Кайсяку для незнакомца

– Решился. Но реально готов к ней не был. Он страстно хочет жить.

Хаябуси усмехнулся.

– После вашего ухода Тэруока долго упрашивал Сакадзаки одолжить ему вакидзаси, собираясь умереть на месте. А вы говорите, хочет жить.

– Национальный японский выверт сознания. Главное – не потерять лицо, а всё остальное может гореть синим пламенем. Я перед всей школой обвинила Тэруоку в постыдном поведении, и окончательно унизила, не дав себя убить и отняв оружие. Поэтому, скуля от страха и проклиная весь свет, наш обесчещенный мальчик стиснет зубы и героически выпустит себе кишки, как истинный идиот… извините, самурай. Иначе он будет выглядеть слабаком, – Ольга хмыкнула. – Конечно, я заставлю его отказаться от этой идеи, но искренне надеюсь, что он хотя бы к сорока годам выберется из детства.

– Лихо, – сэнсей уже откровенно смеялся. – Жёстко, грубо и прямолинейно. Этак половина воинов прошлого погибла только затем, чтобы не выглядеть слабаками. Хотя по сути я с вами согласен. Буду очень признателен, если вы сохраните жизнь Тэруоке. Он не попытается убить вас снова?

– Вряд ли. По крайней мере, в ближайшее время. Устраивать второй поединок глупо даже по его меркам, а зарезать меня из-за угла не позволит честь… похоже, у него таковая всё-таки имеется. Кроме того, он достаточно напуган.

– А что вы намерены делать с его оружием?

– Верну владельцу. Когда он соображать начнёт.

– Очень благородно с вашей стороны. – Хаябуси посерьёзнел. – Однако вам следует обзавестись своим дайсё, и как можно скорее. И ещё. Способны ли вы физически выдерживать тренировки такой интенсивности? Те, на которых вы присутствовали – обычный стандарт. Бывают куда тяжелее, особенно вне зала.

– Сейчас мне очень трудно, не спорю. Но со временем я втянусь – или сломаю себе шею. Пожалуйста, не беспокойтесь из-за меня.

– И какова вероятность второго исхода?

– Небольшая, – улыбнулась Ольга. – Насколько я могу судить.

Учитель встал.

– Собирайте вещи. Нам обоим пора идти.

Ольга тоже поднялась, выдернула из рюкзака кусок зелёного шёлка, завернула в него мечи и нож Тэруоки. Стряхнула капли с плёнки и обернула ею получившийся свёрток. Закинула рюкзак за спину.

– Всё.

– Тогда пойдём. И с сегодняшнего дня вы будете ночевать у меня в доме. Иори покажет вашу комнату.

Ольга низко поклонилась.

– Благодарю вас. Вы позволите мне поговорить с Тэруокой после занятия?

– Разумеется.

На полпути к дому Хаябуси внезапно спросил:

– Серинова-сан, а доводилось ли вам когда-нибудь убивать?

– Да, – она пожала плечами. – Доводилось.

Сэнсей споткнулся, поражённый не столько самим признанием, сколько полной невозмутимостью россиянки.

– Возможно, мне и впрямь лучше приказать вам покончить с собой, – медленно проговорил он. – Кого я пригласил в Генкай-рю?

По лицу Ольги скользнуло странное выражение, больше всего напоминающее брезгливость.

– Приказывайте.

Хаябуси вздохнул.

– Скажите, Серинова-сан, вы – человек?

– Я – то, что вы называете «буси». Во всей своей красе.

Тэруока проснулся от чувствительного пинка под рёбра. Ещё ничего не понимая спросонья, откатился в сторону и взвился на ноги в боевую стойку. Напротив стоял Сакадзаки, бодрый до отвращения.

– Хватит дрыхнуть, Кэндзиро. Давай собирайся в додзё. Остальные уже ушли.

Тэруоку мучило дикое похмелье. В памяти медленно проступали события прошлой ночи. Охота на Серинову… брошенные ею обвинения… поединок и его исход… Остатки сна смыл накативший ужас. Сегодня вечером он должен умереть.

