Цикл «Просветители». Серия «Заповедник человечества». Книга первая: Стороны монеты

Святогор, сгорбившись над лужей, рыдал, роняя слезы в воду…

***

Утро. Джа, неся за спиной здоровенный рюкзак, возвращался в свой дом. У порога он остановился, разглядывая побоище. Порог дома выглядел так, словно тут стадо слонов прошло. Джа поразился. Предчувствуя беду, он поспешил внутрь дома. Но нутро дома было, почти, в полном порядке. Святогор, мокрый и в грязи, лежал на полу и спал. Джа не стал его будить, а лишь взял плед и накрыл им Святогора.

Пробуждение Святогора было от крепкого запаха, напоминавшего сырую древесину. Словно медведь после спячки, Святогор приподнялся и сел, оглядывая помещение. Одно большое куполообразное помещение переходило в небольшую комнатку, в которой возился Джа. На двери висел огромный рюкзак, который, видимо, принес с собой Джа.

– Чай будешь? – произнес Джа.

Святогор обернулся на Джа и ответил тугим, задумчивым голосом:

– Чай?.. Буду.

Джа предложил Святогору железную кружку с каким-то варевом, от которого шел тот самый запах. Сделав глоток, Святогор, словно кит, с отвращением сплюнул чай, разбрызгивая его по полу.

– Что это за гадость?! – сдавленным голосом проговорил Святогор. – Это даже крепче самогона.

– Это чай. Правда варю я его не из чая, а из трав и кореньев, да и это скорее отвар, чем чай, но ведь и чай – это отвар. Просто отвар или вернее напиток, из чая получил когда-то такое же название, благодаря тому, что его варят из чая.

– Гадость…

– Зато полезно. Всяко лучше самогона.

Повисла тишина.

– Что тут произошло?

Святогор задумался.

– Откровение пришло… – сокрушенно произнес Святогор.

– Хорошо, что это откровение в дом не зашло, а как оно выглядело?

– Ужасно… – меланхолично ответил Святогор.

– Все так плохо?

Тишина.

– Взгляни на меня, – произнес Святогор, глядя на Джа. – Ты видишь во мне человека?

– Вижу.

– А вот другие нет! – чуть ли не выкрикивая произнес Святогор. – И я в себе не вижу человека!

Повисла тишина. Джа прищурено глянул на Святогора и произнес:

– Я вот смотрю на тебя и вижу душу, которая узрела правду. Не казни себя.

– А что мне еще делать?! – продолжил сокрушаться Святогор.

– Взять себя в руки, разумеется! – воскликнул Джа. – Самый страшный ад – это ад, созданный не Богом, а человеком! Все грешат, все! Вот только те, у кого есть совесть – варятся в котле, а у кого ее нет, те стали чертями этого ада. Если ты узрел ад – ты узрел правду! А правда всегда горька, главное – не поддаться этой горечи, вылезти из котла и узреть истину! Ты видел свой котел?!

– Видел.

– Вылез из него?

– Не знаю…

– Значит, нет. Значит, истину ты не узрел. Хочешь узреть?!

– Да.

– Тогда будь добр, соверши еще одно убийство и убей в себе истеричку, которая заливает тебе глаза какой-то дрянью, убей и возьми себя в руки!

Повисла тишина, которую нарушил нарастающий смех Святогора.

– Спасибо, – улыбаясь произнес Святогор. – Попробую.

– Запомни, – с легким смешком произнес Джа, ласково и тоже улыбаясь продолжил далее. – Ад – это творение людей, массы! Война калечит тело, а совесть душу. Не ты создал этот ад, так и не тебе жить по его правилам. Если ты понял это, то найди свой, именно свой путь. Нашел – иди по нему!

– Постараюсь, – улыбаясь и приободряясь, произнес Святогор.

– Ладно, – спокойно произнес Джа. – Тут это… По поводу тебя.

Вновь повисла тишина.

