Пески Палестины

Небольшое юркое суденышко цайткоманды ловко лавировало между коггами, нефами и арабскими торговыми дхау. Катер приближался к кораблю под венецианским флагом.

– Ваше Величество, вам лучше укрыться в трюме, – посоветовал Бурцев.

Алиса Шампанская не возражала. Ее Величество спустилась вниз. Бурцев остался на палубе, Нехорошо было на душе, тревожно. Беглянка-королева в трюме – это ведь еще полбеды. Вся их маскировка, скрывавшая следы пулеметного обстрела, рассчитана на беглый поверхностный осмотр когга со стороны. Если немцы поднимутся на судно, пиши – пропало. А именно это, по всей видимости, и намеревилась сделать люди на катере.

Нехитрый план – скромно, не привлекая внимания, подойти к берегу, быстренько высадиться и отправить королеву со всей командой прочь – теперь не сработает. Разворачивать корабль тоже поздно: эсэсовский катер скоро будет под бортом.

– Таможня тут, блин, лютует, что ли? – пробормотал Бурцев.

– Раньше такого не было, – заметил Хабибулла.

Что ж, раньше было раньше. Видимо, потеря связи с двумя самолетами и исчезновение подлодки не прошли даром. Порядки менялись…

Катер подплыл ближе. Высокий офицер, проорал в рупор. По-немецки:

– Эй, на когге! Бросай якорь!

Приказ был продублирован на итальянском, французском, английском и даже, вроде бы, на арабском. На русском не прозвучало ни слова. Уже лучше. Их пока не подозревают в нелегальной перевозке “полковника Исаева” – и на том спасибо.

– В чем дело, уважаемый? – вежливо возмутился Бурцев. Тоже, разумеется по-немецки. – У нас мирный торговый корабль и никогда еще…

– Бросай якорь, я говорю! – гаркнул офицер. – Приказано проверять все суда, входящие в порт. Не подчинитесь – пустим посудину на дно.

Так… Когг попал под общую раздачу и закосить под дурачка не удастся. Ствол немецкого пулемета, в самом деле, смотрит им в борт. Чуть пониже ватерлинии.

Жюль в растерянности взглянул на Бурцева.

– Выполняй, – кивнул тот. – Брось якорь, но стой рядом. Возможно, придется рубить канат.

Джеймс перевел. Жюль сделал, как было велено. Матросы скинули за борт тяжеленную двурогую дуру с деревянной поперечиной-штоком, капитан застыл возле у натянувшейся каната, положив руку на эфес меча. Этот широкий кривой клинок – пиратский трофей – годился и для абордажной схватки, и для разрубания корабельных снастей.

– Гаврила, Дмитрий, Збыслав, – ко мне, – пока подруливал патрульный катер, Бурцев отдавал последние распоряжения. – Если начнется драка – прыгаете к Хранителям в лодку и валите всех подряд, чтоб никто даже пискнуть не успел. Бурангул, дядька Адам, возьмите луки, встаньте на корме – прикроете в случае чего. Сема, Халибула – на нос. Вы – иноземные купцы. Зафрахтовали венецианской судно. Ясно? Нет? Короче, раздувайте щеки, лопочите что угодно, главное, чтоб непонятно было. Джеймс, пока Жюль дежурит у якоря, ты у нас – за капитана. Венеция тебе знакома, так что на слове немцы тебя не поймают. Освальд, присмотри за трюмом – там королева. Если кто полезет… В общем, знаешь, что делать. Только без шума.

Фашистам бросили два каната. С борта, обращенного к морю, не к порту. Маленькая хитрость: так массивный корпус когга закрывал катерок от любопытных глаз.

Крепкими морскими узлами эсэсовцы привязали брошенные концы к своей посудине. Два судна в одной связке терлись теперь друг о друга. Хорошо – абордажные крючья не понадобятся.

