Вкус утекающей воды

Из города приехал целый автобус с почётными гостями. Организовал его Конан Фёдорович. Оказывается исконно русское имя! Тоже выходец из Попадалова и игравший важную роль в бюрократической движухе уездного города G. Но вместо того чтобы приехать на служебном Гелентвагене, он кондыбасил вместе со всеми в заказном ПАЗике. Другого пути для автобуса не было, как через Кривой Яр по узкоколейке. У Кривого Яра рельс уже не было. Сдали в металлолом. Я полагаю, те, кто сдал, уже сдохли и не возродятся впредь в человеческом теле. Ближе к Попадалово рельсы были, и автобус пропускал их между колёс. Пока не уперся в «RAV-4», который пытался ехать в противоположном направлении: все на свадьбу, а он против. Водитель РАФа в вежливо-презрительной форме послал ПАЗ и всех его обитателей. И отказался сдавать задним ходом до ближайшей развязки, чтобы мирно разъехаться с автобусом. Тогда весь автобус вышел, подхватил РАФ и молча снёс его на обочину. Офигевший владелец выскочил из машины, заявил, что он директор, и начал требовать поставить его на место. На что Конан Фёдорович невозмутимо заметил, что они как раз это и сделали – поставили его на место. И обещал прислать на выручку для директора вертолёт, как только они доберутся до Попадалова, и появится связь. Водитель в вертолёт не поверил и начал умолять поставить его на рельсы позади автобуса. Потому как у него «паркетник» и сам он со склона на рельсы не вывернет. На что Конан Фёдорович ответил, что паркет – это вид напольного покрытия для воспитанных и образованных людей. Поэтому паркетниками должны управлять только достойные паркета люди, а не представители более грубых профессий. И не надо ездить на паркетнике по лесам, изображая трактор в люксовой комплектации. Владелец РАФа понял, что против Конана не попрёшь. Распылил остатки спеси в окружающее пространство, принёс свои извинения и попросился в автобус. Чтобы доехать до ближайшего населённого пункта за помощью.

Конан Фёдорович немного подумал. Подержал паузу; спросил у водителя РАФа: а) пьёт ли тот водку и б) весёлый ли он человек после этого. Получив два утвердительных ответа, он снова подумал и объявил очень членораздельно:

«Хорошо.

Вот и помощь пришла.

Ты теперь в числе приглашённых.

Едем».

По его команде РАФ подняли и снова поставили на рельсы перед автобусом, только теперь носом к свадьбе. Так и гнали паркетник перед собой весь оставшийся путь до самой деревни.

Жених и невеста сами были людьми в деревне пришлыми, поэтому я ощущал себя вполне комфортно в качестве свидетеля. Тем более что Таволга заранее сообщил, что роль тамады мне играть не придётся.

Из нас четверых только «Любка», как назвал её Кукушкин, свидетельница, была местной. Люба имела необычную внешность Умы Турман, выращенной на молоке, свежем воздухе и лесной землянике, поэтому была симпатичнее голливудской звезды. Её красота не была божественной, как у невесты, но была более современной. Логично было бы предположить, что прекрасное тянется к прекрасному, поэтому Елена и Люба – подруги. Но это не правда. Конечно, подобное тянется к подобному, но притяжение противоположностей так же очевидно. Короче, я не знаю, что объединило двух этих женщин. Любовь была младше Елены, но ей уже было под тридцать, и она тоже была не замужем. При такой-то красоте! Видимо планка желаемого не отвечала окружающей действительности, а любить «то, что есть» Любовь не была готова. К школе она не имела никакого отношения и работала в конторе лесхоза. Удивительно, что ни в лесхозе, когда я посещал Ивана Макарыча, ни в толпе, когда приезжало телевидение, я её не видел. Нас представили друг другу непосредственно перед свадьбой, как свидетеля и свидетельницу.

