Рассказы и стихи

– Надо сначала сходить купить, – ответил Олег.

– Уже всё куплено, – успокоил товарищ и предложил, показав на два круглых пластмассовых столика у бортика бассейна: – Давай здесь.

– А можно? Хозяин не заругает?

– Он уже ушёл, – заверил Борис. – Я сейчас всё принесу, – и пошёл к лестнице.

Олег смотрел вслед своему товарищу и думал, что тот всё-таки изменился, стал не таким, как прежде, другим, и отличается от него, Олега. Правда, они в армии все были тогда равны и одинаковы, это «гражданка» расставила их по ступенькам и полочкам. И всё же было странно, что один – вот, Олег – на стройке пашет за копейки, а второй – его товарищ – работает массажистом, «бабки» имеет, квартиру купил, москвичом стал… Но он ведь «ликвидатор», – успокаивал себя Олег, он заслужил. Да, к тому же, крутится мужик… Но словечко «слив» не отставало.

Олег сидел, ждал Бориса и тусовал в голове мысли, как колоду карт. И никак у него ничего не получалось. Получалась – ничья. А ничьей не бывает, кто-то должен остаться в дураках. Выходит, это он, Олег.

Пришёл Борис, принёс семисотграммовую бутылку водки и четыре пива. Из закуски были солёные ржаные сухарики.

– Я тебе деньги отдам… – сказал Олег.

– Не волнуйся, – успокоил его товарищ. – Это презент сегодня от клиента…

– Ты так тут сопьёшься… – пошутил Олег.

Борис усмехнулся.

Разлили.

– За встречу!.. – предложил тост Олег.

– Чтобы больше не теряться… – добавил Борис.

Выпили и стали вспоминать армию. Кроме службы, их практически ничто не связывало, и поэтому разговоры на другие темы как-то не клеились.

Когда всех армейских друзей вспомнили, начали опять расспрашивать друг друга о сегодняшней жизни.

– Сколько ты в месяц получаешь? – поинтересовался Борис.

– Сколько ты за пять дней… – честно признался Олег.

– Хочешь со мной работать?

– Я же не массажист…

– И не надо, – сказал Борис. – Ко мне клиенты приходят; пока они в сауне попарятся, пока я им массаж сделаю, ты в это время стол приготовишь, за пивом сходишь… – Борис смотрел на товарища внимательно, как сегодня днём в метро.

Олег тоже посмотрел на него.

– Выходит, ты мне предлагаешь «шестёркой» тут быть… – с обидой в голосе ответил он.

– Почему «шестёркой»?! Нормальная работа, и «бабки» будешь получать приличные, не как у себя на стройке…

– И слив пить… – продолжил Олег.

– Какой слив? – не понял Борис.

– Ладно, это я так, о своём.

– Подумай… – уговаривал товарищ.

Олег сидел и думал. Но о другом. Борис тоже замолчал. Так прошло минуты две.

– Ты в Чернобыль сразу после аварии попал? – неожиданно спросил Олег.

– Давай выпьем, – не отвечая на вопрос, сказал Борис.

Выпили ещё.

– Я там и не был. – Борис запил водку пивом.

– Как не был?! – удивился Олег. – А корочки, удостоверение?..

– Я в Мурманске при Штабе флота в это время массажистом работал. Знаешь, какая у меня клиентура была!.. Одни «лампасники». Адмиралы, контр-адмиралы!..

– Значит, ты там не был… – сказал Олег утвердительно, но обращаясь не к Борису, а к себе. И вспомнил парнишку из соседней бригады, тоже ликвидатора, ставшего инвалидом и устроившегося, в конце концов, у них на участке ночным сторожем. В двадцать пять лет…

А Борис продолжал рассказывать о своей службе в Мурманске, как ему по блату сделали удостоверение, как адмирал – он назвал даже фамилию – не хотел отпускать его в запас. И отпустил лишь после того, как Борис подготовил себе замену…

«Слив…» – опять завертелось у Олега на языке словечко. Он взял бутылку и разлил остатки водки. Получилось почти по полному стакану.

– Много!.. – засомневался Борис.

– Тащи!.. – коротко скомандовал Олег и залпом выпил.

Борис, давясь, тоже выпил. Молча допили пиво, и Бориса развезло. Он откинулся на спинку стула и дремал.