Взбираться на высокобортный когг фашистам тоже пришлось с помощью веревок. Начищенные сапоги скользили по мокрой обшивке. Мундиры пачкались о просмоленное дерево. Фрицы ругались. Наверное, им самим осточерели все эти бессмысленные проверки. Но – служба… Ее гитлеровцы несли исправно.

На палубу поднялись два автоматчика. Один, судя по нашивкам, – сержант-шарфюрер. Другой – рядовой. Крепкие ребята. И вымуштрованные. Оба лезли на корабль, забросив “шмайсеры” за спину. Но едва нога коснулась палубы, оружие снова было в руках.

Немецкий десант перебрался на когг ловко, даже не потревожив щитов, закрывавших простреленный борт. Может пронесет?

Фрицы обратили угрюмые лица к Бурцеву. С ним они перекрикивались при сближении, и его же принимали за главного.

Заговорил тот, что с сержантскими нашивками:

– Чей корабль?

– Венецианский, – Бурцев указал на флаг со львом.

Немцы и бровью не повели. Союзникам тут поблажек не полагалось.

– Что за азиаты на борту?

Шарфюрер неприязненно глянул на Сыма Цзяна и Бурангула. Покосился на Хабибуллу.

– Нас нанял китайский купец со своим слугой, – выкручивался Бурцев. – И сарацин этот. Он тоже купец, партнер и проводник. А также знаток местных рынков, цен и обычаев…

– Что везете? – перебил сержант.

– Товар из Китая. Тюки с шелком.

– Хм, через Европу? Через Венецию?

– Так выгоднее, уважаемый. Новый шелковый путь недавно открылся – не слыхали? Половину товара мы выгодно продали в Италии. Половину привезли сюда.

– Половину? Что-то осадка у вашего корабля такая, будто вы все свое добро в Венеции распродали.

– Так шелк – он ведь не тяжелый совсем. А у нас, окромя него, и нет ничего боле. Но зато шелк лучший из лучших! Невесомый, как воздух, на ощупь нежный, как кожа юной девы… – Бурцев расхваливал несуществующий товар, заговаривал зубы…

– Хватит паясничать. Позови купцов, – приказал эсэсовец.

Бурцев позвал

Сыма Цзян подошел – важный и приветливый одновременно. Хабибулла следовал за ним. Напряженный, настороженный.

Глава 15

– Куда направляется корабль? – сержант продолжал допрос. Смотрел на “купцов”, а говорил Бурцеву, – Переведи, что я спросил.

Бурцев обратился к попутчикам по-татарски, благо, язык степняков понимали оба:

– Ну-ка, ребята, покажите этому немцу, что такое восточный базар.

Китаец и араб показали. Затараторили одновременно на двух языках, замахали руками, забрызгали слюной.

Немец сплюнул, рявкнул:

– Молча-а-ать!

Снова повернулся к Бурцеву:

– Где товар?

Дело все же стойко пахло керосином!

– В трюме, где ж ему еще быть-то.

Сержант обернулся к подчиненному:

– Проверь. Все там обшарь, как следует.

Короткий кивок. Автоматчик побежал к трюму. Исполнительный и шустрый типчик. М-да, похоже, номер не прошел. Будет драка. Ой, бу-у-удт!

Бурцев тоже кивнул. Освальду, стоявшему у люка наготове. Начинать заваруху предстоит добжиньскому рыцарю. Пан Освальд осклабился, предвкушая кровавую потеху.

Освальд откинул крышку трюмового люка, с деланным радушием пропустил немца вперед. Шагнул следом. Придерживая меч на поясе…

– Сколько миль вы прошли? Каким курсом следовали? – сержант вновь обращался к Бурцеву.

– Сколько миль? Каким курсом? Э-э-э…

Он заставил себя оторвать взгляд от распахнутого люка.

– Ты капитан или кто? – немец грозно сдвинул брови. Ткнул Бурцева “шмайсером” в грудь. А бо-о-ольно!

– Это мой помощник и толмач, – выступил вперед Джеймс. – Капитан – я. Что вас интересует, синьор?

Брави смотрел прямо, безбоязно и немного насмешливо. Это, наверное, не очень понравилось шарфюреру СС.