Весь предсвадебный ритуал я испортил. Кукушкин дал мне установку, чтобы много за выкуп невесты я не давал. Дескать, чем меньше заплатишь, тем счастливее они будут жить. Примета такая. И я, будучи максималистом по жизни, не дал ничего. Старушки пели, водили хороводы, сыпали прибаутками и наречиями. Ничего не помогло. Но я заразился их речитативом. И сочинил по этому случаю свой рэп или стёб: «Я был туп как гора, неприступен как скала, гол как сокол, на компромиссы не пошёл. Всех разозлил, двух старушек чуть не задушил. Но до драки дело не дошло – Таволга притворяться не стал: всех любителей халявы разметал. Ему чужд был обряд в виде преград до любимой женщины его».

Проще говоря, насвинничали мы зря, а во всем виноват Старый Пердун. По фамилии Кол… Нет не Колдун, а Кукушкин. Он всегда не в рифму.

Свадьбу нельзя описать: не хватит слов, красок и звуков. Но все началось именно с красок. Большинство женщин: старого и среднего возраста, пришли на свадьбу в красных сарафанах с вышитыми белыми узорами. Мужчины в белых рубашках, и тоже с расписными воротниками и манжетами. Я понял, что это национальная одежда, но к своему стыду я не знал, как это все правильно называется. Я был также далёк от этой культурной среды, как от обычаев какого-нибудь племени чернокожих африканцев. Конечно, что то подобное я видел в мультиках про Емелю или в детских фильмах-сказках, но эти знания не сильно отличались от знаний, полученных от просмотра «Чунга-Чанги» или «Каникул Бонифация». Мне никто не передал этого наследия, я, соответственно, не передал это своим детям, и им тоже уже нечего передавать. Короче, я до сих пор не знаю что такое «каурая кобыла», и зачем это мне. У молодого поколения Попадалова ещё был шанс, но он им тоже был не нужен. Среди молодёжи не было никого в национальных одеждах. И Люба тоже была в пёстром акварельном платье. Тем не менее, вся поляна равномерно окрасилась красно-белыми цветами, ознаменовав собой наступление торжества.

Потом начались слова. Первым с официальной речью выступил Иван Макарыч, потом Швиндлерман, потом все остальные. Все поздравляли, желали и выпивали. Видя, что никому нет до меня никакого дела – а я этого не люблю – я решил тоже напиться. Но было не с кем. Я сидел рядом с Таволгой. Перед ним стоял фужер с шампанским, в котором уходящее солнце играло с пузырьками в игру «Верю – не верю». Когда истина оказывалась на стороне солнышка, пузырёк всплывал. Когда нет – пузырёк оставался висеть на стенке с ослепительной улыбкой. Все больше и больше пузырьков устремлялось вверх, но жених с невестой, совсем не пили. Рядом со мной должен был сидеть Васильич, но он соскочил с первыми поздравительными словами в гущу событий к своей «Ребекке». Или Фудзияме? Как её там? Которая сидела за столом Швиндлермана. Моя протянутая рюмка как-то неприлично споткнулась о пустоту воздуха, но неожиданно на помощь пришла Люба. Она протянула мне свою рюмку с другой стороны стола. Рюмки встретились и разошлись: мы выпили за здоровье молодых.

С Любой мы молча понимали друг друга и не пропускали ни одного тоста. И достаточно скоро поняли, что трезвый жених и невеста здесь лишние. Нам было неудобно тянуться через них, и они мешали нам обсудить пунктуацию последнего произнесённого тоста. Но мы не могли сдвинуть наши попы в силу официально определённого их местоположения.

С поздравительной речью выступил Конан Фёдорович, и я её запомнил, я был пока не пьяный.

– Друзья, я счастлив присутствовать на этой свадьбе, я рад быть в числе приглашённых, – сказал он. – Таволга и Елена шли очень долго к этому дню. Мы все видели… а со стороны виднее, что они идеально подходят друг другу. И для нас, для всех присутствующих, это большое счастье и удача, что они, в конце концов, дошли до этого дня. Поэтому у нас с вами сегодня большой праздник! Сегодня две ниточки паутины мирозданья переплелись, и образовалась семья. Гармония мира усилилась от завязанного ими узелка. И теперь мы ждём рождения богатырей и прекрасных принцесс! И их должно быть целое лукошко!

И ещё. Ребята, не надо желать молодожёнам про любовь. Любовь – это не категория семьи. Любовь – это всегда самопожертвование ради другого: вспомните художественную литературу. Семья – это когда вместе! И в радости, и в горе. И пот, и кровь, и какашки, и мёд! Здесь нет места самопожертвованию. Любовь достаётся одной паре из ста тысяч, если не реже. Разделите все население страны, включая младенцев, на эту цифру и вы поймёте как их мало. Чаще в Спортлото выигрывают. Так что ваше пожелание любви, это все равно, что предложить им купить лотерейный билет. А не надо играть в азартные игры ни с государством, ни с Богом. Надо просто жить. Жить вместе, жить радостно, а в конце жизни каждый должен понять, вытащил ли он счастливый билет в этой жизни или нет. Только не надо об этом никому рассказывать. И позвольте закончить своё поздравление стихотворением:

«Есть дни, которые ещё в пути, которые покуда не готовы.

Как хлеб, как стулья, как любой другой предмет, производимый в мастерской или аптеке.

Есть фабрики грядущих дней. И в них есть мастера на всякий вкус и душу.

Они размеривают, ладят, строят и ясные и пасмурные дни.

Чтобы однажды в дом к нам постучаться и наградить нас спелым апельсином, или в упор с порога расстрелять».

Оранжевых вам дней, Лена и Таволга! Горько!!!

После этого тоста мы с Любой встали как по условному сигналу, и за широкими спинами целующихся молодожёнов тоже быстренько поцеловались, прежде чем выпить очередную рюмку.

А потом выступил владелец паркетника: он продолжил тему любви. По уточнённой информации он оказался не директором, а ректором. Ректором Водяного института: что-то связанное то ли с рекой, то ли с умывальником. Вначале он поблагодарил Судьбу, Конана и РАФа, которые явили его сюда, а потом сказал:

– Друзья! Я женат уже пятый раз.

После подобного заявления свадебная поляна потихоньку утихла. «… Что он сказал, что он сказал… пятый раз?.. пятый раз?!», – пробежало по столам, и кто-то даже перекрестился.

– Тебе что, без этого не дают? – вульгарно спросил чей-то Голос с левого фланга.

– Он просто честный человек! – вступился я очень агрессивным тоном за предводителя писсуаров. Алкоголь начал действовать и уже отключил мою систему торможения. На этой стадии я, как правило, начинаю кидаться солёными помидорами в гостей, которые мне не нравятся, и каждый раз попадаю не в того. Особенно обижаются старушки, когда на них повисает банановая кожура. При этом они шипят так, что мне даже извиняться не хочется, что метил не в них. Но Таволга мягко возложил свою лапищу на моё колено, и я понял – это ручник. И благоразумно отказался от участия в дальнейшей дискуссии. А гости живо стали обсуждать: пять раз это много или мало, судьбу брошенных женщин; и интересоваться есть ли дети после подобного перекрёстного опыления. Кто-то уже начинал жалеть водяного Профессора.

Я же думал о том, что поцелуй, который мы произвели с Любой, вовсе не поцелуй, а какой-то «чмок» и в следующий раз надо ужаться как следует. Дожив практически до «сорокапятки», но, так и не выпустив пластинки, я и не подозревал, что любовь – это зараза, передаваемая любым доступным способом. Воздушно-капельным как проказа, половым как сифилис, ну это для счастливчиков, остальные утешаются триппером. Кроме традиционных инфекционных путей есть информационные пути: взгляды, запахи, слова и «что-то ещё». Это неизмеримое «что-то ещё» и отличает любовь от полового инстинктивного чувства размножения.

