Рассказы и стихи

– Слушай, – предложил Виктор, – раз такой случай, давай мой день рождения отметим. И выпить у нас есть…

– А ты разве домой не заберёшь коньяк? – спросил Женька.

– А это коньяк?.. Я даже не посмотрел.

– Да, коньяк, и очень хороший.

– Зачем же забирать?! – удивился Виктор. – Аудитории сейчас пустые, зайдём в одну и выпьем, чего нам куда-то ходить. Представляю я, сколько в этих стенах было за семьдесят лет выпито!..

Женька понимающе ухмыльнулся. У них на памяти был случай, когда прошедшей зимой, в феврале, в один из дней экзаменационной сессии, когда они сдавали литературоведение, в помещение заочного отделения пришёл бывший выпускник, окончивший институт десять лет назад. Пришёл пьяный, чуть ни подрался с одним из «ихних», рассказывал, сколько здесь предыдущими поколениями было «употреблено», и читал стихи. Стихи, посвящённые своей жене. Замечательные стихи…

Этот парень, уже мужчина, товарищам сейчас и припомнился, и они принялись искать открытую аудиторию.

На первом этаже оказалась открытой только тридцать первая, «Аудитория Платонова». Но, зайдя в неё и посмотрев на большой портрет Андрея Платоновича, висящий слева на стене, Женька вдруг заявил, что здесь он пить не будет: «Здесь пить грешно…»

Виктор отнёсся сочувственно к принципам товарища, но идти на второй этаж тем более нельзя, там деканат, и он ещё открыт.

– Пошли в читальный зал, – предложил Виктор. – Может, Генка ещё не ушёл.

Генка был из их группы и кроме учёбы работал также в читальном зале институтской библиотеки. В это время он должен ещё быть на рабочем месте.

Под дождём перебежали двор и ввалились в двери одноэтажного строения читального зала. Генка сидел за компьютером в первой направо комнатке. Но зал закрывался. Заведующая уже выключала свет и звенела ключами. Ничего не оставалось, как втроём вернуться в корпус заочного отделения.

– Придётся переступить через принципы… – сказал Виктор и открыл дверь «Аудитории Платонова».

Генка, не зная предыстории выражения, не комплексуя, заявил:

– Бог ты мой, да какие принципы! Заходим.

Зашли, но включили не весь свет, а только две пятирожковых люстры по одну сторону. Сели у стены вокруг второй парты, и Виктор наконец-то достал коробку с коньяком.

– «Наполеон»! – прочитал он и, обращаясь к Женьке, спросил: – Не жалко?..

– Нет, – ответил тот. – Это коньяк моего деда. Когда он умер, то после него запасы остались…

– И когда он умер? – полюбопытствовал Генка.

– Десять лет назад.

– Да у самого коньяка лет десять-пятнадцать выдержки!.. – присвистнул Виктор. – Никогда такого старого не пил…

– И дорогого… – добавил Генка.

– А из чего пить будем? – спросил Виктор. – Стаканов нет. И закуски, между прочим, тоже.

– Закуска есть, – обнадёжил Генка и извлёк из кармана куртки два квадратных печенья. – А вот стаканов нет, – развёл он руками. – Надо было сразу сказать, я бы захватил из читального зала.

– Ладно, ждите меня здесь, – заявил Виктор. – Я сбегаю к метро, куплю стаканчики в палатке и ещё пару шоколадок.

– И воды какой-нибудь, – наказал Генка.

Виктор захватил пустой пакет и быстро вышел за дверь.

Он отсутствовал недолго. Вернулся намокший и принёс укрытые от дождя в полиэтилен три пластмассовых стаканчика, вставленных один в один, и две плитки шоколада.

– А вода где? – возмутился Генка.

– Вода под краном, – ответил Виктор. – Коньяк запивать водой – грешно.

– И пить здесь «грешно»… – повторил свою мысль Женька, разворачивая одну шоколадку и разламывая её на дольки.