– Для начала твое имя, капитан.

Фриц отцепился от “шмайсера”, расстегнул правый нагрудный карман под светло-голубым, с коричневым подбоем, орлом Третьего Рейха, извлек записную книжку, карандаш. Вот дела! Здесь, оказывается, зарождается немецкая бюрократия!

– Имя? – Джеймс улыбнулся. Бурцев заметил, как чуть оттопырился правый рукав брави: нож-кольтелло уже готов к бою. – Мое имя Джезмонд. Джезмонд Одноглазый.

Бурцев напрягся.

И ничего не произошло.

Ну, то есть, ни-че-го-шень-ки! Или сержант был тугодумом, каких поискать. Или напрочь забыл о знаменитом наемном убийце, прирезавшем венецианского монаха-штандартенфюрера. Или – что наиболее вероятно – эсэсовское командование не спешило информировать о подобных вещах солдат и младших офицеров цайткоманды. Немец лишь с сомнением глянул в ясные наглые очи брави. Целые и невредимые очи.

– Одноглазый? По тебе и не скажешь.

– Одноглазый-одноглазый, – заверил Джеймс. – Так уж вышло. Прозвище такое.

Эсэсовец хмыкнул:

– Ладно, пусть. Объясни своим купцам, одноглазый, что за право стоянки в порту Яффы, за торговлю на местном рынке и за провоз товара по городским улицам им надлежит заплатить пошлину…

Ух ты! Бурцев обалдел. Да, фашики тут не только бюрократию развели, но и денежки считать научились. Такими темпами освоения прошлого цайткоманда скоро выйдет на полную самоокупаемость.

Эсэсовец хмурил лоб…

– Что там у вас за товар? Шелк? Так, значит… пошлину… пошлину…

Он сосредоточенно листал блокнот, сверялся с чем-то, высчитывал и потому не сразу заметил, что из трюма, куда спустились двое, поднялся только один. С обнаженным окровавленным клинком, с встопорщенными усами.

Освальд улыбался довольно и плотоядно.

– Пошлину в размере…

Сержант-шарфюрер, наконец, узрел добжиньца. Раззявил рот, бросил блокнот с карандашом, схватился за “шмайсер”. Ан поздно! Нож брави ударил под дых. Снизу вверх. С проворотом.

Остальные тоже действовали. Без команды. Без приказа. Но четко и слаженно.

Звякнули две тетивы на корме. Шелестнули в воздухе две стрелы. Без вскрика, без всхрипа уткнулись носами в палубу катера оба пулеметчика. Ствол “MG-42” задрался кверху. А Бурангул и дядька Адам уже повторно натягивали тетиву. А на низенький катерок береговой охраны с высокобортного парусника уже сыпалась группа захвата: сам Бурцев, Гаврила, Дмитрий и Збыслав. Джеймс тоже не остался в стороне. И Сыма Цзян. И Хабибулла. Только Освальд так и не успел принять участия в скоротечной схватке. Хотя очень спешил…

Збыславу тоже не повезло – помешал щит на борту. Литвин споткнулся, рухнул в воду. Зато остальные упали ошарашенным эсэсовцам как снег на головы. Нет, не как снег – как тяжеленные глыбы, сворачивающие к едрене фене шеи, что оказываются на пути.

Стрелы, кулаки, мечи и ножи сделали все, как надо. Сделали быстро. Выстрелов не было. Криков – тоже.

Бурцев не тратил время на драку с солдатней. Даже меч из ножен не вынул. Зато первым ввалился в рубку катера. К офицеру, что давеча орал им в рупор. Офицер тянулся к красной кнопке на панели управления. Сирена?!

Но, честное слово, лучше бы этот фриц использовал руки иначе. Ударом ноги Бурцев отбросил эсэсовца к стене. Уже сползая вниз, противник вцепился в “Вальтер”. Потащил пистолет из кобуры. Бурцев схватил гитлеровца за шиворот, крутанул, вырвав с мясом воротник и петлицу, отшвырнул немца в сторону.

