Унесённые «Призраком»

«Вряд ли он станет возражать, ведь матушка выделила достаточно денег на мое содержание. А если откажется наотрез… что ж, я заберу Марион и мы с ней вернемся обратно в Хартфордшир. В конце концов, это мое право, моя карета и мои лошади».

Но увидеть океан ей хотелось намного больше, поэтому, едва мистер Спенсер открыл дверь кареты и сунулся внутрь, Кейт стремительно бросилась в атаку.

– Дядя Грэм, позвольте вам представить Марион Уоллес, мою новую горничную, – заявила она тоном, не терпящим возражений. – Я успела с ней побеседовать, и она произвела на меня хорошее впечатление, поэтому я предложила ей работу. Поскольку средств, имеющихся у мисс Уоллес при себе, недостаточно для покупки билета, я прошу вас вернуться в контору и оплатить ей каюту в качестве аванса.

– Эээ… – протянул мистер Спенсер, недоуменно разглядывая незнакомую девушку. Но Кейт не дала ему и слова вставить:

– Вы, разумеется, скажете, что мне не нужна служанка на корабле, но это не так. Вряд ли вы сами станете чистить и проветривать мои платья, помогать мне раздеваться перед сном и затягивать корсет по утрам. Также не думаю, что вы умеете делать прически, а я даже вдали от английских берегов хотела бы выглядеть как истинная англичанка, то есть безупречно. Кроме всего прочего, мисс Уоллес умеет шить, и если что-то случится с вашей одеждой, она непременно её починит. Видите, я неплохо успела изучить её рекомендации, – при этих словах у Марион удивленно округлились глаза, – так что прошу, поспешите в контору и купите билет. Это вопрос решенный.

– Кэтрин, – после долгого молчания произнес ошеломленный мистер Спенсер, – порой вы меня изумляете. Я вас оставил одну в незнакомом городе буквально на полчаса – и вы успели обзавестись премиленькой служанкой, да еще и с рекомендациями. – Кейт заметила, как напряглась Марион, услышав от мужчины в свой адрес слово «премиленькая»; это и правда немного настораживало, хотя в данной ситуации могло сыграть им на руку. – Что же произойдет, если я оставлю вас на полдня? Вы выйдете замуж?

– Оставьте хоть на полгода, я замуж не выйду, – сухо ответила Кейт. – Не хочется из свободной женщины превратиться в зависимое и фактически бесправное существо, полностью подчиненное мужу. Не представляю, какими феерическими достоинствами должен обладать мужчина, которому я согласилась бы во всем подчиняться.

Судя по взгляду юной шотландки, та разделяла её мнение.

– Если вы откажетесь оплатить билет Марион, я немедленно отправлюсь домой, – бросила Кейт свой последний козырь. Только тогда дядя Грэм сдался: смерил племянницу укоризненным взглядом и с тяжелым вздохом покинул карету, захлопнув дверь так, что оконное стекло звякнуло. Обе девушки почти одновременно с облегчением выдохнули – и улыбнулись друг другу.

Через четверть часа мистер Спенсер вернулся, молча забрался на свое место и велел кучеру ехать на пристань. Спустя некоторое время мисс Маккейн прервала затянувшееся молчание и поинтересовалась:

– Как называется наш корабль?

– «Валиант», – ответил мистер Спенсер, глядя в окно. – Двухмачтовый пакетбот с двенадцатью пушками, если вам интересно. Не самый новый, но заслуживший репутацию самого быстрого.

– Надеюсь, его пассажирские каюты окажутся более удобными, чем комнаты в дешевых гостиницах, где мы останавливались, – проговорила мисс Кейт. – А то путь на Багамы, знаете ли, неблизкий.

Багамы? Мэри встрепенулась и с немым отчаянием взглянула на девушку. Но та была совершенно спокойна.

– Мы ведь пройдем мимо Бермудских островов, верно, дядя Грэм? – уточнила она. И Мэри испытала невыразимое облегчение, услышав в ответ:

– Разумеется. Бермуды находятся на перекрестке морских путей и являются своеобразным форпостом, защищающим другие британские колонии от посягательств испанцев, французов и пиратов, а также местом, где можно пополнить запасы провизии и питьевой воды. Почти все корабли, идущие к островам Карибского моря или в Америку, делают там остановку.

«Валиант» отплывал из Саутгемптона в полдень.