Погруженный в свои мысли, я пропустил момент, когда Профессору Мокрого института позволили продолжить свою речь:

«… ни в одном браке у меня не было детей. Потому что не было уверенности, что с этой женщиной я готов прожить целую жизнь и вместе растить детей. Потому что, если в семье есть дети, разводиться нельзя. Я честный человек, как правильно понял Свидетель», – он посмотрел в мою сторону, – «Имею честь и принципы. Дети из неполных семей образуют новые неполные семьи, особенно сильно это проявляется по женской линии. Исключения конечно есть: без них невозможно было бы сформулировать правило. А семья это и есть Правило. Правило управляет Вселенной, а не промискуитет. И я всегда полагал, что из-за отсутствия образа отца, в редких случаях матери, в социальном воспитании ребёнка, и происходит его последующее кувыркание по жизни. Но один умный человек, экстрасенс, рассказал мне, что неспособность образовать нормальную семью – это кармическое нарушение. Проще говоря, родовое проклятие. Кто-то когда-то в предыдущих поколениях предал или растоптал чью-то любовь. И все! Процесс начался, пошла ответная реакция Вселенной. И её можно остановить, если докопаться до первопричины и осознать. С помощью экстрасенсов это достаточно легко сделать, а вот по воспоминаниям предыдущих поколений намного сложнее. Мы не любим интересоваться прошлым, нашими бабушками и дедушками.

Поэтому, молодые люди! Верите вы в этот бред или не верите. Но на всякий случай, если не сложилось… Расходитесь с бывшими возлюбленными или с теми, кто вас любит, а вы не отвечаете взаимностью, по-доброму. По-человечески, без ненависти. И ни в коем случае не выставляйте чью-то любовь на посмешище остальным, как это сделала моя прабабка.

И ещё. Неправда, что любить можно только одного. Поверьте мне, многократно женатому: любить можно и двоих, и троих. Я не призываю к многожёнству, но человек должен иметь второй шанс, чтобы исправить ошибку. Брак не должен быть бессрочным, для этого существует обряд венчания. Брак – это скорее юридический договор, срок которого должен истекать по достижении детьми 20-летнего возраста. То есть. Если резину не тянуть. Или лучше её, вообще, не использовать, то приблизительно к 40 годам каждый мужчина и каждая женщина снова становятся свободными от выполнения семейных обязанностей, и вправе решать, за кого выйти второй раз замуж или жениться и с кем заводить детей. Представляете, в каком тонусе мы все будем жить? Женщины будут следить за своей внешностью и не опускаться в браке. Мужчины будут бороться с пивным животиком, качать пресс и бегать по утрам, потому что в сорок лет будет шанс жениться на молоденькой. А уж как это благотворно повлияет на воспитание детей! Чилдрены с раннего детства будут знать, что в двадцать лет они точно станут совершенно взрослыми и их оторвут от мамкиных блинов и папкиного кошелька. Вся нация станет другой, более деятельной, инициативной и предприимчивой.

Уважаемые молодожёны. Приношу свои извинения за длинную речь, которая к вам никак не относится. Вы уже зрелые люди. И как было отмечено ранее выступающими, которые вас давно знают, вы сделали свой выбор осознанно и тщательно. Простите за откровенность: вы вошли в предпоследний вагон. Я бы так выразился. И второго шанса у вас уже не будет: ни до сорока, ни после сорока. Поэтому! Желаю вам детей, детей и ещё раз детей! Как любил говаривать вождь мирового пролетариата. И позвольте мне, словоблуду по роду профессии, ещё одну маленькую ремарку – предостережение.