Фашист приложился виском о край металлической скамьи. Хрустнуло. “Вальтер” вылетел из ослабевшей руки, мелькнул в открытой двери рубки, плюхнулся в воду. Офицер цайткоманды затих. Человеческие черепа на такие удары не рассчитаны…

Глава 16

Дерзкого и стремительного захвата патрульного катера не заметили. Ни с берега, ни с безлюдных палуб кораблей, стоящих на якоре в бухточке Яффы.

Бурцев был доволен. Они разжились вторым судном, и коггу с Ее Величеством Алисой Шампанской на борту теперь нет нужды заходить в порт. Впрочем, Бурцеву и его дружине там тоже делать нечего. Уж слишком негостеприимной оказалась эта Яффа.

– В город не пойдем, – распорядился Бурцев. – Пусть Жюль увозит отсюда королеву, а мы поплывем вдоль берега. Найдем какое-нибудь укромное местечко. Там и высадимся.

– А ты сможешь совладать с этой лодкой Хранителей? – спросил Гаврила.

– Да уж управлюсь как-нибудь, Алексич.

По сути, катер береговой охраны был всего лишь навороченной и вместительной моторкой. Разобраться с этой посудиной – куда как проще, чем с “раумботом”.

Из воды, тем временем, вытащили Збыслава. Хорошо, оруженосец пана Освальда шел на абордажную схватку без доспехов – не утоп. С когга в катер спустился и сам добжинский рыцарь. За ним – Ядвига. Алиса Шампанская предлагала полячке остаться на корабле, однако легницко-кульмская красотка отказалась. Настаивать королева не стала. В конце концов, долгий путь во Францию – тоже приключение не из безопасных. Да и Освальд не желал надолго разлучаться с женой.

– Как же – как же, оставишь тебя, а потом Бог весть, где искать! – проворчал Освальд, но заткнулся, встретившись взглядом с Бурцевым.

Добжинец отвел глаза. Бурцев вздохнул. Все правильно… Он-то как раз и оставил свою Аделаидку наедине с отцом Бенедиктом. Теперь вот хоть все локти себе пообкусывай!

В катерок спрыгнул Хабибулла. Ну да, конечно, араб ведь обещался всюду следовать за “каидом Василием-Вацлавом”. А божба Аллахом для правоверного мусульманина – это не шутка. Дружина потеснилась, освобождая место новому члену команды.

– Ну а этот-то куда лезет? – ругнулся Бурцев, когда по натянутому канату с палубы когга ловко соскользнул Жюль. – Джеймс, спроси, наш капитан случайно не ошибся кораблем?

Джеймс спросил. Жюль ответил…

– Королева велела ему сопровождать и по возможности оберегать нас, – переводил брави. – Он не только толковый моряк, но и хороший воин. К тому же капитан лично знаком с рыцарями Иерусалимского королевства, выступившими против Хранителей Гроба и тевтонских братьев. Он может оказаться полезным.

– И кто же тогда поведет корабль Ее Величества во Францию?

– Новым капитаном назначен помощник Жюля. А сам Жюль уже поклялся честью, что выполнит волю своей королевы…

Вот те на! Один клянется Аллахом, другой – честью! Бурцев поскреб затылок. И каждый при этом норовит пристать к его дружине. Этак, глядишь, обрастем по пути целой армией хвостопадов.

– Если Жюлю не будет позволено остаться на лодке Хранителей, он отправится за нами вплавь, – предупредил Джеймс, – Так он говорит.

Только этого им не хватало!

– Ладно, нехай остается.

В конце концов, Жюль – славный малый. Да и Ее Величество, обижать не хотелось. И без того венценосная бедняжка обижена судьбой. А то, что Алиса Шампанская отправила им в помощь верного слугу и капитана, свидетельствовало об окончательном примирении после неприятного разговора в каюте нефа.