– Зачем мне в додзё? – сипло пробормотал он, пытаясь проглотить ком в пересохшем горле.

– На тренировку, – последовал ответ. – Или ты намерен торчать тут весь день? Кстати, ключи от твоей квартиры остались в кармане Исао. Не забудь их потом забрать.

Уныло кивнув, Тэруока побрёл в ванную. Пойти на занятие было проще, чем объясняться с Сакадзаки. К тому же оно позволит целых три часа не думать о предстоящем.

Ледяная вода прояснила разум. Осталась только сосущая пустота в желудке и неприятный привкус во рту.

– Паршивое у тебя саке, приятель, – сообщил Тэруока, входя на кухню.

Тот поднял бровь.

– Ты это уже говорил. После третьей или четвёртой бутылки. А потом почти час рассуждал о кризисе в экономике Соединенных Штатов.

– Чего?!

– Нёс редкостную ахинею, – продолжал Сакадзаки, вручая ему чашку с зелёным чаем. – В конце концов Кагэки заявил, что он, как профессиональный экономист, обязан немедленно тебя просветить. От лекции о денежной массе и товарообороте нас спас Норио, затянув песню. Слов никто не понял, но подпевали мы дружно. Дальше ты свалился под стол, а остальные постепенно разбрелись спать. Нам с Кагэки, как самым трезвым, пришлось ещё тащить тебя до постели.

– Кажется, смутно припоминаю. Ну и ну. Лет десять так не надирался. И с какой стати меня обеспокоила ситуация в Америке? – Тэруока залпом выпил чай и мрачно посмотрел в окно. Погода соответствовала настроению – сырая и пакостная. – Мне вообще уже поздно о чем-либо беспокоиться. Пожалуй, только одно, – он помолчал, собираясь с духом, и, наконец, сказал, будто прыгая в море с обрыва: – Сакадзаки-сан, вчера вы обещали стать моим кайсяку. Вы исполните обещание?

– Откровенно говоря, я надеялся, что вы измените своё решение. У вас нет никаких причин для сэппуку. Может, вы и могли подставить школу, но ведь не подставили. Вы же не убили Серинову, ни в доме сэнсея, ни в парке. Ничего не произошло. Совсем ничего.

На миг в сердце Тэруоки вспыхнула яростная надежда. Возможно, он вправе остаться в живых? Но тут перед внутренним взором всплыла насмешливая улыбка Ольги. Женщина-гайдзин прилюдно смешала его с грязью, а потом без единого взмаха меча, одним словом подчинила себе и отняла оружие. Как жить после такого?

– Нет. – Он сам не узнал своего голоса. – Моё намерение остаётся прежним. Сегодня в сумерках я пойду на берег и… совершу всё как полагается. Рассчитывать ли мне на вашу помощь?

Сакадзаки нахмурился.

– Мне это крайне не по душе. Тем не менее я дал слово. Если вы не передумаете, я отправлюсь с вами и честно срублю вам голову. Очень тупую голову, надо признать. – Он глянул на часы. – Ладно, идём. Времени осталось совсем чуть-чуть.

Кулак Яманами с силой впечатался в солнечное сплетение Ольги. Задохнувшись, та отлетела назад, пытаясь сохранить стойку и перехватить новую атаку.

– Серинова, быстрее! – тут же раздался окрик сэнсея. – Корпус прямо! Нисимура, локоть вниз! Тэруока, чем ты занят? Удар и бросок!

Учёба шла своим чередом. При смене партнёров россиянке поклонился Сакадзаки. Начиная отработку техники, он не сказал ни слова, только в глазах читался вопрос. Ольга чуть заметно кивнула, срывая захват и с усилием швыряя напарника через себя. Получилось довольно-таки неуклюже.

– Шире движение, – шёпотом подсказал Сакадзаки, в качестве пояснения сбросив её вниз головой на татами. Кувырок, подъём, возвращение в прежнюю позицию. Обращать внимание на боль не имеет смысла.