Погрузка происходила в сплошной суматохе и суете. Кучер вытащил из кареты два громоздких дорожных сундука с вещами мисс Маккейн и мистера Спенсера, получил от последнего пару шиллингов и уехал, даже не оглянувшись. Некоторое время ушло на то, чтобы найти матросов, согласившихся за небольшую плату поднять сундуки на борт; мистер Спенсер и девушки последовали за ними. Судно напоминало растревоженный муравейник: всюду бегали люди, свистели дудки, команда с шумом и криками разворачивала свернутые паруса, откуда-то доносилась отборная брань… Мэри вертела головой по сторонам, из-за чего пару раз споткнулась о лежащие под ногами канаты и едва не упала. Мистер Спенсер подошел к неопрятному на вид человеку, показал купленные билеты, что-то спросил… тот неохотно ответил и махнул рукой в ту сторону, где находились места для пассажиров. Мэри хотела было остановиться у борта и в последний раз бросить взгляд на берег, как на воплощение прошлой жизни, навсегда остающейся позади, но мисс Маккейн взяла её за руку и решительно потянула за собой.

Пройдя через низкий дверной проем, Мэри очутилась в душном полумраке и невольно поморщилась: пахло здесь просто ужасно. Мисс Кейт и её дядя направились к открытым для проветривания каютам, Мэри хотела было последовать за ними, но тот самый неопрятный мужчина схватил её за локоть и, пробормотав «Тебе не туда», повел её вниз по лестнице. В лицо девушке ударил такой смрад, что она закашлялась. Ей казалось, что сейчас она очутится в загоне, где держат взятых в дорогу овец, коз и кур, но вместо этого в свете масляной лампы увидела тесное из-за погруженных вещей помещение трюма, холодное, темное и сырое, где на грубо сколоченных двухъярусных койках, порой не имеющих перегородок, сидели люди – мужчины, женщины, дети, одетые так же, как и она – просто и скромно. Небогатые путешественники, у которых не было денег на оплату каюты первого класса, переселенцы, слуги и служанки тех, кого разместили наверху. Её подвели к свободному месту с краю на нижней койке, рядом с худощавой женщиной в темном платке, и Мэри почти в полуобмороке опустилась на щербатую, изрезанную ножом доску. Положила на колени дорожный мешок, огляделась, пытаясь дышать неглубоко и как можно реже. Вздрогнула, когда неподалеку заплакал ребенок. Услышала громкий мужской смех с верхней полки и почувствовала, что ладони у неё стали холодными и влажными.

«Господь всемогущий, – прошептал внутренний голос, – кажется, я угодила в ад!»

Глава третья

Настоящий ад на «Валианте» начался ближе к вечеру, когда поднялся ветер.

Жуткая неразбериха, всегда осложнявшая начало плавания, усугубилась морской болезнью, сразившей добрую половину пассажиров и даже имеющихся на борту животных. Как только корабль оказался в открытом море и качка усилилась, многие ощутили дурноту и головную боль: обитатели кают первого класса заперлись у себя и почти не вставали с коек, гоняя туда-сюда слуг, лица которых отливали болезненной зеленью; те, кого поселили на нижней палубе, страдали сообща, но при этом старались хоть чем-то друг другу помочь. Мужчины пускали по кругу бутылки с элем, уверяя, что нет более верного средства от тошноты. Женщины по очереди укачивали беспрестанно орущих детей, пытались отвлечься разговорами, утешали неопытных путешественников обещаниями, что все это скоро закончится, просто нужно время, чтобы привыкнуть. Женщина в темном платке, сидевшая рядом с Мэри, которую не миновало недомогание, поделилась с девушкой маковой настойкой, и та смогла хоть немного поспать, невзирая на шум, духоту и вонь. Но, проснувшись, Мэри осознала две вещи: во-первых, полтора месяца здесь она просто не выдержит, а во-вторых, качка никуда не делась и к ней нужно как-то приспосабливаться – впереди ждало долгое плавание и все это время лежать пластом никуда не годилось. Ведь, как-никак, её взяли на корабль в качестве служанки мисс Маккейн, а у служанок немало обязанностей, которые следует неукоснительно выполнять. Мэри сомневалась, что в противном случае её выбросят за борт, но совесть не позволяла ей обмануть ожидания и доверие своей благодетельницы.