Бурцев, Освальд, Жюль, Дмитрий и Гаврила стянули с убитых эсэсовскую форму. В кровищи все, а что делать – не в кольчугах же и камзолах плыть вдоль вражеского берега на катере цайткоманды. Наскоро выполоскали, переоделись. Издали следов колото-рублено-дробленых ран не видать, – и то ладно. Даже Хабибулла, Сыма Цзян, Бурангул и длинноволосая Ядвига, с внешностью которых немецкие мундиры ну никак не вязались, кое-как натянули поверх одежды песочные бриджи и рубашки. Сарацин, китаец и татарин, чуть ли не до носа опустили козырьки форменных кепи, прикрывая лица. Кульмская красавица упрятала волосы под каску, а пышную грудь под гимнастерку. Впрочем, этих четверых Бурцев сразу загнал в рубку. От греха подальше.

Трупы привязали к маленькому, но увесистому якорю, добавили для веса охапку “шмайсеров” и ящик с боеприпасами, обмотали якорной цепью, парой пустых пулеметных лент и автоматными ремнями. Сбросили в воду. Связка мертвецов и железа ушла на дно.

Из трофейного оружия, Бурцев оставил лишь “шмайсер”, пару снаряженных магазинов, ручной пулемет, да три барабанных коробки к нему. Каждая – на полсотни патронов.

Ну что ж, дело сделано. Пора было расставаться с королевской командой.

– Эй! Там же платок Дездемоны! – спохватился Гаврила.

– Оставь, Алексич, – попросил Бурцев.

– Так ведь…

– Ничего. Дездемона бы тебя не осудила. Королева направляется во Францию собирать войско в поход на немцев. А без флага ее корабль не примет ни один порт.

– А ты бы на моем месте отдал плат Аделаиды, а воевода?

Хороший вопрос. Бурцев отвечать не стал.

– Пусть бережет этот платок твоя Алиса пуще зеницы ока, – хмуро проговорил Гаврила. – И коли даст Бог свидеться, пусть вернет его в целости и сохранности. Иначе придушу – и не посмотрю, что баба. И что королева не посмотрю.

– Вернет, – поручился Бурцев.

Хотя вряд ли их пути с Алисой Шампанской когда-нибудь вновь пересекутся. Да Гаврила и сам все понимал прекрасно.

Алиса Шампанская стояла на носу когга, утирая предательские слезы. О ком или о чем плакала Ее Величество, Бурцев старался не думать. Джеймс с Жюлем отвязывали канатные концы, а расторопные кипрские моряки под руководством нового капитана поднимали якорь.

– Ищите доблестного магистра тамлиеров Армана де Перигора и властителя Бейурата Жана д'Ибелена, сына славного Бальана II, – посоветовала Алиса Шампанская. – Это мои друзья. Они станут друзьями и вам. И да пребудет с вами Господь! Бон шанс[19], мсьё Вася!

Что ж, вам того же, Ваше Величество.

– О рэвуар, мадам, – почтительно склонил голову Бурцев.

Все-таки они расставались по-доброму.

– Отомстите за свою супругу и за меня, за мое королевство и за моего несчастного сына, мсьё Вася!

Бурцев кивнул. Вошел в рубку.

Управлять сторожевиком Хранителей, в самом деле, оказалось не сложно.

Взревел двигатель катера.

Когг поймал залатанным парусом попутный ветер.

Вскоре пиратское судно с флагом Венецианской республики на мачте и с женской фигурой на носу осталось далеко позади.

Глава 17

Задача патрульного катера – патрулировать морские подходы к порту. Этим они сейчас и занимались. Демонстративно, спокойно, уверенно…

Получилось. Никакой тревоги на берегу, никаких выстрелов, никакой погони. Катер беспрепятственно покинул уютную бухточку. А уж скрывшись с глаз долой, выдал все, на что был способен.

Мчались с ветерком. Гнали по водной глади так, что Ядвига повизгивала от ужаса и восторга. К берегу повернули, когда среди пустынных песчаных и каменистых пляжей замаячили скалы. Бурцев сбросил скорость, но останавливаться не стал. Направил катер в бурлящий поток прибоя.

