Сонам

Щаффер молчал, исподлобья рассматривая Стоуна.

– Итак, – Стоун раскрыл свой портфель и достал оттуда какие-то бумаги. – Вопросы, которые вы услышите, Шаффер, наверняка покажутся вам знакомыми, и я почти уверен, что так оно и будет. Но вот что действительно будет вам в новинку, так это формат нашего общения. Итак, – Стоун положил стопку бумаг на стол и придвинул их к Шафферу. – Я буду задавать вам вопросы, а вы будете отвечать на них. Письменно. При этом совершенно нет необходимости разговаривать со мной. Можете даже не смотреть на меня. По окончании этой нехитрой процедуры мы с вами разойдёмся по своим делам: я в консульство, вы – в камеру. Идёт?

Тот вяло кивнул.

– Отлично! – энергично подытожил Стоун, – тогда, как говорится, за дело.

Шаффер нехотя взял со стола карандаш и придвинул к себе бумагу.

– Ваше полное имя и фамилия.

Шаффер, склонившись над столом, заскрипел карандашом.

– Должность и воинское звание.

– Число, месяц, год и место рождения.

Стоун говорил негромко, но четко и без запинки. Когда допрашиваемый заканчивал написание ответа, незамедлительно звучал следующий вопрос.

– Какие задачи ставились командованием на ваш последний боевой поход?

– Почему вы выбрали для сдачи в плен именно Мар-дель-Плата?

– Как вы решились на переход к берегам Аргентины без навигационных карт и с тем запасом горючего и продовольствия, которыми располагали?

– Какое вы имеете отношение к гибели бразильского крейсера «Байя»?

Шаффер старательно выводил слова, не поднимая головы.

– И последний вопрос, Шаффер, – Стоун вздохнул и откинулся на спинку стула, – Поднимался ли на борт Ю-977 кто-либо из высших чинов Германии?

Шаффер поднял глаза и некоторое время пристально разглядывал собеседника. Затем что-то быстро нацарапал на листе и, не поднимая головы, спросил:

– Это всё?

– А что? – не удержавшись, съязвил Стоун, – куда-то спешите?

Шаффер скривил губы в бессильной злобе, но промолчал.

– Ладно, – вздохнул Стоун, – у меня, действительно, всё.

– Конвой! – громко выкрикнул Шаффер.

Железная дверь, оглушающе лязгнув замком, открылась и на пороге возникла молчаливая фигура охранника.

Шаффер положил карандаш и, придвинув бумаги к Стоуну, встал из-за стола.

– Мой вам совет, господин атташе, – обронил Шаффер, пока конвоир застёгивал наручники на его запястьях. – Оставьте это дело, – он искоса взглянул на Стоуна, – только зря потеряете время.

– Вперёд! – скомандовал конвоир.

«Спасибо за совет, герр11 обер-лейтенант, – подумал Стоун, провожая взглядом Шаффера – но я сам как-нибудь разберусь».

Он ещё немного посидел, задумчиво уставившись в закрытую тюремную дверь, словно оттягивая неприятный момент, и лишь затем перевёл взгляд на стол. Там, призрачно белея в тусклом свете лампы, лежали исписанные мелким убористым почерком листы бумаги.

«Ну что же, герр обер-лейтенант, давайте одним глазком взглянем на ваши воспоминания…, – вздохнул Стоун, аккуратно придвигая стопку бумаги к себе, – пока след не остыл».

…несмотря на то, что дорога от офицерской казармы до штаба флотилии занимает от силы минут двадцать (да и то – прогулочным шагом), он уже больше часа кружил по каменистым тропкам центрального парка Кристиансанна, изредка кидая хмурые взгляды в сторону здания, в котором размещалось командование. Как бы он ни старался выглядеть и вести себя непринуждённо, всё же волнение и нервозность неизменно брали верх. Несколько раз он останавливался и судорожно выкуривал очередную сигарету, размышляя о том, что же могло послужить поводом для столь неожиданного вызова его в штаб флотилии. Оно и понятно: с самого момента назначения его командиром о нём будто начисто забыли, вынуждая томиться от безделья в то время, как его товарищи гибли на просторах Атлантики сотнями. Теперь – неожиданно вспомнили (и ощущение было, что явно не к добру).