– Ам… Короче, до вечера ты можешь у меня еще побыть, но дольше не советую, потом тебе лучше уйти.

– Да, я помню… – меланхолично ответил Святогор.

– Могу предложить одно место, это…

Святогор перебил Джа:

– Домой хочу…

– Прости? – не понимая произнес Джа.

– Помнишь, как ты меня нашел?

– Да, ты… Ааа… Ясно. А почему туда? Это же далеко.

– И что? Ни чего другого мне на ум не пришло.

– Ну, я могу предложить спокойное место.

– Нет, спасибо, я хочу туда. Это, скажем так – мой путь. Путь, который я когда-то не закончил.

– Ты надеешься там что-то найти?

– Ха… Сколько лет прошло? На что я могу надеяться?

– А вдруг?

– Нет… Просто там родина, мой дом, дом и все… Вернее был когда-то им.

– Зов родного дома?

– Что-то вроде. Может, я там покой найду?..

– Значит надеешься! Это хорошо. Ну, в любом случае, не мне судить, домой, так домой. Вот еще – он твой.

Святогор не понимая посмотрел на Джа, который отхлебывая чай, указал на рюкзак.

– Что это?

– Снаряжение, которое ты собирал когда-то. Я за ним ходил, переложил в подходящий для тебя рюкзак и добавил еще из того, что было в моих запасах. Думаю, что того, что там сложено, тебе хватит и ты не заблудишься.

– Спасибо.

– Да не за что, – улыбаясь, проговорил Джа.

***

– Может тебя все же проводить чуть дальше? – произнес Джа, сидя верхом на создании, напоминавшем лошадь, но сильно пушистую и с рогами как у коровы.

– Нет, я дальше сам, спасибо, – произнес Святогор, слезая со своего пушистого коня.

– Ну, смотри сам, а то могу попросить и до города подкинуть.

– Нет, еще раз спасибо тебе и этому… Оленю или лосю, кто он там.

– Хозяин леса. Он олень, – улыбаясь, ответил Джа.

– Короче. Я сам, спасибо.

– Ладно. Удачи!

– Спасибо.

– Ах да! – Джа хлопнул себя по ляхе. – Чуть не забыл! Тебе просили передать, чтобы ты не боялся зеленого света.

– Что прости? – недоумевая произнес Святогор.

– Света. Зеленого.

– Это твой Хозяин леса просил передать? Он еще и говорить умеет?

– Умет, – улыбаясь, ответил Джа. – Но не словами, как люди.

– Ладно, учту.

– Удачи тебе, еще раз, Святогор!

Впервые Джа назвал его именно Святогором, ни Алексеем, ни Лешей, а Святогором! От чего Святогор испытал странное, но приятно чувство. Джа, провожаемый взглядом Святогора, ускакал на своей пушистой лошади с рогами, а за ним ускакала и лошадь Святогора, оставив его на пути в мир.

Святогор поправил капюшон своего балахона, потрогал проверяя плечо, затянул лямки рюкзака, проверил содержимое карманов и извлек маленькую машинку с ручкой и большим экраном. Святогор покрутил ручку и экран загорелся, показывая карту местности. По карте, впереди, в паре десятков километров, лежал город Киров, а за ним долгие месяцы пути.

«Есть ли шанс, что город уцелел и еще обитаем? – думал Святогор. – Неважно как, пусть даже и на грани жизни и выживания? А? Хотя нет… Глупая надежда. Что же тогда мне ожидать? – Святогор, нахмуриваясь, задумался. – А не все ли равно? Чтобы меня не ждало, дойду и увижу, куда деваться. Так что, будь добр, возьми себя в руки и вперед!»

– Вперед! – глубоко вздыхая, твердо и уверенно произнес Святогор и, не оборачиваясь, зашагал вперед.

Глава 5. Мир

Можно жечь и травить, можно бить и давить.

Погубишь себя, а жизнь не сломить.

