

– За тобой нет «хвоста»?

– Меня никто не видел.

– А где твой муж? Что-то я его не видел… Хоть бы посмотреть, как он выглядит…

– В Дербенте: там у него офис фирмы по грузоперевозкам, соучредителем которой он является. В его личном распоряжении несколько грузовых фур и микроавтобусов. Он в Дербенте пропадает часто и подолгу, но переезжать туда не думает: ему удобно жить так, как есть.

– Ты у него единственная жена?

– Да. В Дагестане многоженства нет, потому что Дагестан – территория России, а в России полигамия запрещена законом. Полигамию разрешает религия. Но если мужчина решил взять вторую жену, он должен быть готов ее содержать. У Ахмета нет такой возможности. Вторая жена берется только с разрешения первой. А Ахмет такой человек, что женится только по любви, нелюбимая женщина ему не нужна. Вообще, многоженство не столь распространенное явление, как кажется. В некоторых мусульманских странах по закону мужчина может иметь лишь две жены, а в ряде стран полигамия и вовсе запрещена.

– А что такое шариат? Сейчас часто говорят о нем, даже ругают мусульманское правосудие, что, якобы, оно основано на законах шариата. А насколько это правда?

– Правда. Шариат в переводе с арабского «ясный путь, по которому надлежит следовать». В принципе, это исламский образ жизни. Шариат – мусульманское законодательство, включает нормы, которые регулируют семейные, гражданские, бытовые и прочие взаимоотношения мусульман. В шариате предписано все: нравственные законы семейной жизни, различные разрешения и запреты. Все это закреплено в Коране и по этим правилам живет весь мусульманский мир.

– А село это тоже по шариату живет?

– Обязательно. В городах, особенно в крупных, больше открытости и свободы, больше лояльности, а в сельской местности, конечно, жестко. А в нашем ауле особенно: у нас абсолютный патриархат. Аулом негласно правят старейшины – они есть почти в каждой семье, а старейшины по складу души ортодоксальные ревнители традиций, поэтому у нас здесь все очень консервативно. Самый консервативный, конечно, быт. Религиозная обрядность в быту тесно связана с лично жизнью людей и является для многих только данью семейным традициям. Ряд мусульманских обрядов и праздников принимается некоторыми людьми как выражение национальных обычаев. В религиозно-обрядовой стороне жизни и семейно-брачных отношениях свои позиции сохраняет шариат.

– А кровная месть здесь есть?

– Наблюдается. Вообще лезгины от кровной мести давно отказались – сегодня это обычай себя практически изжил. Но в нашем селе живут родовыми сообществами и очень чтят культ предков, а там, где есть родовое сообщество и культ предков, кровная месть в некоторых случаях необходима – например, убийство родственника или оскорбление семейной чести. Если за это не отомстить – считается позором. Десять лет назад, помню, в другом конце аула у нас произошло изнасилование, а в этих краях оно запрещено. Какой-то махачкалинец надругался над местной девушкой – насильник был приезжим, потому что здешние никогда на такое не пойдут: они знают, что здесь подобные вещи жестоко караются. Так вот Аслан, старший брат той девушки, его отловил и перерезал горло – по обычаю кровной мести. Правда, ее саму тоже убили – за то, что своим бесчестьем опозорила семью. Как сейчас вижу: Аслан идет по аулу с окровавленным ножом.

– Когда совершают кровную месть, как-то по-особенному убивают?

– Обычно перерезают горло: так правильней.

Чернецов свистнул:

– Жестоко!

– Увы…

– Но паранджу, я смотрю, здесь не носят…

– Нет. Одежда подобного рода в России не принята.

– Так ты, наверно, знаешь здешний язык?

– Лезгинский? Знаю, конечно. А еще арабский. Коран написан на арабском языке и молитвы читаются тоже на арабском. Итого четыре языка.

– Почему четыре?

– Ну как же… Русский, белорусский – я его еще не забыла, лезгинский и арабский. Так что я полиглот.

– Обалдеть!

– Это что: большинство лезгин знают еще и азербайджанский язык, потому что граничат с Азербайджаном.