Пока головокружение и слабость не позволяли ей встать, Мэри начала заводить знакомства с соседками и выяснила, что среди них было еще две женщины из числа прислуги. Они-то и объяснили девушке нехитрые правила: вставать нужно рано, за час до того, как встает хозяйка, и, поднявшись наверх, ждать, когда позовут; завтрак, обед и ужин подают в обеденном салоне, и там обязательно нужно прислуживать, а потом, если повезет, можно поесть и самой, потому что внизу воздух такой скверный, что кусок в горло нейдет. В хорошую погоду следует сопровождать хозяев на прогулке по палубе, в плохую, пока они не улеглись спать, нужно быть рядом и выполнять все их поручения. Кроме того, женщине на корабле вменялось в обязанность вести себя тихо, скромно и, по возможности, не привлекать внимание матросов – мужчин грубых и весьма опасных для молодых особ.

– Джентльмены тоже могут от скуки проявить к тебе интерес, – поучали служанки, – но ты не думай, будто это всерьез. Им нужно только то, что у тебя под юбкой, и быстрые удовольствия, способные скрасить однообразие будней. Если не проявить осторожность, к моменту прибытия от твоей добродетели не останется и следа.

Ближе к полудню Мэри отважилась встать и кое-как выбралась по трапу наверх. Свежий воздух взбодрил ее, солнце и ветер подняли настроение, оживили, придали сил. Девушка постояла немного возле фальшборта, полюбовалась плывущими над морем белыми облаками и вскоре почувствовала, как тошнота отступает, сменяясь голодом. На палубе было жарко, хотелось пить, и Мэри отправилась на полубак, к каютам первого класса, размышляя о том, почему мисс Маккейн до сих пор за ней не послала, ведь они уже целые сутки находились в пути.

Объяснение было простым: Кейт, как и Мэри, пала жертвой морской болезни и находилась в таком удручающем состоянии, что не могла даже встать с койки. Мэри удивилась, когда заметила на её бледном лице следы от недавних слез.

– Марион, я умираю, – еле слышно прошептала она.

– Не думаю, мисс Маккейн, что все настолько ужасно, – девушке пришлось постараться, чтобы выглядеть уверенной и жизнерадостной: в тесной каюте, несмотря на наличие некоторых удобств, было темно, влажно и душно. – Дурнотой на корабле сейчас страдают почти все, кроме опытных путешественников и членов команды. Вы непременно поправитесь через день или два. Мне тоже поначалу было так худо, что я не могла головы поднять, а теперь – видите? – стою на ногах и уже побывала на палубе, где дует прохладный ветер, а над головой простирается бескрайнее голубое небо…

Мэри говорила и говорила, и Кейт, державшая её за руку, постепенно успокоилась, а потом задремала. Девушка зажгла вторую свечу и стала разглядывать её спящую – в ночной рубашке, с разметавшимися по подушке волосами, с чуть приоткрытыми пересохшими губами. Удивительное чувство охватило ее: она знала белокурую мисс всего лишь второй день, а ей отчего-то вдруг показалось, что целую вечность.

«У неё такая тонкая кожа, что сквозь неё видны вены. Она производит впечатление слабой, беззащитной и хрупкой…» – с неожиданной нежностью подумала Мэри и вздрогнула: по спине пробежал неприятный холодок.

…но впечатление это обманчиво, и многие, поверив ему, поплатились жизнью.

Мысли были чужие, пугающие. Они возникли из ниоткуда, словно из запредельных глубин памяти, но, как ни странно, еще больше уверили её в том, что она встретила кого-то давным-давно потерянного, но по-прежнему дорогого.

«Похоже на наваждение. Разве такое возможно?»

Мэри приложила ладонь ко лбу. Неужели, в довершение всех бед, у неё началась горячка? Нет, лоб холодный. Наверное, всему виной духота; нужно выйти наружу самой и проветрить каюту: чистый, прохладный воздух облегчит состояние мисс Маккейн и избавит от непонятных, тревожащих ощущений.

«А когда мисс проснется, я выведу её на палубу. Свежий ветер и чудесный морской пейзаж быстро приведут её в чувство».

Жажда вновь напомнила о себе, и, убедившись, что девушка спит, Мэри отправилась в салон за кружками, а потом – за питьевой водой. По дороге она старалась предугадать каждое движение корабля, довольно быстро приноровилась ходить, широко ставя ноги и придерживаясь за стены. Вернувшись назад, впустила немного свежего воздуха в каюту, с наслаждением выпила воды, поставила на откидной столик кружку для Кэтрин, а потом, убаюканная качкой, уснула с краю на узкой койке в ногах у белокурой мисс.

