Унесённые «Призраком»

– Марион? – удивленно пробормотала она. – Что случилось?

– Простите, мисс, – Мэри присела рядом, переводя сбившееся дыхание и взволнованно глядя ей в глаза: – Мисс Маккейн… Кэтрин… милая Кейт, вам грозит опасность!

Глава четвертая

– Не беспокойся, Марион, – сказала Кейт, выслушав перепуганную девушку. – Они не посмеют. На корабле запрещен открытый огонь; даже наши свечи устроены так, что при падении сразу же гаснут. И офицеры во главе с капитаном не оставят без наказания подобную выходку…

– Да, мисс, – перебила её юная шотландка, – разумеется, они накажут виновных, но вам это уже не поможет. У нас в театре был случай: после спектакля молоденькая актриса не заметила свечу, забытую на краю стола, и неосторожно встала рядом. Сперва у её платья вспыхнула кружевная манжета, затем загорелся рукав и пламя перекинулось на пышный ворот. Другие актрисы бросились на помощь и быстро потушили огонь; костюм оказался несильно испорчен, и мы с миссис Спрингс за два дня его починили, но вот багровые пятна ожогов на плече и шее бедняжки не сходили несколько месяцев и оставили после себя безобразные шрамы. Только благодаря доброте мистера Росса девушка не потеряла работу и не оказалась на улице: он даже оплатил ей лечение. – Марион помолчала, а потом умоляюще взглянула на Кейт: – Прошу, подумайте о себе. Неужели какое-то платье стоит того, чтобы из-за него пострадать?!

Какое-то платье…

Женщины не облачаются в черное просто так, по своей прихоти. Все это время её компаньонка проявляла удивительную деликатность и ни разу не спросила, по кому молодая мисс носит траур. Сама Кейт говорить с кем-либо о потере и искать сочувствия не хотела, но сейчас вдруг осознала, что её тянет открыть свою душу Марион. Что это необходимый и правильный шаг на пути… к чему?

Кажется, она догадывалась.

– Чуть больше трех месяцев назад я потеряла единственного мужчину, которого беззаветно любила, – сделав над собой усилие, проговорила Кейт. – Его звали сэр Джеймс Гарольд Маккейн, он был полковником в отставке и моим отцом.

Кейт была пятой по счету и последней попыткой полковника Маккейна обзавестись наследником мужского пола. Когда она появилась на свет, сэру Джеймсу исполнилось сорок восемь, её матери было тридцать. Аманда Луиза Маккейн, в девичестве Спенсер, имея приданое в десять тысяч фунтов, вышла замуж за полковника в возрасте семнадцати лет; в восемнадцать родила дочь Анну, в двадцать – дочь Шарлотту, в двадцать два – еще одну дочь, Софию. На этом можно было бы остановиться, но сэр Джеймс Маккейн был оптимистом, поэтому в двадцать пять его жена родила четвертую дочь, Луизу, и заявила, что больше не намерена иметь детей. Несколько лет, при поддержке семейного врача, миссис Маккейн удавалось избежать неприятной обязанности, однако полковник, прекрасный стратег и тактик, стремясь достичь вожделенной цели, применял не только словесные уговоры, но и телесную настойчивость; таким образом, осенью 1762 года в семье появилась пятая девочка, которую назвали Кэтрин Роуз. После этого миссис Маккейн, сославшись на подорванное родами здоровье, навсегда закрыла для мужа двери своей спальни. А младшую дочь отдала кормилице и не особенно интересовалась ею до тех пор, пока однажды к ней в гости не приехала её кузина из Лондона, миссис Пирс.

Надо отметить, что Кейт единственная из дочерей полковника не походила на мать – женщину высокую, статную и по характеру очень спокойную, даже флегматичную. Старшие дочери были точными копиями Аманды Маккейн в юности, Кэтрин же явно пошла в отцовскую породу, чем, видимо, и привлекла внимание сэра Джеймса. Не питавший особой привязанности к другим дочерям полковник неожиданно стал уделять почти все свободное время младшей, которую называл Кит4 и заставлял одевать как мальчишку. И теперь по их дому в Хартфордшире носился босоногий маленький сорванец с коротко стрижеными белоснежными кудрями, совершенно не понимавший, как и зачем играть в куклы, но зато знавший, как зовут каждую из двенадцати принадлежавших полковнику гончих, и более всего на свете любивший наблюдать, как сэр Джеймс разбирает и чистит какой-нибудь экземпляр из своей ружейной коллекции.

