Имена. Часть первая

– Нет, что вы? – залепетала, молодая женщина, старательно оправдываясь. Она сильно покраснела:

– Мы всегда готовы пострадать за своих собственных детей! Всегда и везде! Но имя какое-то непривычное и оно мне кажется не совсем подходящим. Я почему-то думаю, что муж ему воспротивиться.

– Не переживайте вы так, милая. Всё будет вам с вашим именем, как нельзя лучше. А, если ваш неугомонный муженёк будет сильно сопротивляться этому чудному имени, мы тогда просто применим к нему наш научный подход.

Дама обомлела и только смогла выдавить из себя:

– А-а-а?…

–Я же говорю вам, не переживайте. Это абсолютно безболезненно. Махнул и всё!

– Как это? Куда махнул? Чем махнул? Заче-е-м? Это вы про что сейчас?

– Да, всего-то 50 граммов отличного домашнего коньяка, настоянного на чистой водке. Три раза в день до еды. Только одно условие, только на чистой водке.

– Да, что вы такое говорите, можно подумать водка бывает грязной?

– Как?! А если при разливе присутствовал человек с десять раз не вымытыми после туалета руками?

– И что? Я вообще не понимаю, к чему вы это говорите?

– Как вы еще в сущности молоды, дорогая и по всему видно очень плохо представляете себе всю криминогенную обстановку в городе. И вы даже не подозреваете себе, сколько человек в нашем государстве не моет рук после туалета?

– Не запугивайте меня, пожалуйста! – произнесла молодая женщина дрожащим голосом.

– И цели такой нет. А водка, водка, она еще как бывает грязной! И обычные глисты это еще самое безобидное при кишечной инфекции поноса.

Профессор изо всех сил старался произвести на женщину, так сказать «медицинское» впечатление, чтобы увести её в сторону. И там окончательно запудрить ей мозги. Работать и напрягать ум, когда его жизни ничего не угрожало, профессору чего-то сегодня совсем не хотелось. А чего именно хотелось, то не моглось, потому что сильно мешалось, то чего совсем не хотелось. Вот, как-то так. Просто и непонятно.

Чтобы изобразить серьезную работу якобы трезвой мысли академик всё время, что-то лепетал.

– Хотя никто и они….– профессорский взгляд на секунды задержался на буфете, – знаете, они тоже не лишены маленьких человеческих радостей, пропустить рюмочку другую, да…, – неожиданно не закончил свою речь академик и замер, стараясь что-то припомнить.

– Это вы сейчас про кого? – молодая мамочка смотрела на академика, не отрываясь, а того уже несло. Его теперь несло каждый раз при малейшем намеке на спиртное. Несло и сносило крышу вместе с чердаком. И теперь его вдруг опять понесло напрямую к заветному буфету и вожделенному напитку, находящемуся в этом буфете. Бежать в соседнюю комнату профессор уже не мог.

Во время разговора он неожиданно вспомнил, что буквально на днях спрятал туда от Евы, а потом внезапно забыл выпить небольшое количество домашнего коньяка в бутылке из-под лимонада. Но он, как силовольный человек, умел останавливаться в своих мечтах и переходить от речей сразу к делу, перевоплощая свои несмелые мечты в смелые реальности.

Поэтому ученый быстро подбежал к буфету, быстро обнаружил на старом месте заветный сосуд, быстро налил в заранее наготовленную рюмочку, искрящегося напитка и так же быстро маханул в свой предварительно уже на бегу открытый рот.

Спиртяжка слегка выветрилась, но всё, же была хороша. Хороша и любезна для жаждущего рта академика. Рта, обрамлённого красными, распухшими, слюнявыми губами.

– О-о-ох! Как можно! Что вы делаете? О-о-ох? – разохалась молоденькая посетительница, глядя с испугом на происходящее.

Только мгновения спустя до мозга профессора дошел сигнал, что напиток, выпитый им, не только утратил градус, но никогда его не содержал.

– Да, что вы, милая, сугубо компот! А вы что сгоряча подумали? Изволите, сами откушать! Я это принимаю, так сказать для поддержки витаминами работающее в изнурительном темпе, разгоряченное нагрузками сознание. Прошу, испейте и вы!

Профессор вылил остатки компотной жидкости в фарфоровую кружечку и галантно преподнес даме.

Она, чтобы развеять все свои сомнения выпила с удовольствием все содержимое и поблагодарила Эроса Купидоновича.

