Плакала Алла. Сборник рассказов

Вдруг передо мной появился старец. Он, как облако спустился с небес, и я сразу его узнал. Это был тот самый Святой с иконы, что когда-то мне показывал бомж у входа в городской сад. Это был тот, который благословил меня на новую жизнь. Это был Даниил.

Он строго посмотрел на меня и сказал:

– Зачем ты здесь, ведь я тебя не звал. Помни, всему свое время…

– А теперь ступай обратно и твори добро! – Старец махнул полой своего плаща, как крылом и испарился, а я стал медленно опускаться на землю, роняя серебристые искорки большого солнца.

Выйдя из церкви, я еще долго пребывал под впечатлением увиденного. Я ощущал на себе небесную благодать, необыкновенный аромат и истинный цвет солнца. В голове крутились слова Даниила:

«Ты на правильном пути и тебя заметили…».

Я посмотрел в небо и заметил, что солнце стояло в зените.

Вспомнив о матушке Варваре, я метнулся к ней.

Во было людно. Гроб с матушкой грузили в катафалк, а люди что-то обсуждали и с опаской посматривая по сторонам. Выслушав рассказ очевидцев, я понял, что причиной тому была пьяная выходка сына Варвары. Федька, прощаясь с матерью, страстно признавался ей в любви и в порыве своих эмоций чуть не опрокинул гроб. Его оттащили от Варвары, а он в отместку стал крушить стекла в доме своей матери. Сильные мужики успокоили дебошира и, связав его веревкой, оставили в сарае до своего возвращения с кладбища.

Когда процессия с телом Варвары двинулась на кладбище, я решил взглянуть на ее сына. Нашел я его на полу ветхого строения. Он катался по земле и грыз веревку, издавая нечеловеческие крики. Федор походил на раненого зверя. Лицо его было мокрое от слез, а на губах выступала кровяная пена. Черный цвет его души бурлил, вырываясь за ее пределы. В темной массе проскакивали и фиолетовые, и бордовые, и даже алые языки пламени. Душа его кипела от злости, а зубы яростно разгрызали веревку на руках. Когда похоронная процессия покинула двор, Федор освободился от уз и радостно взревел. С пеной на губах он метался по сараю что-то разыскивая. Под кучей ненужного хлама он нашел канистру с бензином, и я понял его намерения.

Выскочив во двор, он направился к дому Варвары. Мне удалось его сбить с ног, но это только больше его разозлило и он, прыгая, как дикарь, поливал бензином все что попадалось ему на дороге. Было похоже, что рассудок оставил его и он, перемазанный бензином требовал спички. С канистрой в руках он ворвался в дом и там, до смерти напугав женщину, нашел что искал. Старушка спаслась бегством, а Федька чиркал спичками, пытаясь поджечь бензин. Три раза я задувал пламя, отводя беду, но и одной искорки хватило, чтобы огонь обхватило весь дом. Тут же загорелся и сам Федор. Он выскочил из дома и живым факелом носился по двору. Издавая истошные крики, он то подпрыгивал к верху, то катался по земле, но вскоре упал и затих.

Когда бездыханное тело Федора еще дымилось, я заметил, как его душа выскочила из тела. Темной тучей она проскочила по двору и провалилась под землю издавая звериный рев.

Деревянный домик Варвары был объят пламенем и его огромные языки не давали надежды на спасение жилища. Когда обвалилась кровля, и затрещали перегородки, я вспомнил о сокровищнице.

– Что же я стою? Там же иконы!

Я бросился в горящий дом, но икон на месте не обнаружил.

Стены молитвенной комнаты были пустыми, а лампада, раскачиваясь на цепочке, освещала пустой иконостас. Я удивился увиденному и отправился на кладбище, чтобы сообщить Варваре о пожаре.

На небольшом старом кладбище я быстро нашел траурную процессию. Отец Николай с кадилом стоял у изголовья покойной и читал молитву. Варвара лежала в гробу, не выдавая признаков жизни.

Выбрав удобный момент, я сообщил ей о пожаре.

Она меня не услышала, а я подумал, что она умерла.

Когда я не нашел ее рядом, то безнадежно произнес:

– Федька тоже сгорел!..

Варвара вдруг открыла глаза и произнесла:

– Федя, сынок!

Люди шарахнулись от нее и отступили к автобусам.

Варвара приподнялась в гробу и жалобно попросила:

– Люди, помогите! У меня дом горит! Сын Федька! Иконы!..