– Вацлав! Безумец! Погубить нас хочешь?! – встревожился пан Освальд.

– Помолчи, а? – процедил Бурцев сквозь зубы, – Не болтай под руку, если жить не надоело.

Добжинец заткнулся. Вся остальная команда соревновалась в скоростном чтении молитв.

А прямо по курсу – острые каменные клыки и покатые, обтесанные водой валуны. И рваные пенные клочья. Ветер был не сильный, однако в прибрежных скалах волна за малым не ревела. Да, приближаться здесь к берегу – безрассудство на грани самоубийства. И именно поэтому Бурцев вел катер сюда.

Проскочат – будет, где спрятать немецкую посудину и укрыться самим. Искать их тут фашистско-тевтонские ВМС ли станут. А станут – так лучшей позиции для обороны не придумать. Но вот если не проскочат… Что-то подсказывало Бурцеву, что вплавь тогда до берега доберутся не все. Значит, нужно проскочить.

Шли бы под парусами или на веслах, да при хорошей осадке – хрен совладали бы с бушующей стихией. Давно б расшиблись на фиг. Однако мощный движок на легоньком суденышке позволял лихо маневрировать в каменном лабиринте.

И все же… Бум! Бум! Бум! Трижды их долбануло о камни, да так, что народ едва не посыпался в воду. На правом борту появилась приличных размеров вмятина. Левый дал небольшую течь. Мелочи… Пока они держатся на плаву, все это – мелочи.

Бурцев рулил, бросая катер из стороны в сторону – в обход, в объезд, в обплыв камней. И немного вперед. И снова в сторону. И опять чуть вперед. Чуть-чуть. Таких чуть-чуть становилось все больше. Берег приближался. И наконец…

Хр-р-рмс-с-с! Катер дернулся. Люди – вповалку. А днище скрежещет о камни так, что вянут уши и ноют зубы. Но это был добрый скрежет – не о хищный подводный зуб, не о коварную мель – о береговую гальку выступавшей меж скал косы. Бурцев заглушил мотор. Ну, приплыли, что ли?

Жюль прыгнул за борт первым. По пояс в воде, захлебываясь в фонтанах неистовствующего прибоя, дернул за носовой швартовочный канат. Через секунду королевскому капитану помогали Дмитрий, Гаврила и Збыслав. Дело пошло споро. Катер стащили с галечного выступа, поволокли вдоль косы. Еще пара секунд – и на борту осталась только Ядвига. Мужики – все до единого – впряглись в бурлацкую упряжку, и тут уж стихия сдалась окончательно. Даже помогла напоследок – подтолкнула вслед настырным человечкам поднадоевшую плавучую игрушку. Волна выпихнула побитый катерок к берегу и отхлынула…

Прежде, чем подоспела новая волна, Жюль дотянулся до огромной глыбы – большого куска скалы с отколотой середкой. Камень идеально подходил для швартовки, и капитан Ее Величества в два счета закрепил канат. Сам – упал, обессилев. Остальные распластались рядом. Откашливаясь, отфыркиваясь.

Жюль что-то восторженно прокричал.

– Чего ему надо? – устало поинтересовался Бурцев.

– Говорит, что ты величайший из мореплавателей и сердце твое полно отваги, – хмыкнул Джеймс.

– А-а-а, ну пусть себе говорит.

Бурцев глянул назад. Бр-р-р! Скалы, скалы, сплошные скалы… И бурлящая вода меж ними. Пройти по извилистому фарватеру смерти второй раз он, наверное, не решился бы. Потом Бурцев поднялся над камнем, посмотрел вперед. И обомлел…

На берегу между каменными завалами прихотливо извивалась узенькая тропка. И тропа эта не пустовала. Нет, эсэсовцев на ней не было. Не было и тевтонов. Но воинственный вид невесть откуда явившейся парочки Бурцеву тоже не очень понравился.