А у Олега всплыл в памяти один подзабытый армейский случай, когда он подрался с Борисом и ещё двумя сержантами. Всё началось шутя, вроде борьбы, но потом перешло в неприкрытую драку. Они, трое, сменяли друг друга, а он стоял за себя один. В конце, через тридцать минут, так устал, что едва держался на ногах и с оторванными пуговицами на хебешке, с выскакивающим из груди сердцем еле вышел из подсобки. Всплыла и причина драки: они хотели сделать его таким же, как они, чтобы думал, как они, поступал, жил… Не вышло. И не выйдет…

Олег встал и пошёл к лестнице. По дороге, вдруг вспомнив что-то, остановился и вернулся к столику. Рядом с Борисом, у ножки стула, стояла барсетка. Олег знал, что в ней, кроме денег, было ещё удостоверение «ликвидатора» и записная книжка с его номером телефона. Он взял сумочку, не раскрывая, кинул в бассейн и теперь уже ушёл совсем.

Когда оделся в кабинете Бориса, то вынул из кармана своей рубашки деньги и, не отсчитывая, бросил на массажный стол. «За слив и за всё…» – проговорил про себя он и вышел.

Охранник отвлёкся от просмотра футбола по телевизору и выпустил его на улицу.

– Какой счёт? – спросил на прощанье Олег.

– Два – один, наши ведут…

«Наши», – повторил Олег, застегнул повыше молнию на куртке и нырнул в холодную темноту.

Писатель-сатирик

Людмила Ивановна давно хотела написать юмористический рассказ. От кого-то она слышала, что за него могут заплатить аж две тысячи долларов! На две тысячи она, пожалуй, не рассчитывала, но на то, что он будет опубликован на 16-й полосе «Литературки» и за него дадут гонорар, – надеялась.

Дождавшись однажды поздно вечером, когда дети и муж лягут спать, она зажгла настольную лампу и потихонечку пристроилась за письменным столом. Сюжет, в общем-то, ею был уже придуман, она вынашивала его несколько недель; теперь предстояло воплотить всё это на бумаге. Казалось бы, просто, но дело в том, что Людмила Ивановна ничего, кроме всевозможных заявлений и поздравительных открыток, в своей жизни не писала, если исключить, конечно же, школьные сочинения. Но это было давным-давно.

Итак, она села, взяла ручку и приготовленные листки бумаги. Название рассказа – вернее, пьески – и первые несколько предложений у неё уже сидели в голове, за них она не беспокоилась. А дальше, она надеялась, сюжет вывезет. Он был незамысловат и, прямо скажем, из её личного опыта. Самое главное, Людмила Ивановна знала, чем «всё дело» должно закончиться. А это, она считала, вместе с уже заученным началом – костяк всему. Она даже сочинила последнюю фразу и, чтобы не забыть, записала её отдельно.

Людмила Ивановна стала писать. Но вначале она вывела – как напечатала – большими заглавными буквами:

ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ ВОПРОС

(современная пьеса)

И продолжила:

Пятница. Конец рабочей недели. Просторная светлая комната, являющаяся одним из помещений коммерческо-производственной фирмы. За столами сидят женщины-сотрудницы. На стене большие кварцевые часы. Время – 15.30. Одна из женщин, черноволосая, за сорок, с ещё не погасшим блеском в глазах, снимает трубку местного телефона и набирает номер.

Здесь Людмила Ивановна остановилась и задумалась. Перечитала написанное, и ей понравилось, как ей показалось, во всём этом была интрига. Сразу же появились новые мысли. Она, чтобы не потерять и их, и кураж, начала быстро водить авторучкой по бумаге:

«Игорь Алексеевич, это Вера Ивановна. Детей не пора делать?..»

Игорь Алексеевич: «Пора, пора, я и забыл об этом!..»

Вера Ивановна: «Тогда сегодня с Петровой».

Игорь Алексеевич: «Нет, с Петровой не буду. Приходи сама».

Вера Ивановна {взглянув искоса на совсем молоденькую Петрову): «К вам в кабинет?»

Игорь Алексеевич: «Да, ко мне. Здесь сделаем».

Вера Ивановна (отводя взгляд от Петровой, говорит так, чтобы все слышали): «Девочки, ну я пошла к Сидорову детей делать».

Встаёт и уходит. Все с пониманием смотрят вслед.

Кто-то с завистью тихо произносит: «Красивая!..»

Вера Ивановна (входя без стука в кабинет начальника): «Игорь Алексеевич, я пришла».

Игорь Алексеевич (что-то торопливо дописывая): «Хорошо, сейчас и начнём. Располагайся».