Понемногу люди стали приходить в себя, а когда заметили дым на окраине города, кинулись ей на помощь.

В автобусе я успокаивал Варвару, рассказывая ей о чудотворном явлении. Я утешал ее тем, что иконы не сгорели, а таинственно исчезли. Я говорил ей о выходке Федьки, но она меня уже не слышала.

Когда автобус подъехал к дому, пожар уже был потушен. Еще дымились обгоревшие стены, а Варвара уже стояла внутри сгоревшей сокровищницы. Икон не было на месте, а на закопчённых стенах остались светлые отпечатки, где они висели. Эти чистые места не были тронуты сажей и даже штукатурка на них не потрескалась от огня.

Для многих исчезновение икон оставалось загадкой.

А отец Николай разъяснил:

– Господь не дал огню их уничтожить, благодари Бога, Варвара.

Пожарные машины покидали двор, а следователи прокуратуры все еще опрашивали свидетелей и очевидцев происшествия.

Когда два санитара поднесли носилки с телом Федора, Варвара заплакала и, упав на колени, простилась с сыном.

И даже то, что быть не может,

однажды тоже может быть…

(миниатюра)

После посещения могилы Булгакова, я медленно набирал высоту. До своего родного города я пролетал низко над землей, цепляя линии передач и проскакивая стены высотных зданий. То ли это было от посещения Новодевичьего кладбища, где лежали останки великих людей, то ли от размышления о будущем, то ли от того, что вспомнил о тех, кто в своих произведениях напоминал человечеству о вечном…

«И даже то, что быть не может, однажды тоже может быть…» – Произнес я, припоминая наши дискуссии на эту тему, когда я был еще человеком и посещал литературный кружок.

Какими громкими были наши дебаты на эту тему.

Каждый из нас хотел себя выразить, предлагая свою версию.

Всегда правильный и преуспевающий Владик – начинающий поэт и прозаик, это объяснял словами какого-то восточного мудреца.

«Все будет так, как должно быть, даже если будет так, как быть не должно никогда…», – говорил он и мы соглашались.

Но и высказывания студентки педагогического училища Валентины, тоже не оставались без внимания. Молодая и дерзкая девушка утверждала, что чудеса были, есть и будут всегда.

– А, что же они и сейчас случаются? – С ехидной улыбкой спрашивал у нее – зануда, и всегда сомневающийся во всем, Артурчик.

– Чудеса случаются только с теми, кто в них верит, – утвердительно отвечала она и приводила множество случаев из жизни.

– А с теми, кто не верит? – Допытывался Артур.

– А с теми, кто в них не верит, – отвечала ему Валентина, – случаются события, не подлежащие объяснению.

– Да-а! – Ухмыльнулся я.

Наверное, мы все тогда были правы, отстаивая каждый свое мнение. А будучи, по сути, ограниченными людьми, мы требовали всему доказательства. А доказывать ничего было и не надо. И об этом хорошо сказал Булгаков словами Воланда: «А не надо никаких доказательств, просто Он существовал и больше ничего…».

Михаил Булгаков в своем романе «Мастер и Маргарита» затронул большую тему потустороннего мира. Конечно, он видел гораздо больше, чем написал. Но почему он так сделал? Потому что недостаточно знал или потому что не хотел? Почему Гоголь – его кумир, не написал, что скрывает от нас смерть? Он тоже не хотел или не знал?

– Они могли только об этом догадываться, – рассуждал я.

Все они, когда-то только коснулись края этого мира. Они понимали, что он есть, и, что это непременно будет. Но они прекрасно понимали и другое, что догадываться слишком мало, чтобы писать об этом в своих великих произведениях. И даже их большое познание в литературе и философии не могло им помочь передать того, что видел и знал тот, кто побывал в этом мире. Это мог сделать только очевидец.

– Как жаль, что я не писатель, – пожалел я и посмотрел на небо.

Я мог подняться так высоко, что земля становилась маленькой планетой. Но даже оттуда, я не мог дотянуться до заветной звезды…

Великий комбинатор

(рассказ)

После кофе, я предложил Феофану преферанс, а он попросил:

– А прочитай мне лучше главку из своего романа.

Его предложение меня заинтересовало, и я спросил:

– А какую бы ты хотел услышать?

– Любую, на твое усмотрение.