– Это кремниевый замок, – объяснял он любознательному ребенку. – Вот курок, он ударяет по стальному огниву. А называется вся эта штука Браун Бесс5.

Девочка по имени Кит внимательно слушала, глядя на отца не по-детски серьезными темно-голубыми глазами.

Так вот, когда вышеупомянутая миссис Пирс очутилась в поместье своей кузины и увидела, как по двору, размахивая хворостиной, носится неугомонное дитя непонятного пола, она решила внести свою лепту в воспитание будущей мисс Маккейн.

– Аманда, душечка, а сколько лет твоей самой младшей? – спросила она.

– Точно не помню, – рассеянно отозвалась женщина. – Должно быть, года четыре.

– Вижу, ты совсем не занимаешься ею, – строго сказала миссис Пирс. – Кэтрин не похожа на девочку, она выглядит как маленький разбойник, играет в какие-то дикие, шумные игры, бегает босиком и откликается на мужское имя. Полагаю, все это причуды твоего мужа, который никак не смирится с волей Всевышнего и пытается сделать из дочери сына. Но, дорогая Аманда, это невозможно! Девочка из хорошей семьи должна выглядеть и вести себя, как подобает девочке. Не хочу тебя пугать, но я знаю в Лондоне одно семейство… там девице уже скоро тридцать, а она до сих пор не замужем, коротко стрижет волосы, ездит в седле по-мужски и имеет довольно грубые манеры. Но самое ужасное то, что, по слухам, эта девица и её компаньонка… – миссис Пирс наклонилась к кузине и что-то прошептала ей на ухо, отчего лицо Аманды Маккейн покрылось пунцовыми пятнами. – Неужели ты хочешь, чтобы Кэтрин, став взрослой, тоже считала себя мужчиной? Милая моя, тебе давно пора взяться за дочь и сделать из неё истинно английскую леди. Пусть мы и джентри6, но наше поведение и манеры должны быть безупречными.

Слова старшей родственницы произвели впечатление на миссис Маккейн, и, хотя к тому времени уже подросла её первая дочь Анна и нужно было устраивать её судьбу, она, выражаясь дипломатическим языком, выслала мужу ноту протеста и немедленно взялась за превращение сорванца в настоящую мисс. Кит стала откликаться на Китти, затем на Кейт, в её гардеробе появились менее удобные, но зато красивые платья, чулки и шляпки, а главное – туфельки, ей отрастили волосы, приучили каждый день мыться, передвигаться не галопом, а неторопливой походкой, и говорить тихо, сдержанно, вежливо. Когда следующим летом миссис Пирс приехала на свадьбу Анны, она не узнала в послушном и милом ангелочке того вопящего и скачущего бесенка, которого встретила год назад, и выразила восхищение способностями кузины к перевоспитанию.

Пожилая миссис не знала одного: в глубине души Кэтрин Роуз осталась все тем же неистовым маленьким демоном, стремительным и непокорным. И только один человек на свете принимал и любил её именно такой…

– Воспитывая, мать поощряла в нас с сестрами только то, что считала правильным, остальное её раздражало. – Кейт обхватила руками колени. – Мы учились рисованию, пению, танцам, вышивали, играли на фортепиано. Она старалась привить нам свой собственный вкус в одежде, тщательно подбирала книги для чтения – чаще всего сентиментальные романы, одобряла взгляды и суждения, принятые в обществе, и радовалась, когда её дочери одна за другой удачно выходили замуж. Отец давал каждой по десять тысяч фунтов приданого, поэтому у моих сестер не было недостатка в женихах. – Она помолчала. – Для меня же его приданое было особенным. Деньги – само собой, но было и другое, не менее ценное…

Хорошее образование – вот что стремился дать ей отец. По его словам, вся разница в воспитании юных джентльменов и леди заключалась лишь в том, что первым было доступно больше знаний, свобод и прав. Благодаря полковнику Кейт в раннем детстве удалось вкусить полной свободы – и она навсегда запомнила этот пьянящий вкус. Но, даже отказавшись от нелепой затеи обращаться с дочерью как с сыном, сэр Джеймс решительно двинулся дальше и сосредоточился на всестороннем развитии Кэтрин, жалея лишь об одном: что не сможет дать ей те права и свободы, которые общество предоставляет джентльмену.