На спарринге с Таками девушке удались несколько жёстких контратак – помогли изученные вчера приёмы. Это помешало ему сделать из неё отбивную, но в целом искусство не впечатляло. Пока. «Если не снижать темпа, через полгода-год я стану интересным противником», – отметила Ольга.

Заканчивая тренировку, Хаябуси сказал:

– Следующее занятие, как всегда, с оружием. Серинова-сан, приносите боккен и два ножа, деревянный и стальной.

Ученики начали расходиться. Тэруока, не двигаясь, с тоской посмотрел на камидза, в то место, где обычно лежали его мечи. Сейчас подставка была пуста. «Вечером сюда приходить незачем, – угрюмо подумал он. – Однако следует доложить господину». Но прежде, чем он собрался с мыслями, сэнсей подошёл к нему сам, сурово глядя из-под сведённых бровей.

– Серинова-сан хотела поговорить с вами. Пожалуйста, зайдите к ней в комнату. На втором этаже третья дверь слева, если смотреть с лестницы. Потом придёте ко мне. У меня тоже есть к вам… разговор.

– «Он знает, – понял Тэруока. – Наверное, Серинова рассказала. Тогда почему он молчит? Испытывает меня? Да, справедливо. Я должен признаться сам. И с достоинством, официально попросить смерти».

– Чего вы ждёте? – поторопил его Хаябуси. – Идите.

Механически поклонившись, тот повиновался, размышляя на ходу: «Её мне только не хватало. А впрочем, какая теперь разница».

Найдя нужную фусума, Тэруока сдвинул её в сторону, не утруждая себя стуком. Ольга стояла вполоборота к нему. Она тоже ещё не переодевалась. Но чёрные кимоно и хакама, насквозь промокшие от пота, а кое‐где и от крови, сидели на ней не хуже парадного одеяния.

– Рада вас видеть, Тэруока-сан, – девушка слегка улыбнулась. – Хороший сегодня день. Можно наконец отдохнуть от жары.

– Зачем я вам понадобился? – огрызнулся тот. Но россиянка не обратила на его грубость ни малейшего внимания.

– Нам стоит поговорить, вы не находите? – отозвалась она, глядя на него спокойно и отстранённо, будто на стену или стол. Точно так же, как смотрела на поединке.

Тэруока криво усмехнулся.

– О чём? Ведь вы – виновница всех моих бед. Вынужден признать ваше право здесь находиться… но я очень жалею, что не сумел вас убить.

– Спасибо за честность, – без иронии сказала Ольга. – Хотя вся моя вина лишь в том, что меня угораздило родиться русской женщиной, а не японским мужчиной. Или не так? – Не дождавшись ответа, она продолжила: – На мой взгляд, глупо обвинять в своих бедах кого-либо, кроме себя. Но я вам не воспитатель. Садитесь! – девушка указала на подушку, лежавшую в почётном углу слева от токонома. – Нет никакой необходимости стоять столбом.

Помедлив, её собеседник сел. Ольга расположилась напротив в точно такой же позе, по-мужски скрестив ноги.

– Вы действительно намерены расписаться в своём полном ничтожестве? – резко спросила она.

– Не советую до такой степени искушать судьбу, – тихо пригрозил Тэруока. Сквозь пелену обречённости вновь проступил гнев. – Мне терять уже нечего.

– Я и говорю о самоубийстве, которое вы планируете. Вы хотите подтвердить своё окончательное поражение? Уйти от ответственности за свои действия, плюнув на долг перед школой и даже на собственную честь? Женщина-гайдзин казалась вам никчёмной и слабой, но, уступив ей в первой же схватке, вы даже не пытаетесь разобраться в причинах и устранить их. Вместо этого вы униженно склоняете голову и покорно бредёте на кладбище. И кажется, полагаете своё поведение приличным… хотя оно не более чем трусость.

Алый вихрь заметался в голове Тэруоки. Он готовится умереть, чтобы стереть позор – а эта девка обвиняет его в трусости?! Да как она смеет?! Его действия – признание собственного ничтожества?!

– Серинова-сан, – прошептал он, стискивая кулаки, – я убью вас.

Его порыв разбился о несокрушимую твёрдость Ольги, словно о скалу. Склонив голову набок, девушка изучающе разглядывала оппонента, как любопытный лабораторный экземпляр.

– Беспокойся я за свою жизнь, мне достаточно было дождаться сумерек. И вместо смертельного врага я без всяких усилий получила бы труп, выпотрошенный, обезглавленный и безвредный. Но и бесполезный – прежде всего для Генкай-рю. Вы прекрасный воин, и можете принести школе много пользы… особенно когда научитесь сдержанности. А от мертвеца нет никакого проку. Только проблемы с захоронением.

– То есть вы хотите… заставить меня остаться в живых?

– Я не вправе вас заставлять. Выбирайте сами – между достойной жизнью и постыдной смертью. Никак не наоборот. Кроме того, сейчас вы вообще неспособны совершить ритуал так, как подобает самураю.

– Это ещё почему?

– Вы боитесь. И очень плохо контролируете себя. Рассказать вам, как это случится? – голос Ольги изменился, зазвучал глухо и монотонно: – В сумерках вы отправитесь к морю на подгибающихся ногах, и с вами пойдёт Сакадзаки-сан, который бросит вас отговаривать и просто будет идти рядом, мрачнее всех туч мира. Вы спуститесь ниже линии прилива, чтобы вода потом смыла кровь, мечтая лишь о том, чтобы какой-нибудь бог или будда избавил вас от кошмара. Но отступить вы уже не сможете. Вам придётся сесть на холодный мокрый песок и обнажить живот, невольно отводя взгляд от приготовленного вакидзаси. А Сакадзаки-сан вынет катану и встанет у вас за спиной, а вы не сумеете даже внятно проститься с ним, поскольку в горле у вас пересохнет. В последние минуты вы станете мысленно умолять его обезглавить вас прежде, чем вы прикоснётесь к мечу… но остатки гордости не позволят просить об этом. Не в состоянии унять дрожь, вы неловко обмотаете тканью половину клинка, цепляясь за ускользающее мужество. Приставите остриё к животу и внезапно почувствуете, что не в силах пошевельнуться от страха. Понимая, как унизительно ваше промедление, вы стиснете зубы и надавите, но рана получится совсем неглубокой. И тогда с отчаянным, но беззвучным криком вы вонзите меч по‐настоящему… и в мире не останется ничего, кроме боли и ужаса. Невероятного ужаса – и невероятной боли. Ещё прежде, чем вы закончите разрез, они напрочь сметут сознание, и, видя, что вы теряете контроль над собой, Сакадзаки-сан нанесёт свой удар, спасая клочки вашей чести. А потом ему придётся решать, куда девать большой кусок мяса, в который вы превратитесь… Очнитесь, Тэруока-сан! Вы едва выдерживаете мой рассказ – как вам сдержаться, когда дойдёт до дела?

С серым лицом, тяжело дыша, Тэруока затравленно смотрел на девушку.

– Вы не могли знать, что именно Сакадзаки обещал мне помочь. И как вы догадались, где я хотел умереть? Наконец… о моём намерении?

– Логика и внимание к мелочам. Плюс ещё некоторые возможности разума. Не сомневайтесь: решись вы на смерть, всё будет именно так. Формально вы сохраните лицо. Не сбежите с места действия, честно распорете живот почти до конца и даже сумеете не завопить. Но по моему мнению, умирать в таком состоянии попросту неприлично. Да и вообще из нынешней ситуации трудно придумать более идиотский выход, чем самоубийство. Проявите достоинство, сражайтесь дальше и докажите мне, что вы мужчина и самурай! Жизнью своей докажите!

Собеседник Ольги сощурился.

– А если мои доказательства стоят жизни вам?

Россиянка повторила его прищур, как отражение в зеркале.

– Вы прикидываетесь или в самом деле такой глупец?

На новую вспышку ярости у Тэруоки уже не осталось сил. Он лишь помрачнел.

– Я уже говорил о своих планах. Договорился с Сакадзаки. Что теперь скажут, останься я в живых?

– Вздохнут с облегчением. Особенно Сакадзаки-сан. Вам не стыдно так его подставлять? Самые умные начнут уважать: требуется немалое мужество, чтобы признать такую ошибку. Или ваши друзья похожи на подростков, потешающихся над приятелем, у которого спёрли штаны в раздевалке?

Нервный смех Тэруоки удивил его самого.

– А сэнсей? Это вы сказали ему?

Ольга усмехнулась.

– Сэнсей вместе с двумя старшими учениками шёл за мной по пятам от границ парка. Пока мы ругались на дороге, он стоял за кустом – и видел наше дурацкое представление от начала и до конца. Наверное, здорово повеселился. – Она внезапно поднялась, прошла к токонома и уважительно, обеими руками взяла лежащий в ней свёрток, обернутый в зелёный шёлк. На раскрытых ладонях протянула его Тэруоке: – Возвращаю вам оружие. Эти мечи восхитили меня не меньше, чем ваше искусство владения ими. А ещё мне почему-то кажется, что хозяин столь прекрасных клинков должен быть достойным человеком.

У него задрожали губы. Самурай осторожно, как величайшую драгоценность, принял свёрток. И поклонился.

– Зачем вы это делаете? – растерянно спросил он.

– Как ни парадоксально, я о вас лучшего мнения, чем вы сами. И не желаю вам ни гибели, ни бесчестия. Кстати, я не считаю вас врагом. А хороший, серьёзный противник – штука ценная. Его надо беречь и лелеять, ибо у него можно многому поучиться.

Очень долго Тэруока молчал. Его пальцы рассеянно гладили мечи сквозь тонкую ткань. Наконец, он вскинул голову и внезапно улыбнулся – хищно и весело:

– Вы меня убедили, Серинова-сан. Я останусь жить… если господин не прикажет иного. Поэтому следите за своей спиной. Тщательно следите.

– Договорились.

Тэруока собрался было уйти, но вдруг замер.

– Серинова-сан… Тогда, на поединке… как вы меня остановили?

– Загипнотизировала. Ввела в состояние транса, воспользовавшись путаницей в ваших мыслях. И приказала проснуться уже после моего ухода.

– Вот как… Признаться, я удивился, что вы не убили меня.

– Интересная идея. Убить беззащитного человека, собрата по школе, всю ночь отмывать кровь с асфальта, а к утру на свежей могиле торжественно совершить сэппуку во искупление этакого позорища. Не спорю, в истории попадались и более клинические случаи, но у меня несколько иное представление о разумном человеческом поведении.

– А ведь я собирался поступить именно так, – Тэруока хмыкнул. – И не ждал серьёзного сопротивления.

– Скрести мы с вами мечи, моего искусства хватило бы лишь на пристойную гибель. Меня воистину очаровала точность вашего удара на церемонии. Вы – выдающийся боец.

Тот изумлённо на неё воззрился.

– Точность моего удара… по вашей шее… вас очаровала?! Вам до такой степени безразлична жизнь?

– Я просто за неё не цепляюсь. Это позволяет мне обращать больше внимания на окружающее – и, как ни странно, оставаться в живых. Тоже своего рода безумие. Но полезное. Особенно в сочетании с собранностью и самоконтролем.

– Потрясающе, – вырвалось у Тэруоки. – Тогда понятно, почему я не смог противостоять вашей воле. Раз уж вас не смущает смерть…

Ольга вздохнула.

– Будь и вы подлинно готовы её принять, я ничего не смогла бы с вами поделать. В общем, всё к лучшему. У японских крематориев хватает работы и без нас.

Сакадзаки сидел на крыльце и ждал, пытаясь сохранять хотя бы внешнее спокойствие. Тэруока до сих пор не выходил. Серинова тоже. Сумеет ли она разубедить его? А если нет? «Тогда придётся выполнить обещание», – хмуро ответил себе Сакадзаки. Он попытался представить, как это будет. Картинка не вызывала ничего, кроме отвращения. Стандартная последовательность движений. Ожидание, удар, остановка, разворот и шаг в сторону. Голова друга скатится с плеч, а он, Ёситаро, станет убийцей. Дальше нужно вытереть меч и убрать в ножны. А потом? Как быть с телом? Как вообще жить дальше? Или самое правильное – стать на колени рядом и тоже выпустить себе кишки? «Кэндзиро совершенно спятил, – подытожил Сакадзаки. – Да и я, пожалуй, не меньше».