Академик смахнул холодный пот со своего лба и в душе поблагодарил Звездину за эту спасительную и своевременную подмену.

Консультация вне желания Эроса всё продолжалась. Не передать словами, с каким наслаждением он её бы уже прикончил. Естественно, консультацию.

– Милая, вы с мужем еще раз обсудите все предложенные мною варианты, и если ничего не подойдет, то заранее оповестите меня, для дальнейшей постановки имени для вашего малыша. Хотя я по-прежнему настаивал бы на Планктоне. Это имя было бы единственным на все века!

– Меня это и пугает!

– А зря! Сейчас идет мощное освоение дна океана и человек с подобным именем всегда бы нашел для себя дело, если не в глубинах океана или его поверхности, то на прибрежных пространствах, это уж точно! Не говоря уже о полном единении с живой природой!

– Мы подумаем!

– Или на худой конец, можно Антарктид Эсмеральдович!

– Но Антарктида – это вроде женское имя!

– Хорошо! А если Севпол или Южпол?

– Это полюса, да?

– Да! Ваш супруг пловец, у него душа моря просит, вот и надо дать ему эту возможность всегда слышать про море.

– Я в этом с вами согласна. Муж так мечтает поехать на море, хоть раз в жизни.

– Вот и назовите своего сыночка тогда – Колумб. Тогда вы, гарантировано не только на море съездите, но и куда подальше вокруг света!

Молодая женщина завизжала от счастья и захлопала в ладоши. Наконец-то её сыну, было подобранно имя, подходящее по всем параметрам, фантазиям и даже отчеству.

Она щедро расплатилась с академиком и отбыла в обратную дорогу к мужу и своим милым детям, в радостном расположении ума и сердца. Она нашла прекрасное многообещающее имя своему ребенку. Имя, с которым в жизни можно было надеяться только на лучшее.

После того, как академик проводил женщину, он затеял серьезный разговор с самим собой:

– Эрос, пора кончать с этим делом, так недолго и спиться. Молодец, Машка, она же меня буквально спасла от позора! Ай, да Машка! Эрос, ты видел, сколько счастья ты приносишь людям?! Ты же единственный в своей науке великий учёный! Надобно бы поберечь себя, батюшка! Не такие, я тебе скажу, великие люди были живьем заглочены Зеленым змием, вам ли, Эрос, не знать об этом?! А Маруся, а! Ай, да Машка!

Эросу и в голову не приходило, что Айдамашкой был он сам, когда третьего дня тому назад, допивши остатки домашнего коньяка, влил компот в освободившуюся бутылочку. И не мало, а очень много веселясь и потешаясь, представлял себе, растерянность Евки, когда, возлагая большие надежды на опохмел, она найдет этот бутылёк и изопьет не то, о чем мечтала её винная душонка.

В двери настойчиво звонили. На консультацию прибыл очередной клиент. Точнее два клиента. Один представил другого:

– Знакомьтесь, акадэмик! Будущий, не побоюсь этого слова, олимпийский чемпион Безмедальёнов Костян. Короче, Константин! Великий спортсмен! За всю свою спортивную карьеру умудрился пропоносить все золотые медали.

– Не понял, как это?

– Вот и я на каждом соревновании не устаю поражаться, как это у него выходит?

– И что?

– Ничего. Готовится парняга, работает, как проклятый, выступает, почти побеждает, как дело доходит до финала, все! У него безудержный понос открывается.

– А-а-а?

– Вот привели его профессор к вам, чтобы вы, наконец, сняли с него понос.

– А я, извиняюсь, совсем не по этой части.

– Не надо профессор эти мутки, я самолично читал ваши фонограммы, там ясно по белому все прописано, что у человека все в жизни зависит от имени.

– Монографии.

– Какая разница? Хоть фотографии! Фонограммы, монограммы, да мне плевать, на все эти граммы. Человек тоннами ворочает и не гадит, а тут только дело до победы доходит, он, как кошка, извиняюсь за грубость, прямо ср… по углам начинает. Снимайте срочно с нас эту дрянь.

– Так вы это…

– Ко всем и везде, и вы бы знали за сколько? А эффекта ноль! Вначале всё как по маслу, а как так сказать, так опять и сразу дальше то же самое. На чем стояли, как говорится, на том и стоим, точнее, сидим и до конца награждения не слазим. Вот чё такое, а? Ну, что я так и умру, в конце концов, не знаменитым на весь мир тренером? Хотя как сказать, уже обоср… перед всеми на всю планету.