– Лезгинский язык имеет письменность?

– Да. Письменность современного лезгинского языка была создана в первой трети двадцатого века, а до революции лезгины и аварцы пользовались вполне свободно арабскими буквами. Правда, эту письменность знали единицы.

– Смотри ты! – удивился Александр. – А аксакал ваш мне этого не рассказывал…

Ильмира пожала плечами.

– Зато я рассказала.

– Н-да… А твой муж хадж в Мекку не совершал?

– Нет, хаджи у нас нет. Для хаджа нужны материальные средства, а наши люди их не имеют. Каждый правоверный мусульманин обязан совершить хадж, но если у него нет денег на дорогу, он вправе отказаться.

– А ты в Дербенте была когда-нибудь?

– Была пару раз. Я просила Ахмета, чтобы он взял меня с собой, а то здесь можно с тоски умереть. Мне здесь ужасно скучно.

– А дети?

– Что – дети? Анвар уже взрослый, дочки тоже почти взрослые – пятнадцать лет и двенадцать. Все мое развлечение – самая младшая, Джамиля, которой только три. Это очень весело, веселее не бывает. А в Дербенте я сразу на экскурсию пошла. Да-да, пока Ахмет своими делами занимался, я осталась без его присмотра. Зато поездила по городу, посмотрела на ханский мавзолей 18 века, остатки ханского дворца 18 века, видела комплекс Джума-мечети 8 века, Минарет-мечеть 14 века. А дома живу в гареме под бдительным оком Рахмедовых…

– Как в гареме? – Александр испугался.

– Вот так. Женская половина дома называется гаремом.

– Стесняюсь спросить, вы что, с мужьями не спите?

– Почему же? Летим к ним по первому же требованию. Если ослушаемся, мужья имеют право нас наказать – например, высечь. В том же шариате это называется «наказать за непокорность».

– И твой тебя наказывает?

– Бывает… Правда, только за неповиновение. Чтобы меня бить, Ахмет не так воспитан.

– Бедненькая моя… – Александр искренне посочувствовал Ильмире, прижал к себе, приласкал. – Зачем же ты вообще пошла за него?

– Я встретила его, когда мне было пятнадцать. Тогда я думала, что люблю его. Он заинтересовал меня своей необычной внешностью, понравился, мне захотелось его завоевать, а он в меня влюбился и взял замуж. Обратил в ислам. Теперь я не вижу ничего, кроме дома, хозяйства и детей. А Ахмет мне никогда не поможет: у них это не принято.

– А куда смотрели твои родители, когда замуж за него отдавали? Разве они не знали, что тебя ждет?

– Почему же? Мама была очень против, она Ахмета вообще не воспринимала. Во-первых, нерусский, во-вторых, в два раза меня старше. Но я выходила замуж в восемнадцать лет, родители уже ничего не решали. И теперь Кавказ отнял у меня все, – печально продолжила она. – Отнял религию, свободу… Я ненавижу Кавказ, ненавижу Дагестан и этот край, не люблю Ахмета. То, что я пошла за него замуж, – моя большая ошибка в жизни.

– А сколько тебе сейчас, если не секрет?

– Через полтора года сорок. И двадцать лет я уже живу здесь. Здесь сыграли свадьбу, здесь я рассталась с девственностью, родила шестеро детей. А сколько я здесь видела!.. Вот хотя бы то изнасилование, о котором я говорила. У меня несколько дней был шок, а лезгинам все равно. Горцы к такому привычные, для них это в порядке вещей. Теперь ты расскажи о себе.

– Я приехал в Дагестан в рабочую командировку. Не знаю, сколько здесь пробуду, но ближайший год точно. Я здесь уже полгода, но тебя увидел только сейчас.

– А кто твои родители?

– У меня их нет. Отец умер от инсульта – я еще горьким ребенком был, а мать с сестрой утонули несколько лет назад.

– Ты никогда не был женат?

– Нет, хотя мне уже тридцать пять.

– Я старше тебя…

– Это не страшно… Просто в моей жизни много лет назад была нехорошая история, после чего я стал осторожен.