На выкупленное для неё место Мэри не вернулась: недомогание мисс Маккейн длилось целую неделю, и бедняжке было так тяжело и так одиноко, что она не желала отпускать от себя компаньонку ни днем, ни ночью. Правда, Мэри приходилось не только утешать её и развлекать, но и делать всю грязную работу, в том числе менять постельное белье и рубашки мисс, выносить за ней ведро, тщетно пытаться покормить ее, а потом держать перед ней таз, когда девушку в очередной раз тошнило. Но она благодарила бога за то, что потихоньку движется к своей цели и к тому же имеет возможность оказать ответную помощь страдающей Кейт.

– Я совсем тебя замучила, Марион, – грустно улыбалась она. – Прости, мне так неудобно, но я ничего не могу с собой поделать.

– Ну что вы, мисс Маккейн! – Мэри смущенно опускала глаза, а потом настойчиво придвигала ближе кружку с бульоном: – Вам нужно набраться сил, чтобы выйти на палубу и увидеть, как бесконечно красиво море в солнечную погоду. Давайте попробуем начать с одного глотка… а там, глядишь, получится выпить и все целиком.

А вот мистер Спенсер, имевший опыт морских путешествий, чувствовал себя превосходно, много времени проводил с другими джентльменами в салоне для пассажиров, где пил бренди, играл в карты и вел неторопливые беседы, и лишь изредка заглядывал в каюту к племяннице, чтобы выразить не столько сочувствие, сколько плохо скрываемое недовольство тем, что Кэтрин день ото дня становится слабее и, как он выразился, непривлекательнее. Ему также не нравилось то, что Мэри постоянно крутится возле его подопечной, остается на ночь – «место прислуги на нижней палубе!» – и не может заставить мисс подняться с постели и вновь стать здоровой и цветущей. Он разговаривал с девушкой холодно и свысока, но при этом бросал жадные взгляды на её лицо и фигуру, думая, что она ничего не замечает. Это было неприятно, унизительно и – да, вызывало опасения, поэтому очень скоро Мэри начала его избегать.

Удавалось ей это не всегда. Однажды вечером она дождалась, когда мисс Кэтрин заснет, и решила выйти подышать на палубу, но, едва прикрыв за собой дверь каюты, услышала над ухом знакомое покашливание и вкрадчивый голос:

– Марион! Ну, надо же, а я уж было решил, что ты от меня прячешься.

Мэри обернулась. Мистер Спенсер, ухмыляясь, буквально нависал над ней, чуть покачиваясь в такт размеренным движениям корабля. Его белая рубашка была небрежно расстегнута. Потянув носом, девушка ощутила исходящий от мужчины запах спиртного и неловко попятилась.

– Как здоровье мисс Кейт? – поинтересовался мистер Спенсер. – Она не вставала?

– Ей намного лучше, – испуганно солгала Мэри, примериваясь, как бы половчее проскользнуть мимо мужчины на палубу. – Думаю, она скоро встанет, сэр. Я делаю для этого все возможное.

– Ты умница, Марион. – Он впервые похвалил ее. – Такая трудолюбивая и… талантливая. Я слышал, как ты читаешь племяннице Шекспира; быть может, прочитаешь пару сонетов и мне?

– Как вам угодно, сэр. – Мэри показала рукой в сторону салона: – Идемте, я с удовольствием…

– Нет-нет, к чему нам посторонние слушатели? – Мужчина покачал головой и придвинулся ближе. – Хочу быть единственным… только ты и я. Для этого лучше подойдет моя каюта, – он повернулся и приоткрыл дверь: – Прошу! Не бойся, Марион, проходи. Полагаю, мы проведем время весело и с пользой. Я обожаю сонеты и высоко ценю умение… декламировать.

– Мистер Спенсер… – Мэри отступила еще на шаг. Возможно, она была неопытной и наивной, но сейчас ясно видела, что в глазах мужчины плещется бренди, разбавленный похотью. – Благодарю за приглашение, но я… сэр…

– Можешь называть меня Грэм, – шепотом сообщил он и, внезапно приблизившись, накрыл её губы своими. Девушка ощутила, как его скользкий язык проталкивается ей в рот, заверещала и прикусила его, а потом толкнула мужчину в грудь. В следующий миг её оглушила звонкая и болезненная пощечина.

– Дрянь! – прошипел мистер Спенсер, вытирая губы ладонью. – Грязная потаскуха!

И тут дверь за спиной девушки распахнулась. На пороге своей каюты – о, чудо! – появилась мисс Маккейн, бледная, похожая на привидение в мятой ночной рубашке и со свечой в руках.