Виктор стал открывать бутылку. Но толстая металлическая фольга на ней, предохраняющая пробку, была какая-то «бронированная» и не поддавалась.

– Дай я!.. – сказал Генка, взял бутылку и, достав складной нож, вскрыл.

– Профессионал!.. – определил Женька.

Разливать взялся именинник и намерил всем граммов по пятьдесят.

– За что пьём? – спросил Генка.

– За мой день рождения, – ответил Виктор.

– А у тебя день рождения?.. – удивился Генка. Он до последнего момента так и не знал этого. – И сколько же вам, Виктор Иванович… стукнуло? – перешёл он шутливо на отчество.

– Столько же, сколько вам на двоих…

– А точнее?

– Точнее – сорок пять. «Баба ягодка опять…» Ладно, давайте выпьем.

Руки потянулись к налитым стаканам, но Женька, случайно задев рукавом, опрокинул два из них.

– Эх, да ты уже пьяный!.. – вырвалось с лёгким упрёком у Виктора.

– Да-а!.. – коротко прокомментировал это же самое Генка.

Отыскали возле доски тряпку, которой с неё стирают, и удалили лужу. Налили по второму разу.

– Берём по очереди и аккуратно, – скомандовал серьёзно Виктор и первым взял ближайший к нему стаканчик. За ним, как священнодействие, то же проделали два его товарища.

– Ну, второй раз, за день рождения! – объявил Виктор.

– Чтобы сбылись все ваши творческие начинания! – высокопарно и опять на «вы» добавил Генка.

– За тебя! – закончил Женя.

Осторожно и с опаской поднесли сминающиеся, хрупкие стаканчики к губам.

И тут погас свет.

– Это уже свинство!.. – возмутился Генка. – Эй, кто там балуется? – крикнул он в темноту, и все трое посмотрели в направлении входной двери, где были выключатели. Но дверь была по-прежнему закрыта, и, естественно, возле неё никто не прятался.

– Мистика… – заключил Виктор. – Месть классика. Видели, как Он смотрел на нас?! – произнёс он зловеще. – А всё из-за тебя, Жень, это ты «грешишь»…

Женька молчал. В темноте почти нельзя было разглядеть его выражения лица. Но через секунду он всё же произнёс трагически:

– Конец света… Прямо по Платонову…

– Нет, это Он шутит, – совсем невесело сказал Генка. Он электриком, кажется, в молодости работал, вот и отключил…

– Электротехником, – поправил Виктор. – А электриком я работал.

Он встал и подошёл к двери. Пощёлкал выключателем, свет не зажигался. Щёлкнул соседним, загорелся второй ряд из двух люстр.

– Перебираемся сюда, – позвал Виктор.

Осторожно, чтобы не разлить, перенесли стаканы и другие вещи на стол у противоположной стены. Расселись.

– Так за что будем пить?.. – спросил с иронией Виктор, глядя на дорогую бутылку и на янтарную влагу в стаканах.

– За твой день рождения, Виктор Иванович, уже точно не будем, – сказал Генка. – От него одни неприятности.

– Давайте за технический прогресс! – бодро провозгласил Женька.

– Опять «платоновщина»! – возмутился Виктор. – Это он самозабвенно верил в науку, в технику…

– Они все тогда верили, – вмешался Генка. – Вспомни Герберта Уэллса, Ленина того же…

– Ладно, ладно, – сдался Виктор. – Итак, за науку! За её свет!

– Не к ночи будет сказано… – с сомнением добавил Генка.

– Типун тебе на язык! – упрекнул его Виктор. – Берём осторожненько стаканы, а то уже полчаса прошло, а я ещё ни в одном глазу…

И Виктор приподнял свой стаканчик. Чокнулись ещё раз. Но теперь смотрели друг на друга – ждали, кто первый начнёт пить. Генка с показным испугом оглянулся по сторонам.

И вдруг что-то вверху вспыхнуло, лопнуло, и на стол посыпалось стекло. Все трое отпрянули в стороны и задрали головы.

Одна из ламп в люстре, которая висела прямо над ними, взорвалась.

Генка выругался и поставил стакан на стол. Виктор и Женька продолжали свои держать. Заглянув в них, увидели на дне стеклянные осколки.

– Такое только в романах Наталии Медведевой бывает, – произнёс Виктор. – Если бы электричество было открыто при жизни Гоголя, то и у него случилось бы… – И, глядя на так и не выпитое спиртное, с грустью констатировал: – А коньяк придётся вылить…

Поминая и электричество, и свой «грех», и мистику, и Платонова, отряхнули с себя стекло. Виктор взял стаканчики и направился выливать содержимое в туалет. Когда вернулся, то стали собираться из «нечистой» аудитории. Шоколад выбрасывать было жалко, и его, тоже очистив от осколков, завернули с собой.

– Пойдёмте в рюмочную, – предложил Женька.

– Там со своим спиртным не разрешат, – предупредил Гена.

– Купим у них бутылку водки, тогда и свою можно будет выпить, – нашёл выход Виктор.

Осторожно нажав на клавишу, чтобы ничего больше не взорвалось, Женька потушил свет в «Аудитории Платонова».

– Вот что значит тревожить классиков, – уже в коридоре сказал ему назидательно Виктор.

– Я же говорил, что не надо сюда идти, что «грешно»!.. – принялся «обиженно» возмущаться Женька.

– Да, – согласился Виктор. – Вот мы и не «согрешили»…

И, дружно усмехнувшись, три однокурсника вышли на улицу.

Тир

Сашка снял навесной замок и открыл дверь тира. После пятнадцатиградусного мороза его стылая прохлада показалась ему спасительной. Он пошарил в окошке рукой и повернул щеколду замка будки-кассы. В темноте, наткнувшись плечом на сейф, занимающий почти четверть всего пространства, сделал два шага к стене и включил, наконец, свет.

Около окошка, на полке, лежала записка от сменщика: «“Часы” не работают. Приду завтра, исправлю». Сашка поглядел через стекло будки и увидел в противоположном конце тира, на щите с мишенями, надетый на кнопку «часов» белый листок, перечёркнутый крест-накрест красным фломастером. «Опять Петрович испортил!..» – подумал он с досадой, смотря на квадратный циферблат из десятимиллиметрового оргстекла, на котором нарисованные стрелки навечно замерли на без пяти двенадцать. Это была юношеская память Петровича о «Карнавальной ночи».

Сашка включил автомат, нижние мишени – «летящие» и «плывущие» лебеди – задвигались слева направо. «Хоть эти не сломал!..» – облегчённо вздохнул он и пошёл проверять ружья и кнопки остальных мишеней.

Через пять минут он вошёл в будку, сел в разболтанное «офисное» кресло, врубил электрическую печку и остановил мишени. Круглые электронные часики, висящие перед глазами над окошком, показывали ровно 17.30. Всё было готово. Сашка стал ждать посетителей.

В 18.10, когда в выдвижном деревянном ящике под полкой набралась уже небольшая стопка бумажной выручки, в окошко просунулась детская рука и высыпала мелочь.

– Пожалуйста, два выстрела, – попросил небольшой худенький парнишка в чёрной поношенной курточке и такой же вязаной шапочке.

Сашка пересчитал монеты, захватил пинцетом из жестяной миски две пульки и положил на подставленную грязную ладонь.

– Заряжать-то умеешь?

– Умею, – заверил парень. Он отошёл к стойке и стал возиться с ружьём.

Когда оба выстрела удачно легли в «молоко», Сашка выключил мишени и перестал обращать на мальчишку внимание. Включил приёмник погромче и принялся слушать погоду на завтра. Опять обещали холод. Сашка поёжился и поставил ноги на печку. Парень не уходил и шарил глазами по полу, высматривая «посеянные» пульки.

«Пусть погреется», – решил Сашка и принялся разглядывать давно знакомые картинки полуголых и голых девиц, украшающие внутренние стены будки.

– Дядя! – парень снова появился в окошке. – Вы мне пятьдесят пулек дадите, если я вам девочку приведу?

– Какую девочку? – не понял Сашка и посмотрел со строгостью родителя на замызганную физиономию.

– Ну, двадцать… – сбавил цену парень.

Сашка, стараясь отвязаться от него, отмахнувшись рукой, с напутствием «Иди, иди…» прикрыл окошко. Парень быстро исчез за входной дверью.

В 18.33 дверь тира открылась, и Сашка уже с любопытством посмотрел на вошедших. Это был всё тот же парнишка и с ним ещё один, поменьше.

– Вот, я привёл, – заявил как-то спокойно «старый знакомый».

– Кого привёл? – по возможности грубее спросил Сашка.

– Девочку… – ответил парень и мотнул головой на своего приятеля.

– Какую девочку?! – уже по-дурацки вырвалось у Сашки.

– Он – девочка, – стал убеждать парень. – Если не верите, проверьте!..

– Я щас вам проверю! – угрожающе приподнялся Сашка с кресла.

Ребята по ту сторону перегородки не отступили и даже не выразили испуга. Один молчал, а второй канючил:

– Он правда девочка… Ну дайте десять выстрелов…

Сашка опять опустился в кресло и молча сунул в окошко пробку от пластиковой бутылки, в которой лежало десять патронов.

– Чтобы через пять минут вас здесь не было! – буркнул он как можно серьёзнее. Знакомая рука взяла осторожно пробку и понесла к стойке с ружьями.

Ребята испарились ровно через пять минут. Провожая их взглядом, Сашка попытался представить, кто они, есть ли у них родители, вообще – из Москвы ли они? Но ничего, кроме стандартного набора телевизионных сюжетов на эту тему, не приходило в голову.

В 18.55, не видя больше клиентов, Сашка решил сходить к коммерческим палаткам, расположенным через дорогу, возле отделения милиции, купить выпить – и от «такой» жизни, и чтобы согреться. Он вышел, ощутив сразу пронизывающий холод, закрыл тир и направился мимо кинотеатра к пешеходному переходу. На стене кинотеатра красовалась огромная афиша какого-то очередного американского фильма. Сашка, не читая названия, посмотрел только на трёхметровое мужественное лицо заокеанского супермена в ковбойской шляпе. Запоздалые зрители спешили к стеклянным дверям входа.

«Через полтора часа ко мне будет очередь», – отметил он про себя довольно.

В палатке, когда покупал «Столичную», заметил в уголке тех двух пацанов. Склонившись головами, они напряжённо считали мелочь. Сашка сунул им сверху в ладони два червонца. Они подняли головы, но он уже выходил.

На улице был час пик. Недалеко, около станции метро и трамвайной остановки, толпились сотни людей. Возвращались с работы. Машины, светясь белыми и красными огнями фар, то и дело создавали минипробки. Сашка ещё раз с удовлетворением отметил, что у него, по сравнению с большинством из этих людей, очень хорошая работа: без жёсткого распорядка рабочего дня и довольно прибыльная.

В тире он поставил водку поближе к печке, но не совсем близко, стал ждать, когда согреется, – не любил холодную. Часы показывали 19.12.

И тут пришла она. Жена.

Последний месяц она как с цепи сорвалась. Стала приходить к нему на работу и нюхать его, заставляя дышать ей в лицо.

«Тоже мне, блин, гаишница выискалась!.. – тихо ругался Сашка в таких случаях. – И деньги домой ношу, и дочке всё покупаю, компьютер вот недавно, и с ней у нас в постели всё нормально… Что ей ещё надо?!»

Но, видно, у Надежды было другое представление о семейном счастье, и она с суровым видом, без малейшего намёка радости от вида мужа, застыла по ту сторону стекла.