Александр был притягательным лишь внешне, изнанка же его скорее отталкивала. Он был вульгарен, не лишен хамства и грубости. Вся его интеллигентность была показной – он просто умел подстраиваться под обстоятельства. Он был психически неуравновешенным человеком, его легко можно было вывести из себя, он был горазд распускать руки. Для семьи был просто не создан, поэтому и не имел ее. Чернецов – человек несерьезный и безответственный, ветреный, часто увлекающийся бабник. Он много раз влюблялся, но по-настоящему не любил ни разу, он быстро западал и быстро соскакивал, загорался и остывал. Как правило, это случалось после постели: переспав с женщиной, Чернецов сразу утрачивал к ней интерес. Все его предыдущие отношения с женщинами были непостоянные, носили скоротечный характер и заканчивались обычно после первого секса. Сам он объяснял такое свое непостоянство тем, что он еще просто не встретил ту единственную, которая ему нужна; в действительности же он просто не знал, кого ему надо. По причине своей безответственности Чернецов выбирал себе для постели только опытных женщин и никогда не имел дел с невинными барышнями – таких он просто сторонился. Сам себя он называл убежденным холостяком.

Работу свою Сашка любил и делал ее с удовольствием. Работа обеспечивала ему постоянную занятость, отвлекала от одиночества и скуки, вносила разнообразие в его серую и однообразную жизнь, занимала почти все его свободное время, а коллеги и знакомые составляли круг его общения. Работе Сашка отдавался полностью – ведь она была всем, что у него было, она же не позволяла ему спиваться, а пил Чернецов много, потому что по жизни был «одиноким волком», который не имел ни родных, ни друзей, ни семьи. Пил он, может быть, больше, чем ему бы следовало, а в нерабочее время вообще пил часто. И пил обычно охотно. А в состоянии подпития он был непредсказуем, мог повести себя совершенно неожиданно. Он умел как спокойно завалиться спать, так и быть неуправляемым. На характер его поведения в таком состоянии влияли несдержанность, раздражительность и вспыльчивость – все те черты, которые и определяли его психическую неуравновешенность.

При этом Чернецов отнюдь не был тунеядцем. Он вообще бездельничать не привык и не любил, а если бы вдруг потерял работу журналиста, то бросил бы все силы на то, чтобы найти новую.

Александр протянул Ильмире руку – подняться. Только она встала, как он ухватил ее и крепко поцеловал. Затем развязал ее платок и сладко обнял.

– Не верю своим глазам! Часто я представлял себе, что однажды это будет, но я никогда в это не верил…

– Идем со мной, – сказала Ильмира и за руку повела его в ночь.

Ильмира привела Александра к самому обрыву, где внизу шумно бурлила река Самур, а волны с грохотом ударялись о берег. Здесь, на краю обрыва, стоял кривой утес, а внутри него пряталась пещера. Пещеры Кавказа узкие и непроходимые. Произойти здесь может всякое: от камнепадов и паводков до клаустрофобии и паники, которая возникает из-за замкнутого пространства и отсутствия естественного света, что действительно опасно.

Двое вошли внутрь пещеры. Пустая и холодная, она была безжизненна.

– Вот здесь, – сказала Ильмира, – будет место наших встреч.

– Но здесь чертовски холодно…

– Разведем костер. Зато пещера немая и никогда нас не выдаст.

У огня Ильмира и Александр провели остаток ночи. Ильмире было очень хорошо без платка, огненные блики освещали ее красивое лицо. Ильмира нравилась ему все больше и больше.

– Ильмира, если бы ты знала, как у меня щемило сердце в тот момент, когда я увидел тебя вместе с сыном, когда вы несли ведра с водой. Он тебе не помогал, а у меня руки чесались помочь тебе, но, честно говоря, я робел перед твоим сыном, ведь кавказцы очень мстительны, и вдруг бы я неправильно вмешался?

– Помочь ты мне все равно бы не мог, но заговорить с мусульманкой в присутствии мужчины можно, а вот если наша женщина одна, она сама обязана избегать чужого мужа.

– Теперь я это знаю… Господи, на какую клетку ты себя обрекла? И зачем? – сочувственно отозвался Александр.