– Что здесь происходит? – спросила она, глядя то на разъяренного дядю, то на схватившуюся за щеку Мэри. Та уже открыла было рот, чтобы ответить, но мистер Спенсер её опередил:

– Ничего необычного, Кэтрин. Твоя служанка повела себя дерзко, а когда я сделал ей замечание, нагрубила мне, и я был вынужден её наказать. Вот что значит принять на работу девицу сомнительного происхождения и не посоветовавшись со мной!

– Неправда! – воскликнула Мэри, чувствуя, как, с одной стороны, её охватывает возмущение, а с другой – жгучая обида и стыд, заставляющие краснеть. – Я не грубила, вы сами… вы меня…

Она вспомнила его язык у себя во рту и скривилась от отвращения. Мисс Кейт внимательно посмотрела на нее, потом перевела взгляд на дядю. Между тем двери соседних кают начали приоткрываться: шум в коридоре привлек внимание других пассажиров. «Господь милосердный, если пойдут пересуды…»

– Марион, немедленно ступай в каюту, – сдержанно велела Кэтрин. – А вы, дядя Грэм, идите к себе. Поговорим обо всем утром. Доброй ночи.

Она пропустила девушку внутрь и захлопнула дверь перед носом у мистера Спенсера, после чего села на свою постель, спешно поставила на колени таз и склонилась над ним. Мэри опустилась на пол возле её ног и замерла. В мучительном ожидании текли минуты, но ничего не происходило. Наконец она осмелилась подать голос:

– Мисс Маккейн, я правда… я никогда не посмела бы… Мне стыдно в этом признаться, но ваш дядя…

– Знаю, – устало вздохнула Кейт. – Мой дядя пьян: от его запаха меня едва опять не стошнило. Слава богу, кажется, обошлось. – Она отодвинула таз и посмотрела на Мэри. – Завтра утром он наверняка и не вспомнит, как обошелся с тобой. Видишь ли, Марион, нередко вино и бренди даже благородных мужчин превращают в скотов, выпуская наружу то, что обычно скрыто под маской хорошего воспитания. Что делать в этом случае нам, женщинам? Господь завещал не держать на обидчиков зла, – Кэтрин произнесла это так, словно подвергала сомнению божественную заповедь. – Но, я думаю, прощать надо лишь тех, кто способен раскаяться.

Мэри медленно поднялась и села рядом на край постели.

– Он поцеловал меня, – с горечью прошептала она. – Никогда не думала, что мой первый поцелуй будет таким… таким омерзительным.

Кейт понимающе улыбнулась и взяла её за руку:

– Это не считается, Марион. Твой первый настоящий поцелуй, я уверена, будет прекрасен и полон взаимного чувства… Знаешь, что? Раз уж болезнь отпустила меня и я смогла встать, давай прогуляемся. Честное слово, я больше не в силах созерцать эти мрачные стены и потолок!

– С удовольствием, мисс! – Мэри тут же вскочила, приоткрыла дверь и выглянула наружу. Из каюты мистера Спенсера доносился негромкий храп.

– Путь свободен, мисс Кейт! – с улыбкой доложила она. – Подождите немного, я помогу вам одеться.

Спустя четверть часа они стояли на палубе под шелестящими парусами, смотрели на ночное море и в усыпанное звездами небо. Теплый ветер трепал их распущенные волосы, переплетал белокурые с темными, ласково гладил не тронутые загаром лица.

– Как красиво! – восторженно шептала Мэри. – Вон там, справа – облако, похожее на застывшего в прыжке зверя. А под ним – другое, похожее на летящего журавля.

– Здесь необычные звезды, – тихо проговорила Кэтрин, разглядывая в вышине крошечные блестящие точки. – Вроде бы те же созвездия, на том же месте, но что-то с ними не так… Не понимаю, что именно. Ты ничего не чувствуешь, Марион?

Мэри подняла голову и замерла на какое-то время. Потом пожала плечами:

– Не знаю, мисс. В море многое видится совершенно иначе. Я слышала, оно делает людей другими… поэтому, возможно, меняются не звезды, а те, кто смотрит на них.

– Тоже верно, – задумчиво отозвалась Кейт и поплотнее закуталась в шаль: – Становится свежо. Думаю, на сегодня достаточно, Марион. Будь так добра, дай мне руку, и пойдем спать.

