Десять рассказов

Вахтанг успел осмотреть кузов снаружи и изнутри, и работой остался не доволен:

– Очень уж неаккуратно сделали!

– Не взыщи, господин хороший! – дурачился Тимофеич. – Что удалось! Да и то, исключительно в личное время! Можно сказать, за счет своего сна ремонтировали! Очень старались все! Но лучше этого никто и не сделает! Даже не ищи! Мы ведь здесь – все спецы!

– Это я сразу заметил! – прокомментировал Вахтанг.

Не здороваясь с нами, сзади появился Делон:

– Если готовы расплатиться, забирайте свою ласточку в лучшем виде! – выдавил он, кривляясь.

– Грубо сделали! – сказал я в ответ. – За такие деньги, совсем уж плохо. Думаю, договоренную сумму будет честно процентов на двадцать скосить.

– Думаешь что-то отжать? – раскованно заключил Делон. – Ничего у тебя не выйдет! Деньги мне (он протянул руку раскрытой ладонью вверх)! А нет, так мы быстро найдем применение этому грузовичку. Предлагаю вам, господа-неудачники, мне голову напрасно не морочить и покинуть территорию предприятия! А то ведь случайно закопаем вас где-то под забором…

Поняв бесполезность торга, и уже несколько изучив бандитские повадки Делона, я положил все деньги в его ладонь. Он поочередно рассмотрел каждую купюру на просвет и остался доволен.

Вахтанг что-то зло запричитал по-грузински, обхватив руками голову, и забрался в кабину своей машины.

Через некоторое время мы молча катили в сторону центра города. Из-за подавленности разговаривать не хотелось. Было такое ощущение, словно меня с головой окунули в зловонную канализацию и потом голым вытолкали на улицу. Наверное, о том же думал и Вахтанг.

Но дело сделано. Теперь хоть перед Вахтангом я оказался чист, но впереди предстояло долго и мучительно разбираться с долгами.

Прервал молчание Вахтанг:

– Понимаешь, друг! Я много лет живу на свете; долго живу в России; всё вижу. Везде встречаются люди хорошие, везде много плохих. Что об этом говорить? Мы давно с тобой не наивные мальчики, верящие в безусловное торжество светлого будущего! Но, знаешь, дорогой, я не перестаю удивляться какой-то особой, паталогической жадности современных русских. Будто они денег никогда не видели! Деньги, деньги! Ты прости, дорогой, я не о тебе! Все мечты у них о деньгах! Все поступки, все желания… Только к ним стремятся, не щадя никого… Будто эти проклятые деньги сделают их счастливыми! Из-за них теряют совесть, теряют честь, теряют жизнь… И всё равно, не поймут, не подумают, не остановятся! В их мозгах умело подменили жизненные цели, подменили идеи, мысли, мораль… Потому всё они понимают искажённо!

Вахтанг замолчал, сосредоточившись на дороге, но неожиданно для меня опять заговорил о том же:

– Знаешь, дорогой! Моя семья в советское время имела большой дом, мандариновые деревья, много денег. Но всё пропало! Я давно нищий. Только и осталась у меня безработная жена с тремя школьниками в Грузии, да отец там же. В заложниках он! Уже почти год! Денег на выкуп у меня нет! Понимаешь, как мне нужны эти проклятые деньги? Но я пытаюсь их заработать, где только могу, а не приставляю нож к горлу честных людей! Потому что я не считаю, будто деньги в жизни важнее чести. Ну, скажи мне, друг! Разве они важнее стремления в любой ситуации оставаться уважаемым человеком?

Вахтанг опять замолчал, а я не стал ни отвечать ему, ни подтверждать его откровения личным опытом и наблюдениями и, уж конечно, не имел оснований возражать по сути.

В глубине души и мне было понятно, что его речь совсем не о хороших русских людях, которых пока вокруг немало. А таких типов, вроде доморощенных делонов, какую бы национальность они собой ни представляли, простыми увещеваниями не остановить! Для них любой народ – весь или по отдельности – уже ничего не значит в сравнении с личным обогащением. Придет время, и они себя ещё не так покажут.

2010 г., февраль.

Ну и что?

Оркестр послушно смолк, как только микрофон принял моложавый генерал-лейтенант, плотно увешанный орденами и медалями:

– А теперь, дорогие товарищи, поприветствуем самого молодого из фронтовиков, приглашенных к нам в этот праздничный день. Наш герой посвятил службе многие годы своей замечательной жизни. И не столь уж важно, что сегодня наша организация называется не НКВД, как в годы его молодости, а МВД РФ. И даже задачи у неё несколько иные, нежели в те далекие годы.

Зал был полон, воодушевлен и терпеливо слушал.

– Куда важнее, товарищи, что свою первую боевую награду, медаль «За отвагу», уважаемый сотрудник НКВД Павел Степанович Турков получил девятилетним мальчуганом! В девять лет! За ней последовал орден Красной Звезды. Потом – медаль «За боевые заслуги». А в самый последний день 1944-го года – орден боевого Красного Знамени! И это притом, товарищи, что в конце войны нашему герою едва исполнилось двенадцать. Потом, во время долгой и верной службы Родине в вооруженных силах, количество заслуженных наград у Павла Степановича значительно возросло, вы их сейчас увидите на его парадном пиджаке. И очень хорошо, товарищи, что все последующие награждения нашего уважаемого гостя пришлись уже на мирное время.

Зал оживился и принялся искать глазами, откуда появится объявленный герой.

– Поприветствуем же Павла Степановича и попросим его для награждения медалью МВД РФ «За заслуги в службе в особых условиях» подняться на сцену (помогите, товарищи, ветерану!).

Аплодисменты сопровождали прикрепление ещё одной медали к лацкану пиджака героя и долго не стихали.

– Нам особенно приятно видеть в гостях столь бодрого и здорового фронтовика! К нашему сожалению шесть приглашенных ветеранов сегодня явиться не смогли. Здоровье их подвело. Но заслуженные награды им вручены нашим министром прямо на дому! Надеюсь, что ваши аплодисменты услышат и они, ветераны, ведь сегодняшнее торжественное собрание транслируется на всю страну…

Павел Степанович, когда окончилось собрание, очень устал, но был доволен уважительным отношением к нему.

– И всё же, как хорошо, что закончилась праздничная суета! – подумал он по пути домой. – Очень уж утомляет эта излишняя помпезность. Впрочем, молодым она, возможно, и не в тягость, а радость! И в чём-то иногда даже необходима! Например, в качестве положительного примера. Или для воспитания патриотизма…

Да и мне будет приятно вспомнить, как меня награждали и чествовали в столь солидном учреждении. Правда, несколько странным показался финал собрания, когда ветеранам, приглашенным на сцену, подарки вручали по числу боевых наград. Сколько наград, столько и подарков! Зачем же так беспардонно? Мне вот, четыре коробки достались… Слегка перегнули… Но с кем не бывает! Но тяжко же нести эти цветастые коробки. В каждой – красочно оформленная бутылка коньяка, горький шоколад, лимон, шпроты и что-то ещё, непонятное и красивое! Видимо, за что воевали, то и получили! И смех, и грех! И всё-таки даже такой май чудесен! Настолько чудесен, что его не испортит никакая глупость!

Было очень красиво. Пожары алых тюльпанов и аромат цветущей сирени, примешанный к запаху хвои, подняли настроение, придали жизненных сил и подкрепили лирический настрой. Мир заполнился первозданной чистотой зелени, пока не присыпанной слоем въедливой городской пыли! Май – самое чудесное и радостное время года!

Павел Степанович давно двигался по жизнепышущей аллее, слегка задыхаясь – проклятая стенокардия – и как обычно, размышлял о чем-то своём, вечно беспокоящем!

«Трудновато стало мне маршировать! Да ещё подарки к земле тянут! И пиджак с наградами тяжеловат. Не как у Жукова, конечно, но теперь меня и своя ноша чрезмерно тянет! Вот только, это ли сегодня важно? Праздники, торжества, оркестры… Всем этим умышленно отвлекает людей от главного. От вопроса, есть ли у нынешних поколений право так лихо праздновать то, что добыто не их усилиями, не их кровью, что построено не на их костях? Липовые праздники только отодвигают в сторону эти серьёзные вопросы! Затуманивают мозги! Сужают человеческий кругозор. А ведь действительно! Какое они имеют право считать Победу своей? Они её не делали своими страданиями и жертвами! Они лишь пользуются её результатами! Да и так расточительно, что страна вот-вот перестанет существовать!»

И опять, уже который раз, ему вспомнилась случайная встреча – странная встреча – в аэропорту Шереметьево. Тогда доброжелательного вида незнакомец-иностранец ни с того, ни с сего вдруг откровенно заговорил с Павлом Степановичем. Заговорил на тему, которая уж его-то, иностранца, казалось, меньше всего должна волновать. Но после мало значащих фраз он разоткровенничался и поведал, что последние две недели провёл в напряжённых поездках по нашей стране. Многое якобы увидел! Многое сравнил! Многое узнал! И от этого, и оттого, что он хорошо помнит военную и послевоенную историю, помнит в ней усилия и жертвы русского народа, ему стало очень жалко наш народ. Наш великий и многострадальный русский народ. Жалко! Не такой участи он достоин!

«Вот те раз! – внешне сдержанно удивился Павел Степанович. – Видимо, провокацию затевает. Вот меня в неё и вовлекает! И действительно – незнакомец стал вдруг рассказывать об открывшейся ему, видите ли, истине: «Ваша Россия – она же, как огромная, работящая, но безмятежная дура! Извините за мои откровения, пожалуйста! Но как иначе сказать, если два или три бессовестных вождя сделали с ней то, о чём даже Гитлер не помышлял! И она этому нисколько не препятствовала! Она без борьбы покорилась! И до сих пор, хотя прошло немало времени, от грёз своих не освободилась! Но и это не всё! Гитлера-то давно нет, желавшего ваш народ полностью извести! Но в вашей стране откуда-то народились собственные детишки-людоеды! Именно они с лихвой доделали со страной то, что Гитлеру даже не снилось!»

«Подобные откровения меня тогда не только задели за живое, но привели почти в бешенство! – вспомнил Павел Степанович. – Бросился я будто опять в бой; стал ему что-то доказывать-объяснять… Потом всё же догадался, что бесполезно. А он лишь усмехался, глядя на меня. И решил я просто уйти от него, гордо и молчаливо, но незнакомец с большим сожалением покачал головой и очень уж убедительно посоветовал мне на хорошем русском, хотя с чудовищным акцентом:

– Вы теперь не горячитесь! Вы лучше сами на досуге поразмыслите… Сами… Пусть я совсем не прав, но должен же кто-то у вас мыслить… Сами посудите! Жаль такой народ, как ваш…»

«Я и поразмыслил! – вспомнил последующие сомнения Павел Степанович. – Потом, конечно, но поразмыслил! И долго ещё во мне всё бурлило! И долго я боролся с собой, с обидой за державу, со своим недюжинным патриотизмом… Но правоту незнакомца мне пришлось признать. В большой степени! А иначе как объяснить, почему столь великая моя страна даже без войны превратилась в территорию, напоминающую великое побоище, где всё разрушено и подорвано? Почему она сама себя уничтожает? Почему мораль перевернулась настолько, что черное считается белым, и наоборот! С тех пор подобные мысли меня не покидают. И правильный ответ, как будто, стоит перед глазами, да только вопросов возникает всё больше и больше…»

Павел Степанович всё брёл, иногда останавливаясь для передышки. Спокойно размышлял о своём:

«Почему на этой аллее так редко встречаются люди? Как сглажены здесь дальние шумы! Как здесь хорошо весной!»

Видимо, в сумерках праздничного дня народ сконцентрировался где-то в другой части большущего парка – там, откуда сейчас доносятся звуки духового оркестра. А впереди маячит всего-то один-единственный прохожий, пожилой, одетый в теплый плащ не по погоде.

«Иногда он оглядывается, стараясь делать это незаметно, – подметил Павел Степанович. – Возможно, опасается воинствующего хулиганья, а может, кого-то поджидает. Наконец он присел на край длинной парковой скамьи. Освободил её большую часть словно для меня».

Возможно, Павлу Степановичу следовало насторожиться, но солидный возраст незнакомца его успокоил. Действительно, в такие годы рискованно нападать на прохожих, можно и самому схлопотать! Потому Павел Степанович без опаски присел рядом, взгромоздил на скамейку надоевший тяжелый пакет, снял пиджак и ослабил галстук.

Вблизи незнакомец показался уже вполне приличным человеком, развеявшим своим поведением прежние подозрения. Он заинтересованно поглядывал на награды Павла Степановича и, не скрывая, демонстрировал своё почтение. Заговорил он первым:

– Погода в честь праздника не подвела! Стало быть, постаралась небесная канцелярия!

Павлу Степановичу, конечно же, следовало из вежливости поддержать пустячный разговор о погоде, но он зачем-то сыронизировал (перегрелся, что ли?):

– И что за праздник?

– Вы разыгрываете меня! – изумился незнакомец. – Ведь День Победы! Вон у вас – наград на полгруди! Да что я вам… – он от безнадёжности взмахнул рукой. – А-а-а-а! Понял! Вы меня разыгрываете, да? Весёлый вы человек! Но сегодня всё простительно! Я не обижаюсь…

– Вы, пожалуйста, моё старческое ворчание не примеряйте на себя… – попытался его успокоить Павел Степанович. – У нас весь народ в этом вопросе давно запутался…

Собеседник повернулся вполоборота, с интересом поглядывая на Павла Степановича и его пакет, и недоумевая, уточнил:

– Вы о чём это? О празднике победы?

Павел Степанович опять пожалел, что не сдержался и втянулся в ненужный диспут, но и замолчать теперь ему казалось неприлично:

– Не былые победы ежегодно надо праздновать! Да и принадлежат они не вам, не молодым. Надо всенародно и торжественно чтить погибших! Не пойму я, но подозреваю… Откуда-то мощно продавливается весьма опасная подмена понятий. Иными словами, всё в головах людей переворачивают вверх дном! Началось всё с фигляра Брежнева… Ну, сами мне скажите, день какой победы может быть в этом году? Он случился лишь однажды – девятого мая 45-го года! А потом были только дни памяти и скорби! Именно потому в этот день кощунственно веселиться! Да! Это действительно дата окончания тяжелой войны… Это день поминовения всех, кто внёс свой вклад в победу, но не дожил до наших дней. И причём здесь, скажите мне, старику, триумфальные шествия, фейерверки и помпезные парады? А они, эти парады и всенародное веселье, стали следствием как раз той подмены понятий. Плакать надо, а они веселятся! Запутали народ, потому он и ликует, не отдавая себе отчёта ни в чём… Это веселье ведь на крови народа нашего! На молодых жизнях, отнятых у наших героев! И ведь никому оттого стыдно не становится! Даже разобраться в чём-то категорически не желают! «Зачем себе настроение портить!»

– Знаете, я тоже почему-то не задумывался… – сознался собеседник, почесав затылок.

– Понятное дело! При Сталине отмечали окончание войны, но никому и в голову не приходило особо отмечать один единственный день войны, длившейся полторы тысячи точно таких же дней! Совсем свернули мозги молодым… Старики-то раньше понимали! Но они после войны замолчали, глядя по сторонам и сожалея о происходящем! Силы не те… Но они чувствовали, они знали, что подпиливают наш социализм, низвергают все прежние достижения народа и Сталина. Понимаете, Гитлера не стало, но страну не прекратили добивать! Её очень хитро, уже изнутри, по-прежнему разлагали и добивали!

– Что же это такое, если я правильно вас понял… Выходит, девятое мая вообще нельзя отмечать как праздник? – уточнил собеседник.

– Конечно! Правильно поняли! Я убеждён в этом! И мы от этого не станем меньшими патриотами! – подтвердил Павел Степанович. – Нельзя ежегодно отмечать девятое мая как день победы! День победы случился один раз! В сорок пятом, а не сегодня! Происходит типичная и очень опасная для самосознания народа подмена понятий! Хоть и приходятся эти события на одну и ту же дату – день окончания войны и день скорби, но по сути своей они принципиально разные! И отношение людей к ним должно быть разным! В каждом из этих событий есть свой исторический и свой моральный аспект! Их нельзя смешивать, недопустимо не различать! Не принято у людей веселиться на могилах! Отпраздновали победу в сорок пятом – и достаточно! Больше не надо! Не солидно всю жизнь упиваться былыми успехами! Да ещё и обеспеченными не вашими, а чужими руками! Чужой кровью! Дальше следует о будущем думать! О своём и своих детей! А тех героев фронта и тыла, которые эту победу обеспечили, нам забывать нельзя даже под пытками! Если хотим людьми себя ощущать, конечно!

– Да, да! Пожалуй, вы правы… – задумчиво согласился собеседник. – Как-то никто не задумывается, чему это они радуются сегодня? Спустя десятилетия! Будто это они тогда воевали! Будто это для них, сосунков нынешних, война закончилась! Будто это их, нынешних, заслуга, чёрт побери!

– Вот именно! У меня в этот день от воспоминаний, от той горячей крови моих товарищей, от собственного памятного страха и несбывшихся надежд комок в горле не проходит… Разве тут фейерверки или танцы уместны? Но молодежь у нас грамотная и эгоистичная: «Что вы нам всё о войне, да о войне! Теперь о жизни надо! Давайте веселиться! Думаю, попрыгунья стрекоза разумнее этой молодёжи была…»

– У нас в народе всегда жили не по логике и не по закону! – постарался поддержать разговор незнакомец. – Кто-то соригинальничает, остальные подхватят! Поглядите на девиц! Каждая, считай, курит… Дымит, словно, дизель изношенный! Хотя знает как это вредно, знает как это глупо! Зато не по логике! Зато индивидуально! Оригинально! Задача привлечь хоть чем-нибудь, если настоящего достоинства нет! «Круто!» А если по логике и по правилам, так это для нынешних – скучно! Я же так думаю, какие женщины в стране, такие в ней и дети растут! Потому у нас никогда по уму не живут! И никогда не будут жить! Раз курят! Раз без достоинства…

– Наверное, вы правы! – решил согласиться Павел Степанович, чтобы тема исчерпала себя. Но не тут-то было! Незнакомец надумал продолжить разговор о наболевшем.

– Вот скажите… Мне воевать-то не довелось, я через десять лет после войны народился, но тогда у нас самая сильная армия была! Была? Верно? И нам следовало ещё чуток поднажать, и никто бы не посмел нас до Атлантики остановить, даже сегодня…

– Не могу с этим согласиться! Но я знаю, откуда и куда ветер дует… Моськи после смерти Великана даже через сто лет будут дрожать от его имени! Вот и пытаются теперь хотя бы мертвого Сталина куснуть! Сталин был мудр, справедлив и народ свой любил и берег! Он о народе заботился, а не о захвате чужих территорий!

– Ну, да? – всерьёз усомнился незнакомец. – Заботился, говорите?

– Напрасно сомневаетесь! Но чтобы на ваш вопрос убедительно ответить, придётся мне от печки танцевать.

– Очень интересно послушать! – согласился и на это незнакомец, правда, с долей скепсиса в голосе.

– Ну, хорошо. Вы знаете, наверное, что первую, вторую, да и третью мировую войну, пока ещё будущую, организовали США.

– А валят всё на Германию! На Гитлера! – удивился такому началу собеседник.

– Штаты, или те, кто ими управлял, рассчитывали, что Великобритания, Германия, Россия, Япония и другие развитые страны в ходе войны, если не уничтожат себя полностью, то уж ослабнут настолько, что США останутся в самом крупном выигрыше. А уж тогда мировое господство само упадет им в руки! Однако первая мировая нужного результата Штатам не принесла. Ведь Великобритания так и осталась вершиной мира. И тогда пришлось Штатам организовать ещё одну войну, уже вторую мировую. Ставку они сделали на Германию, а в ней – на Шикльгрубера, более известного нам, как Гитлер. Все и сегодня удивляются, как ему удалось столь быстро поднять разгромленную Германию после убийственного Версаля! Денег-то не было! Золота не было! А дело-то было в Шахте – их изворотливом министре-финансисте. Он гениально всю военную экономику отделил от социальной сферы. И ввёл для военных корпораций не деньги, а долговые обязательства. Ими-то все фирмы и расплачивались между собой. Гениально! А американские деньги очень многое значили! Они также рекой могучей потекли в Германию, но для повышения уровня жизни немцев. Без этого у фюрера не было бы доверия масс! Одновременно американские деньги потекли и в СССР, и в Японию. И везде привели к бурному росту экономики, которая принялась стремительно превращать сливочное масло в пушки. Всё получилось, как и замышляло мировое правительство, управлявшее деньгами США: подготовить и стравить между собой основных гладиаторов (Германия, Великобритания, СССР, Япония), чтобы они гарантированно перебили друг друга!

– И это у них не получилось! – обрадовался своей компетентности незнакомец.

– В определенной мере всё-таки получилось! Например, удалось, наконец, сбросить с мирового пьедестала и почти растоптать Великобританию. Удалось разгромить и подчинить себе послевоенную Германию и Японию, и почти всю Западную Европу… И все страны ещё долго зализывали глубокие раны. Зато США за счёт войны баснословно разбогатели, чего и добивались! Им удалось свой доллар сделать мировой валютой! Для этого Федеральный резервный фонд и создан в 1913 году, но раньше ему не удавалось вступить в игру!