Уважаемая Елена Эрвиновна. Вы бесспорно королева и богиня, ваша внешность и красота не от мира сего. И бесспорно, что редкий мужчина устоит от соблазна бросить свою жену, семью и стать вашим ковриком, шариковой ручкой, или рулончиком туалетной бумаги, и прикоснуться, таким образом, к божественному. Но! В семье главным должен быть мужчина. Если в семье жена является паровозом, это несчастная женщина! Таволга, помни об этом. Ты – Большой. А, как правило, все большие люди добрые и мягкие. В вас не хватает желчи. В детстве вас никто не обижал, и вам нечего было доказывать. Наоборот, все тянулись за защитой…».

Я видел, как мышцы лица Таволги импульсивно сократились. Не прав был Профессор Воды: детство в детдоме не было безоблачным. Да, Таволга большой. Да, Таволга добрый. Но мышцы сокращать умеет. Такого не запряжёшь и не прицепишь. Но в дороге с ним надёжно. Богини никогда не ошибаются, если они настоящие.

После таких высокоинтеллектуальных поздравлений в диком сосновом краю и объёма выпитого алкоголя, в размере «едва достаточно», я тоже должен был выпендриться и потребовал: «Дайте мне слово! Дайте свидетелю слово!».

«Дайте Пришельцу слово», – поддержали меня столы. И я с удивлением почувствовал симпатию ко мне со стороны местных жителей – это было приятно. Волны нежности и алкогольной зависимости стали накрывать мою душу.

– Уважаемая Елена Эрвиновна, – сказал я, поднявшись со своего места и торжественно вытянув руку с рюмкой в окружающий эфир. – Как филолог филологу, которым я, к сожалению, не являюсь, хочу Вам напомнить: «Дитя – это гость в вашем доме. Его надо любить и уважать, но не властвовать над ним, ибо оно принадлежит богу. Побольше вам божественных гостей…

И ВЫШЕ СТРОПИЛА ПЛОТНИКИ!!! – заорал я на всю поляну.

Вряд ли кто-то из присутствующих понял смысл последних слов, но мой душевный подъем был подхвачен.

– Ввышш-шее!!! – подхватило собрание, и начался перезвон рюмок и стопок. Видимо, каждый понимал по своему и вкладывал свой смысл, выкрикивая: «Выше!», но тост пришёлся по душе всем присутствующим и плавно перешёл в традиционное «Горько!». Так же малопонятное для понимания.

И только Таволга, слегка прищурившись, тихо прошептал мне на ухо:

– И после его смерти я уже никому не могу доверить выбор скакуна?

– Чёрт! Ребята, вы достойны друг друга! – вскричал я на том же душевном подъёме, но, уже чувствуя досаду на себя за неловкое обращение исключительно к невесте, и незаслуженную попытку отодвинуть жениха на второй интеллектуальный уровень. – И я благодарен судьбе, что я здесь и сейчас! Значит, так надо!

Я вспомнил, что первый раз я испытал такой же душевный подъем, когда в разговоре с однокурсником случайно выяснилось, что у него любимый писатель – Хемингуэй. Но когда совпало и любимое произведение – «Острова в океане», мы с ним испытали такое единение душ, которое трудно забыть. В то время никто из наших ровесников не читал Хемингуэя: он уже успел выйти из моды и перейти в классики. А уж сама книга, как мне тогда казалось, вообще, никому не известна, и только мне принадлежит радость её прочтения. Вот и сейчас, я никак не мог предполагать, что Таволга кроме журналов «Охота и охотничье хозяйство», читал ещё и Джерома Сэлинджера. Проклятая гордыня! Досада стала заливать мою душу, а я решил залить её алкоголем.

