Женский любовный роман «Русская душа»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Нежный возраст

Ильмира… Этим несколько необычным для белорусской девушки именем она была названа в честь акушерки, которая помогла ей появиться на свет. Ильмира Рамазановна, татарка по происхождению, буквально вернула с того света новорожденную девочку, у которой пуповина обмоталась вокруг крошечной шейки, отчего младенец был весь синий и практически не подавал признаков жизни. «Я перед вами всю жизнь буду теперь в неоплатном долгу», – со слезами на глазах сказала новоявленная мамаша, принимая на руки уже бодрую дочурку. А поскольку она совершенно не имела понятия, как ей назвать дочку, то и остановилась на имени той, кто дал младенцу второе рождение. Ничего не ответила Ильмира Рамазановна на это, лишь улыбнулась скромно, а про себя подумала: «Еще погоди благодарить меня: сначала посмотрим, что из нее вырастет»… данных на Ильмиру заглядывались ребята, но гордая девочка не замечала их

А выросла из нее, русской Ильмиры, полная красавица с модельной внешностью: рост выше среднего, длинные русые волосы, ясные глаза, смешная улыбка. Фигура завидная: стройные ноги, тонкая талия и развитая, удачная грудь – для ее возраста даже слишком хорошая. Конечно, при таких внешних внимания – не от высокомерия, а потому, что дальше косых взглядов дело не шло. А ей хотелось быть уверенной, что на нее смотрят искреннее, с намерением действительно познакомиться и завязать отношения. Поэтому в свои пятнадцать Ильмира жила достаточно одиноко: кроме родителей, она не имела ни молодого человека, ни даже подруги, с которой можно было бы просто говорить, делиться наболевшим и сокровенными девичьими секретами – сверстницы завидовали Ильмире и демонстративно ее игнорировали. Дома стоял телефон, но ей никто никогда не звонил, никому не звонила и она – разве что по каким-нибудь школьным вопросам. В школе же она ходила в изгоях, которых никто не замечает: девчонки не дружили с ней опять-таки из зависти и злобы на нее, красивую, а мальчишки за то, что Ильмира к ним равнодушна. Поэтому после школы, когда многие ее ровесницы бежали на свидания по местным дискотекам или же собирались группами для уличных прогулок, она два раза в неделю спешила в модельную студию, которую начала посещать с начала с нового учебного года. Моделью быть она вообще-то не хотела, просто от нечего делать Ильмира решила поучаствовать в кастинге моделей и сразу же прошла его жесткий отбор. Однако на диету не села и фигуру не берегла, потому что не дорожила местом модели и не боялась его потерять, а посещение студии вносило приятное разнообразие в ее жизнь. При этом она прилежно ходила на примерки и смело дефилировала по подиуму, а фигура ее всегда оставалась стройной и не шаталась.

Правда, в среде одноклассниц была у Ильмиры добрая подружка, общение с которой редко когда выходило за пределы школы. Звали ее Настя Тенешева. Однажды англичанка дала их классу домашнее задание: отрепетировать на английском зыке театральную сценку, приведенную на странице учебника. Сценка состояла из диалогов, поэтому для ее подготовки требовалось по меньшей мере два человека. Ильмира и договорилась с Настей, Настя пригласила ее к себе домой. Ильмира пришла в пять вечера, и только к восьми часам девочки закончили репетицию.

– Я тебя провожу, – сказала Настя, когда Ильмира собралась уходить.

– Да не стоит, я сама…

– А мне не трудно. Тем более у меня первый этаж…

Вместе с Ильмирой Настя вышла на улицу. Они стали возле крыльца.

– Ильмир, ты на Светку не обижайся… Это она по злобе сделала… Ты же знаешь наших баб: они все тебе завидуют. Все, как одна! Потому что ты красивая, а они…

– Да я привыкла, Насть, не думай!

– Все равно обидно: почему они тебя постоянно травят? Может быть, тебе в другой класс перейти?

– А в другом классе будет лучше? Нет, Настя, мне везде будет одинаково. Мне не поможет ни другой класс, ни другая школа. Да черт с ними со всеми, я их не боюсь! Я на них не обращаю внимания. Перебесятся. В конце концов, не убьют же они меня и не съедят.

– Вот наш сосед кавказский идет… – сказала Настя, глядя прямо. – Здравствуйте! – поздоровалась она, когда молодой человек поравнялся с ней.