Нет, конечно же, он готов к любому заданию, готов броситься в бой, пусть даже с превосходящими силами противника, и поступи такой приказ всего каких-нибудь пару месяцев назад – он бы не задумываясь так и сделал. Но теперь…, когда война (и это уже ясно даже полному идиоту) проиграна…

Больше того, пару дней назад осведомлённые люди шепнули, что в Верховной Ставке рождён приказ о затоплении всех судов (надводных и подводных), чтобы избавить флот от позора. Но это там, в Европе, а здесь, в Норвегии – молчок.

«Что же им, чёрт возьми, от меня надо?! – в который раз спрашивал он себя, завершая очередной круг по парку, – Так! – решительно одёрнул он себя, – Хватит хныкать, будто фройляйн 12 ! Ты офицер! Сейчас пойдёшь туда и всё узнаешь! Тем более, – он взглянул на часы, – что уже пора!»

Он твердым шагом направился к неказистому серому зданию Командования флотилии. Нарочито строго окинул взглядом вытянувшегося по струнке часового на входе в штаб. Небрежной, но всё такой же твердой походкой подошёл к дежурному офицеру, несущему службу в фойе.

– Обер-лейтенант Хайнц Шаффер, – представился он, – «Молодец! Голос не дрогнул!» – мысленно похвалил он себя. – Мне назначено на 10.

Изнывающий от скуки дежурный, одним глазом заглянул в расписание.

– Вам в 25 кабинет, – подтвердил он важно, – второй этаж направо.

Презрительно скривив губы (крыса штабная!), Шаффер кивнул и направился на второй этаж. Без труда отыскав нужную дверь, решительно постучал и, толкнув створку от себя, вошёл.

…небольшой кабинет, выполненный в унылых серых тонах. На окнах плотные портьеры, напрочь лишающие обитателей солнечного света (пусть тусклого, норвежского, но всё же). В глубине – большой письменный стол, за которым, в лучах мощной настольной лампы работает командующий. Над ним, на стене портрет фюрера…

– Обер-лейтенант цур зее Шаффер! – доложил он бесстрастным голосом, – по вашему приказу!

Командующий флотилией, немолодой уже адмирал, с совершенно седыми волосами и пронзительными серо-голубыми глазами, оторвавшись от бумаг, устало махнул рукой.

– Проходите, Хайнц (ещё одна поразительная способность командующего – несмотря на солидный возраст, всех офицеров он знает поименно), – адмирал привстал со своего кресла и протянул в приветствии руку, – присаживайтесь.

Шаффер, максимально сдержанно пожав руку командующего, сел на стул.

Адмирал, сложил бумаги, с которыми работал до прихода Шаффера, в небольшой кожаный портфель. Не торопясь застегнул его. Рассеяно оглядев стол, нашёл колпачок от своей ручки и принялся старательно завинчивать его. Покончив с этим занятием, он положил ручку в карман и встал. Шаффер, поспешно последовав его примеру, вскочил со своего места.

– Сидите, – махнул рукой командующий, – вам ещё предстоит разговор, – он мотнул головой, указывая куда-то за спину Шафферу, – бригадефюрер13 посвятит вас в детали вашего задания, которое вам, обер-лейтенант, надлежит выполнить со всей ответственностью.

Шаффер обернулся.

В самом тёмном углу комнаты, по правую сторону от входной двери стояло кресло. В нём, положив ногу на ногу, сидел человек, лицо которого было сокрыто в глубокой тени. Видно было лишь ноги, обутые в чёрные лакированные полуботинки на шнурках.

– А вы… – растерялся Шаффер.

– А я удаляюсь. Прощайте Хайнц! – Командующий направился к выходу.

– Карта, герр адмирал, – донеслось из угла (Хайнц отчетливо разобрал насмешливые нотки), – я просил у вас карту.

– Вы найдёте её на МОЁМ столе, – презрительно бросил командующий на ходу, – конечно, если вас не затруднит её там поискать!

Дверь громко хлопнула, оставив Шаффера один на один с незнакомцем, всё так же остававшемся в полумраке.

– Ох уж эти заслуженные военачальники, – сокрушённо вздохнули из угла. – Подумайте только – обиделся на то, что я попросил его покинуть кабинет. – Незнакомец, слегка скрипнув креслом, встал и вышел на свет.