Он, заслоняя ногой бутылку, открыл дверь и впустил её в будку. Стандартная «милицейская» процедура повторилась: жена приблизила своё лицо к лицу мужа и заводила ноздрями. «Хорошо, что никто не видит!» – мелькнула облегчённо мысль в голове Сашки. Но она была преждевременной.

– Опять выпил! – грозно произнесла жена.

«И зачем я на этой колхознице-лимитчице женился!» – с тоской пронеслось в его мозгу. А вслух начал возмущённо оправдываться:

– Ты что, Надь, не пил совсем, вот дыхну! – И дунул на неё.

– Пил, – не отступала жена, не желая уже просто идти на попятную. – Если придёшь домой пьяный, можешь не приходить! – почти выкрикнула она, не понимая, что несёт бессмыслицу.

– Да не пил! – разгорячился и Сашка, махнул рукой, отвернулся и замолчал.

В это время в тир вошли двое. Сашка их сразу узнал: Ибрагим, владелец ближайшего продуктового магазинчика, и Кулачок, молдаванин, работающий уже месяца три на Ибрагима. Была ли у него фамилия Кулачок или это кличка, Сашка не знал, но, как и все, называл его именно так.

– Привет, Саша! – от порога, совсем без акцента, поздоровался Ибрагим.

Кулачок тоже произнёс бесполое «здрасте», видя, что за стеклом есть ещё и женщина.

– Я домой, – засобиралась сразу жена и одарила на прощанье мужа таким взглядом, что тот, с рекламы на кинотеатре, позавидовал бы.

– Привет! – ответил Сашка вошедшим только после того, как вышла жена. Освободившееся пространство было заполнено двумя. Входная дверь за женщиной захлопнулась, и Ибрагим спросил:

– Жена?

– Она, – грустно изрёк Сашка. – Ходит проверяет, чтобы не пил.

– Я тебе говорил: переходи на травку. Хочешь? Есть очень хорошая!..

– Нет, я уж как-нибудь вот это, – и Сашка убрал ногу, показывая бутылку.

Ибрагим равнодушно посмотрел на поллитровку.

– Мне укол сделать надо, – сказал он.

– Делайте, – ответил Сашка. – Вот, шторкой загородитесь.

Кулачок занавесил промасленной шторой полбудки, и они с Ибрагимом кое-как втиснулись за неё.

– Что за укол? – просто так поинтересовался Сашка.

– Да залетел… – неопределённо донеслось из-за материи.

Там завозились, места явно было маловато; штора несколько раз отходила в сторону, и Сашка видел заголённый волосатый зад Ибрагима и одноразовый шприц в руках молдаванина. Потом на второй половине закряхтели, что-то уронили, раздавались советы; наконец штора отошла.

– Золотая у тебя рука! – похвалил дагестанец Кулачка.

Тот довольно осклабился:

– Я в армии два года уколы колол!

– А служил где? – спросил Сашка.

– В Тирасполе. Не в самом, там рядом… – хотел начать рассказывать Кулачок, но Ибрагим прервал его:

– Нам идти надо, – и подтолкнул своего рабочего к выходу.

– Заходите пострелять, – сказал им Сашка вдогонку. Ибрагим молча кивнул и поднял в знак благодарности руку.

Как только они вышли, Сашка взял бутылку, ощутив её уже нагретую теплоту, открыл и налил себе сто грамм. Время было 19.35.

Появились, наконец, и посетители. После водки Сашка согрелся и чувствовал себя очень хорошо. Он выдавал патроны, считал выручку и, сортируя купюры, складывал их в ящик под полкой. Стопка приятно утолщалась.

Тут в тир вошёл Димка. Он был не один, а с «очередной» дамой. В руке держал бутылку «Старого мельника», а ещё одну, откупоренную, пил прямо из горлышка. Димка оставил свою спутницу у стойки, а сам зашёл в будку. Поздоровались.

– Как дела, Димон? – повысилось настроение у Сашки при виде приятеля.

– Отлично! – Димка пошевелил борцовскими плечами. – Сегодня шеф задание дал, целый день одну тёлку «пас». Бензина потратил полтора бака. У неё «БМВ», а я за ней на своей «семёрке» по всему городу.

– Не эту? – Сашка кивнул в сторону спутницы.

– Нет, – Димка усмехнулся.

– А зачем ты за ней ездил? – стал любопытствовать Сашка.

– Да муж её попросил. Подозревает, что она ему изменяет. Но, кажется, дохлый номер. Нет у неё никого.

Димка сделал большой глоток из бутылки. Он, бывший капитан милиции, работал сейчас помощником у частного сыщика и периодически заходил в тир рассказать что-нибудь интересное про свою новую работу. Ну и пострелять.

– А это кто? – снова кивнул Сашка на его даму.

– Сегодня познакомился, пока за той следил. Сейчас постреляем, куплю шампанского – и ко мне.

Сашка улыбнулся – и с завистью, и с грустью.

– А хочешь, тебе оставлю?.. – И Димка весело толкнул приятеля в бок.

– Нет, не надо, – дружелюбно и в тон ему ответил Сашка, вспомнив, что это уже вторая девочка, которую ему предлагают за вечер.

– Как хочешь. Дай-ка нам полсотни штучек! – И Димка выложил деньги.

Сашка отсчитал патроны и предложил ему выпить, хотя знал, что тот пьёт только пиво и от водки наверняка откажется. Димка, как всегда, отказался, оставил Сашке не начатую бутылку и пошёл стрелять.

Сашка разглядывал сзади совсем молоденькую, лет двадцати, спутницу приятеля и завидовал. Стал вспоминать, когда последний раз изменял жене. Выходило, очень давно, года четыре назад. И то, можно сказать, получилось тогда только наполовину…

В 19.57 Димка ушёл. Сашка налил себе ещё сто грамм. Открыл пиво и запил им водку.

В 20.40 началось столпотворение. Кончился сеанс в кинотеатре, и казалось, что половина того народа повалила в тир. Сашка только успевал выдавать патроны и отсчитывать сдачу. Некоторые «снайперы», красуясь перед своими девчонками, просили поставить спички, копейки, повесить бумажные мишени; лупили и по «часам», возмущаясь, что те не работают. Сашка то и дело выходил из будки и продирался сквозь толпу. Но всё равно он урвал минутку, чтобы налить себе «соточку» и допить пиво.

Постепенно толпа стала рассасываться. Когда последний стрелок покинул тир, Сашка достал выручку и пересчитал. Для буднего дня выходило прилично. «Посижу ещё полчасика, – решил Сашка, – и домой». Он отмерил в стакан половину остатка из бутылки, выпил, расслабился и, включив транзисторный приёмничек, настроил его на музыку.

На улице послышались голоса, смех, и в тир ввалилась очередная припозднившаяся компания. Человек восемь-десять. Они сунули деньги в окошко кассы и взяли сразу на двести выстрелов.

«Придётся задержаться», – подумал Сашка. Но подумал без сожаления. И тут же огорчился: почти у всех ребят в руках было пиво, которое быстро оказалось на стойке для стрельбы.

«Эх, нальют опять!..» – пронеслось в голове. Но думать об этом уже не хотелось. Сидел и машинально отмечал точные попадания.

Когда закрылась дверь тира и последний «студент», как называл таких молодых ребят про себя Сашка, ушёл, он посмотрел через стекло на стойку. Так и есть: пустые бутылки разбросаны, лужа, ружья валяются, как на поле боя.

«Надо идти убираться, – подумалось с грустью. – Да и время уже 23.46. Пока здесь подмету, пока на улице…» И хотел уже встать, но входная дверь вновь открылась, и вошли двое парней.

– Ребят, закрываюсь, – без эмоций, устало объявил им Сашка.

– Командир, дай двадцать патронов и закрывайся, – сказал ближний.

Сашка прикинул, что это им минут на пять, и выдал пульки. Потом вылил остатки водки в стакан и только хотел выпить, но тот же парень попросил:

– Спички поставь.

Сашка опустил стакан на полку рядом с окошком и вышел из будки. Привычно поднял откидной барьер, сделал два шага к мишеням и тут боковым зрением заметил висящий перекушенный тросик. Он быстро перевёл взгляд на ружья: так и есть – вместо пяти штук их было четыре.

«Вот суки «студенты»! – пронеслось в мозгу. – Своровали одно. Кусачками, наверно, тросик перекусили. – И сразу же пришло на память, что это второй случай за восемь лет, что он здесь работает. – Придётся из дома принести своё», – подумалось с горечью.

Сашка на минутку забыл о спичках, которые сейчас нужно было ставить, и хотел подойти к ружьям, но вдруг парень, только что покупавший патроны, опустил барьер, отрезая Сашке проход, и выхватил из кармана «нож-бабочку».

– Стой там и не рыпайся! – пригрозил он, держа нож на полу вытянутой руке.

Второй парень метнулся в будку. Сашка видел через окно кассы, как он склонился там и вытряхивал содержимое ящика с выручкой. «Так подставиться!..» – обиделся на себя Сашка.

– Мужики, может, не надо… – хотел он по-мирному уладить дело. – Половину берите…

– Молчи, сука!.. – пригрозил с ножом.

Его напарник уже выскочил из будки, и через три секунды они исчезли за дверью. Послышалось, как на улице завелась легковушка. Гнаться за ними было бесполезно.

Сашка с досады выругался, поднял барьер и прошёл к себе в будку. Ящик, в котором ещё недавно лежали деньги, валялся на полу. Здесь же на полу была раскидана и мелочь. Стакан с водкой стоял на месте.

Сашка взял водку, выпил одним глотком и грохнул стакан об пол. «На счастье!..» – злорадно подумал он. Потом постоял, посмотрел угрюмо на весь этот бардак – и здесь, и где стойка с ружьями, – и полез за сейф. Стартовый пистолет, переделанный под боевые патроны, приятной тяжестью лежал в ладони. Эта их с Петровичем «заначка», приобретённая год назад, была уж на самый крайний случай. И за это время она ни разу не понадобилась. Сашка достал из сейфа патроны для «мелкашки», откинул в сторону барабан и зарядил револьвер.

Хотелось стрелять во всё, что он видел вокруг. Но машинально отметил время. Было 23.55. Перевёл взгляд на испорченные «часы» и подошёл к стойке. Расставил ноги, как это делают ковбои в американских вестернах, и, держа двумя руками пистолет, прицелился.

Шесть хлопков непривычно громко ударили по барабанным перепонкам в небольшом помещении. За этим грохотом Сашка не сразу сообразил, что «часы» сработали. Лампочка за толстым стеклом циферблата замигала, и мелодия гимна России и бывшего Советского Союза наполнила пространство.

Сашка стоял ошарашенный, ничего не соображая, тупо уставившись на «испорченную» мишень. А её заклинило, и, отыграв один раз гимн, она заиграла снова. Потом ещё, ещё раз…

– Притормози-ка! Кажется, пистолетные… – с сомнением сказал молоденький лейтенант милиции, обращаясь к сержанту-водителю.

Патрульный «жигулёнок» остановился, и двое милиционеров, каждый на всякий случай держа руку у кобуры, вышли на морозный воздух и направились к деревянному вагончику тира, с опаской поглядывая по сторонам.

Сашка и не думал сопротивляться. Ему дали закрыть тир и повели к машине. Сержант шёл рядом, чуть придерживая за рукав, а лейтенант сзади, неся отобранный пистолет. Когда садились в машину, Сашка вспомнил, что не обесточил будку. «При нашей проводке загорится всё к чёртовой матери!.. – пронеслось у него в голове. И тут же он чуть ли не обрадовался: – Ну и чёрт с ним, с этим бардаком, пускай горит!.. Даже к лучшему…» И не стал просить милиционеров вернуться.