Утром мистер Спенсер выглядел и вел себя так, словно накануне ничего не случилось. Мисс Кейт впервые вышла завтракать в салон, и это его несказанно обрадовало: сопровождавшая девушку Мэри с недоумением наблюдала за тем, как он весело балагурит, старается рассмешить племянницу и заводит пространные беседы с другими мужчинами. У Кэтрин еще не было аппетита, поэтому она довольно быстро покинула салон и увела с собой компаньонку, однако после завтрака мистер Спенсер сам подошел к ним и смиренно проговорил:

– Душечка Кэт, Марион, похоже, вчера я вел себя крайне предосудительно, и, хотя вспомнить что-либо сегодня, увы, не могу, прошу простить мою невоздержанность и скверное поведение. Развеять скуку на этой посудине помогает только хорошая компания, а в хорошей компании непременно угощают хорошими напитками. – Он широко улыбнулся, а потом опустил голову, всем своим видом показывая, что раскаивается, пусть и не виноват: виноваты, конечно же, скука и бренди. Но в глубине его прищуренных глаз было нечто, ясно говорившее: этот человек все прекрасно помнит и ничуть не сожалеет о случившемся.

– Извинения приняты, дядя Грэм, – ответила Кэтрин, – только впредь прошу вас знать меру и держать себя в руках. И еще – не обращаться ко мне, как к кошке3.

Мистер Спенсер жизнерадостно рассмеялся, поцеловал её в лоб и потрепал по щеке Мэри. Девушка вздрогнула от отвращения, но не подала виду, лишь улыбнулась:

– Сэр, не хотите составить компанию мисс и послушать сонеты Шекспира?

У мистера Спенсера невольно дернулся глаз, а выражение лица стало таким кислым, что Мэри не удержалась от смеха. Мужчина выпрямился, сдержанно пробормотал «Благодарю, в другой раз» и, поджав губы, откланялся.

– А ты, Марион, оказывается, та еще штучка! – Кейт с интересом взглянула на спутницу и тоже рассмеялась: – Впрочем, мой дядя это заслужил. В следующий раз подумает, прежде чем совершать что-то подобное.

Теперь, когда мисс Маккейн стало лучше, они почти все свободное время проводили на свежем воздухе: любовались морскими просторами, грелись на солнце, читали или негромко беседовали о разных вещах. Прочие пассажиры не проявляли к ним особого интереса: женщины держались своих мужчин, офицеры и капитан вообще старались не иметь никаких дел с пассажирами, воспринимая их как вечно путающийся под ногами и беспокойный балласт, одинокие джентльмены несколько раз подходили к девушкам с целью представиться и завязать разговор, но тут же появлялся бдительный дядя Грэм, отвлекал их внимание на себя и больше этих молодых людей Мэри и Кейт рядом с собой не видели. Корабельные матросы жили своей обособленной жизнью и, казалось, вообще не замечали их, однако спустя несколько дней Мэри случайно убедилась в обратном.

Вечером, когда стемнело, она вышла одна постоять у фальшборта: Кэтрин уже уснула, а Мэри отчего-то не спалось, и она надеялась, что шелест волн и прохладный ветер излечат её от бессонницы. В темноте закутанную в платок девушку, устроившуюся возле лестницы, ведущей на шканцы, легко было не заметить, что и произошло с проходившими мимо двумя матросами. Поэтому Мэри стала невольной свидетельницей их разговора.

– Дурная примета. Знаю, о чем говорю, – сказал один. – Будь моя воля, я бы не взял её на борт за сотню гиней, и наш предыдущий капитан, да упокоит Господь его душу, поддержал бы меня. А нынешний думает только о выгоде. Накличет на всех нас беду, вот увидишь.

– Я думал, плохая примета – это убить альбатроса или выйти в плаванье в пятницу, – засомневался второй.

– Нет! – горячо возразил первый. – Еще мой дед говорил: женщина на корабле – само по себе скверно, а женщина в черном – вдвойне. Хуже только покойник, я знаю, о чем говорю.

Второй ненадолго задумался, потом хохотнул:

– Невелика беда! Надо просто избавиться от проклятого платья. Пройти мимо и, скажем, уронить на него горящий фитиль: ой, простите, мэм, я так неловок!.. Вот начнется потеха: подол сгорит, останутся только эти забавные штуки из китового уса да панталоны под ними. Воображаю, как юная вдовушка завизжит и бросится бежать!

Мужчины засмеялись и стали подниматься на шканцы. Выждав какое-то время, Мэри огляделась и тенью метнулась на полубак. Кейт сонно прищурилась и приподнялась на койке, когда девушка второпях зажгла обе свечи.