– Здрасьте! – коротко ответил тот на плохом русском и скрылся в подъезде.

– Кто это? – заинтересовалась Ильмира. – Твой сосед?

– Да, на третьем этаже живет. Только в последнее время что-то один, а были еще родители. Где-то он, наверно, работает, потому что каждый день возвращается в одно и то же время – около восьми. Они очень вежливые люди, всегда со всеми здороваются.

– Давно они здесь живут?

– Около года уже. Точно знаю, что они снимают жилье.

– Как его зовут, не знаешь?

– Не знаю. Не слышала.

– Можешь познакомить?

Настя будто испугалась такого вопроса:

– Что ты, конечно нет. Я его практически не знаю, не разговариваю с ним никогда, понятия не имею, с какой стороны к нему подойти и как у них, у чурок, вообще принято знакомиться…

В семье кавказцев было три человека. Этакая необычная малочисленная семья южного народа. Поговаривали, что они были беженцами с Северного Кавказа, но никто не знал, к какому народу они принадлежали. Они недавно появились в этом белорусском городе, потому, вероятно, соседи с ними подружиться пока не успели. Они были тихими людьми, никогда не скандалили между собой, никогда их мужчин не видели пьяными. Впрочем, некоторые особенности их поведения были обусловлены не излишней воспитанностью и аккуратностью, а религиозными соображениями – семья была очень верующей. Были эти кавказцы на редкость вежливыми, приветливыми, никто из них не позволял себе пройти мимо соседа, не поздоровавшись. И им всегда отвечали, но заводить разговор как-то боялись.

Настин сосед запал Ильмире в душу, привлек ее своей экзотической внешностью. За всю жизнь живых представителей Кавказа она видела только в телевизоре, а увидев впервые живьем, влюбилась, как ей показалось, с первого взгляда. Ильмира решила познакомиться с кавказцем поближе. А тут как раз англичанка сказала, что недовольна домашней репетицией Насти с Ильмирой и может поставить им только тройки, а если девочки хотят оценку повыше, могут задание переделать. Девчонки согласились, и снова собрались у Насти для репетиции. Но теперь Ильмира нарочно справлялась к восьми часам, чтобы снова пересечься с Настиным соседом. Ей хотелось видеть его опять. И ей это удавалось. Потом она стала караулить мужчину возле подъезда, не попадаясь, однако, ему на глаза. То она за кустом пряталась, то за стенкой, то за деревом. Такие приемы давали ей возможность лучше разглядеть предмет своего обожания. И каждый раз Ильмира убеждалась, что не ошиблась в своих чувствах.

Мама перестала узнавать Ильмиру: та как никогда часто стала бывать у Тенешевой, попросила вдруг купить себе косметику, хорошие наряды, чего раньше за ней не замечалось. Под предлогом того, что уходит к Насте, Ильмира на самом деле просто искала лишний повод увидеться с красивым кавказцем. За пятнадцать лет жизни Ильмира успела заметить, что кавказские женщины почти никогда не красят лицо и всегда одевают длинные платья и в таком виде нравятся своим мужчинам, однако, чтобы завоевать кавказского мужчину, она в первую очередь должна как-то отличаться от их женщин и выделяться из них не одним только славянским лицом.

На второй месяц своей прятки Ильмира, наконец, прекратила конспирацию и показалась кавказцу на глаза. К этому времени она уже хорошо продумала предлог, под которым и начала разговор, неожиданно возникнув у парня на пути с блокнотом и ручкой.

– Добрый вечер, – поздоровалась для начала Ильмира. – Простите, пожалуйста, я всего лишь школьница, учусь в девятом классе, но собираюсь стать журналисткой, поэтому сейчас являюсь внештатным сотрудником местной газеты, отвечаю за молодежную страничку. Как будущему журналисту, мне поручено взять у вас интервью.

– У меня? А что я могу вам рассказать? – сильно удивился кавказец своим красивым акцентом.

– Все – о себе. Очередная тема моего выпуска будет посвящена национальным меньшинствам, и в ближайшее номере газеты я предложу обсудить эту тему нашим читателям. А для самой темы мне нужен человек, живущий в нашем городе, но имеющий другую национальность. Вы не обидитесь, если станете моим героем дня?