Я немного удивился и предложил:

– А давай сделаем так; в романе восемьсот пятьдесят страниц – выбирай любую из них, и я прочту главу, привязанную к ней.

– Давай сотую! – Не раздумывая предложил Феофан.

Я ухмыльнулся его выбору и пошел за рукописью.

На ходу я подумал:

– Это же самое начало романа? А, что? Это даже интересно…

Феофан – мой новый друг служил дьяконом в одном из сельских приходов и заочно заканчивал исторический факультет педагогического института. Он был моложе меня, но общие, интерес к истории и философии, скрадывали возрастную разницу. Нам было интересно философствовать о вечном и во многом наши взгляды совпадали.

* * *

Я нашел страницу в тексте и начал читать:

«Он попросил меня подвезти, но я, брезгливо посмотрев на мужчину, отказал и оставил его на дороге под проливным дождем» …

– Глава двенадцатая, – сказал я, припоминая сюжет этого отрывка.

«Я больше не мог терпеть ее капризы и, громко хлопнув дверью, ушел», – прочитал я, а мой товарищ приготовился слушать.

Часы пробили уже двенадцать, а я начал читать:

«По дороге домой я еще долго возмущался выходке Оксаны.

– Это что получается? Отдай жену дяде, а сам иди к бля… – Возмущался я, безответственно разгоняя автомобиль на мокром шоссе.

Я ругался на обнаглевшую подругу, не замечая, как стрелка на спидометре стремительно приближалась к опасной отметке.

Вскоре пошел дождь, и округа потемнела. Дворники на моей «Тойоте» износились и видимость сводилась к нулю. Я сбавил скорость и заметил, как на обочине дороги кто-то махал мне рукой. Поравнявшись с незнакомцем, я нажал на тормоз и открыл окно. Когда у машины появился бомж, я готов был включить передачу, но бедолага, вытирая лицо, показывал мне смятые рубли и умолял о помощи. Он просил довезти его до деревни, но я, брезгливо посмотрев на мужчину, отказал и оставил его на дороге под проливным дождем.

Фары встречных машин слепили мне глаза и я, сбавляя скорость, прижимался к краю дороги. На одном из виражей я резко ушел вправо и поймал обочину. Машину закрутило на мокром асфальте и выбросило в кювет. Я вышел из автомобиля и оценил обстановку. Ситуация, на мой взгляд, была не безнадежной. Мне казалось, если бы кто-то подтолкнул машину, то она бы своим ходом вернулась на шоссе.

Мокрый и грязный я голосовал на дороге, останавливая проезжающие автомобили. Но никто не хотел мне помочь, то ли пугала темнота на трассе, то ли мой вид не внушал доверия проезжающим водителям. Когда я устал от бесполезных попыток, а надежда на успех оставила меня, я присел на отбойник и закурил. Я заметил, что дождь почти прекратился и на небе время от времени стала появляться луна. Она выглядывала из-за туч то на половину своего диска, то выплывала полностью, то снова пропадала, утопая в пучине мокрых облаков.

По шоссе проехала машина и я заметил, как человеческая фигура, двигаясь по кромке дороги, приближалась ко мне. С надеждой я бросился на встречу. По иронии судьбы этим человеком оказался тот самый бомж, которому я отказал в поездке. Он согласился мне помочь и ужу через десять минут моя «Тойота» стояла на асфальте.

Мы закурили и познакомились. Когда мы доехали до его деревни, мне захотелось отблагодарить Юрия, так звали моего спасителя.

Но денег в моем кошельке не оказалось, и я выругался:

– Вот чертова баба, все выгребла даже на водку не оставила…

– Водка-то у меня есть, – сказал Юрий, – а закуска – хлеб, да соль.

– У меня шоколад, – сказал я и стал рыться в бардачке машины.

Через пять минут мы подъехали к его избенке, которая стояла на отшибе деревни у заросшего пруда. Строение выглядело плачевно, и я с опаской вошел за его порог. Юрий предупредил о неудобствах и провел к столу, разбрасывая домашнюю утварь по углам. В комнате было темно и даже после того, как Юрий зажег самодельную лампу, комната осветилась лишь наполовину. Я ухмыльнулся, когда заметил, что светоч была изготовлена из гильзы мелкокалиберной пушки.

– Сорокопятка?! – Подметил я, – как в прифронтовом блиндаже.

– А чего?.. Хорошая штука! – Возразил Юрий. – Фитиль поменял, керосина налил и все работает. Я ее в лесу нашел, с войны там лежала.