Святогор ступал уверенным шагом по битой дороге. Если верить истрепанному атласу авто и ж/д дорог России, который Джа любезно отдал Святогору, то эта дорога ни что иное как шоссе Энтузиастов. Лишь остатки асфальта, ржавое железо барьерного ограждения, редкие, словно пустые коробки без крышки, небольшие постройки, говорили о том, что тут проходила дорога. Природа словно дотошный художник, что не любит оставлять на своей картине пустых пятен, заполняла свои пятна растительностью. И растительности было много. Эта растительность уничтожала все человеческое, словно женщина из клуба бывших жен, что уничтожает все то, что ей напоминает бывшего мужа. Святогор, пройдя путь до Москвы, почти от самого города Кирова, надеялся увидеть, даже нет, не так… Скорее почему-то верил, что город будет пустым, покрытым руинами и излучающий радиацию, яды и черт его знает, что еще. Но все было иначе. Увиденное не должно было удивить Святогора, ибо такое он уже видел в Омутнинске и в Кирове, только Владимир был почти таким, каким представлял себе Святогор Москву. Владимир был пустым и безжизненным, а по ночам он сиял зеленым светом. Лишь у самого города Святогор припомнил слова, которые ему передал Джа от Хозяина леса: «Не бойся зеленого света». Святогор просто принял эти слова и не удосужился узнать, что это значит, но у Владимира он понял или скорее поверил, что эти слова относились к чему-то подобному. Однако уже в самом городе Святогор задумался о природе этого света и ответ пришел на пути в Костерево. Точно такой же свет излучали некоторые предметы, особенно металлические и такой же свет излучают призраки, которых Святогор часто видит. Что может излучать зеленый свет и быть губительным для живых существ? Радиация! Осознание этого на какое-то время переполошило Святогора, ведь он прошел через фонящий радиацией город! Какую же дозу он схватил? Но время успокоило Святогора. Город он преодолел за двое суток, за это время он должен был схватить такую дозу, что там же и остался бы, но… Он все еще цел и не вредим и продолжает путь. Какой бы сильной доза ни была, Святогору она не навредила. Однако Святогора встревожил тот факт, что доза эта должна была быть поистине чудовищной! Флора и фауна открыто плюет на радиацию, она ей не вредит, но места, где фон неимоверный, любая жизнь держится на расстоянии, а потому предел терпимости к излучению у жизни есть. Вопрос?! Каков же предел у Святогора?.. Мысли об этом еще долго его терзали и гипотезы, что выдавал его мозг, были одна безумнее другой. Но одна мысль, которая родилась в раздумье, показалась Святогору интересной. Кто же такие эти призраки? Почему они испускают такой же свет, что и радиация? Неужели эти призраки – это просто бредовые галлюцинации, которые создает радиация? А может это настоящие привидения, которые излучаю радиацию, а раз Святогор может ее видеть, то он может видеть и их? Или… Вопросы, одни лишь вопросы… Хоть бы кто дал ответ на хоть один вопрос!

Вероятно, именно Владимир и повлиял на то, каким себе представил Москву Святогор. Но нет, Москва была мертвой лишь в людском смысле, но живой во всяком ином. Все людское в Москве было облюбовано природой. Святогор знал, что шансы у Москвы, у ее жителей, были равны нулю, но какая-то доля надежды все же была. Увы, но пригород Москвы был словно заголовком или эпилогом, который парой слов описывал всю книгу в целом – не надейся. Маленькая надежда жила лишь за счет того, что Святогор знал, что люди в мире еще живы. Да, не в больших городах, но пригород, деревня или село! Однако, увы… Дорога от Кирова и до Москвы была пуста на людей. Быть может Святогор просто проходил их мимо? Или их пути просто не успевали пересечься? А может, их просто нет? Что если это, как называли некоторые странники – мертвая зона, то есть место, где людей нет, хоть ты все вдоль и поперек изойди. Как оно было на самом деле, Святогор не знал, но знал одно: Москва – это не конец ЕГО пути. Почему? Потому, что родной дом Святогора находится в городе, который основал Петр I и наградил могучим, как и он сам, именем Санкт – Петербург. А раз путь Святогора еще не закончен, то и надежде угасать не стоит.

МКАД – рубеж между городом и прочим миром, словно стена крепости между ее нутром и всем остальным. Сейчас этот рубеж был не более чем метафорой, неровным кругом на карте, что опоясывает Москву. Развязка МКАДа и шоссе Энтузиастов, словно выбитые тараном ворота, зияла широкой тропой, проложенной кем-то большим и сильным. Святогор прошел по этой тропе, словно бы входя в чрево разоренной крепости. Все чрево походило на мастерскую скульптора, что создает произведения искусства из подручных материалов. Этот скульптор брал бетон, железо, камень и растения, а потом лепил из них аллюзию на человеческий дом. Всякий такой дом стал прибежищем для какой-нибудь живности и жизнь тут кипела.

Святогор, спустившись с небольшого моста, прошел дерево, из которого торчал вросший кусок чего-то белого с отчетливо различимой буквой «М». Буква давно выцвела, но в ней еще угадывалась красная краска. В ствол дерева вросли и рельсы, которые спиралью закручивались по стволу, делая его похожим на громадное сверло. Если верить карте, то тут была станция метро Авиамоторная. Если продолжать путь так и дальше, то после улицы Сергея Радонежского будет Николоямская, которая выведет к Астаховскому мосту, а за ним и центр Москвы. Святогор подумал, что неплохо было бы и на Красную площадь заглянуть, посмотреть, что с ней стало. Однако путь закончился у эстакады. Вместо эстакады был огромный завал, а из-за домов справа и всей растительности вокруг, место превращалось в тупик. В надежде найти проход, Святогор свернул на Старообрядческую улицу и двигался вдоль старого третьего транспортного кольца, ставшего стеной камня, асфальта и растений, пока не дошел до станции метро Автозаводская. Третье транспортное кольцо шло бороздой, словно кто-то прошелся по нему огромным плугом. Мосты разрушены, а переходы обвалены, но у станции Автозаводская, которая вела на МЦК, переход длинной кишкой шел поверх борозды. Через этот переход Святогор вышел к станции метро и понял, что этот путь вел в тупик. Однако, кроме обратного пути, был еще один – вниз. Подземный спуск, который вел в метро, не был завален, из него ничего не росло и там никто не жил. Спуск был обыкновенным спуском и Святогор, особо не надеясь, разглядывая карту, решил проверить. Если верить карте и если туннели уцелели, то от Автозаводской можно попасть к Павелецкой, потом Новокузнецкой, а за ней и Театральная. Если все будет хорошо, то можно выйти прямиком к Красной площади! А если нет? Что же, всегда можно вернуться назад. Но все это завтра, а пока станцию надо приватизировать под ночлег.

Святогор спустился к платформе по небольшому проржавевшему эскалатору. Платформа была погружена во мрак, но глазам Святогора для осмотра платформы было достаточно того света, что шел с поверхности. И все же, Святогор извлек небольшой фонарик. Этот фонарь работал от динамо-машины и давал слабый лучик света. Для обычного человека этого света мало. Этого света едва хватает, чтобы осветить землю под ногами, но для Святогора этот свет был как от сотни таких фонарей. Освещенная платформа была полной и пустой одновременно. Под множеством высоких колонн лежали части потолка и ламп. На путях стояли брошенные вагоны поезда. Часть мрамора со стен и колонн лежали на платформе и путях и все покрывал толстый слой пыли. Тут не было ни растений, ни плесени, ни какой-либо еще растительности. Тут все было сухим и пыльным, как в старой кладовке. На стенах еще угадывались мозаики и барельефы, а на полу у одного из выходов лежал расколотый камень со списком фамилий. На верхней, отколотой, части была надпись: «Вечная память жертвам террористического акта в Московском метрополитене 6 февраля 2004 г.».

– Шестьдесят два года назад… – шепотом проговорил Святогор.

Святогор оглядел список фамилий на нижнем куске и недоуменно замер на одной фамилии. Святогор протер камень рукой и облегченно сделал глубокий вздох. Ему почудилась собственная фамилия «Ковалев», но приглядевшись, увидел «Киселева».

Святогор оставил мемориал и направился в один из вагонов. Все двери были распахнуты, а каждый из вагонов пустой и пыльный. Нутро вагонов источало неприятный запах, который Святогор учуял еще у спуска в метро, но именно в самих вагонах он был особенно крепким. Неприятный аромат заставил Святогора расположиться прямо на платформе. Брезент, вместо простыни, сшитые воедино тряпки, вместо одеяла и рюкзак, вместо подушки. Аскетизм с налетом комфорта. Святогор лег поперек платформы, чтобы можно было видеть оба входа. Он лег поудобнее и принялся разглядывать уцелевшую мозаику, ожидая сон. На мозаике Святогор различил танк и людей, которые с ним что-то делали. Мужчины, женщины и машины. Сотни маленьких кусочков, часть которых давно осыпалась, все еще пытались сохранить некую память, некое событие ушедшего прошлого. В голове Святогора мелькали мысли о том, что с ней, с мозаикой, будет потом, когда потолок обвалится и в эту кладовую памяти ворвется хозяин мира – мать природа. Все человеческое ей чуждо и потому вопрос скорее в том, как долго эта память еще будет здесь храниться?

Размышления становились все более и более тягучими и сон, подобно болотной трясине, все сильнее и сильнее засасывал в себя. Сон превращал реальность в фантасмагоричный, но почему-то такой нормальный и не вызывающий вопросов бред. Но запомнить сон Святогор не сумел, ибо внезапный грохот разбудил его, а сон швырнул прочь, словно мокрую тряпку. Не сразу, но Святогор пришел в себя. Выбравшись наружу, он осознал, что снаружи уже наступает утро, а причиной грохота послужила громадная птица. Эта птаха, размером с автобус, схватила одну из пасущихся на дороге тварей, которые походили на помесь свиньи, коровы и барана, поднялась с ней в воздух и унеслась куда-то прочь, крепко держа добычу. В пользу того, что на улице было утро, а не все еще вечер, говорило Солнце, которое вставало с той стороны, откуда держал путь Святогор, то есть – востока.

– Завтрак… – сонно пробубнил Святогор и мысленно бубня о том, что сон пролетел столь незаметно.

Собрав свои пожитки, Святогор решил перекусить на свежем воздухе, так как после завтрака ему предстояло спуститься обратно и попытаться пройти препятствия по туннелям.

Завтраком служили плоды какого-то дерева, которое Святогор нашел на своем пути в городе Балашиха. Плоды походили на высохшие яблоки фиолетового цвета. Кожура этих плодов была пупырчатой как у огурца, а пахли они как картофель. Однако плоды были сочные и сладкие, на вкус как тыква с яблоком. Помимо этих яблок у Святогора были грибы – самые обыкновенные шампиньоны. Святогор нашел их во все той же Балашихе и удивился тому, что это не какие-нибудь безобразные грибы-мутанты, а самые простые шампиньоны, которые росли прямо у обочины. Долгие скитания приучили Святогора к сыроедению, ибо разводить костер, потом еще готовить… Проще съесть так, в сыром виде. Да, поначалу желудок Святогора протестовал против подобной пищи, но быстро привык. Святогор ел, разглядывая пасущихся свинокоров. Огромные туши с телом коровы, клочками покрытые кучерявой шерстью, с головой свиньи и рогами барана, мирно жевали все, что попадало в их пасть. Массивные рога закрывали им глаза, а потому все, что было сверху, было вне их поля зрения. И когда крылатая тварь вновь прилетела, заставив Святогора прекратить завтрак и спрятаться, они даже не увидели, откуда прибыла угроза. Твари разбежались, но через какое-то время все равно вернулись обратно и продолжили есть. А вот Святогор завтракать прекратил. Нужно было идти.

Проверив рюкзак и приготовив фонарь, Святогор спустился на платформу, а с нее на пути. Туннель уходил в плотный мрак, в котором свет фонаря тонул, словно в недрах черной дыры. Даже взор Святогора не мог пробиться через этот мрак и Святогор испытал легкий дискомфорт, который заставил его сделать шаг назад. Впервые за долгое время у него сосало под ложечкой и он уже хотел плюнуть и продолжить путь по поверхности, даже если для этого придется сделать крюк через весь город. Однако вспомнив про птицу, нежелание делать крюк стало сильнее страха темного туннеля и Святогор, сделав шаг вперед, направился в черноту.

Святогор двигался по путям, освещая туннель слабым лучом фонаря. Края туннеля покрывали кабели и металлические крепления. Туннель был цел, но порой попадались обвалившиеся части и массивные трещины. Туннель казался бесконечным, а тьма осязаемой. Сколько времени у Святогора ушло, дабы дойти до Павелецкой, он не знал, но, когда показалась платформа, Святогор не остановился, чтобы осмотреть станцию, а направился к выходу. Он хотел как можно быстрее выбраться. Однако выход со станции был закрыт, что собственно и не удивляло Святогора. Чтобы не терять время, он вернулся в туннель и продолжил путь.

Одна платформа сменяла другую и выхода все не было. Туннели то раздваивались, то сходились. Порой приходилось возвращаться и идти иным путем. Многие станции были завалены, а порой попадались и станции-склепы. На таких станциях горы скелетов в истлевших одеждах лежали друг возле друга. Эти люди искали в метро убежища, а наши вечный покой. Кто-то когда-то рассказывал, что метро – это хорошее бомбоубежище. Какая ложь… Ни одно бомбоубежище не способно поддерживать жизнь длительное время и все эти люди, запертые здесь с надеждой на спасение, обрекли себя на верную смерть. Святогор старался проходить подобные станции мимо. После пятой или седьмой платформы Святогор насторожился. Что-то было не так, но вот что именно Святогор понял, лишь дойдя до очередной платформы, где смог прочесть «Профсоюзная».

– Идиот… – произнес Святогор, ударяя себя полбу. – Надо было читать названия станций, идиот!

Святогор, плутая по туннелям и платформам, умудрился уйти в совершенно противоположную сторону. Перед Святогором встал выбор: вперед или назад? Идти назад не хотелось, а путь вперед вел в неизвестность. После размышлений, Святогор решил пойти дальше, ибо вернуться назад можно всегда. К счастью, выход нашелся уже через станцию.

Святогор, дойдя до станции Калужская, наткнулся на типичный склеп. На станции были эскалаторы и лестница, которые были завалены костями. Поднимаясь наверх, Святогор задался вопросом: «А почему станции и туннели открыты?». Святогор остановился, дабы оглядеть станцию. Все эти люди когда-то погибли, пытаясь спастись, но погибли они не от той причины, от которой погибают запертые в бомбоубежищах, а просто потому, что станции не защищали их!

– Как это? – спросил Святогор не то у самого себя, не то у скелетов.

Все метро – это древний загашник человеческой цивилизации. Эти катакомбы должны били быть сейфом со скелетами, а не шкафом с хлипкой дверцей. Неужели у людей, что тут нашли свою смерть, не было ни единого шанса? Или все они просто пришли сюда умереть, как слоны, которые чувствуя близкую кончину, отправляются умирать на слоновье кладбище?

Святогор смотрел на скелеты и не понимал. Их тела даже не съели, они просто истлели. Некоторые имели непринужденную позу, словно те знали, что их ждет и просто ждали. Пятясь и разглядывая это древнее кладбище, Святогор поднялся наверх. Дверь не была забаррикадирована, она была просто закрыта, даже не заперта, а просто закрыта. Лишь ржавчина мешала открыть ее, но ничего более. Со страшным скрипом Святогор отпер дверь и вышел на белый свет. Оставлять дверь открытой Святогор не пожелал и закрыл ее обратно, словно бы повинуясь древней заповеди сталкера – на объекте сталкер лишь гость! Объект должен остаться таким, каким он был до сталкера.

Местность вокруг станции была похожа на лабиринт и блуждания по этому лабиринту вывели Святогора на проспект Вернадского. Проспект был широким и покрыт множеством остовов старых машин. Некоторые из машин хранили в своем чреве человеческие кости, а некоторые походили на металлическую клумбу, из которой росли деревья, кусты и прочая растительность. Проспект вывел Святогора к Воробьевым горам, с которых открывался завораживающий вид на Москву. С одной стороны, Святогор был недоволен тем, что умудрился заблудиться и уйти так далеко со своего маршрута, но с другой стороны – вид на Москву! Увы, но от былой Москвы не осталось прежнего величия. Небоскребов Москва-сити не было, на их месте красовался кратер, который отчетливо был, различим с высоты. Лужники, которые были у основания Воробьевых гор, превратились в бассейн с какой-то галдящей живностью. Над городом не возвышались трубы, высокие дома или башни, все было на одном уровне в несколько этажей. Бывшие парки превратились в настоящие джунгли, из которых непрерывно доносился галдеж. А достопримечательность самих гор – здание МГУ, превратилось в античные руины. Растительность их почти не трогала, а центральная часть выглядела так, словно в нее угодило огромное ядро из пушки. Москва стала памятником человеческой сущности. В последней войне, человек давил, жег, травил и всячески искоренял все вокруг, но в итоге – жизнь уцелела, а сам человек погубил лишь себя и свой мир.

Блуждания по метро отняло много времени и как бы Святогор не хотел посмотреть на Москву еще, нужно было идти дальше. У Парка Культуры пришлось свернуть на Зубовский бульвар, а следом и Смоленский, которые вывели на Старый Арбат. В прошлом, Московский Арбат сравнивали с Питерским Невским, но сейчас от Арбата почти ничего не осталось. Память этого культового места выцвела и затерлась, оставив после себя лишь брусчатую тропинку. Дорога от Арбата вывела к библиотеке имени Ленина и вот тут было на что посмотреть. Если издали было не ясно, то вблизи все представало в жестких и твердых красках. Кремль впереди сиял своим красным кирпичом, но от него осталась лишь изувеченная стена. Над библиотекой высилась плоская крона дерева, что росло из недр библиотеки, а отростки похожие на лианы, что спускались с кроны, обвивали колонны. Лишь памятник Достоевскому стоял непотревоженный, грязный и зеленый от времени.

Кремль – это не просто главное достояние Москвы, а его центр! Центр, который спешили посетить миллионы туристов в годы, когда город еще был цел. Сейчас же кремль – это античные руины двадцать первого века. Красный кирпич усеивал все вокруг, делая всю округу похожей на кровавую баню, которую разбавляла неуместная зелень. Сама же площадь была разбита на две части, где сторона ГУМа, вместе с половиной храма Василия Блаженного лежала на дне обрыва, а сторона Мавзолея – это хвойное месиво растительной биомассы. Москва – это город контраста высот. Город, где редко можно встретить прямую дорогу, но сейчас тут контраст выкручен на максимум. Площадь – это в прямом смысле нулевой километр, ибо отсюда и далее на север шла зона острого контраста. На пути попадались то обрывы, то возвышенности и часто приходилось обходить, возвращаться и даже делать крюк, от чего путь на север и вывел Святогора к ВДНХ.