Жених и невеста вышли из-за стола и пошли танцевать свой свадебный танец. Увидев Елену, идущую на каблуках, я представил прекрасный корабль, плавно разрезающий волны и неумолимо удаляющийся от меня. Можно кричать, визжать, прыгать, махать руками, корабль не замедлит свой ход – я слишком мелкий для него. И ещё. За одно мгновение, за один щелчок нервных импульсов, я вдруг осознал, откуда у меня возникло это изначальное желание напиться. Легко декларировать «не возжелай жены ближнего своего» – кто же спорит! Но каждый настоящий мужчина желает, чтобы все женщины мира беременели только от него! А если нет, то такая досада! Вот почему Бог не сумел простить Еву. Правда, есть версия, что Бог – женщина. В таком случае, Она не простила Адама. А уж чего хочет женщина, вообще, неподвластно человеческому разуму. Получается, что откушав яблочко, Адам и Ева создали первую семью и стали независимы от Бога? Во всяком случае, с этого момента и началась история этого мира. И появились те, кто этой историей интересуются. Нам недоступен божий промысел и неисповедимы пути его, но почему-то есть уверенность, что это не навсегда. Бог ближе, чем мы привыкли думать, он на расстоянии вытянутой руки.

В любом случае, во всем виноват Садовник!

Или Кукушкин?!

Я почувствовал, как бедро Любы вошло в тактильный контакт с моим бедром: она подсела ко мне, воспользовавшись тем, что молодожёны покинули нас.

– О чем задумался? – произнесла Люба, протягивая пустую рюмку.

– Как думаешь? – спросил я, рефлекторно отодвигая свою ногу из зоны соприкосновения. – Семья, с точки зрения Высшей силы, считается после первого секса или после появления детей?

– А Высшая сила – это что? – её голос прозвучал слегка саркастически.

– Ну, представим, что это Бог, – несколько растерянно предложил я. – Для упрощения.

Люба кивнула на пустую рюмку. Я понял и, следуя целеуказанию, разлил водку.

***

Это действительно была водка. По этому вопросу у Таволги с Кукушкиным случился целый диспут. Васильич утверждал, что местные привыкли пить коопторговскую текилу, и что никто от этого пока не помер. Таволга отвечал, что это пока. Что это вопрос времени, и что кто-нибудь обязательно умрёт. Васильич говорил, что алкоголь – самая дорогостоящая составляющая свадьбы и что надо на ней экономить. Таволга утверждал, что процесс смешивания спирта с водой – это сложный физико-химический процесс, и ему не место в полукустарных условиях Коопторга. Тут я, как бывший учитель химии, был полностью согласен. Разбавляя спирт «Роял» водой в домашних условиях, во времена первых Сникерсов и расцвета «Зуко», я не мог не заметить, какой бешеный осадок образуется на дне трёхлитровой банки, если её сразу не выпить.

Васильич начал было говорить, что даже Дмитрий Иванович…

Но Таволга его перебил: «… создал Периодическую систему элементов, но водки в этой таблице нет! Водка – это благородный напиток, в отличие от самогона, сидра и браги. Но добавление в неё чего бы то ни было умаляет это свойство». И добавил, что он травить людей не будет! А я с грустью подумал, что мы с Васильичем периодически травимся: ведь не каждый день в деревне свадьба. И надо бы побороться с Периодичностью.

Нет, все-таки не зря у нашего народа водка ассоциируется с Менделеевым!

***

Мы выпили с Любой в полной задумчивости. И тут же, как по команде Высшей силы бросились целоваться. Не то чтобы «чмок, чмок» в щёчку или губки, как раньше, а по-настоящему. Поцелуй как половой акт. Поцелуй как проникновение. Проникновение с равными возможностями у мужчины и женщины. И тут кто кого или поочерёдно. Я не люблю целоваться из-за отсутствия финала в этом процессе. Знак бесконечности – это знак поцелуя.

Но моя правая рука уже заползла под трусики и ощупывала ягодицы Любы, неуклонно приближаясь к середине. В этот момент мы закончили целоваться, и рука ретировалась.

– Андрей, – сказала Люба, глядя на меня исподлобья, – мне семья не важна, мне нужен ребёнок. Сделай мне дочку. А там как хочешь. Хочешь – живи со мной, хочешь – нет. Я буду не в претензии.