Она обнимала Чернецова так, как будто он был ее последней надеждой на спасение.

– Светает, – задумчиво сказала Ильмира. – Мне пора уходить. Жду тебя завтра ровно в полночь в пещере…

И ушла, не оглядываясь. На душе у нее было тяжело и страшно. По дороге она взывала ко всем небесным силам, чтобы только никто из Рахмедовых не заметил ее отсутствия.

Заснув в то время, когда уже надо вставать, Ильмира ссылалась на плохое самочувствие и просила разрешения еще немного поспать. На первый раз это сошло, но Ильмира понимала, что врать придется постоянно, поэтому надо что-то делать. А видеться с Александром она могла только по ночам…

– Зарема, что мне делать, подскажи! – Ильмира и Зарема уединились после обеда. – Мне понравился Александр Чернецов – помнишь, тот журналист, который приходил к нам? Ночью я с ним виделась, но постоянно это продолжаться не может и однажды меня обнаружат…

Зарема, услышав признание Ильмиры, посмотрела на нее неодобрительно и с негодованием.

– Ты хочешь, чтобы я отпустила тебя на измену? – ужасалась она гневно.

– Я не изменила Ахмету… – испугалась Ильмира.

– Но ты спрашиваешь у меня, что делать, в то время когда бегаешь к другому мужчине? Ильмира, если ты забыла, то я тебе напомню, что у нас этого нельзя.

– Аллах Всемогущий, я была-то с ним всего один раз… Мы только невинно разговаривали… – Голос Ильмиры дрожал. – Он ведь здесь такой же русский, как и я, других нет…

– Это харам, Ильмира. Что тебе за него полагается, ты знаешь.

– Зарема, но ты понимаешь, что мне понравился другой? Я боюсь признаться, но так и до измены Ахмету не далеко…

Лицо Заремы стало каменным, взгляд – уничтожающим. Ильмира почувствовала во всем теле страх и поспешила оправдаться:

– Клянусь, я этого не делала!

– У тебя есть выход, – огорошила Зарема неожиданным ответом.

– Какой?

– Ты можешь отказаться от нашей религии и выйти из ислама.

– Отказаться? – Ильмира насторожилась. – Как это?

– Да! Ты же не родилась в исламе и поэтому можешь перейти в другую веру, вернуться в свою. И тебя не накажут, если ты об этом заявишь. Вот только тебе придется покинуть наш дом – извини, но немусульмане здесь жить не могут. Иное дело, что ты сейчас, будучи магометанкой, отважишься изменить Ахмету – тогда тебя убьют.

У Ильмиры чуть сердце не упало! Как же так? Она может выйти из ислама и быть всего лишь изгнанной из дома Рахмедовых! Разве это не здорово?!

– А как мне можно это сделать?

– Не следуй заповедям Пророка, игнорируй Коран, не совершай послушно намазов, уклоняйся от наших обычаев, начни есть свинину, и однажды громко сообщи, что твое православие тебе важней и дороже. Но после этого быть тебе абречкой. Абрек – это изгнанник рода, в наших краях это страшное наказание. И путь возвращения из ислама – дело времени, как понимаешь. За один день ты не успеешь.

– Ты меня поддерживаешь?

– Ты спрашиваешь, одобряю ли я твою измену Ахмету? Извини, но здесь я тебе не советчик. У нас за это убивают. И имей в виду, Ильмира, что если меня однажды спросят, не было ли мне известно что-нибудь о твоих похождениях, я молчать не стану и расскажу все.

– А Ахмет? Что будет с моим браком?