Вера Ивановна устраивается на кожаном диване.

Людмила Ивановна опять остановилась и подумала: удобно ли, что её героиня устраивается на кожаном диване, не слишком ли это? И решила, что не слишком, тем более, что этот диван и в самом деле существует, и Людмиле Ивановне не раз доводилось на нём сидеть. Воодушевившись, она принялась снова за своё произведение:

Игорь Алексеевич (отрываясь, наконец, от бумаг, нетерпеливо): «Ты готова?»

Вера Ивановна: «Не совсем».

Игорь Алексеевич (с лёгким раздражением):

«Что же ты не приготовилась?!»

Вера Ивановна (тоже раздражаясь): «А что вы до конца рабочего дня тянули?..»

Игорь Алексеевич (чувствуя свою вину и сглаживая её): «Хорошо, хорошо. Сколько тебе времени нужно?»

Вера Ивановна (ещё не успокоившись): «Минут пятнадцать…»

Игорь Алексеевич задумчиво смотрит на женственно-привлекательную фигуру Веры Ивановны

В этом месте рука Людмилы Ивановны вновь замерла: хорошо ли так хвалить свою фигуру? Но дело в том, что фигура у неё и вправду была очень привлекательной; и начальник, и другие мужчины на неё засматривались – она это знала. Взглянув на экран выключенного телевизора, который стоял слева на тумбочке, и увидев там свой чёрно-серый силуэт, Людмила Ивановна, отбросив уже все «предрассудки» и сомнения, смело стала писать:

Он же (глядя сотруднице прямо в глаза и на что-то решившись): «А отсюда я в тебя войду?..»

Вера Ивановна (с сомнением): «Ну, если сможете, но вряд ли».

Игорь Алексеевич (обиженно): «Почему же? Вчера смог, а сегодня не смогу?!»

Вера Ивановна: «Ну, попробуйте. Может быть, у вас и получится. (И, что-то вспомнив, с опаской): А вы не заразите?»

Игорь Алексеевич (успокаивая сотрудницу): «Я проверялся!..»

Вера Ивановна наклоняется и кладёт локти на стол начальника. Он мучается, но у него ничего не выходит. Вера Ивановна пытается ему помочь. Но и вдвоём у них ничего не получается.

Игорь Алексеевич (чувствуя, как вспотели ладони): «Ладно, оставим до понедельника. Кажется, время терпит».

Вера Ивановна (повернув к нему голову, настойчиво): «Ну, давайте ещё раз попробуем!..»

Снова пытается ему помочь. Но всё безрезультатно.

Усмехнувшись своим вольным мыслям, Людмила Ивановна на минуту застыла, перечитала последние строчки и игриво представила: что будет, если её муж это прочитает? Её муж в это время спал за стеной, и его дыхание в окружающей тишине можно было услышать.

«Ничего, – решила Людмила Ивановна, – он это, скорее всего, никогда не увидит, ему просто не попадёт в руки. Но всё же надо умерить пыл», – подумала она и стала снижать обороты:

Игорь Алексеевич (отдав инициативу сотруднице и не зная, чем занять руки): «Знаешь, приготовься и приходи в понедельник».

Вера Ивановна (с чувством превосходства): «Я-то всегда готова!..»

Игорь Алексеевич (глядя в сторону, куда-то в пол): «Вот ещё что забыл: мы же с третьим ничего не решили. Что с ним делать будем?»

Вера Ивановна (уверенно): «А что третий! Он у нас всегда считался лишним…»

Игорь Алексеевич (наконец решившись поднять глаза): «Так-то так, но он всё-таки есть. Что с ним делать?»

Вера Ивановна (с лёгкой иронией): «Что-что?.. Разбросаем по разным кучкам: если инвалид – отдельно, если вредный – отдельно. Потом, во вторник или в среду, сделаем и его.

Начальник задумывается. После короткой паузы:

«Ты считаешь, так лучше будет?»

Вера Ивановна (без тени сомнения): «Я уже больше двадцати лет так считаю. Было бы из-за чего переживать!..»

Игорь Алексеевич (почти серьёзно): «Тебя бы на это место…»

Вера Ивановна (тоже серьёзно): «Вы бы лучше зарплату мне повысили, за консультации».