Кавказец сразу понял, что девчонка врет: ни в какой газете она не работает, вопросы формулирует некорректно, даже не тактично, удостоверения журналистки наверняка не имеет, и одета не соответственно: одежда смело подчеркивала все самые выгодные стороны ее внешности, а яркий макияж обращал внимание на красивые глаза. Нет, это не журналистка, заинтересованная получить лишь сведения, – эта малолетняя профурсетка настроена была, похоже, заполучить его самого. Стройная и красивая, в трикотажной майке из яркой однотонной ткани, особенно выдававшей ее хорошие формы, она расставляла охотничьи силки мужчине, который был в два раза ее старше и в некоторых случаях вызывал определенное недоверие. А он слушал ее сумбурный монолог с неподдельным интересом, разглядывал с ног до головы и попутно изучал: черты ее лица, волосы, фигуру, движения. Кажется, мнимая журналистка ему приглянулась. Улыбнувшись, он пригласил ее пройти в подъезд.

– Пойдемте… – кавказец кивнул на дверь подъезда.

– Куда? – опасливо спросила Ильмира.

– Ко мне домой.

– Нет, домой я не пойду, – Ильмира отступила.

– Вам удобно беседовать на улице? Но рассказ ожидается долгим… Да пойдемте! – бодро приглашал кавказец. Говорил он на русском с приличным акцентом. – Идемте, не бойтесь!

– Я вас боюсь, – призналась Ильмира. – По вашему лицу видно, что вы приехали из того края, где девушек обижать нельзя – они не доступные.

– А вы – доступная? – с живым интересом спросил кавказец.

– Простите, но не обо мне разговор… – грубовато ответила Ильмира. – Я не люблю говорить на эту тему.

– Хорошо, тогда давайте так: я отвечу на ваши вопросы, а вы – на несколько моих, договорились?

– Договорились! Но домой я к вам не пойду: уже темнеет.

– Тогда давайте в другой раз поговорим, когда вам будет нужно, – предлагал компромисс кавказец. – Но имейте в виду, что я каждый день занят и раньше, чем в восемь вечера, у меня не получится уделить вам время. А скоро я поеду на родину…

– Черт с вами, уговорили, – сдалась Ильмира. – Но пообещайте мне, что во все время нашего разговора форточка на улицу будет открыта.

– Зачем?

– На всякий случай. Если вы начнете ко мне приставать – я закричу, так чтобы все слышали.

– Не вопрос.

Ильмира шагнула в подъезд и пошла следом за своим собеседником.

– У меня в этой квартире подружка живет, – указала Ильмира на дверь первого этажа. – Можно она под дверью постоит – для страховки?

– Можно…

Ильмира позвонила Насте, и все втроем они поднялись на третий этаж пешком. Настя, как и было условлено, осталась ожидать под дверями.

Кавказец пропустил Ильмиру в квартиру впереди себя, предложил пройти на кухню.

– Я иду с работы и как раз собирался ужинать, – пояснил он. – Не составите мне компанию?

– Я не голодная.

– Ну, как хотите. Тогда, может, кофе будете с конфетами? Или что вам еще предложить?

– Кофе меня вполне устроит, спасибо. Но вы позволите, я начну разговор?

– Да, конечно. Начинайте, пожалуйста.

– Спасибо. Для начала скажите, как вас зовут?

– Рахмедов Ахмет Шамилевич.

– А меня зовут Ильмира! Так, на всякий случай…

– Ильмира? – Ахмет удивился. – Как странно… Вы ведь сама русская, так же?

– У меня об этом часто спрашивают. Да, я русская, а моему необычному имени есть свое оправдание.

– Расскажете?

– Ладно, уговорили. Но только потом, после вас.

Ахмет расставил чашки, налил кофе из турки. Ильмира осмотрелась, прислушалась.

– Вы один живете?

– Пока – да, но это временно. Просто мои родители сейчас уехали на родину. А вы, кстати, своим позвонить не хотите? Ваши родители знают, где вы?

– Знают.

– Им известно, что вы у меня дома?

– Вы предлагаете мне им это рассказать? Зачем?

– Не знаю. Просто потому, что родители должны знать о вас все. Родителей надо уважать.

– Не беспокойтесь: все, что им надо знать, они знают. А где ваша родина?

– В Дагестане.