– Ахмет с тобой разведется. Или вас разведут…

Развод по-кавказски очень напоминал свадьбу, только свадьбы гуляют пышно на все село и аксакалы обоих родов крепко пожимают друг другу руки, а во время развода аксакалы руки себе развязывают. В случае с Ильмирой процедура развода была невозможна, поскольку отсутствовал старейшина ее рода, а это означало, что Ахмету достаточно будет просто произнести во всеуслышание, что он разводится с женой…

Мужчине достаточно трижды сказать в присутствии свидетелей «Ты свободна» или три раза произнести слово «талак», что значит «отпускаю». В этом случае женщина полностью освобождается от всех супружеских обязанностей, но за нею сохраняется имущество, полученное от мужа. Слово «талак» произносится мужем в течение трех месяцев – например, три раза в январе, три раза в феврале и три раза в марте. Итого выходит девять раз. Если же «талак» был сказан три раза или шесть, то супруги могли еще примириться и возобновить отношения – тогда развод считался недействительным. Если же формула развода произнесена девять раз, брак не может быть восстановлен уже ни при каких условиях

– Я боюсь, Зарема. Хотя я уже двадцать лет живу среди вас, я все равно боюсь. Изгонят? Но мне некуда идти, моя родина далеко и чтобы добраться до нее, мне надо много денег. И я давно гражданка России, вдруг у меня в Беларуси проблемы возникнут? Ненавижу ваши дикие обычаи! – в сердцах крикнула Ильмира и убежала.

После разговора с Заремой Ильмира внезапно почувствовала свое происхождение. В ней неожиданно проснулась и взыграла православная кровь, а голову посетили греховные мысли, причем одинаково греховные с точки зрения обеих религий. Ильмире вдруг захотелось заполучить Александра, как она сделала это много лет назад с Ахметом, который стал ей теперь противен. Ближе к полуночи она осторожно выскользнула из-под одеяла и пробралась к выходу из дома. И стрелой помчалась к пещере, где ее обещали ждать.

Ильмира бежала снова без оглядки. Да, по правде говоря, ей было все равно, есть ли за ней погоня. Однако никто, кроме Заремы, в доме Рахмедовых не знал ее тайны.

Едва приблизившись к пещере, Ильмира увидела в ее утробе на стенах огненные блики: то Александр, ожидая ее, развел костер, чтобы к приходу Ильмиры как-то согреть холодное помещение. Ильмира вошла в пещеру и стала на пороге, улыбнулась.

– Салам алейкум! – радостно воскликнул Александр.

– Ва-алейкум ас-салям! – со смехом ответила Ильмира.

– Вот, решил погреть пещерное нутро, чтобы тебе не было холодно.

– Спасибо. – Ильмира подошла ближе и села рядом с парнем, от души поцеловала его в губы. Александр вдруг почувствовал тепло ее тела и ему почему-то стало очень приятно и легко, он сильнее прижался к губам Ильмиры. Руками тем временем жадно ласкал через одежду тело женщины, будто искал что-то…

Ильмира медленно отняла его руки и сняла с себя верхнюю часть одежды, выставила напоказ большую грудь. Затем встала и сняла длинную юбку. Взору Чернецова открылось ее тело в нижнем белье – впервые за много лет Ильмира обнажилась перед чужим мужчиной. Сашка оглядел фигуру Ильмиры с головы до ног и поразился: она была не только красива лицом, но и оставалась удивительно стройной – после шести-то родов, ни тебе никакого лишнего жира, ни целлюлита, высокая и крепкая грудь, которая призывно манила…

Ильмира не поняла и не помнила, как от души отдалась ему, но это был отчаянный секс, как будто в последний раз в жизни! Чернецов остановился только тогда, когда окончательно выдохся. Ильмира запросила еще.

– Больше не могу, – честно признался он. – Извини, дорогая.

– Спасибо. У меня никогда не было такого секса! С Ахметом мне многого не хватало.

– А я думал, он горячий южанин… Обычно они темпераментны…

– Я тоже так когда-то думала, но, оказалось, нет. С женами кавказцы сдержанны, а развлечений ищут на стороне. Да и к тому же Ахмет уже не молод. Но теперь мы будем развлекаться с тобой каждый день. Не понимаю, зачем он вообще требует меня к себе для плотских утех, если он сам ничего не умеет?

– А ты не рискуешь?

– Мне уже на все плевать с высокой колокольни. Я приняла решение. Я, оказывается, могу отказаться от ислама и перестать быть мусульманкой.

– Почему же не откажешься?

– И куда же я потом денусь? Добраться до Беларуси у меня нет средств, а здесь мне не будет жизни… Сашенька, я прошу тебя, спаси меня.