Людмила Ивановна оторвала авторучку от бумаги и с удовольствием пофантазировала: что, в самом деле, случится, если она займёт должность начальника. «Уж, во всяком случае, многое изменится, – подумала она. – Этой блондиночки, Петровой, уж точно в отделе не будет. Да и этого Игоря Алексеевича… Он, по правде говоря, ни на что не годится; помогаешь ему всякий раз, как мальчику…»

Снова поймав себя на мысли, что отвлеклась, Людмила Ивановна принялась завершать своё творение. Нужно было подойти к аккордной фразе. Как ей показалось, это надо было сделать так:

Игорь Алексеевич (делая вид, что хочет заняться чем-то неотложным): «Ладно, иди. В понедельник, в десять, жду тебя».

Вера Ивановна, улыбаясь и поправляя на ходу причёску, выходит из кабинета. Пройдя немного по коридору, она открывает дверь с табличкой «Бухгалтерия» и прямо с порога обращается к программистке, сидящей возле окна:

«Леночка, у нас сейчас с начальником ничего не получилось, у него компьютер завис, и он в мой не смог войти. Поэтому попробуй на своём по сети распечатать ведомость на детей. И по третьему цеху, где у нас инвалиды заняты и есть вредное производство, тоже ведомость приготовь, пожалуйста. Но с ней можешь не торопиться, её ко вторнику».

И последняя фраза легла на бумагу, как выстрел в «десятку», – в юности Людмила Ивановна ходила в стрелковую секцию и даже хранила в альбоме вместе со старыми фотографиями несколько завоёванных грамот. Рука её сейчас не дрогнула, и она, как когда-то на огневом рубеже, задержав дыхание, «спустила курок»:

После этого Вера Ивановна прошла и заняла своё место главного бухгалтера

Занавес

Дар

Лев сидел в тридцати метрах, возле мусорных контейнеров. Перед ним, на невысоком деревянном столбике, гордо восседал то ли орёл, то ли ястреб – Аркадий Андреевич точно не знал. Он стоял возле своего подъезда с тремя молодыми людьми и девушкой. Каким-то шестым чувством мужчина вдруг ощутил, что лев готовится к нападению на них, на людей. И люди стали поспешно входить в подъезд. Последним не вошёл, а уже вбежал Аркадий Андреевич. И вовремя, так как лев огромными прыжками мчался сюда. Но перед собой он гнал малайского медведя – Аркадий Андреевич видел таких на картинке и по телевизору в передачах о животных. Медведь был в два раза мельче по сравнению со львом, и хотя у него были очень длинные изогнутые когти – Аркадий Андреевич их разглядел, – ему было так же страшно, как и мужчине. Аркадий Андреевич захотел спасти его и держал железную входную дверь приоткрытой. Он думал закрыть её, как только медведь вбежит в подъезд. Он ждал этого момента и ухватился двумя руками за дверную ручку. Медведь влетел в подъезд с перепуганными от ужаса глазами. Аркадий Андреевич уже хотел прихлопнуть дверь, но опоздал, лев успел проскочить в последнюю секунду. На площадке первого этажа столпились люди, которые оказались в подъезде ранее, и лев набросился на них. Ребята отскочили в сторону и кинулись по лестнице на второй этаж, но девушка не успела. Лев стал рвать её…

Аркадий Андреевич проснулся в ужасе и несколько секунд ничего не мог сообразить, приходя в себя. Он поднял руку и щёлкнул настенным выключателем; загорелась лампа светильника. Часы за стеклом серванта показывали без пяти минут восемь. Надо было вставать. Аркадий Андреевич ещё раз прокрутил в голове «страшный» сон и, окончательно освоившись с действительностью, откинул одеяло вбок и поднялся со своей софы.

Войдя на кухню, он поставил чайник на плиту. Надо было позавтракать и ехать к сестре, обещал быть к половине десятого. Пока вода закипала, вспомнил, что в левом кармане куртки должны лежать сто рублей, на них по дороге предстояло купить продукты. Прошёл в коридор, к вешалке, и засунул руку в карман, проверяя деньги. Денег не было.

Аркадий Андреевич расстроился. Он вернулся снова на кухню, встал у окна и начал вспоминать, куда он мог деть деньги. Как он ни силился, но выходило, что они должны быть на месте, никуда он их не перекладывал и ни на что не тратил.

Закипел чайник. Аркадий Андреевич выключил газ и опять пошёл в коридор. На этот раз он вывернул левый карман наизнанку и осмотрел каждый его квадратный сантиметр. Денег по-прежнему не было.