Да уж, парочка… Всадник на рослом пепельно-сером коняге. Судя по вооружению – рыцарь не из бедных. Кольчуга добротная – двойного плетения, длинная, с рукавами и подолом. С крепким нагрудником. Лицо закрыто горшкообразным шлемом. Правда, не с привычно плоской, а с округлой верхушкой. И нижняя часть шлема, явно, подвижна. Забрало, что ли? Любопытная новинка для этих времен…

На шлеме отсутствовали устрашающие рога, декоративные крылья деревянные ладони и прочие привычные Бурцеву рыцарские навороты. Зато имелся трогательный такой ободок-венчик. Бурлет – нашеломный обруч из плетенного конского волоса, перевитый шелковыми нитями, удерживал поверх металла длинную белую тряпицу, ниспадающую на плечи и спину воина. Ламбрекен или намёт – так именовалась эта накидка, похожая одновременно и на арабскую куфью, и на свадебную фату. О предназначении намета гадать не приходилось. Защищать упакованные в железо мозги рыцаря от перегрева под жарким палестинским солнцем – вот оно, его предназначение.

В левой руке всадник держал треугольный, с округлыми краями щит без герба. В правой – меч. Уже извлеченный из ножен, между прочим.

Не так уж чтоб очень гармонично смотрелся подле конного европейского рыцаря здоровенный одногорбый верблюд-дромадер. Массивное тело грязно-песочного цвета возвышалось на тонюсеньких, но жилистых и крепких ногах. С выгнутой шеи взирала надменная морда пожизненного пофигиста. К мохнатому горбу тремя упорами – спереди и по бокам жестко крепилась нехитрая конструкция. Широкая, прочная и при этом легкая плетеная станина выступала вперед, а на станине той… Бурцев сморгнул пару раз. Заряженный самострел-аркабалиста нависал над головой животного. Вместо стрелы – округлая пулька: то ли железный, то ли свинцовый шарик.

Седло стрелка служило своеобразным противовесом и было смещено чуть назад. В седле замер араб, обмотанным в светлую ткань с ног до головы, отчего сарацин напоминал чересчур упитанную мумию. Только глаза и поблескивали меж тряпичных полос. Недобро так поблескивали.

Глава 18

А из-за камней к этим двоим подтягивались все новые и новые наездники. На лошадях, на верблюдах… Большей частью – арабы, но кое-где мелькало и европейское вооружение. Наверху, в скалах, появились лучники и арбалетчики, что было совсем уж паршиво.

Бурцев не шевелился. Вернуться на катер, где осталось все их оружие, теперь не представлялось возможным. Выйдешь из-за укрытия – неминуемо подставишься под стрелу.

– Сидеть тихо, мы тут не одни, – одними губами произнес он.

Дружина напряглась.

Стрелок на верблюде спустил тетиву.

Метательный снарядик с отвратительным свистом пронесся над ухом Бурцева и звонко вдарил в катер. Прилично так долбанул: в борту появилась пробоина. Словно из крупного калибра бабахнули. Одиночным. От такой пульки никакой доспех не спасет!

Падая за спасительный валун, Бурцев отметил, что “мумия” на верблюде уперлась ногами в рога аркабалисты и, не слезая с горба, перезаряжает убойное оружие.

– Я помогу! Сейчас!

В катере – за иллюминатором рубки – мелькнуло лицо Ядвиги. Лицо и руки. В руках полячки – “шмайсер”. Чего она там задумала? На подвиги рыжую потянуло? Вспомнила, блин, новгородские занятия по стрелковому делу?!

– Ядвига, прячься! – дико заорал Освальд.

Спрятаться ее заставил не крик пана, а камень, пущенный из пращи. Ядвига убрала голову за долю секунды до того, как булыжник разнес вдребезги стекло иллюминатора. В разбитый проем тут же влетела стрела. Другая…

Еще парочка вонзилась в палубу. Следующие три – чиркнули о гальку между катером и валуном, за которым залегла безоружная дружина. Нападавшие давали понять, что высовываться не следует. Никому.