– Каким образом?

– Укради меня, чтоб никто не видел, и увези далеко, чтоб никто не нашел.

– А как же твой муж?

– Он может меня не покарать, а всего лишь прогнать, потому что по рождению я не мусульманка и ничем этой вере не обязана.

Ильмира поцеловала его:

– Только не забудь мне напомнить, чтобы я к рассвету вернулась: сегодня возвращается Ахмет, я должна его встретить.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Освобождение

Мужа Ильмира встретила как честная жена.

– Я так соскучился по тебе, – сказал Ахмет, обнимая и целуя ее в отдельной комнате. – Ждала ли ты меня?

– Очень ждала. Просто спать ночами перестала, как истосковалась, – преданно ответила Ильмира.

– Я очень скучал. Поэтому сегодня ночью ты должна быть моей…

Одним словом, уже в первый же вечер муж запросил любви. Ильмира изобразила притворную радость, но на самом деле умело скрывала свое отвращение и к Ахмету, и к его ласкам. Она терпела лишь потому, что так было положено: всегда и во всем подчиняться мужу. Отказывать мужу она не имела права, поэтому в постели проявляла холодное равнодушие.

Когда Ахмет заснул, Ильмира покосилась на него злым взглядом… и прокляла тот день, когда встретила его, с ненавистью вспомнила об исламе. Потом уткнулась в подушку и заплакала.

Возвращение Ахмета никак не повлияло на отношения Ильмиры и Чернецова. Она все так же бегала к Сашке по ночам. Сначала ходила просто от скуки. Ходила тайком ото всех, осторожно, с оглядкой, виделась с Александром по предварительной договоренности. Он всегда ее ждал.

В первую ночь Ильмира пришла к Александру в расстроенных чувствах и растерянных мыслях.

– Ахмет приехал… Теперь он тоже интима требует. Давно, говорит, было, соскучился уже… Не представляю, что делать, если он заставит ублажать его в те ночи, когда я должна быть с тобой.

– Тебе видней, – как-то отчужденно ответил Чернецов. – Он твой муж, ты могла бы научиться угадывать его желания.

– Саша, если я вдруг не приду однажды в срок – знай, что я с ним. Надеюсь, ты не станешь ревновать меня к собственному мужу?

Но она быстро нашла выход из положения. Ахмет не просил ежедневного секса, а если вдруг так совпадало, что ей предстояло любить мужа в ночь, отведенную для Сашки, она имела интимную близость два раза за ночь – по очереди с мужем, потом с любовником. При этом обязательно соблюдалась предельная осторожность.

Так постепенно их отношения развились в полноценный роман, в котором было лишь одно неудобство: Александр никуда не мог вывести свою даму сердца. А она приходила стабильно три раза в неделю, даже по пятницам, а к утру возвращалась.

Она успевала еще обратно лечь в постель к Ахмету, так что утром Ахмет обнаруживал жену там, где и оставил накануне, – рядом с собой. Ахмет обычно крепко спал, просыпался лишь утром, а тогда Ильмира бывала уже в кровати, поэтому у Ахмета даже подозрений на неверность жены не возникало. Он и не предполагал, что по ночам его жена регулярно отсутствует, чтобы сладко провести время с другим мужчиной. Утром она недолго отсыпалась, а наличие множества женщин в доме прикрывало отсутствие в нем Ильмиры.

На очередную молитву Ильмира не явилась – не захотела.

– Где Ильмира? – строго спросил аксакал. – Почему ее нет?

– Она не очень здорова, просила не тревожить ее, – объяснила Рамина Салмановна. Ильмира предупредила свекровь, что плохо себя чувствует и не сможет быть на молитве. В общем-то, состояние здоровья, а точнее, нездоровья, являлось уважительной причиной, по которой верующий мог пропускать молитвы, пост и хадж.

– Тогда начнем без нее, – возвестил аксакал, и все семейство дружно прочло первую суру Корана – «Фатиху».

То, что Ильмира пропустила молитву, было связано не со здоровьем: это стало новым шагом на ее пути отступления от мусульманства.