Мужчина ушёл пить чай. Пока засыпал заварку, пока намазывал бутерброды, мысли крутились вокруг исчезнувших денег. Было чуть-чуть жалко их, но больше брала досада на свою расхлябанность, забывчивость и рассеянность. Аркадий Андреевич любил во всём порядок.

Уже допивая вторую кружку чаю, он вдруг почувствовал уверенность, что деньги на месте. Он знал, что они сейчас, в эту минуту, лежат там.

Аркадий Андреевич отставил пустой стакан, встал и решительно направился к куртке. Засунул руку в карман – рука нащупала сложенную пополам купюру. Мужчина проверил – карман был левый. «Мистика…» – только и подумал Аркадий Андреевич.

Одевшись, он вышел на улицу и пошёл на проспект, к автобусной остановке. Было воскресное утро, и сам проспект, и двор, которым проходил Аркадий Андреевич, были безлюдны. Тишина и покой. Этот день и это время суток – воскресенье до обеда – Аркадий Андреевич любил больше всего.

Он перешёл по «зебре» на противоположную сторону проспекта и встал под навес павильона остановки. На ней, кроме него, никого не было. Не было и автобусов, даже машин на дороге. Вдалеке, в полукилометре, показалась одна «легковушка», и Аркадий Андреевич посмотрел на неё с пониманием и с сочувствием. Она приблизилась, проехала мимо, и опять проспект стал пустынен.

«Тридцать шесть машин проедет, тогда и автобус подойдёт», – подумал мужчина, будучи почему-то на сто процентов уверен, что так именно и случится. И стал ждать, считая редкие машины. Они проезжали с большими интервалами, и Аркадий Андреевич уже ругал себя, что не направился сразу к метро, – прошло уже двадцать минут.

Проехала тридцать первая машина. Автобусов – никаких – всё не было. Аркадий Андреевич только сейчас догадался, что по воскресеньям они ездят очень редко, и ещё раз обругал себя за несообразительность насчёт метро.

«Тридцать два… Тридцать три…» – считал он, провожая взглядом проезжающие – в основном, легковые – машины. За «тридцать пятой» показался, наконец, автобус. Аркадий Андреевич даже позлорадствовал, что его предсказание не сбудется. Но когда автобус был в ста метрах от остановки, из-за него вдруг выскочила легковая – «тридцать шестая» – иномарка и буквально на двадцать метров раньше пересекла перед Аркадием Андреевичем «финишную черту».

«Мистика!..» – второй раз за утро прозвучало в мозгу у мужчины, смотрящего вслед удаляющемуся «опелю».

Аркадий Андреевич вошёл в автобус и, несмотря на то, что салон был почти пустой, встал на задней площадке у окна. Он редко садился в транспорте и любил постоять, глядя на улицу, машины и прохожих. И хотя сегодня ни прохожих, ни машин почти не было, но привычка осталась привычкой.

У метро, правда, пассажиров прибавилось. Потом автобус въехал на мост, и в обе стороны от него можно было увидеть не замёрзшую ещё Москву-реку. Дальше потянулся длинный перегон по старой речной пойме, и Аркадий Андреевич посмотрел направо, где на огромной пустующей площади власти города одно время собирались строить совместно с иностранцами трассу для «Формулы-1». Но всё, кажется, заглохло.

Проехав ещё под одним небольшим мостом и переехав следующий – через железную дорогу, – Аркадий Андреевич вышел у рынка. Купив полкило колбасы, сметану, хлеб, мужчина перешёл проспект по подземному переходу и знакомым переулком зашагал к дому сестры. Здесь так же было безлюдно, как и в нескольких остановках отсюда, даже, казалось, ещё тише. Справа остался военкомат; из него Аркадий Андреевич когда-то уходил в армию. Сейчас, в выходной день, его двери были закрыты, как и двери картинной галереи напротив.

Аркадий Андреевич прошёл ещё около ста пятидесяти метров, пересёк площадь и нырнул в арку, ведущую во двор, где жила сестра. Он издали увидел, что под козырьком нужного ему, пятого подъезда горит лампочка, хотя на улице уже давно наступил день. У соседних подъездов лампочки не горели. И Аркадий Андреевич в который раз посетовал на нерадивость жильцов именно этого подъезда. Он открыл магнитным ключом входную дверь и вошёл внутрь. Прежде чем подняться на шесть ступенек к лифту, щёлкнул настенным выключателем и потушил наружный свет. «Кроме меня, это, наверное, никто не делает!..» – с лёгким раздражением отметил Аркадий Андреевич.