Когда мы выпили спиртное, хозяин, вальяжно развалившись на лавке, закурил сигарету. Огонек от спички осветил его лицо, и я заметил, что это был еще молодой мужчина. Его борода и непричесанные волосы увеличивали его возраст. Он был одет в грязную одежду, и его неопрятный вид говорил сам за себя. Передо мной сидел настоящий бомж. И когда он оголил свои желтые зубы, мне захотелось уйти.

Юрий, не замечая моей неприязни, вдруг сказал:

– А ты не смотри на меня так… Я может тебе сам все расскажу.

Он и протянул мне стакан с водкой и продолжил:

– Я ведь, Витя, не всегда был таким…

– Я догадался, – ответил я, а он, проглотив спиртное продолжил:

– Была у меня и семья, и квартира, и ребенок тоже был. Только сгубило меня высокомерие, да самолюбие проклятое. И откуда оно у меня взялось сам диву даюсь. Я ведь вырос в деревне, в многодетной семье. Книг не читал, телефона не имел, а мечтал только об одном, как бы себе живот побольше набить, да сладко поспать.

Он стал рассказывать о своем трудном детстве, о своей неблагополучной семье. В своих воспоминаниях он ругал мать и непутевого отца, он злился на весь мир и проклинал все, что его окружало.

С неохотой и с презрением я слушал исповедь Юрия и, откровенно зевая, подумывал о скором отъезде. Мне быстро надоело слушать его нытье и бесконечные жалобы. И я, перебивая его провокационными вопросами, пытался его остановить. Но он, пропуская мои упреки, продолжал рассказывать свою жизнь в подробных деталях.

Вскоре я узнал, что он, получив аттестат зрелости, сбежал из деревни в город, где устроился на работу – разносчиком пиццы. Поглядев на городскую жизнь и насмотревшись на людей, стремящихся к цели, он решил стать с ними на один уровень. Чтобы было от чего оттолкнуться он придумал себе легенду о золотой медали, которую он якобы получил за отличное окончание школы. Потом ему этого стало мало, и он стал педагогом с неоконченным высшим образование. Но это мало что изменило и его дела, по-прежнему двигались медленно, и он жаловался на свое нищенское существование. Денег не было и от этого развлечения сводились к нулю. Большое желание разбогатеть заставило его думать и он, насмотревшись на богатеньких женщин, решил стать альфонсом. Здесь он видел реальный способ наживы.

– А, как же твое самолюбие? – Поспешил упрекнуть я его.

– Какое самолюбие, Витя, какая гордость, когда надо было спасать ситуацию – жить-то охота. – Отвечал он. – Вот я, нахватавшись вершков у телевизора, и попробовал свои способности на простушках. Смотрю – сработало. Но что взять с этих малолеток? Я и переключился на «бабушек». Денег много не срубил, но опыта набрался.

Долго я искал себе подходящую девушку и мне повезло.

Юрий налил водки и мечтательно произнес:

– Сбылась мечта идиота!..

Я ухмыльнулся, а он продолжил:

– Познакомился я с девушкой – студенткой. Она была из деревни и училась здесь в университете. Родители ей снимали квартиру, а мне того только и надо. За свою комнату я уже полгода не платил, все от хозяина скрывался. Да, ладно дело прошлое. Девчонка оказалась не избалованная, да и красивая ко всему. Вот тут-то я и дал волю своему красноречию. Она мои басни без соли проглатывала. Ну, поухаживал я за ней красиво, а когда конфетно-цветочный период закончился, все пошло, как по маслу. Я познакомился с ее родителями и, преподав себя во всей красе, конечно сразу их обаял. Я стал для них желанным гостем. Меня приняли и поверили, меня жалели и любили. Жизнь наладилась, и я уже скоро избавился от ненавистных долгов. А когда я пообещал жениться на Алене, мне не было ни в чем отказа.

– И, что женился? – Спросил я, а он самодовольно ответил:

– Конечно, да! Свадьба обошлась в полмиллиона!

– Да, ты богатый парень, Юра!

– Да, нет, – признался он, – это ее родители подсуетились…

Я ухмыльнулся, а Юрий хвастался своей беззаботной жизнью.

Пропустив очередную порцию водки, мой собеседник поведал мне, как, обманывая других, сам поверил в свою исключительность.