Ахмет Рахмедов и его родители были беженцами в силу политических обстоятельств на Северном Кавказе. Сама семья – уроженцы Дагестана, жили в селении под Дербентом и принадлежали к народности лезгинов – или лезги, как они сами себя называют. Современные лезгины имеют, как правило, не большие семьи, но в некоторых селениях можно встретить семьи, количество человек в которых доходит и до двадцати. Такой была семья Рахмедовых на родине, а здесь, в Беларуси, их семья состояла всего из трех человек: Ахмет – единственный сын у своих родителей, других детей его мать, Рамина Салмановна, по состоянию здоровья родить не смогла. Рамина Салмановна – единственная жена у своего мужа Шамиля Казбековича: по семейному российскому закону многоженство в России не разрешено. Шамиль Казбекович – отец Ахмета, почтенный старец, входил в число семейных старейшин, поэтому был ревностным блюстителем как самого ислама, так и исламской морали, что сказалось на воспитании Ахмета. Ахмет вырос в патриархальной семье, в которой сильны были феодальные исламские порядки. С молоком матери он впитал свойственную большинству мусульман религиозность, к десяти годам познакомился с Кораном и усвоил основные исламские догматы. Теперь такой интересный человек поселился в православной стране, где была совершенно другая культура, были другие принципы воспитания и свободная мораль. К морали Ахмету особенно трудно было привыкнуть. Голая грудь, короткие юбки и красивые ноги, конечно, радовали его, но вызывали шок и недоумение. С детства он видел совсем другое, прямо противоположное всей этой красоте, а здесь чувствовал себя инопланетянином. Внешне Ахмет был красивый молодой человек, стройный и высокий. Годами лет под тридцать, строгий, всегда ухоженный, опрятный он невольно обращал на себя внимание многих людей. И надо же было такому случиться, чтобы в тот день, когда Ильмира пришла к Насте в гости, они втроем столкнулись на крыльце.

– А кто вы по национальности?

– Лезгины. Есть такой дагестанский народ, один из многочисленных.

– Вы давно в Беларуси живете?

– Десять месяцев.

– Почему именно нашу страну выбрали?

– Наслышаны с хорошей стороны. Мы уехали из Дагестана, потому что там неспокойный регион. Там рядом Чечня, а у вас спокойная страна, здесь можно мирно жить и никого не трогать. Мне у вас очень нравится.

– Почему вы приехали именно в наш город, в провинцию? Почему не в Минск, например?

– Я в столице жить не хочу, я не люблю большие города.

– А лет вам сколько?

– Скоро тридцать два.

– И до сих пор семью не создали?

– Кавказец создает семью только тогда, когда будет к этому готов. Если он не имеет средств на содержание своей семьи или не стоит самостоятельно на ногах, он не имеет права жениться вообще.

– А чем вы здесь занимаетесь?

– Я хочу открыть свое дело и нашел себе место, с которого можно начать. Я работаю учеником директора транспортного учреждения – вот такая необычная должность. Здесь и сейчас я зарабатываю стартовый капитал, а разворачиваться буду на родине.

– Думаете отсюда уехать?

– Да, но не сейчас. Есть перспектива вернуться в Дагестан.

– Расскажите мне о вашем народе. Ваши обычаи, традиции..

– Милая моя, чтобы рассказать об этом, – жизни не хватит! Если устроит, могу только коротко.

– Хорошо, тогда я буду вам задавать вопросы, а вы – по порядку на них отвечать, идет? У вас есть гарем, калым, кровная месть, похищение невесты? У вас носят паранджу?

– Гаремом называется женская половина дома – есть. Правильный же гарем, или гарем в оригинале, сегодня себе может позволить только восточный шейх или султан.

– Как понять «правильный»?

– В гарем имеет право входить только хозяин, а женщины гарема соблюдают обязательное затворничество. У нас все не так, а гаремом называется часть дома, где живут женщины с детьми, а живут они у нас отдельно от мужчин, только и всего. Калым и похищение невесты ушли в прошлое – эти обряды полностью изжили себя и сегодня приравнены к преступлению. Но за вас я бы калым дал… – загадочно сказал Ахмет.

– За что такая честь?

– Вы этого стоите. Такую девушку нельзя купить просто так.

– Спасибо, конечно, но меня нельзя купить никак.

– Кстати, вы мне так и не ответили: вы – доступная?

– А какое вам дело? – обиженная Ильмира ответила грубо.

– Мне просто интересно. Я лично убедился, что здешние девушки доступные, да оно и видно: все тела открыты, косметика на лице…

– Что же здесь плохого? – Ильмира не переставала удивляться.

– К вам это не относится: я понял, что вы не доступны – для доступной девушки вы очень осторожны. Однако вы не целомудренны…

– С чего вы это взяли?

– Грудь надо закрывать, – кивнул ей Ахмет.

Ильмира посмотрела на себя: на ней была легенькая майка, не требующая ношения лифчика, но Ильмире было трудно обходиться без него, поэтому из-под майки выглядывали шлейки дамского атрибута, а грудные выступы были плотно опоясаны специальными выемками на майке.

– Так у меня же все закрыто, – не поняла Ильмира. – У меня ничего не видно.

– У вас? У вас все слишком откровенно! Вы, кстати, и накрашены еще. Вот, а говорите – целомудренны! – упрекнул Ахмет.

– Ах, вот оно что! Понятно, – дошло, наконец, до Ильмиры. – У нас с вами разные понятия о женской доступности и целомудрии!

– Абсолютно! Но, должен признать, что грудь у вас хорошая. Вам эта маечка, случайно, не тесна?

– А вы что, снять ее задумали? – Ильмира смутилась и Ахмет это заметил.

– Вот, а вы еще спрашиваете, зачем прятать!

Он отлучился на пять секунд и принес Ильмире покрывало.

– Укутайтесь.

– Зачем?

– Чтобы не демонстрировать передо мной вашу гордость. Спрячьте белье.

Ильмира набросила покрывало на плечи, запахнулась.

– Вы спрашивали про паранджу, хиджаб или чадру? Нет, у нас такого не носят, но тело женщины всегда закрыто. Только длинные юбки и никаких вырезов на платьях.

– А кровная месть у вас как?

– От кровной мести лезгины тоже давно отказались, но именно в нашем селе она есть. Думаю, вы не поймете ее назначения. Но знайте, что никогда кавказец не убьет человека напрасно.

– Как у вас с вредными привычками?

– У меня именно или вообще?

– Вообще. И у вас тоже. Вы, как я поняла, не курите. А как насчет выпить?

– Нам позволительно немного вина. Коран, конечно, вино запрещает, но есть праздники – например, Курбан-байрам, когда разрешается выпить. На Кавказе пьют из рога, потому что рог – символ изобилия. Первый рог поднимается всегда за родителей – это неизменная традиция, закон. За родителей пьют стоя. И сын никогда не будет пить в присутствии отца – у нас это считается большим родительским оскорблением. Женщинам выпивать вовсе нельзя, даже чуть-чуть шампанского. А еще лезгинка не должна сидеть с мужчиной за одним столом и вообще она не должна сидеть в его присутствии. Но в нашей семье этот порядок не соблюдается.

– А вы-то сам как? Употребляете?

– Не больше, чем мне позволено.

– Это правда, что у вас замуж рано выходят?

– Тоже нет. Самый ранний возраст для невесты – после окончания средней школы, раньше – уже противозаконно. Хотя невестами у нас становятся тогда, когда у девочки начинаются женские дела. Этот факт бывает обычно публичным, предается гласности. Это ни на что не влияет, просто в нашем селе такой обычай. Обычай довольно странный, сохранившийся мало где. Так было когда-то очень давно, еще в позапрошлом веке, но в нашем ауле обычай жив до сих пор, хотя носит формальный характер. Его истоки уходят к глубокой старине, когда образование для женщины было не обязательным, тогда девочек можно было отдавать замуж с началом «критических дней», а фактически – детьми. Сегодня ранние браки на Кавказе запрещены. Девочка сегодня обязательно оканчивает школу, а потом – как случится. Она может даже продолжить обучение и работать, но обычно в этом не возникает необходимости: жен содержат мужья.

Ильмира поежилась: ей непривычно было слышать такие вещи от чужого мужчины, приехавшего чуть ли не с другой земли; неожиданно и неудобно.

– Девушка обязательно должна выйти замуж за человека, который ее посватал, или она может отказаться?

– Может, но только ее мнение должны разделять родители. Бывает и так, что девушке нравится другой мужчина – в таком случае ее могут отдать и за того.

– Но вы с невестами не встречаетесь?

– Такого понятия у нас нет. К невесте однажды приходит родня жениха (все мужчины) и сообщают, что ее желают взять замуж. Часто ее сватают заочно, когда она жениха в глаза не видит. Желает ли сама невеста пойти замуж за того человека, никого не волнует. Я хочу, однако, добавить, что у каждого народа свои традиции, и то, что принято у лезгин или, скажем, у аварцев – у даргинцев, например, или у табасаранцев как раз наоборот, а то, что принято у них, того нет у нас.

– У вас все решают мужики. А имеет ли ваша женщина вообще на что-нибудь право?

– Имеет. Но право женщины перед правом мужчины подавляется, всегда уступает праву мужчины, женский голос имеет меньшее значение, чем мужской.

– У меня к вам больше нет вопросов. Мне осталось только извиниться за проявленное сначала недоверие. – Ильмира встала, чтобы идти. Сняла покрывало, вернула хозяину. – Благодарю.

– Вам позволительно не доверять. У вас есть причины быть острожной – такая девушка! Вы можете свести с ума.

Ильмира была в шортах, что позволяло Ахмету рассмотреть ее ноги и изучить всю фигуру сверху вниз. Он изучал и пускал слюни: девица перед ним стояла видная, фигуристая и аппетитная. Так бы вот сейчас набросился на нее и покусал-покусал… Терзал бы это юное тело жадно и с упоением, долго и беспощадно. Но не таков был Ахмет. Не мог он позволить себе распустить руки и овладеть силой; и не в том дело, что за это полагалась определенная ответственность, а просто потому, что был так воспитан. С трудом подавил он в себе возникшее было желание… А чтобы не впасть в грех с этой сексапильной школьницей, поторопился ее выпроводить.

– Оставьте ваш телефон, – попросил на прощание.

– Зачем? – обрадовалась она, но виду не подала.

– На всякий случай: вдруг я захочу справится о своем интервью, узнать, где оно напечатано, в какой газете почитать? Хотя, вообще-то, я газет не читаю…

Ильмира вышла за дверь – Настя преданно ждала ее на площадке.

– Всего доброго, – сказал ей кавказец на прощание.

– Спокойной ночи. Извините еще раз, что я так напористо… Спасибо вам большое.

– Мне было приятно провести с вами время. Я не жалею, что уделил вам внимание.

Ему оставалось только сказать «Заходите еще», но Ахмет почему-то этого не сказал. Дверь за ним закрылась. Ильмира стояла вся красная от волнения и несколько минут еще приходила в себя.

– Ничего себе! – восклицала пораженная Настя. – Как тебе это удалось?

– Сама не знаю… Божечки ты мой, Настя, что я наделала?

– Слушай, он тебя глазами просто пожирал… Он, часом, не голодный был?

– Да, было дело. Я сама видела, что он готов был меня съесть… По-моему, он заглотил наживку…

Может, и заглотил. Но после этого разговора Ильмира больше не видела Ахмета. Настя тоже сказала, что его не видно. Лишь через полтора месяца Ильмира неожиданно услышала знакомый акцент в своем телефоне.

– Я интересуюсь, где я могу увидеть свое интервью? Помнится, вы мне обещали, что напишете про меня в газете… Хотелось бы почитать…

Теперь Ильмире было все равно: она полностью удовлетворила свое желание и свой интерес. Ни о каком продолжении она не помышляла, да и вообще Ахмет был ей не нужен. Кто он такой? Чужеземец на ее территории, обыкновенный чурка. Ильмира никогда не была расисткой, но сейчас ей захотелось почему-то обидеть кавказца – может быть для того, чтобы он отстал.

– Интервью никакого не будет, – честно призналась она, сохраняя непоколебимое равнодушие к его ответу. – Я вам все наврала, я все придумала: я никакая не журналистка, а школьница. Я просто хотела поближе с вами познакомиться: я никогда не видела таких людей, как вы. Так что извините: это был спортивный интерес.

– А не хотите как-нибудь еще раз встретиться – просто так, для общего развития?

– Вы предлагаете встретиться? – Ильмира не поверила своим ушам.

– Да. Мне хочется вас увидеть. И на вашем месте я бы согласился, чтобы заслужить мое прощение.

– Хорошо, давайте. Говорите, когда и где?

– Знаете, я сегодня свободен. Давайте через час возле вашей школы.

У Ильмиры оставался ровно час времени, чтобы привести себя в порядок и хорошо одеться. Пришла она вовремя, потому что не привыкла опаздывать. Ахмет уже был на месте и прогуливался по школьному двору с цветком в руках.