За свою долгую жизнь он собрал прекрасную библиотеку, дополнив ту, что досталась в наследство ему самому. В ней каждый вечер и проходили занятия, больше похожие на занимательные беседы. Сэр Джеймс любил рассказывать, а Кейт – слушать, и порой они до глубокой ночи изучали географию по старым потертым картам и воспоминаниям полковника о войне с французами в Индии, заодно повторяя неприятельскую грамматику и ведя арифметический подсчет потерям с той и с другой стороны, а за дверью переминалась несчастная гувернантка, не смевшая войти и прервать урок, но при этом боявшаяся, что миссис Маккейн отругает ее, если Кэтрин опять не ляжет спать вовремя… Часто отец читал дочери книги, позже она начала читать сама и на занятиях они обсуждали прочитанное. Полковник стремился не столько загрузить её голову разнообразными знаниями или чужими мнениями, сколько развить в ней острый, пытливый ум, способный делать выводы и создавать собственные суждения. Он не ограничивал образовательные возможности Кейт рамками предрассудков: именно поэтому в возрасте пятнадцати лет она прочла несколько книг Мэри Эстелл7 и леди Уортли-Монтегю8 – смелые идеи первой и сильный характер второй произвели на девушку неизгладимое впечатление, а книги стали предметом долгих дискуссий не только с отцом, но и с другими джентльменами на светских приемах, куда Кэтрин вскоре начали вывозить. Она пыталась обсуждать правильное отношение к браку и с юными мисс, но те сочли её слова слишком сложными для понимания и негласно, между собой объявили младшую мисс Маккейн сумасбродкой…

– Не вижу ничего плохого в женском образовании, – пожала плечами Марион. – Нигде в Библии не сказано, что Господь создал мужчин умными, а женщин – глупыми. К примеру, то, что задумали те два матроса, можно назвать непростительной глупостью. А вы, мисс, я верю, проявите благоразумие и…

– Перестану появляться на людях в траурном платье? – грустно улыбнулась Кейт. И вздохнула: – Увы, это изменит меня только внешне. О болезни отца стало известно два года назад; как истинный солдат, он сражался до последнего, но… все это время я жила, как в кошмарном сне, предчувствуя неизбежную разлуку. Я еще не носила черное, но в душе уже было черным-черно. – Она задумалась. – Правда, когда это наконец произошло, мне было проще: я успела смириться с потерей. Гораздо страшнее, когда любимые люди уходят внезапно и ты не успеваешь даже проститься.

– Наверное, мисс, – отозвалась Марион. – Я не знаю… моя матушка тоже болела несколько месяцев.

Они помолчали. Кейт протянула руку, нашла пальцы Марион, переплела их со своими. После откровенного разговора ей и правда стало намного легче, словно на сдавившем ее, не дающем дышать корсете вдруг распустили туго затянутые шнуры.

– Послушайте меня, мисс Кэтрин, – проговорила Марион. – Вряд ли ваш отец хотел, чтобы вы вечно по нему тосковали. Вряд ли он мечтал, чтобы ваше будущее было безрадостным. Судя по всему, он желал видеть вас необыкновенно счастливой… поэтому, я считаю, пришло время перестать хоронить себя в черной тоске и жить дальше.

Кейт задумалась.

– Ты права: я отправилась в путешествие, чтобы развеяться, но мой аскетичный и скорбный вид не позволяет забыть об утрате. Как-то это неправильно, согласись? – Она снова улыбнулась, но уже без прежней грусти. – Вот только знаешь что, Марион?

– Что, мисс?

– Когда мы садились на корабль, все наши вещи отправили в трюм, им не место в каютах. Бог знает, где сейчас наши сундуки, поэтому вряд ли в ближайшие дни я доберусь до других платьев.

Юная шотландка расстелила свой платок у неё в ногах и задула свечи.

– Говорят, лучшие мысли приходят в свежую голову, – сказала она, устраиваясь поудобнее. – Давайте подумаем об этом утром, мисс Кейт.

Самым простым решением – и они обе с этим согласились – было обратиться за помощью к мистеру Спенсеру. Каково же было их изумление, когда дядя Грэм ответил вежливым, но решительным отказом.

– Душечка Кэтрин, все это глупости. Матросы просто болтали чепуху: да, они суеверны, но не настолько, чтобы причинять вред пассажирам. Однако, на всякий случай, я поговорю с офицерами, поэтому можешь не волноваться.

– Но я не желаю носить это платье, – нахмурилась Кейт. – Со дня смерти отца прошло уже больше трех месяцев, глубокий траур закончился. Теперь я имею право надевать скромные наряды другого цвета и даже некоторые украшения. К моменту нашего возвращения я уже смогу одеваться как прежде и выходить в свет…

– Кэтрин, хорошо воспитанные дети, горячо любившие покойных родителей, ходят в черном по полгода, а то и год, – перебил её мистер Спенсер. – Поэтому я настаиваю, чтобы ты продолжала следовать традиции хотя бы на корабле; ко всему прочему, это убережет тебя от излишнего мужского внимания, которое, по твоим же словам, раздражает.

– Я не говорила ничего подобного! – возразила Кейт, но дядя Грэм непреклонно качнул головой:

– Нет, Кэтрин. Это все ради твоего же блага.

– Платье испачкалось, сэр, в нем уже неприлично выходить в люди, – подала голос Мэри. Мистер Спенсер смерил её прищуренным взглядом и с холодной усмешкой проговорил:

– Ну, так почисти его и приведи в порядок. Это, между прочим, твоя обязанность.

Когда он ушел, Кейт еще долго стояла в дверях своей каюты, глядя ему вслед и кусая губы.

– Должно быть, ваша матушка велела ему следить, чтобы вы ничем себя не скомпрометировали, – предположила Мэри. – Либо по какой-то причине он сам решил оберегать вашу репутацию, невзирая на то, чем это может обернуться для вас.

– Не важно, что там решили другие, – Кейт вздернула подбородок с видом человека, принявшего вызов. – Я не отступлю и добьюсь своего. Любым способом.

Внезапно в голову Мэри пришла потрясающая по своей простоте и дерзости идея.

– Мисс Кэтрин, – загадочно улыбнулась она, – а что если мы, напротив, поступим именно так, как велел ваш дядя?

Мэри вышла на залитую солнцем верхнюю палубу, прижимая к себе охапку черного шелка и кружев, и с трудом подавила рвущийся наружу смех.

«Это будет забавно, – сказала ей мисс Кейт. – Жаль, я не смогу увидеть все своими глазами».

Людей здесь в это время было немного: кто-то прогуливался вдоль борта, несколько офицеров стояли на шканцах, двое матросов возились у шлюпок. Сперва Мэри, изображая усердную служанку, расправила платье и стала его осматривать. Потом сделала вид, будто пытается оттереть обнаруженное ею пятно. Притворившись, что затея безуспешна, девушка разжала кулак и обильно посыпала мнимое пятно прихваченной по дороге солью. Подождала немного – и направилась к открытому проему фальшборта. Сердце её испуганно колотилось: что если не получится так, как задумано?

В лицо ей ударил сильный порыв ветра. Мэри судорожно выдохнула, развернула скомканное платье, затрепетавшее в потоках воздуха, несколько раз встряхнула его, а потом зажмурилась и… разжала пальцы.

Громко хлопавший черный шелк и кружева тут же куда-то упорхнули. Мэри открыла глаза, глянула вниз – ничего, посмотрела по сторонам – нигде не видно. Девушка стиснула руки, боясь обернуться и не зная, что делать дальше. Как бы повела себя на её месте служанка, по-настоящему упустившая за борт красивое и дорогое платье хозяйки? Мэри не знала. Возможно, ей следует ахнуть и заметаться по палубе… а может, пока никто не видит, мышью юркнуть на полубак и затаиться там.

За её спиной раздались шаги, и красивый мужской голос произнес:

– Какая неприятность! Я надеялся, что оно зацепится за рею и матросы снимут его, но увы…

Девушка вздрогнула и обернулась: перед ней стоял симпатичный джентльмен – стройная фигура, коротко стриженые рыжеватые волосы, светло-серые глаза, изящно очерченный рот. Молодой человек вежливо поклонился ей и представился:

– Чарлз Пламмер к вашим услугам, мисс. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Мэри с трудом разлепила губы, чтобы ответить.

– Марион Уоллес, сэр. Служанка мисс Маккейн, – пробормотала она, пряча взгляд и краснея. Выходит, у её преступления есть свидетель. Он наверняка заметил, что Мэри сделала все нарочно, и расскажет об этом мистеру Спенсеру. Какую меру наказания тот для неё изберет? Снова даст пощечину? Оставит без еды? Запретит приближаться к мисс Кейт и вынудит жить в трюме?

– Я… пыталась вывести пятно, мистер Пламмер. Мне сказали, что лучше использовать соль… но я побоялась вытряхнуть её на палубу.

– Соль хорошо справляется с пятнами от вина, – кивнул молодой мужчина. – Но разве на черной ткани они видны?