– Знаешь. Я сейчас не могу – я сейчас пьяный, – ответил я, ничего не понимая. – Может пьяные сперматозоиды – это ненаучно, но это и не важно. Это табу.

Глава 23. Право на песню

Васильич, который Кукушкин, как-то мне сказал: «Каждый человек имеет право на песню. Есть у тебя слух, нет у тебя слуха, есть у тебя голос, нет у тебя голоса, есть у тебя деньги, нет у тебя денег – у тебя всегда есть право. Право на песню. Пой, если душа просит». Я не помню, по какому поводу это было сказано, так как с Васильичем пить-то мы пили, но никогда не пели. Хотя когда делаешь первое, трудно гарантировать отсутствие второго.

Когда наступила музыкальная часть свадьбы, и полились звуки, я вспомнил Кукушкинский билль о праве на песню. Здесь было всё: и гармошка, и баян, и гитара, и разновидности цимбал. И ещё, хоровое пение. Которое я уже слышал ночью в лунном сиянии Станции. Я, как и тогда, не понимал содержания. Все слова в песне заканчивались на уменьшительно-ласкательный суффиксы. Но я чувствовал: тоска и одиночество наполняют этот мир без границ. Эти песнопения были как дождь для души и как ножом по стеклу – очищали, мыли и скрябали. И текли слезы радости, потому что во всех этих песнях было предчувствие рассвета. А может это просто алкоголь? Хорошо, что уже темно. Темнота – друг молодёжи и тех, кто из них потом получается.

В промежутках между выступлениями фольклорных коллективов Швиндлерман предоставлял право на песню Фредди Меркьюри, иным представителям рок-эн-рольного братства и остальной музыки. Швиндлерман оказался отличным диск-жокеем: он ставил только убойные хиты. Их школьный усилок был трофеем Холодной войны, захваченным у американцев в ходе боев. И он просто рвал небо! Басы были настолько точными, как будто вокруг концертный зал, а не сосны по кругу.

Удивительно, что местная молодёжь не тащилась от «Сектора Газа», как было принято повсюду в сельской местности, а была приучена к серьёзной музыке. И пока она, в смысле молодёжь, топтала «траву у дома» под ритмы жёсткого андеграунда, предыдущие поколения отдыхали, разливали водку и пили за молодых, искусство и сплочённый коллектив. А потом снова вступала гармонь, луна, струнные и хор. Удивительно гармоничное сочетание разных поколений, не мешающих друг другу веселиться, завораживало. Первый раз я увлёк Любу в гущу танцующих под «уван мери тикет», и потом мы практически не покидали поляну – Швиндлерман умело подливал масло в огонь. Водяной профессор так энергично закручивал твист, что было даже завидно. И под гармошку он тоже выделывал такие па из гопака, что оказался центровым танцором всей свадьбы. Не соврал мужик Конану: пил водку, веселился и веселил безостановочно. Люба танцевала грациозно. Её движения не были импульсивными, своим телом она останавливала ритм, и ритм, проходя через неё, становился более плавным. Она не лезла в центр круга, как делают многие женщины, при этом достаточно кривые, чтобы доказать свою значимость. Круг образовывался сам вокруг неё. Даже Водяной профессор оттанцовывал по дуге с её центром. Моё ЭГО распирало тщеславие: ведь это, может быть, моя женщина?! Её упругая задница только что была в моей руке? При очередной смене жанров мы с Любой взялись за руки и пошли к своему столу. Когда мы вышли из круга света, я снова запустил руку ей под платье, чтобы «проверить свой сомнительный баланс». Баланс по-прежнему оставался положительным. Я развернул Любу к себе, и мы начали жадно целоваться. В это время я задрал подол её платья, засунул обе руки под резинку трусиков и практически стащил их вниз, тиская и разводя её ягодицы.