Выполнив свою «гражданскую обязанность», поднялся по ступенькам, задержавшись на минуту и заглянув в почтовый ящик, – в нём что-то лежало. Мужчина выбрал в связке ключей самый маленький, открыл ящик и достал целую кипу рекламных листовок. Проверил, чтобы в ней не затерялся телефонный счёт или письмо, и выкинул всю пачку в картонную коробку, стоящую у стены, под батареей, и, кажется, только для этого и предназначенную.

У лифта Аркадий Андреевич приостановился: ехать или нет. Вообще он почти всегда поднимался к сестре на пятый этаж пешком, но сегодня был не в настроении и к тому же опаздывал. Указательный палец потянулся к красной кнопке вызова, но на полпути остановился. «Не надо давать организму послаблений», – приказал сам себе мужчина и шагнул на первую ступеньку. И тут же почувствовал, что лучше бы он поехал на лифте. Но, переборов свою секундную слабость, Аркадий Андреевич зашагал вверх. Одна рука у него была занята ключами, во второй он держал пакет с продуктами.

На площадке между вторым и третьим этажами Аркадия Андреевича ещё раз посетило сожаление, что он пошёл пешком. Через десять ступенек он снова притормозил у лифта. Но оставалось пройти уже совсем немного, ровно половину, и он, обругав себя «слабаком», продолжил восхождение.

Преодолев ещё один пролёт, он услышал, как открылась дверь на четвёртом этаже, и вспомнил, что там, в одной из квартир, хозяева держат восточноевропейскую овчарку, огромного чёрного кобеля. Аркадий Андреевич замедлил ход и стал гадать, какая квартира открылась – с собакой или без. Шансы выходили – один к трём. Это его немного успокаивало, но собак он всё же очень боялся, несмотря на то, что уже давно считался взрослым мужчиной. Но не возвращаться же назад, на третий этаж, чтобы вызывать лифт – проехать оставшиеся два этажа. Это даже как-то стыдно. Он собрал в кулак всю свою мужественность и пошёл.

Когда до площадки четвёртого этажа оставалось три ступеньки, из-за угла выскочило чёрное чудовище. «Проклятые хозяева, – пронеслось в голове Аркадия Андреевича, – выпускают без намордников и без поводков!..» Но было поздно. Собака бешено залаяла, её морда была на уровне лица мужчины, она бросилась на него и стала рвать. Аркадий Андреевич инстинктивно поднял согнутую левую руку, в которой сжимал ключи, и пытался загородиться. Он слышал отчаянный крик хозяйки, не успевшей ещё выйти из своей квартиры, но видел только оскаленную, багрово-чёрную пасть Дика.

И в тот момент, когда он падал затылком назад под напором тяжёлого собачьего тела и двух толстых лохматых лап, его мгновенным мысленным видением была косматая грива льва, которую он уже где-то видел, но не помнил, где…

Цена победы

Посвящается Иванову М.Г., механику-водителю Т-34

Плохая им досталась доля:Не многие вернулись с поля…М.Ю. Лермонтов

Каждый вечер они садились за один стол: мальчик – делать уроки, прадедушка – писать свои записки. Дома все знали, что дед, так его, Николая Александровича, называли, пишет воспоминания, и у всех к этому было своё отношение: сын одобрял, потому что и сам потихоньку от всех вёл уже не первый год дневник, который озаглавил «Дневник делового человека»; невестка, жена сына, видела в этом просто блажь выжившего из ума старика; внучка, разведённая тридцатилетняя женщина, никак к этому не относилась, а правнук, тоже Николай, смотрел на пристроившегося рядом с ним за большим письменным столом прадеда-деда и видел в нём чуть ли ни своего одноклассника, тоже готовившего домашнее задание. Вот здорово было бы, думал он, если бы дед ходил ещё с ним в школу, получал оценки и отвечал у доски. Но такое вряд ли случится. И правнук смотрел на седую голову деда, склонённую над толстой тетрадью в клеточку, и старался вести себя тихо. Только это не всегда получалось, ведь на дом задавали ещё учить наизусть, поэтому он порой зубрил стихи, но шёпотом, и искоса поглядывал на деда – не мешает ли? А тот в эти минуты отрывался от своей тетради, глядел в тёмный угол комнаты и прислушивался. Иногда, если это был Лермонтов, повторял за правнуком или даже подсказывал – Лермонтова дед любил. Синий двухтомник поэта стоял в книжном шкафу, и дед часто доставал его. Особенно часто перечитывал «Бородино»: