– Все началось после встречи с твоими знакомыми из той среды…. Порой думаю, что пусть бы сын отсидел, засранец. Может и не было всего этого…. Возможно…, вероятнее всего, твой знакомый и ни при чем, но у них тоже разные люди есть. Короче, после нашего общения в магазин пошли всякие комиссии с проверками, от ОБХСС до …. Я сразу почувствовал, что мной заинтересовались органы. Вернее, не только мной, а моими контактами и связями.

Дело в том, что твой знакомый предложил занятие с иконами и прочими старинными безделушками на более широком уровне, а другие люди из той среды – предложили другое. Торговать самородным золотом и камушками. Я же не мальчик и понимаю, чем это может грозить лично мне и моим каналам. Пока я приторговываю никому не нужными досками, никому не интересен. Этими досками забиты все музейные запасники, а там действительно есть серьезные предметы, которые с готовностью купил бы любой коллекционер. А тут явно ворованное золото и камни. Я попытался отказаться, поясняя что не имею возможности и людей гнать эту контрабанду за границу, но разве меня послушали? Посчитали, что нашли жирного бобра-барыгу и вцепились. Еще и шага не сделал, как заинтересовал государство. Думаю, на время отойти от торговли – может отстанут? Им то удобно. Передадут товар анонимно, а основной риск ложится на меня и …. А в случае удачной реализации они только получат деньги. Думаю, отойти от дел, но вряд ли они оставят меня в покое.

Я почему хотел с тобой встретиться? Может поговоришь со своим знакомым? Его интересы ведь тоже пострадают. Вероятно, он сможет разрулить ситуацию? – просяще мужчина заглянул мне в глаза.

Понятно – влип Соломоныч, а я ведь в свое время его предупреждал о последствиях связей с криминалом. Я задумался. Конечно, я могу поговорить с Юрием Васильевичем, но вдруг и он в деле с золотом и камнями? К тому же – какой вес у него в столичной среде у Воров? Если его бизнес пострадает от действий других, то может и вступиться или хотя бы задаст вопросы мешающим, но послушают ли его? А может это совпадение? Жирным карасем со связями могли заинтересоваться криминальные круги и без вмешательства Князя за сына Соломоныча?

– Как вы думаете – за вами следят? – поинтересовался я у собеседника.

– Не знаю, но могут, если не те, так другие…, – отозвался компаньон и завертел головой по сторонам.

Кого он хотел увидеть?

– Хорошо. Я поговорю, но не обещаю, что все наладится, – легко пообещал испуганному мужчине, так как не знал еще, как поступлю.

Надо будет серьезно обдумать складывающуюся ситуацию.

– Что с нашими иконами? – вернулся к теме, интересующей меня с ребятами.

– Я же сказал, что пока этим заниматься не буду. Вероятно, даже уволюсь и уеду…. Лучше быть бедным, но жить на свободе!

– Ребята в прошлый раз доставили большую партию, а получили…? – вернул его к теме.

– А, да…! Там не было ничего интересного, – вильнул взглядом барыга, – я.…, вот тут…, – суетливо полез во внутренний карман элегантного пиджака.

– Это только тебе…, за помощь, – протянул банковскую пачку четвертаков.

– Евгений Соломонович? – укоризненно покачал головой я, как в сцене с Семеном Семеновичем Горбунковым из «Бриллиантовой руки».

– А…, да, – смутился он, спрятал пачку и испуганно огляделся.

Насколько комично и непривычно Соломоныч выглядел сегодня! Или талантливо играл. Куда девалась его вальяжность, значимость и деловитость?

– Я вам помогу, но помогите, и вы нам. Мы сегодня доставили опять партию икон. Куда их девать? Не везти же обратно? – улыбнулся я примиряюще.

Соломоныч медленно кивнул головой, глядя на меня и задумался. Потом поднялся и пробормотал:

– Подожди, мне надо позвонить, – пошел к стойке.

Вернувшись, набросал на салфетке адрес и двинул листок мне.

– Там вас будут ждать, но не гарантирую, что заплатят так, как я, – и вновь смутился, вероятно, вспомнив последнюю сделку.

– Мне пора, – заискивающе взглянул в глаза. – Как и когда я узнаю о результатах?

– На днях позвоню ТОМУ человеку, а о результатах перезвоню вам, – пообещал я, поднимаясь.

В дверях кафе принял от Соломоныча пачку денег и извинившись, вернулся в помещение.

– Можно сделать два звонка? – спросил у бармена.

Тот молча без суеты поставил телефонный аппарат с длинным шнуром передо мной.

Я отошел на край барной стойки и первому позвонил Иосифу Аркадьевичу. К счастью тот оказался дома. Болел.

– Ну, наконец-то. Явился. Тебя уже заждались, – закхекал старческим смешком и закашлялся. – Прости. Болею. Эти концерты доконают, – пожаловался. – Тебя, когда ждать?

– Кто меня заждался? – осторожно поинтересовался я.

После недавнего разговора я уже стал опасаться плохих новостей и накатило раздражение. Простая, казалось, поездка принесла новые проблемы и сложности.

– Много таких, – опять закхекал собеседник. – Музыканты и прочие…, – пояснил.

– Разберусь с делами и приеду, – пообещал ему.

– Какие еще дела? – возмутился администратор. – Здесь, у меня дела, а все остальное может подождать!

– Приеду, ждите, – повторил и положил трубку.

Второй звонок сделал фарцовщикам. Назвался и подождал сообщение о новом телефоне. Опять переехали конспираторы! Виктору сообщил о сегодняшнем визите и узнал их новый адрес. У ребят были планы на покупки и у меня – обувь Гулиной семье и сапоги для мамы. Может себе и тете Свете куплю чего-нибудь? Еще Ленке из Ленинграда обещал, – вспомнил. Женщины обожают новую обувь. У моей мамы все обувные шкафы были забиты, несмотря на тесноту в бараке.

Выйдя на улицу, вздохнул и огляделся. Прохожих не было, а три припаркованные в переулке машины стояли пустыми. Лучше перебздеть, чем недобздеть! – подумал и повернул в сторону нашего такси.

– Никого подозрительного не заметил, – зашептал Ухналь у таксомотора. – Твой собеседник сел в красную «шестерку» и уехал. За ним никто не поехал.

– Откуда узнал про собеседника? – поинтересовался я.

– С улицы весь зал просматривается, – прояснил парень.

– У вас смена до какого часа? – поинтересовался я у водилы, садясь в машину.

– До восемнадцати, – кивнул на бирку, прикрепленную к панели с именем отчеством и фамилией, адресом и телефонами АТП и режимом работы таксиста. – А что? – удивился.

– Нам надо до одиннадцати, – пояснил я.

– По-прежнему, три счетчика? – уточнил он.

– Можем и четыре, если вопросы не будете задавать. У нас все законно, – заинтересовал его.

– Куда едем? – спросил таксист, повернув ключ, запуская двигатель.

– Туда, откуда взял – на Савеловский. Загружаться будем, – пояснил.

На вокзале сообщил ребятам:

– Быстро грузимся. Старое место прикрыто временно. Поедем к новому покупателю или может сами справитесь, без меня?

– Что случилось? – обеспокоился Леднев.

– Нет уж. Поедем с нами. У тебя лучше получится разговаривать и торговаться, – предложил Стас.

– Вот вам за предыдущую партию, – достал пачку двадцатипятирублевок, не считая отделил часть и большую протянул Стасу. – Думаю, так будет справедливо, – заявил опешившим ребятам.

– Здорово! – прокомментировал Ухналь. – А то наши недовольны той ценой, – пояснил.

– Еще неизвестно, сколько за эту партию получим? – в сомнении пробормотал я.

До нового адреса пришлось далеко ехать в сторону Домодедово. Не доезжая, свернули на неприметную асфальтированную дорогу и проехав лесной массив выехали к дачному поселку. За высокими заборами среди деревьев – сосен, елей, берез располагались жилые строения. Как этот поселок разительно отличался от родительского садово-дачного кооператива без заборов с домиками-курятниками, построенными своими руками из того, что нашли хозяева, одноэтажными и выстроенными, как по линейке? Центральная улица этого поселка была также асфальтирована. На входе стоял домик администрации или охраны и шлагбаум, который был поднят.

Остановившись у нужного адреса, вышли из машины.

– Не знаю, что нас ждет, но предлагаю не вмешиваться в беседу и даже эмоций не проявлять, – предупредил я всех. – Если есть пожелания или предложения, говорите сейчас, – предложил, но все промолчали.

Осмотревшись, рядом с массивными воротами заметил калитку со звонком и коробочкой домофона.

Что и кто меня ждет за этим забором? – подумал и нажал кнопку.

– Кто? – искаженный плохим динамиком или микрофоном каркнул мужской голос.

– От Никонова, – ответил я в коробочку.

– Сколько вас? – поинтересовались.

Видеокамеру надо ставить, если боитесь, – со раздражением подумал. Денег хватит, наверняка, но подобных девайсов вроде нет в это время даже для подпольных миллионеров.

– Четверо, – сообщил я.

– Заходи один, – скомандовал голос и щелкнул замок калитки.

Взглянув на ребят, вошел в калитку и огляделся. От калитки через просторный двор вела пешеходная дорожка к деревянному двухэтажному особнячку с балкончиком, башенками и мезонином. Сама дорожка и автомобильная площадка слева от ворот выложена плиткой. Все пространство до дома занимал травяной газон, припорошенный снегом, голыми плодовыми деревьями и цветочными клумбами с многолетними цветами.

Красиво живут, богато, – отметил мысленно, – но куда идти?

Из-за дома появился согнутый временем старичок с метлой, одетый в фуфайку и в валенки с калошами. На голове у него была несуразная шапка. Это чудо направилось ко мне, шаркая ногами.

Хозяин или дворник? – удивился появившемуся персонажу.

– С чем пожаловал, мил-человек? – тонким тенорком спросил меня дедок, слегка улыбаясь.

– Я от Никонова, – повторил.

– А чего Женька сам не берет, а направляет ко мне? – остро взглянул из-под кустистых бровей он и вновь превратился в безобидного старичка.

– Понятия не имею, – ответил я, пожав плечами.

Мне не хотелось откровенничать с неизвестным, притворяющимся немощным стариком. В развороте фуфайки заметил ворот глаженной чистой рубахи, а старческая немощь была слишком нарочитой. Голос в динамике был искажен, но не был старческим, если он не умело искажал его.

– Много привез? – опять остро взглянул старик.

Натуру не спрячешь, – мелькнула мысль, а ответил я коротко:

– Много.

– Пусть занесут в беседку, – ткнул хозяин метлой в сторону, откуда пришел, – и уходят. Да скажи, чтобы газоны не топтали.

В голосе послышались командные нотки.

Хрен тебе! Пора зубы показать, – решил я.

– Ребята занимались организацией сбора товара и заинтересованы в результатах нашей беседы, – пояснил миролюбиво. – Вам опасаться нечего.

Некоторое время старик посверлил меня взглядом и, махнув рукой пошаркал обратно чего-то бормоча.

Я повернулся к калитке, которая оказалась вновь закрыта и заперта. Даже не слышал! – мысленно удивился.

– Заносим! – предложил ребятам. – По траве не ходить, деревья не ломать и цветы не нюхать! – добавил громко, чтобы услышал хозяин и понял, что не держу себя в руках – раздражаюсь по пустякам. Соберись! – приказал себе.

Взял пару свертков и первым пошел за дом, показывая, что у нас равноправие.

Хозяин остановился в дверях застекленной просторной беседки и внимательно оглядывал каждого, проходившего мимо. Закрыл дверь за последним и прошел к столу. Внутри было тепло от кирпичной печки, камина или мангала, стоящего у стены. Удобно принимать гостей, которых нежелательно вести в дом и уютно. Я оглядел помещение и печь с тлеющими углями в открытой нише.

– Показывайте, что привезли, – сварливым голосом распорядился хозяин.

Я взял один сверток и начал распаковывать.

– Все показывайте. Вон, вдоль стены ставьте, – недовольно распорядился тот.

Когда все иконы стояли на полу, прислоненные к стене, старик медленно пошел вдоль них, рассматривая. Потом наклонился к одной, поднес к глазам, рассмотрел обратную сторону и вгляделся в изображение через лупу, неожиданно оказавшуюся в руке. Повернулся к нам, оглядел, задержав взгляд на мне и снова отвернулся к иконе. Отложил ее на стол и пошел дальше вдоль ряда. Так он отобрал двенадцать икон.

– Сколько вам платил Никонов? – спросил антиквар, вновь оглядев всех и уставился на меня.

Теперь он не пытался изображать немощь.

– Он брал почти все, за исключением совсем негодных или явного новодела, – ответил я, не собираясь называть цену и намекая на оставшуюся часть.

Недовольно посверлив меня взглядом, старик вернулся к иконам, походил вдоль них и отобрал еще семь штук.

– Все! Остальные не возьму. У меня нет таких возможностей, как у Никонова, – буркнул. – А за эти…, – помолчал, – дам две тысячи, – положил руку на стопку отобранных досок.

Я задумался. Старик платит больше, чем Соломоныч за отобранное, но явно есть возможность для торговли, хотя в этом нет моего интереса, но для ребят…. Подошел к столу и взял верхнюю икону и посмотрел обратную сторону. Икона была от деревенских ребят, так как на обратной стороне не было бумажки с метками пацана, добывшего икону.

– За эту сколько даете?

Хозяин, взял икону у меня, осмотрел и ответил:

– Семьдесят.

– За эту? …

– По-моему, вы слишком занижаете цену, – начал я торг, когда все отобранные дедом иконы кончились. – Моя цена – три тысячи сто пятьдесят.

Мы начали торговаться. Куда девался старичок – божий одуванчик? Мой край был две тысячи триста рублей, то есть столько, сколько мы могли получить от Соломоныча за всю партию икон, но выторговал больше – две тысячи семьсот пятьдесят.

При расчете я заметил, как у хозяина на миг радостно сверкнули глаза. Обманул жучара! Но и ребята должны быть довольны – получили больше, чем могли увезти от прижимистого Соломоныча, а заодно часть икон осталась у них.

– Когда вас, ребята ждать в следующий раз? – перед нами стоял добрый гостеприимный дедушка.

Хотелось протереть глаза – тот ли это человек? Сдержав улыбку, повернулся к Стасу, напряженно глядевшему на меня, потом взглянул на Юрку и ответил:

– Сразу после Нового года.

– Приезжайте, приезжайте. Ждать буду, – излучал хозяин радушие.

По-видимому, сильно нагрел нас. Настолько он был доволен лохами, то есть нами. Но что взять с нас, провинциалов? Мы привыкли радоваться червонцу, в отличие от подобных столичных перекупщиков, спекулирующих на искусстве, человеческих слабостях, будь то иконы, картины или песни и ворочающих суммами с несколькими нолями. Подпольные советские миллионеры. Не удивлюсь уже если у Соломоныча или Аркадьевича окажутся подобные дачи, годные для проживания зимой с внутренней охраной.

– Мне показалось, что мы могли выторговать больше, – прошептал Ухналь, когда оказались за воротами.

– Могли, – кивнул я. – Знали бы мы других коллекционеров. Или знали бы реальные цены. Но, во-первых – мы и так получили больше, чем могли получить на прежнем месте и часть икон осталась у вас.

Почувствовал раздражение и задумался. Вероятно, действительно Соломоныч имеет выходы на заграницу – студентов других стран, работников иностранных посольств или наших людей, имеющие возможность выезжать за рубеж без досмотра. Посмотрел на ребят. Все выглядели довольными после успешного дела. Чего раздражаюсь? Понимаю, что могли выторговать больше, но моего интереса нет и тороплюсь к Аркадьевичу. Сколько времени проведу у него? А ведь еще надо ехать за шмотками.

– А во-вторых? – подтолкнул меня голос Юрки.

– Что? – повернулся к нему.

– Ты сказал – во-первых. Что во-вторых? – пояснил он.

– Времени у меня не было на торговлю. Надо еще в два места успеть. Поедете в следующий раз и попытайтесь сами торговаться. Можешь сам попробовать, – взглянул Ухналю в глаза.

– Не-е. Не получится. У меня слов не хватит. Мысленно спорить могу, а вслух…! – замотал головой. – Зато теперь знаю, насколько это трудно и опасно, а то наши думают, что все просто – привез, получил деньги и все!

– Хорошо, что скоро в армию, – пробормотал Серега. – Еще шмотки отбирать….

Стас попытался сунуть мне часть полученных денег.

– С таксистом рассчитаешься, – отказался.

У адреса Аркадьевича отправил ребят с таксистом обедать, а сам пошел в подъезд голодным – свободного времени на перекус уже не было. Надеюсь, что хоть кофе администратор не пожалеет для меня.

– Ну наконец-то! – начал с упреков Иосиф Аркадьевич, кутаясь в пушистый пуловер.

– Извините, Иосиф Аркадьевич. Закончил дела и сразу к вам, – примирительно улыбнулся ему.

– Проходи, – буркнул тот и пошел вперед, бормоча раздраженно:

– Дела, дела, а здесь, что? Не дело? Развлечение?

Раздражение-то администратора, напускное. Вероятно, хитрый еврей хочет заставить меня чувствовать виноватым и таким образом повлиять на цену привезенных песен. Надо отвлечь.

– Иосиф Аркадьевич! Я так торопился к вам, что не успел перекусить, – обратился я к хозяину. – Нельзя ли начать с кофе? – попросил с улыбкой.

Он резко тормознул в дверях музыкальной комнаты и направился в сторону кухни, упрекая меня:

– Что же вы, Сережа? Разве можно так легкомысленно относится к своему здоровью? За здоровьем надо следить с молоду и кушать вовремя.

На кухне выгрузил из холодильника колбасу, сыр, масло и начал засыпать в турку кофе.

– Может шоколадное масло достать? – предложил хозяин. – Я на старости лет пристрастился. Вот помню в детстве, матушка принесет пайку черного хлеба, отрежешь ломоть, польешь постным маслом, посыплешь солью и наслаждаешься. Вкуснотища! Казалось, не бывает ничего вкуснее, – обратился старик к воспоминаниям. – О таком великолепии даже не мечтали, – кивнул хозяин на стол.

Вышел я от него довольным, так как карман грели одиннадцать тысяч рублей.

– Ты не подумай. Я не обвиняю тебя за то, что могли больше получить, – попытался оправдаться Ухналь в поезде.

– Проехали, – отмахнулся благодушно.

Я был вполне удовлетворен поездкой, все дела выполнил и вез домой купленную обувь, одежду и деньги.

Коррекция уголовного дела.

Десятого ноября после обеда, чтобы не пугать милиционеров, мы всю нашу «банду» оставили в соседнем парке на лавочке, а сами стояли на милицейском крыльце, дожидаясь терпилу с его другом. Игорь с подростком его возраста пошел при нас к следователю. Я совсем забыл, что у милиции сегодня профессиональный праздник. Стыдно! Сам ведь десять лет отмечал этот праздник, нося милицейские погоны. Видимо, проблемы навалились и вылетела подобная мелочь из головы. Из-за этого может провалиться моя задумка по развалу уголовного дела. Уеду, а Стас сможет направить Игоря снова к следователю? Сам ведь должен быть заинтересован.

Из здания выходили милиционеры, сверкая белыми рубахами в вороте шинелей, некоторые явно поддатые и женщины с цветами в руках.

– Думаешь получится? – беспокоился Стас.

– Не знаю, – ответил я правду. – Никому не нравится переделывать свою работу. Да и праздник у них сегодня, видишь?

Сам же думал – кто еще нам может помочь? Может зайти к Капкину – начальнику уголовного розыска? Я, как источник информации для него бесполезен в настоящее время, а пойдет ли Стас на сотрудничество с милицией? Да и интересны ли мы ему? Вдруг ему будет выгоднее закрыть Стаса? Так ничего не решив, пришел к выводу дождаться результатов встречи со следователем пострадавшего Игорька с другом. Сам помнил из будущего, что несмотря на праздник, в милиции рабочий день, хотя многие относятся к этому спустя рукава и выпивают в своих коллективах, но не все такие. Есть добросовестные сотрудники, которые несмотря на праздник работают. Надеюсь, что и наш следователь из таких.

Уже закончился рабочий день, и милицейские чиновники расходились по домам, а терпилы все не было. Наконец, когда уже мы собрались уходить, из здания вышел Игорь с другом.

– Все, – выдохнул, – но, по-моему, он не поверил. Несколько раз переспрашивал – не заставили нас изменить показания и выгонял из кабинета подумать. Не знаю, что получится. Он сказал – суд решит.

– Он записал новые показания? – поинтересовался я.

– Записал и заставил расписаться, но я не уверен, что это поможет, – взглянул на Стаса.

– Ладно, идите, – отпустил ребят.

– Ты готов сотрудничать с милицией? – повернулся я к Стасу.

– Стучать, что-ли? – догадался он. – Не-е. Лучше отсижу, – замотал головой друг.

– Неизвестно, что лучше. Да и стучать необязательно, а поддержка из ментуры не помешала бы, – заявил ему, не веря сам. – Подумай.

– Ты с нами в поселок или по своим делам? – завершил он разговор.

– К подруге, – признался.

…..

Теперь, по прошествии нескольких месяцев я знал, что дело развалилось, а Стаса вербовали, но о результатах не знал и не спрашивал. В таких вещах даже друзьям не признаются. Мотоцикл «Восход» я передал Стасу для Игоря, а маме отдал сто рублей своих денег после поездки в Москву.

Маринка.

В осенние каникулы с Маринкой встретиться и выяснить отношения не получилось. Это смог сделать только в зимние каникулы.

– Ты сам виноват, – сразу при встрече начала обвинять меня рассерженная девчонка. – Я звонила несколько раз, тебя все не было, а твой друг не мог ничего сказать. Написал бы ….

Хотел сказать, что не мог прийти на телефонные переговоры, так как был в больнице, но промолчал, понимая, что все равно останусь виноватым. К тому же чувствовал свою вину, а обличительный монолог нужен самой Маринке.

– Осенью приезжал, почему не зашел? К тому же мне сказали, что ты был на танцах с девчонкой из второй школы. Красивой. Кто она такая? Откуда ты ее знаешь? – не удержалась и всхлипнула.

Что я мог ответить? Пусть уж я останусь неправым в Маринкиных глазах, но хоть так сделаю выбор в пользу Гули.

– Вот и пришлось мне сделать выбор, – между тем продолжала сердиться Маринка, неожиданно повторив мои мысли, – Да и мама…, – проговорилась и поняв, закусила губу.

Разозлилась и почти закричала:

– Между нами все! И не ищи больше встреч со мной. У меня другой парень…, развернулась, встряхнув хвостом волос и пошла от меня походкой танцовщицы, играя бедрами.

Глядя ей вслед, я предположил, что она ждала от меня другого – оправданий, извинений, но не молчания и, если я сейчас ее окрикну, она вернется. А что дальше? Опять мотаться от одной к другой? Обманывать обеих? Нет уж. Пусть остается так! Это будет честно!

Уже в поезде по дороге в Ленинград жалел о расставании с подружкой, хотя должен был радоваться.

Глава 2.

Школа.

Сижу на уроке, пытаясь вникнуть в то, о чем толкует химичка, расхаживая по классу. Есть у нее такая манера преподавания – говорить в движении. Подвигается, поговорит, подойдет к доске или к макетам органических структур, потыкает указкой и дальше в путь, но излагает материал хорошо, понятно. Я уверен, что органическую химию знаю и на выпускных экзаменах не провалюсь, чего не скажешь про неорганическую. Ее еще в прежней школе не учил и не стремился знать, то есть вообще не задумывался, что придется сдавать на выпускных экзаменах в десятом классе и оценка будет для меня важна.

Пытался самостоятельно изучать этот предмет, загрузившись библиотечными учебниками. Оказалось, нет ничего страшного и непонятного. Времени хоть и не хватало, но прочитал все учебники еще до Нового года и даже кое-что законспектировал.

До седьмого класса я не знал формулу воды или серной кислоты, над чем мама постоянно прикалывалась и запомнил их благодаря этим насмешкам. Преподавала химию в прежней школе Римма Васильевна – пожилая, добрая незлопамятная женщина, но взрывчатая и импульсивная. Могла разозлившись на нерадивого ученика в порыве негодования поставить «кол» в журнал, а потом остыв, сама же пыталась его исправить, если не на том же уроке, то на следующем. Излагая учебный материал входила в раж, краснела и даже бегала по классу. Однажды, пробегая споткнулась о чей-то портфель в проходе и растянулась на полу, показав черные панталоны до колен. Класс хохотнул и уткнулся в книги, пряча усмешки.

Я не понимал, почему высчитывая валентность и производя элементарные математические действия она восторженно пучила глаза. Не изучала математику, где решались более сложные математические примеры и восторгалась своими математическими способностями?

Восьмой класс я закончил с завышенной тройкой по химии и остался только благодарен Римме Васильевне. В девятом прежней школы и десятом классе этой у меня оценки – четверки и пятерки.

«Опять отвлекся на воспоминания», – заметил и прислушался к учительнице. Справа навязчиво лез аромат новых Наташкиных духов. По ее словам, французских. Еще перед уроками она похвасталась ими и поинтересовалась моим мнением, а я не смог ничего сказать и ответил:

<1 2 3 4 5...11 >

На страницу:

Перейти

3 из 11