Он вдруг замолчал, а я спросил:

– Как же так. Не уже ли ты не разу не прокололся, не попался на лжи? Не уже ли Алена не чувствовала обмана и не замечала измен?

– О чем ты говоришь, Витя? Она мне в рот заглядывала, смотрела на меня, как на Бога. А ребенок родился, я вообще был шоколаде!

– Вот так ты и стал великим. – С издевкой произнес я, а он, не обращая внимания на мою выходку, ответил:

– Так оно и было! Меня считали умным и преуспевающим человеком. Со мной считались и всегда прислушивались к моим советам. Я настолько вошел в роль, что меня частенько заносило и я, высказывая свое мнение, мог спокойно унизить Алену и ее недалеких предков.

Помню, как однажды, будучи в деревне в гостях, я стал свидетелем шумного спора Алены с матерью. Они громко выясняли свои отношения, а я раздраженный бабской философией, унизил тещу и жену. Я высокомерно развел женщин по углам и напомнил каждой о ее предназначении в этой жизни. Обиду они, конечно, проглотили, а вот старая бабка – мать моей тещи, тихо мне пообещала: «Всякий возвышающий себя унижен будет, а унижающий себя возвыситься!..

– Знакомое выражение. Эти слова из Евангелия.

– Я не знаю откуда она их взяла, – со злостью продолжал Юрий, – только для меня эти слова стали пророческими…

– Когда-то же должно это было закончиться, – заметил я.

– Да, я понимаю. Только тогда я об этом не думал. – Признался мой собеседник, нервно чиркая спичкой. – Мне нравилась моя жизнь, мне нравилась моя свобода и я уже задумывался о следующей ступени роста, подбирая себе новую женщину для карьерного скачка.

Юрий тяжело вздохнул и разлил водку по стаканам.

Мы выпили, а он, всплакнув, продолжил:

– Сынишке исполнилось четыре года, когда Алена поймала меня на измене. Выкручиваться не было смысла и я, гордо признав свой проступок, обвинил ее во всех смертных грехах. Я собрал вещи и ушел к другой, молодой и перспективной девушке. Но проходило время, а Алена спокойно переносила мои выходки и не даже пыталась вернуть меня обратно. Ее молчание меня бесило, а взамен я получил повестку на развод. Это, конечно, сильно задело мое самолюбие, и я не находил себе места от злости. Я не мог поверить, что Алена – послушная и верная, как собака женщина, отказалась от меня. От меня – лучшего из мужчин, – сказал Юрий и стукнул кулаком по столу.

Бутылка закачалась, а огонь лампы задымил черным дымом.

– Да, Юра, от скромности ты не умрешь, – подметил я, а Юрий, не услышав мой упрек, продолжал свой возмущаться:

– Я ждал, что она меня позовет, а она вышла замуж за другого.

Он опустил голову и попросил водки.

Через минуту он продолжил.

«Не все потеряно», – думал я тогда. – Родной брат моей сожительницы работал в Москве и обещал посадить меня на «трубу». «Вот тогда я вам всем покажу кого вы потеряли», – грозился я, мечтая о престижной работе. Но все пошло не так, как было задумано. Вскоре выяснилось, что Соня – моя гражданская жена, была такой же сказочницей, как и я, а ее всемогущий брат оказался сестрой, работающей на овощной базе. Так что сел я не на «трубу», а в большую лужу.

– Великий комбинатор, твою мать! До мудрил, бизнесмен хренов!.. – Самокритично ругал он себя, а я рассмеялся.

– Тебе смешно, а мне тогда не до смеха было. Все рассыпалось в один миг, как карточный домик. Мой бизнес накрылся медным тазом, а Сонины родители выставили меня из квартиры. Я остался один, на улице с кучей всяких долгов и невыполненных обещаний…

Юрий опустил голову, а я, желая закончить разговор, спросил:

– А, что же Алена?

– Алена родила своему мужику дочку, и они уехали в столицу, он у нее большой начальник был. Правда квартиру, в которой мы проживали, она оставила мне. Узнав о моем положении, она пожалела меня.

– Добрая у тебя была жена. А чего ты здесь-то делаешь?

– Как чего? – Удивился Юрий, – живу я здесь! Сбылись пророчества бабки Серафимы – я растоптан и унижен. Квартиру забрали за долги, любовь быстро прошла, а сам я за свою болтовню был изгнан из общества. Вот так я и закончился, – заключил Юрий и заплакал.