Ветеран перевёл дух, помолчав. И опять заговорил:

– А ещё, очень-очень важно! Под угрозой применения силы Штатам удалось заставить весь мир торговать нефтью только за доллары, и ни за что иное! И лишь Советский Союз, более всех пострадавший, неожиданно для них не только не рухнул, но и проявил себя как сильная мировая держава! Стало быть, опять для США возникло досадное препятствие на пути к новому мировому порядку. Так они называли своё верховенство над планетой, к которому стремились. Потому они ещё до капитуляции Германии приступили к подготовке новой войны, теперь уже ядерной, чтобы окончательно добить СССР. Пытались в 45-м году подключить к этому делу Японию, но СССР расправился с её основной сухопутной силой, Квантунской армией, всего за две недели. А Штаты, между прочим, потратили на это четыре года, но добились лишь немыслимых потерь своей живой силы и техники. Они полагали, будто такой же исход ждёт и Красную Армию. Это американцев полностью бы устроило! Но они сильно ошиблись!

– Это всем известно! – подтвердил незнакомец.

– Хорошо! Но мы к печке только подошли! Нашей стране следовало хоть немного восстановиться, а не военную мощь наращивать и со Штатами соперничать, как вы предложили!

– Теперь понимаю… Теперь согласен, что был не прав! – подтвердил незнакомец.

– Но получилось-то тогда плохо! То есть, получилось-то, по-вашему! Мирно пожить советскому народу не удалось! Пришлось принимать вызов США и готовиться к новой войне. Уже к ядерной! Вот только ядерного оружия у нас, в отличие от США, тогда не было. А без него СССР не смог бы предотвратить готовящуюся агрессию со стороны Штатов. И пришлось советскому народу не раны зализывать, а опять огромные силы и средства на вооружения тратить! Получалось так, будто для нашего многострадального народа война и не закончилась – опять никакого передыху, опять жизнь впроголодь! Получалось, хоть и не хотели мы усиливать армию, хоть и не были в состоянии соперничать со Штатами, но всё же оказались перед необходимостью решения и этой сверхтяжёлой задачи!

– Да! – согласился незнакомец!

– Здесь не очевиден один важный момент. У нас в стране тогда, в обстановке строжайшей секретности, уже ускоренно велись работы по созданию ядерного оружия. Если бы Штатам стало известно, что СССР скоро испытает свой первый ядерный боеприпас, то войну американцы начали бы немедленно. Ещё в сороковых! Не стали бы дожидаться, когда Советский Союз укрепится! Вот как дело было!

– Вы так подробно рассказываете, будто я совсем уж ничего не знаю! – обиделся незнакомец.

Павлу Степановичу пришлось извиниться, сославшись на издержки преподавательской деятельности, которой он занимался последние годы, и на командирские привычки.

Собеседник только рукой махнул, показав, что не обиделся, и стал сам развивать новую тему:

– Вы простите мою назойливость, но с какого вы года? – спросил он, отворачиваясь от наград фронтовика. Подтекст вопроса Павел Степанович, конечно же, уловил – мол, не купил ли ты свои награды, герой, на черном рынке? А может вообще муляжи нацепил в честь Дня Победы, чтобы пыль в глаза пустить?

– Полагаете, для своего иконостаса я слишком молод? – спросил фронтовик вместо ответа, но собеседник отрицательно замотал головой, хотя было ясно, что сомневается. – Вы правы, я родился в тридцать четвертом. Стало быть, когда война началась, мне едва семь исполнилось; и восемь лет, когда наша территория оказалась оккупированной.

На него опять накатило всё незажившее до сих пор:

– Мать и сестёр полицаи, выходцы из местных, расстреляли сразу, как только немцы пришли. Ведь мой отец служил кадровым командиром. А я в лесу случайно оказался, тем и спасся. А как узнал о происшедшем, то домой возвращаться не рискнул. Трое суток в лесу перебивался, благо не зима, а потом меня партизаны нашли. Поначалу все меня жалели, оберегали, вспоминая своих детей, но нужда приключилась, вот и послали в соседнюю деревню на разведку… Я хоть и городским был, да городишко у нас крохотный; все деревни в округе мы с ребятами на велосипедах давно объездили. Ориентировался я неплохо, запоминал всё намертво, тайно проникал, куда никого не пускали, а в случае чего, дурачка-сиротинушку разыгрывал. И срабатывало ведь, поскольку всегда отпускали! Всё это во мне командир отряда очень ценил, потому берегли меня, сильнее прежнего. Но постепенно стали посылать и на другие дела. Вот так я и сделался, несмотря на свой несерьезный возраст, настоящим партизанским разведчиком, без информации которого наши ударные группы редко обходились! Оттуда и многие мои награды, кроме юбилейных, которые уже после войны вручали. Да вот эта ещё – сегодняшняя – от МВД…