Мэри не ответила. Её щеки пылали.

– Вы хотели досадить своей хозяйке? – тихо и участливо поинтересовался он. – Она дурно обращается с вами?

Девушка мгновенно вскинула голову:

– Что вы, нет! Мисс Кэтрин – само воплощение доброты! Просто… – Мэри замялась, не зная, как объяснить свое поведение. – Понимаете, я…

– Не продолжайте, – прервал её муки мистер Пламмер. – Не смею влезать в ваши тайны, Марион, но если вам понадобится мое вмешательство или заступничество, я буду рядом. Можете на меня рассчитывать. – Он вновь поклонился и добавил вполголоса: – Не бойтесь, я никому не расскажу о том, что здесь произошло. Доброго дня, мисс Уоллес.

Он ушел, а девушка, дрожа от волнения, скользнула в полумрак коридора, ведущего к каютам. Сердце её трепетало, но уже по другой причине: Мэри была искренне рада, что на корабле у неё появился еще один друг.

Глава пятая

Разумеется, мистер Спенсер не поверил, что черное платье совершенно случайно отправилось в самостоятельное путешествие по океанским просторам, и ужасно рассердился. Он так отчетливо заскрипел зубами и так крепко сжал кулаки, что Мэри испуганно попятилась, опасаясь получить от него удар тростью. Но мисс Кэтрин решительно сдвинула её себе за спину и подчеркнуто вежливо попросила дядю послать матроса за багажом. Мистер Спенсер ответил было отказом, намереваясь проучить их обеих и заставить безвылазно сидеть в каюте, но когда племянница заявила, что не потерпит притеснений с его стороны и сию же минуту отправится завтракать в одной нижней рубашке, он сдался. Через полчаса в каюту мисс Кэтрин доставили сундук с её платьями.

Правда, к некоторому разочарованию Мэри, собственно платьев там оказалось всего три или четыре, и мисс выбрала из них самое скромное: серо-синее, с неглубоким вырезом, отделанным узкой белой тесьмой. Неудобный корсет и фижмы были без всякой жалости отправлены в сундук; похоже, притеснений с их стороны Кэтрин тоже больше чувствовать не желала. Мэри не посмела рыться в хозяйских вещах, но успела заметить, что значительную часть багажа девушки занимают не наряды, а книги, и подумала, что, в любом случае, остаток плавания должен пройти нескучно.

– В новом платье, мисс Кейт, – сказала она во время дневной прогулки по палубе, – вы стали выглядеть еще привлекательнее. Его цвет подчеркивает глубину ваших глаз и очень идет вам. Джентльмены забывают, о чем говорили, когда мы проходим мимо.

– Ты льстишь мне, Марион. – Белокурая мисс смущенно опустила ресницы, впрочем, явно довольная похвалой. – Если бы это было правдой, кто-нибудь непременно составил бы нам компанию. Когда мужчина находит женщину привлекательной, он всячески старается приблизиться к ней, заинтересовать – словом, распускает перья, как павлин в королевском саду. Здесь же, не знаю, почему, все мужчины ведут себя слишком холодно. Быть может, корабельный «Устав для пассажиров» запрещает романтические отношения и флирт?

– Вряд ли, мисс, – отозвалась Мэри. – Да если бы и запрещал, что толку? Распитие крепких напитков на борту по «Уставу» непозволительно, однако пьют все: и пассажиры, и офицеры, и даже сам капитан. А флирт… Скажу больше: третьего дня я видела, как рано утром из каюты одного холостяка выскользнула полуодетая женщина. Которая, между прочим, путешествует с другим, пожилым джентльменом и называет себя его женой.

– Какая мерзость! – поморщилась Кэтрин и предпочла сменить тему разговора.

Потянулись однообразные дни, которых в морских путешествиях бывает довольно много. Несколько раз погода портилась, к счастью, ненадолго; сильный ветер и дождь не располагали к прогулкам и любованию морем, зато заставляли искать иные развлечения. В пассажирском салоне, где по вечерам устраивали азартные игры и вели неторопливые, скучные беседы, мисс Кэтрин однажды предложила читать вслух и принесла одну из своих книг – сборник пьес Ричарда Бринсли Шеридана, которого Мэри просто обожала. Они читали по очереди: у Кейт был приятный, хорошо поставленный голос, но она не обладала той выразительностью и страстью, с которой произносила реплики её компаньонка. Когда Мэри брала в руки книгу, она словно начинала жить другой жизнью, передавая всю гамму чувств и внутренних ощущений героев. Её глаза начинали сиять, и каждый жест или поворот головы были наполнены смыслом. Вокруг них быстро собралась группа почитателей, причем не только путешествующих первым классом: подходили и служанки, робко присаживались где-нибудь с краю, а если не хватало места – слушали стоя. Когда закончились пьесы Шеридана, явились «Удивительные приключения Робинзона Крузо», и они имели еще больший успех, вызвав интерес даже у моряков.

– Марион, почему ты не стала актрисой? – как-то спросила мисс Кэтрин. – Ведь у тебя несомненный талант!

Мэри опустила глаза и промолчала.

Одним из самых преданных поклонников её таланта стал мистер Пламмер. Он всегда старался сесть как можно ближе и не упускал случая выразить свое восхищение вслух, несмотря на то, что в приличном обществе было не принято восторгаться способностями прислуги. Да и во время прогулок Чарлз не считал зазорным подойти к Мэри и обменяться с ней парой фраз. С мисс Кейт, которая чаще всего была рядом, он тоже был мил и обходителен, но Мэри прекрасно видела, что все его внимание отдано только ей.

– Приятный молодой человек, – сказала о нем Кэтрин. И ревниво добавила: – Надеюсь, его интерес к тебе искренний, не продиктованный скукой или желанием завладеть легкой добычей.

Ее саму мужчины по-прежнему обходили стороной, и Кейт не могла понять, почему. Ведь она больше не носила траур, не умничала и не заводила разговоров на нелюбимые мужчинами темы вроде женского равноправия. Кроме того, она была привлекательной – даже Марион подтвердила это. Но никто не пытался с ней флиртовать и не делал попыток ухаживать. Что-то явно было не так.

«Возможно, это влияние мистера Спенсера», – думала Мэри, видя, как расстроена мисс. Но сказать о своих предположениях Кэтрин, зная её характер, она не решалась. Мисс наверняка тут же отправится к дяде, потребует объяснений, поссорится с ним, и у них обеих будут неприятности. Нет уж, пусть плавание и дальше проходит тихо и мирно. Хотя бы еще пару недель – до прибытия на Бермудские острова.

Какое-то время Господь прислушивался к её просьбам, и «Валиант» благополучно летел по волнам, подгоняемый сильным восточным ветром. Усилились жара и влажность – корабль вошел в тропические широты, поэтому находиться на палубе стало возможно лишь после захода солнца, а все остальное время пришлось проводить в каюте или в пассажирском салоне. Радовало только одно: у мисс Кэтрин было еще достаточно книг, чтобы от скуки не впасть в уныние и апатию.

Но однажды ночью они проснулись от страшной качки и доносящихся снаружи криков «Спустить паруса! Круче к ветру!» Казалось, пакетбот подпрыгивает над волнами, словно летучая рыба, а потом как попало валится вниз. Спустив ноги на пол, Мэри обнаружила, что он мокрый: вода просочилась из коридора в каюту. Приоткрыв дверь, девушка увидела офицеров в дождевиках, успокаивающих встревоженных пассажиров и вежливо настаивающих, чтобы до окончания шторма все оставались на своих местах.

– Вздумаете сунуться на палубу – вас смоет! – предупреждали они. – Там сейчас такое творится! К счастью, наш капитан имеет немалый опыт и с честью выбирался еще не из таких передряг, так что бояться нечего.

Мэри закрыла дверь и вернулась на койку. За деревянными стенами что-то грохотало, скрипело, стонало, и ей казалось, что она слышит удары грома и свист ветра. Кэтрин не могла даже головы поднять: нескончаемые взлеты и падения в бездну, а также страх вновь вызвали у неё недомогание. Мэри легла рядом, прижалась к ней – вдвоем было не так жутко, закрыла глаза и шепотом стала читать молитвы.

Они не спали больше суток, все время, пока продолжался шторм, и испуганно вскрикнули, когда внезапно откуда-то снизу, из самых недр корабля, донесся гулкий удар, а затем череда толчков и леденящий душу скрежет. «Валиант» накренился, но перестал так сильно раскачиваться и подпрыгивать. В томительном ожидании прошла пара часов, но криков «Тонем!» и паники не было слышно, только где-то за стенами раздавались топот, громкие голоса офицеров и сердитая ругань капитана. Измученные, испуганные, обессиленные девушки сами не заметили, как провалились в сон, убаюканные этими беспокойными звуками.