Им оказался среднего роста, довольно подтянутый для своих лет, человек со светлыми, редкими волосами и такими же светлыми, будто рыбьими, глазами. Одет он был в штатский серый костюм, из недорогой шерсти, делавший его похожим на рядового работника статистического управления, всецело находящегося во власти своей рутинной, никому не нужной, работы. Не хватало только чёрных, засаленных нарукавников и очков в роговой оправе, непременно с толстенными линзами.

В общем, если коротко, то человек этот выглядел настолько обыденно-серо, что повстречав такого на улице, глазу будет не за что зацепиться и уже через секунду его образ будет невозможно восстановить в памяти, как ни старайся. Исключение составляла одна маленькая, но вместе с тем весьма яркая деталь: на нём, несмотря на то, что он находился в помещении, были кожаные перчатки, совершенно дикого, зелёного цвета.

Всё это было очень странно и никак не вязалось с тем фактом, что командующий обращался к этому человеку не иначе как «бригадефюрер» и даже вынужден был подчиняться его приказам, хоть ему это было явно не по нраву…

– Итак, – человек прошел за стол и опустился в кресло командующего, – как вы уже слышали, вам предстоит задание. Очень важное задание, обер-лейтенант. Настолько важное, что даже вы – непосредственный исполнитель, не будете полностью посвящены в его детали. Не беспокойтесь, – хмыкнул он, заметив, как нахмурился Шаффер, – полнота вашей осведомлённости ни в коей мере не повлияет на качество выполнения задачи, а вот ваша безопасность и безопасность экипажа, напротив – зависит напрямую. Иными словами, меньше знаешь – дольше живёшь. Это понятно?

Шаффер кивнул.

– Хорошо, – бригадефюрер развернул на столе карту, – тогда начнём. Завтра вы выходите на задание. Официальная цель – патрулирование Ла-Манша.

– Как завтра? – поперхнулся Шаффер, – мы не успеем подготовиться до завтра!

– А вы очень постараетесь! – грубо оборвал его бригадефюрер, – Тем более, что на Ла-Манш вы не пойдёте, а только сделаете об этом запись в журнале боевых действий… Да не делайте такое глупое лицо, обер-лейтенант! – усмехнулся он, заметив, как округлились глаза Шаффера. – Просто слушайте! Итак, – бригадефюрер закатил глаза, вспоминая на чём он остановился, – ваша цель, как я уже сказал, вовсе не Ла-Манш, ваша цель здесь! – он ткнул пальцем в карту, – Видите остров? Такой маленький, почти незаметный, неподалёку от Бергена 14 ?

Шаффер, мельком взглянув на карту, опять кивнул.

– Далее, – продолжил бригадефюрер, – на острове лодку заправят горючим. До отказа, насколько это вообще возможно, загрузят продовольствием, и мы идём дальше.

– Мы?! – не выдержал Шаффер, – Кто это – «Мы»?

– Мы, обер-лейтенант, это – командир подводной лодки Ю-977 обер-лейтенант цур зее Хайнц Шаффер, – бригадефюрер загнул один палец, – ваш замечательный экипаж, – загнулся второй палец, – и я – ваш покорный слуга, – бригадефюрер показушно откланялся, – Это всё, что вам пока нужно знать. Дальнейшие инструкции – по ходу дела…

– Эй, Стоун! Очнись, чёрт тебя дери!

Стоун медленно открыл глаза. Всё было как в тумане. Кто-то сильно тряс его за плечи, отчего голова то запрокидывалась назад, то падала на грудь и сфокусироваться на лице своего «мучителя» никак не получалось. Вспыхнула болью левая, а затем и правая щека: кто-то отвесил ему пару увесистых пощёчин.

«Не надо, – вяло подумал Стоун, – перестаньте…»

Тошнило и жутко кружилась голова. Совсем как в первый раз… Давненько он не практиковался… ничего не скажешь.

***

События последних дней навалились, а вернее – обрушились на него слишком неожиданно. Попытки выстроить логические цепочки из той мизерной информации, и тех обрывочных свидетельств, что удавалось добыть в процессе его изысканий, совершенно его измотали.

На фоне этого, воспоминания Шаффера и без того яркие, а ещё и многократно усиленные его же эмоциями, ворвались в сознание Стоуна с галантностью несущегося на всех парах локомотива. Немудрено, что он не выдержал их натиска. Теперь не избежать вопросов. Но ничего, по этому поводу переживать не стоит: он что-нибудь придумает. Хотя, чего тут придумывать, соврёт как обычно: плохо, мол, стало – с кем не бывает? В конце концов, поверят – никуда не денутся. Впрочем, откройся даже Стоун кому-нибудь о своей особенности – всё равно никто в это не поверит. Да он и сам бы ни за что не поверил бы, не происходи это с ним лично. Для всех вполне достаточно будет его феноменальных (по общим меркам, конечно) навыков чтения, хотя, по правде сказать, в общепринятом смысле этого слова, он никогда не читал. С самого раннего детства он заметил, что стоит ему взять в руки книгу и раскрыть её, как слова и предложения с неимоверной скоростью начинали мелькать в его голове. Так что, чтобы «прочесть» какую-нибудь книгу, ему было просто достаточно пролистнуть её от начала до конца.

Поначалу, ещё в детстве, его это не на шутку пугало, и он поспешно отбрасывал в сторону книгу, но потом всё же взял себя в руки и даже научился управлять этой способностью. Правда, только с напечатанным текстом.

Совсем по-другому дела обстояли, когда ему в руки попадало нечто рукописное – тут уже речь шла не только о словах, тут на сцене начинали появляться образы.

Неважно, что было написано на бумаге (иногда слова разнились с картинками кардинально), неважно, сколько времени прошло с момента написания, неважно на каком языке были написаны слова – всё, о чём думал человек в тот момент, когда это писал, всё представало перед Стоуном, как наяву. Он словно становился незримым свидетелем этих событий. Так что материальность мыслей и эмоций возможно для кого-то и было просто красивым выражением, но только не для него.

«Интересно, сколько я проспал? – лениво подумал Стоун, – Надо будет спросить у Даллеса. Бумаги! – он вскочил с кровати, как ужаленный, – Где бумаги? Стоп! – одёрнул он себя, – Даллес! Наверняка меня сюда привёз именно он, а раз так – то и показания Шаффера тоже должны быть у него! Надо его срочно найти!» – он принялся судорожно одеваться, но тут же упал на кровать, запутавшись в штанине брюк.

Настойчивый стук в дверь заставил Стоуна вздрогнуть от неожиданности.

– О! – радостно воскликнул, вошедший в комнату Даллес, – Очнулись-таки, Стоун? Это хорошо! А то я уж приготовился получить знатную взбучку, – он перешёл на шёпот и прикрыл рот ладонью, – сами знаете от кого…

– Где мои документы? – хмуро обронил Стоун, сидя на кровати в одном исподнем, с брюками в руках.

– Хью! Дружище! – воскликнул дурным голосом Даллес, – Как же я рад тебя видеть! Спасибо, что спас мою никчемную жизнь! Если бы не ты, я бы, наверняка, окочурился в той вонючей камере!

– Документы…, – мрачный, словно грозовая туча повторил Стоун.

– Ну и нудный же ты, Стоун! – надулся Даллес, – Хоть бы спасибо сказал. На вот, – он небрежно швырнул на кровать кожаную папку, – здесь все твои бумажки. Никуда не делись!

Стоун схватил папку и сунул в неё руку.

– Спасибо, – расплылся он в счастливой улыбке.

– Да не за что, в общем-то. – Оттаял Даллес, – Что будешь делать дальше? До встречи с Дёницем ещё, без малого, пять дней…

– Как пять?! – поперхнулся Стоун.

– А сколько, по-твоему, ты спал? – хитро прищурился Даллес.

Стоун, нахмурившись, смотрел на собеседника исподлобья.

– Сейчас полдень среды, – Даллес мельком взглянул на часы и улыбнулся, – а это значит, что ты задремал всего-то на сутки, с небольшим.

– Сутки?! – вскочил с кровати Стоун, но сразу же опустился обратно, – как…?

– Как-то так, – хмыкнул Даллес, довольный произведенным эффектом, – после беседы с Шаффером тебя нашли в комнате для допросов. Ты сидел в каком-то странном оцепенении, вцепившись мёртвой хваткой в свои бумажки. Ни на что не реагировал, ничего не слышал, не видел и при этом не издавал ни звука. С трудом удалось выяснить, что ты всё же дышишь. Кое-как тебя погрузили в машину и доставили сюда. Дальше ты знаешь. Как ты себя чувствуешь, кстати? – поинтересовался Даллес.

– Нормально, вроде – растерянно кивнул Стоун, – есть только очень хочется.

– Значит – точно нормально, – обрадовался Даллес, – приглашаю перекусить. В паре кварталов отсюда есть неплохое кафе, чудом уцелевшее после бомбёжек. Там подают довольно сносную яичницу с бифштексом и…, – он наклонился поближе и перешёл на шёпот, – самый настоящий кофе. Не для всех, конечно…, но это я беру на себя. Ну, так как?

Стоун кивнул, одновременно вставая с кровати.

– Тогда я жду тебя на улице. – Даллес взялся за дверную ручку, – Только штаны не забудь надеть. Всё же по документам ты – дипломатический работник. Какой-никакой! – Хохотнул он и вышел из комнаты.

***

Плотный обед (а может быть и кофе) действительно помог: от головокружения и слабости не осталось и следа, и Стоун твёрдо решил продолжить изучение документов. Попросив Даллеса не беспокоить его до завтрашнего утра, он, сославшись на остаточное недомогание, вернулся к себе в номер. Устроившись поудобнее на своей кровати, Стоун немного погипнотизировал взглядом папку Даллеса, собираясь с духом и, решительно выдохнув, рывком достал из неё бумаги…

– Что там? – настороженно спросил бригадефюрер.

– Пусто, – ответил Шаффер, не отрываясь от окуляров перископа, – Лёгкое волнение и пока больше ничего.

– Насколько это вообще возможно: разглядеть небольшое судно ночью, – скептически скривился бригадефюрер, – да ещё и когда штормит?

– Я его найду. – Проговорил вполголоса Шаффер, – Если оно здесь…

– Должно уже быть здесь, – бригадефюрер не в силах совладать с нервами, встал со своего места, – надо всплыть и осмотреться!

– Тут МНЕ решать, что нам надлежит делать! – отрезал Шаффер. Он всё так же неотрывно смотрел в перископ, но движение желваков на скулах и неестественно багровая шея красноречиво свидетельствовали о волне негодования, захлестнувшей его, – Потому что именно от моих решений зависит останемся мы в живых или нет.

– Понял, – бригадефюрер примирительно поднял ладони на уровень плеч и тихо сел на место. – Молчу…

Томительно потянулись минуты ожидания. Порой казалось, что время вообще останавливалось, поигрывая на нервах (итак запредельно натянутых) более чем полусотни людей, прислушивающихся к биению своих сердец. Напряжение, кроме того, что отпечаталось на лицах всех, кто сейчас находился на борту подводной лодки, теперь стало вполне осязаемым. Рождаясь в самых потаённых уголках подлодки, оно, постепенно разрастаясь, стекалось сюда – к центральному посту, делая капитана объектом всеобщего внимания и одновременно символом надежды. Теперь только от него зависела жизнь каждого из здесь присутствующих и все, будь это матрос или офицер, понимали это без слов.

– Есть! – хрипло провозгласил Шаффер, слегка оторвавшись от окуляров, – курс норд-ост-ост, самый малый вперёд!

– Есть, самый малый вперёд! – немедленно отозвались ему в ответ, и сразу в уши хлынули привычные звуки слаженной работы экипажа: негромко зазвучали команды вахтенного офицера, щёлкали выключатели, успокаивающе гудела вентиляция.

70-и метровая стальная рыбина, с грацией акулы, слегка забирая вправо, медленно двинулась вперёд.

– Небольшой транспорт в трёх кабельтовых15 , – с каменным лицом прокомментировал Шаффер, слегка повернувшись к бригадефюреру, – сигналит что-то невнятное… «N», «B» …

– Полагаю, «NB.211»? – деловито уточнил бригадефюрер.

– Да, – подтвердил Шаффер, – Именно так. Что дальше?

– А дальше, – зло прищурился бригадефюрер, – нам следует всё же всплыть и следовать за этим транспортом. Затем, обер-лейтенант, по прибытии к месту назначения, вам следует высадить на берег шестнадцать членов экипажа. Вот их список. – он протянул Шафферу листок бумаги, сложенный вдвое, – а вместо них принять на борт десять других человек.

– Высадить? Почему именно их? – спросил Шаффер, ознакомившись со списком, – и что это за люди, которые взойдут на борт?

– Отвечу, обер-лейтенант, но лишь отчасти, – бригадефюрер лениво зевнул, – эти шестнадцать женаты, а потому – будут только рады «вашему» решению о их внезапной «демобилизации». В журнале боевых действий вы запишете, что узнав о капитуляции Германии…

– Капитуляции?! – воскликнул Шаффер, но был немедленно остановлен властным жестом.

– …в журнале боевых действий вы запишете, что провели совещание с командным составом о дальнейших своих действиях, на котором решили, что высадите на остров шестнадцать семейных членов экипажа, а сами направитесь к берегам Аргентины. Что же до личностей тех десятерых, что поднимутся на борт, то я настоятельно не рекомендую пытаться выяснить, кто же всё-таки они такие. Ибо любопытство, как известно, сгубило кошку. Надеюсь, я достаточно понятно выразился?

– Аргентина… Южная Америка…, – озадаченно пробормотал Шаффер, поглаживая затылок, – Почему Южная Америка? Это же на другом конце света…

– Да, – согласился бригадефюрер, – далековато, нечего сказать, но только там вы можете рассчитывать на то, что вас не расстреляют без суда и следствия16 . Но ближе к делу! Командуйте на всплытие. У нас впереди куча дел. Да и чего греха таить: до смерти хочется глотнуть свежего воздуха.

***

… ветер метко швырялся в лицо солёными брызгами – лодка шла полным ходом, играючи вспарывая волны.

Вторая часть задания прошла успешно: лодка пристала к острову (здесь оказался мастерски замаскированная стоянка), заправилась горючим, что называется – «под горловину» и запаслась провизией.

Затем было прощание с теми, для кого эта изнурительная война уже закончилась. Шестнадцать счастливчиков отправлялись по домам, но Шаффер сердцем чуял, нет, он точно знал: прикажи он им остаться – останутся не колеблясь. Да и как иначе: экипаж – это та же семья. С тем же самым набором эмоций, переживаний и чувств, что и в привычном понимании этого слова. За то недолгое время, что они провели вместе, случалось всякое: ссорились, мирились, бывало, даже дрались. Но теперь…, теперь, глядя как они обнимаются и дружески похлопывают друг друга по плечам, украдкой вытирая слёзы, приходило понимание того, что, да: так оно и есть – это семья…

По возвращению на лодку вахтенный офицер шёпотом доложил Шафферу, что за время их отсутствия на борт, в сопровождении бригадефюрера, поднялись десять «пассажиров» в гражданской одежде. У всех на головах были чёрные полотняные мешки. Шаффер кивнул – это означало, что пора приступать к третьей, заключительной части задания. Что кроется за этими словами – ему расскажет бригадефюрер. Будь он неладен…

После выхода в море, Шаффер, несмотря на недовольство «куратора» (такое прозвище «за глаза» получил бригадефюрер) позволил всей команде поочерёдно подняться на мостик и немного подышать полной грудью – им ещё не скоро доведётся это сделать. Исключение составили лишь «пассажиры» – те наотрез отказались (по крайней мере, так сказал «куратор») покидать свои отсеки. Что же, заставлять никто никого не собирается. Тем более что курильщики (а их на борту насчитывалось 15 человек) только и ждали внеочередного выхода на воздух, чтобы лишний раз затянуться табачным дымом.

Шаффер опустил бинокль и взглянул на часы.

«Пора!» – вздохнул он и направился к трапу, ведущему в стальное чрево лодки.

– Всем отсекам! – скомандовал он, появившись в центральном посту, и его слова тут же утонули в прерывистых ревуще-лающих звуках тревожной сирены, – Приготовиться к погружению!

***

– Вахтенный! – выкрикнул Шаффер, не отрываясь от карты, – пошлите кого-нибудь за нашим высоким гостем.

– Есть!

«Ну что же, – Шаффер с силой потёр виски, – а я пока заполню журнал».

Он открыл ящик стола и достал оттуда изрядно потрёпанную пухлую книгу и внимательно осмотрел её со всех сторон. Форзац и уголки картонной обложки пострадали больше всего – от бесчисленных манипуляций они настолько разлохматились, что на них было больно смотреть. Надпись на обложке тоже почти истёрлась и человеку несведущему о предназначении этого фолианта, было нипочём не догадаться, что же там всё-таки изначально было написано.

– Вахтенный!

– Да, капитан!

– А вот скажи мне, – угрюмо спросил Шаффер, – сколько мы уже в походе?

Даже не оборачиваясь, можно было безошибочно определить набор эмоций, отображавшихся сейчас на лице вахтенного офицера, застигнутого врасплох неожиданным вопросом.