Я встал из-за стола и сказал:

– Ты закончился еще тогда, когда посмел плохо думать о своих родителях. Никакой ты не сказочник и даже не фантазер. Ты Юра жалкий аферист и подлый альфонс! – закончил я и вышел из дома».

Я закрыл рукопись и спросил Феофана:

– Ну и, как тебе рассказик?

Он немного помолчал и вдруг заявил:

– А мне его жалко.

– А, как ты думаешь, Феофан, он бы пожалел Алену.

– Думаю, что нет, – ответил он и добавил, – от того и жалко.

– Вот и мне жалко. Когда писал, было не жалко, а теперь жалко.

Что это было?

(рассказ)

Я уже не спал, когда яркая вспышка озарила нашу спальню. Следом прогремел гром, и в серванте зазвенела посуда. Жена вздрогнула, а я встал с кровати и подошел к окну. Капли дождя барабанили по подоконнику, а ветки березы хлестали мокрое оконное стекло.

– Дождливое лето, – заключил я и прошел на кухню.

Глянув на часы, я упрекнул себя и не довольный произнес:

– Сегодня суббота – выходной, чего приподнялся в такую рань?

– А, я сейчас покурю и пойду лягу, – оправдывался я.

Я пытался обмануть себя, так как прекрасно знал, что давно уже проснулся, а в постели лежал, вспоминая фрагменты сновидения. Сон не был кошмаром, но тревога в душе не давала мне покоя.

Мне снился покойный отец и моя бабушка – его теща.

Так получилось, что могилы эти, по сути, разных людей оказались рядом, в одной деревянной оградке городского кладбища.

Моя бабушка – донская казачка и фронтовичка умерла раньше отца, прожив восемьдесят пять лет, а отец умер на пять лет позже после продолжительной болезни. У него была бронхиальная астма.

При жизни они не очень ладили между собой, и частенько выясняя отношения, выкидывали друг другу колкие словечки и упреки.

Мой отец, был преподавателем литературы и русского языка и его коробило, когда он слышал, как издеваются над родным языком…

Бабушка с образованием два класса, часто доказывала правоту казацким языком, часто подкрепляя речь крутыми словечками, приобретенными на фронте. Ко всему она курила, что вызывало раздражение у отца, так как сам он давно покончил с этой вредной привычкой.

Больших скандалов, конечно, между ними не было, но и радушие в их отношениях не было. Чаще мы слышали колкости и упреки.

– Профессор, сними очки!.. – Ругалась бабушка, когда отец не замечал элементарных изменений в жизни нашей семье.

– Хватит дымить, станичница! – Огрызался отец, защищая свою невнимательность, к определенным событиям.

Наверное, они не были друзьями, но и врагами назвать их было нельзя. Оба они любили свою семью и каждый из них старался улучшить ее жизнь. Разница в возрасте, образование и менталитет, мешали им понять друг друга, но любовь к своим близким, их объединяла.

– Ну, чего у нашего профессора в институте? – Интересовалась бабушка у матери, когда отца не было дома. – Разобрались во всем?..

Мать вздыхала, а она успокаивала:

– Не волнуйся, дочка, Виктор мужик умный и честный…

После ее слов мама почему-то успокаивалась, а я усмехался, припоминая слова отца, сказанные, в отсутствии бабушки.

– Мать-то ходила к врачу?..

Мама пожимала плечами, а отец упрекал:

– Это же не шутка, как вы не понимаете, столько носить в себе осколок… Хотя бы курить бросила, а то дымит как паровоз.

Да, они не были друзьями, но тайно гордились своим родством.

Я часто слышал, как бабушка во дворе хвалила отца:

– А мой зятек – умница! Ходячая энциклопедия. Все знает…

Отец это делал по-другому. Он описывал ее истории в своих произведениях, где восхищался мужеством и силой духа своей тещи.

Я ухмыльнулся и припомнил интересный случай из своего детства, который ставил под сомнение нелюбовь этих двух людей.

Это было давно, когда мы жили в «хрущевских новостройках» на окраине города. Мне было тогда лет двенадцать – тринадцать, когда соседи снизу затеяли ссору, которая вскоре переросла в драку. Муж избивал свою жену, и отец спустился к ним, чтобы остановить безобразие. Мама с бабушкой последовали за ним, а сосед – здоровый парень запустил в квартиру отца и захлопнул двери перед женщинами.