– Дела-а-а. Сочувствую. Искренне.

– Знаете, а ведь хочется познаменитствовать по-людски, а не по засрански. Эх, кто бы знал мои проклятия!? В общем, так, снимайте, немедленно с нас эту анафему и не отказывайтесь, а то я вам быстро кочергу на шею повяжу и не развяжу до победного конца.

Профессора не пришлось долго просить. Он сразу начал рассуждать.

– Так, что мы здесь имеем? Спорт, олимпик, победа! Так…

Профессор еще только попытался очертить круг исследования, как его тут же пресек радостный возглас тренера.

– Ура! Молоток! То, что нужно!

– Простите, я не совсем понял?

– Всё! Так пацана и назовем! А начало фамилии я замазкой в паспорте замажу и в самый раз! Тогда получится, что он Медальёнов будет. Вот в самый раз.

– Я, извиняюсь спросить, а имя, какое у него будет?

– Как какое, вы же сами предложили нам имя – Спорт Олимпик Победа!

– Я? А? Сразу три имени, да?

– Какая разница? Хоть четыре! Кстати, а четвертого имени у вас нет? Нет? Ну ладно. Ну, и что? Что? Может, он у нас улус какой-нибудь якутский. На мой вкус, всё очень прекрасно звучит! Спорт Олимпик Победа Иванович Медальёнов! Шикарно! А, что? Раньше мы просто не знали, что он улус, а вот теперь обнаружилось, отец его Иван признался. Так? Так! Отчество не трогаем, очень даже патриотское отчество. Всё теперь, всё, как надо. Всё есть для победы и медалев!

– Стесняюсь у вас спросить, а зачем замазкой в паспорте мазать, а если просто поменять документы?

– Дорогуша, времени нет на это! Некогда нам, батенька, некогда, завтра утром летим за победой. Отхватим там все три места на пьедестале.

– А разве, такое возможно?

– Вот, будем пробовать! С такими именами я думаю все можно.

– А как же в аэропорту, вы думаете, там замазку в паспорте не заметят?

– Да, я поперезадушу весь аэропорт, вместе взятый за наш пьедестал, всех кто чё там заметит. Да, не трухай, паря! Я ж не один, за мной знаешь сколько личностей?! Ты, ваще когда-нибудь фанател?

– Не приходилось еще.

– Желторотик, – тренер с сочувствием ласково погладил Эроса по нарождающейся лысинке на седеющей голове.

– Знаете, я всё равно немного переживаю, ладно туда, а обратно? Вдруг там что-нибудь?

– Эх, жалко тебя, ты такой еще несмышлёныш беззащитный! Обо всем бы тебе поведал, но сам видишь, времени в обрез. Смотрите, внимательно телек, выступать в нем будем.

Тренер щедро расплатился, чётко просчитав все копейки без обмана, строго по секундомеру, висевшему на его широченной груди, по сорок копеек за минуту, высчитав даже доли секунд.

Вот, что значит честный человек! Настоящий тренер! Педагог физической культуры, радетель завоевания пьедестала любой ценой.

А благодарный новообразованный улус преподнес профессору на память здоровенную гирю, с которой не расставался даже во сне и элегантный костюм-купальник штангиста.

Оба на прощание расцеловали и обняли своего избавителя. И пошли, смахивая скупые мужские слезы со своих щек.

Купидонович пошаркал тапками следом, чтобы закрыть за ними двери, как вдруг тренер, резко обернулся, сорвал золотую цепь со своей бычьей шеи и быстро подбежав, вручил её профессору со словами:

– Вот, дорогой, на память! Мало ли что, может, выручит когда?!

Академик так растерялся, что не смог произнести ни одного слова в ответ. Так и стоял в дверях с этой цепью в руке, пока они не скрылись из виду.

Глава девятая. Интервью

– И чё, встряли в дверях, как многострадалец? Ты, поглянь, а на ём и лица нет! Опять, поди, задурачили дурака на четыре кулака?! Сдвиньтеся от дверей говорю, с людями до вас иду. Вот газета какая-то до вас, Купидомыч, пришла. Разговор с вами хотят поиметь.

Звездина встала в дверном проеме, так чтобы они стояли с профессором нос к носу и лицом к лицу, и бесконечными подмигиваниями попыталась привлечь внимание профессуры к своему сообщению.

– Слышьте меня? Слышьте? Али опять в каку прострацу впали?

– Да, слышу.

– Я энтой газете так наотмашь и сказала, что без денег разговору не будет. И пиастры на бочку вперёд разговору! Слышите али нет? Меня слыхать вам? Караул с энтой наукой, и глухи все и слепы чрез одного, а всё туды же, все жанихаться лезут.

За её широкой спиной, полностью закрывшей проход в жилище, весь в нетерпении елозился худосочный малый, безуспешно пытавшийся пролезть к интервьюируемому, со своим карандашом, блокнотиком и ручкой.

– Да-да! Мы на всё согласны. Глянцево-матовый журнал…

– Какой???

– Журнал «Мир, труд, май, июнь, июль». Издательство «Луч с Востока в глаз всем паскудам Запада». Двойной гонорар за двадцать минут разговора.

– Заходи, любезный. Тока без политики. Академик энто дело шибко не любит. Он понцефист. А я евоный финасист, так что деньги на бочку.

– Вот, пожалуйста, как и договаривались. Двести рублей.

– Очень приятно познакомится с хорошим денежным человеком. Как вас по имени отечеству?

– Насрублох Перепелкин. Русский узбек.

– Без вопросов. Звездина Ивановна.

Русский узбек, в нарушении всех правил этикета, первым протянул старшему по годам свою руку для приветствия.

Вот к чему иногда приводят эти морганатические браки. Ни тебе уважения, ни тебе воспитания. Хотя кто кому может помешать при большом желании заняться самовоспитанием?!

– Русский узбек. Насрублох Перепелкин.

– Оч-чень приятно. Мне, наверное, представляться не надо?! Рад! Очень рад знакомству. Сразу видно наш человек! Очень редкое имя, на дурдымындском диалекте уже давно исчезнувшей народности дурдымындов, обозначающее…, – сказал профессор и замолчал.

Он на пару секунд замер вспоминая перевод:

– То же самое, что оно обозначает и на русском. Звездина, пару кофе нам в кабинет. Или предпочитаете чаёчку?

– Спасибо, не стоит беспокойств. Мне бы только получить ответики на некоторые вопросики.

Звездина твердым голосом дала распоряжение мужчинам:

– Идите-ка, на кухню от греха. А то в доме собачата, мало ли чё, с такими вашими именами. Травить, потом не вытравить. Да и стирка у комнате на веревке сохнется. Вы мне тама мешаться будете.

Делать было нечего, и они уселись за огромным кухонным столом, за которым всем всегда хватало места. Профессор говорил, выложив свои руки на стол. Газетчик быстро строчил мелкие закорючки в свой блокнот. Домоуправительница ловко управлялась с многочисленной посудой и разными продуктами. Она вознамеривалась приготовить угощение для гостя и своих домашних, никоим образом не позабыв ни про себя, ни про собак.

Беседа продолжалась довольно долго, гораздо дольше оговоренных двадцати минут.

Пронырливый журналюга, несколько раз на излете разговора, вдруг вспоминал, то о целом кило сахара, заранее предназначенном в дар науке, то на бездонном дне его сумки обнаруживались несколько пакетиков растворимого кофе «три в одном» и к кофе печенье. Внезапно отыскалась в кармане шоколадная плитка, затем сушеная вобла, завернутая в журнал «Мир, труд и т.д.», потом новый женский, носовой платок и набор шариковых ручек.

Все были счастливы и довольны. Потому что блаженнее давать, и не менее блаженнее что-нибудь полезное получать. И долгий, нескучный разговор продолжался.

Перепелкин очень сильно всем интересовался.

К нему старались обращаться строго по фамилии. Произнести имя никто за всю беседу так и не решился, хотя имя очень хорошо запомнили, и, вспоминая в глубине души, улыбались от этих воспоминаний.

А Насрублох сидел себе и быстро записывал, не мало, не смущаясь. Люди видно и не к такому в своей жизни привыкают. И постоянно задавал всё новые и новые вопросы.

– Эрос Купидонович, откройте, пожалуйста, секрет, где вы его взяли?

– Кого?

– Не кого, а что?

– Хм. Хорошо, что?

– Институт, который закончили?

– Университет. Я его не только окончил, я в нем сразу и преподавал, пока учился. Скажу больше, я его и основал, после того, как в него поступил.

Интересующийся наукой мальчик слегка обалдел, поэтому не смог задать следующий вопрос, но предваряя это, Эрос ответил сам:

– Дело было новое, преподавателей не было, я так сказать находился при самом зачатии именной науки имён. А секрета нет, что бывший зав. зам. зама министра образования, некто Кругликов-Нечитайло (причем никогда, нигде и ничего, вот такой самородный самородок) имел неоднозначное число детей. Грубо говоря, несметное их количество. В целях снабжения их достойной жизнью, в смысле приличным способом кормления до старости, решено было в каждом городе, в каждом маломальском городишке открыть по 13 платных институтов и создать еще по 88 дорогущих университетов. А его детей, наследников от минобраза рассадить в них на высоких должностях. Вот так я и стал академиком и основателем госуниверситета в Кладбищенске – на – Яме.

– Так, вы сын Нечитайлы?

– Нет, и никогда им не был!

– А, как тогда?

– Да, никак. Я с огромной гордостью закончил, основанный мной храм науки и получил диплом профессора академика лауреата именных наук. Немного поработал, а потом ушел. С тех пор и профессорствую на личной основе.

– А преподство чего бросили? Плотют мало?

– Нет, просто интриги, как и везде в научной сфере.

И тут вылезла Звездина-Мария со своим выступлением. Неймётся же бабе, во всех отверстиях ей всё чего-то, да надо.

Везде эти бабы стремятся побывать и во всем поучаствовать. Сама их них, так что мне всё про всё досконально известно.

Дама стала, как статуя, руки в боки и открыла рот шире ворот:

– Не знаю, у какой сфере интриги, просто энта слащава морда сто раз переженилась на всём верситете, уключая уборщиц и мирных жителев домов. И евоной матери пришлось забрать его у зад в столицу.

– Не слушайте её, товарищ Переделкин! Всё, как всегда врёт!

– Счас! Ага! Вру! Идите, поспите маненько, я сама все про вас расскажу.

– Вы, как всегда всё наврёте.

Звездина начала медленно и верно подниматься со своего места. Академик нехотя пошел ложиться спать.

– Я говорю, вам надоть отдыхнуть, у вас косультация. А здеся я и сама управлюсь. Идите отдыхните. Значица, дело былО так. Евонная мать сама утащила его у столицу. А евонные дипломы и благодарствия о евонных вкладах в науки понеслись почтой за им вдогонку. Некоторы из жёнок помчались за им, некоторы наезжали на побывку, но опосля двоих или троих не смертельных отравлений ихины наезды прекратилися. А он значица, начал жаниться уже по месту места жительства.

– Ну, как можно, так нагло врать?! Я же всё слышу! – орал во всю глотку из соседней комнаты неугомонный отдыхающий.

– А, вы ему кто?

– А, она мне черт знает кто! Вот и расскажите, молодому человеку, кто вы мне? Это же чёрт знает, что за жизнь!

– А я ему никто. Я его ангел-охранитель!

– Мама родная! – продолжал орать академик, пытаясь заснуть.

– Ну, вота сами и призналися, что я до вас сам ангел-охранитель, завещанный родной матерью на смертном одре.

– На чём?! О, Боже! Перепёлкин, не слушай её, я тебя прошу, Перепёлкин. Боже, спаси меня от неё. У меня не было столько грехов, чтобы так безвинно страдать.

Академик прибежал на кухню и умолял корреспондента, чтобы его спасли.

– Я бы обязательно спас, но у меня и силенок столько нет, чтобы совладать с ней. И синякам места же не будет, чтобы их всех разместить на моем теле. Вы сами видите ее бицепсы, трицепсы и мощный кулак, – шептал на ухо обиженному профессору испуганный газетчик.

А Звездина мило и загадочно улыбалась и ловко управлялась со всем хозяйством.

– Значица минутов десять и пирог готов! Ваш любимый с капустой. Чай я заварила. Свеженький чаёк с травками. Для глобулину от простуды. На стол накрою сама, а посуду, шоб поубирали с глаз долой, а не то возвернусь и зашибу всех за беспорядок.

Бесстрашный корреспондент решился задать вопрос:

– Стесняюсь спросить, а вы по делам?

Мария может не сразу, но ответила:

– Мне надоть одной старушке с её дедом костамахи на ренген сносить. У их там чё-то переломалось никак. Выявлять будут, чё да как? А им до полуклиники не доползти. Конфетов мне дадут. Шибко вкусные конфеты. Таки вкусные, что мне таких никак не достать. Так что на вечерок сладеньким побалуемся. Я, значица, счас побёгла и незнамо када возвернусь, так что гуд бай вашей газете.