Сёдзи мягко скользнула в сторону. На пороге появился Тэруока, по-прежнему в тренировочной форме, с причудливой смесью облегчения, сомнения и недовольства на лице. В руках он держал длинный зелёный свёрток. «Серинова вернула ему оружие», – понял Сакадзаки.

– Можешь радоваться, Ёситаро. Тебе не придётся пачкаться, – Тэруока обнажил зубы в усмешке. – Похоже, я всё-таки остаюсь, – и тут же сморщился: – Наверное, ты думаешь, что я струсил.

– Я думаю, что ты наконец-то использовал мозги по назначению. И поступил как взрослый мужчина, а не как мальчишка, почитающий за храбрость прыгнуть с моста. Ты даже не представляешь, какой камень снял с моей печени.

Тот скривился ещё больше.

– Хотелось бы верить. Только не получается. Никогда не чувствовал себя таким идиотом. Я не совершил преступления… точнее, мне не дали его совершить. И кончать с собой теперь – уже совсем глупо. Расписаться в своей никчёмности, не более. Кроме того, мне следует вспомнить о долге перед школой, – язвительно произнёс он нравоучительным тоном. – А по мнению Сериновой, мы с ней не закончили схватку, и я слишком рано признал поражение. Кажется, она не против, если я ещё пару-тройку раз попытаюсь её убить. Она в восторге от того удара, которым я чуть не прикончил её на церемонии! С кем мы связались?! Да, сэнсей не зря её сюда притащил. Серинова такая же сумасшедшая, как покойный Масаюки-сан. А то и хуже. За одну ночь она показала, кто из нас чего стоит. Без каких-либо боевых искусств. Кстати, господин следил за нами. И Кацумото, и Норимори…

– Мы могли бы и догадаться, – Сакадзаки нервно дёрнул плечом. – Он говорил с тобой?

– Да. Поинтересовался моими дальнейшими планами. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Он ведь слышал наш разговор на дороге. Я сказал, что… пересмотрел своё решение и попытаюсь исправить ошибки. А Хаябуси-сама сидел и молчал. – В голосе Тэруоки прорвалась сдавленная ярость: – Да, я виноват! Если моя вина непростительна, прикажите мне умереть, но зачем издеваться? Короче, я спросил, какого наказания заслуживаю.

– А он?

Тэруока заставил себя успокоиться.

– Нашёл мой выбор достаточно разумным и не нуждающимся в оправданиях. Посоветовал поучиться сдержанности и трезвому взгляду на вещи… у Сериновой. Разрешил пропустить вечернюю тренировку. Но завтра утром я должен встать перед строем, – воин зло засмеялся. – У вас есть официальная возможность набить мне морду за всё, что вам пришлось из-за меня пережить. Предупреждаю, я буду разочарован, если смогу потом удержаться на ногах.

– Ты, по-моему, и сейчас на них еле держишься, – с сомнением протянул Сакадзаки.

– Надеюсь, ты не станешь провожать меня до дома? – Тэруока потёр лоб. – Пожалуй, на этом я распрощаюсь. Я хочу побыть один.

– Тогда забери, наконец, ключи от своей квартиры. Исао не мог ждать тебя до бесконечности. Ему как-никак на работу.

– Спасибо.

Тэруока сжал ключи в кулаке, сунул под мышку свёрток с оружием и побрёл со двора усталой походкой до предела обессиленного человека. Проводив друга взглядом, Сакадзаки снова сел на ступеньку, дожидаясь Ольгу.

Она вышла через пять минут. Её белый костюм даже в такую пасмурную погоду казался светящимся. Девушка держалась необычайно прямо, и рюкзачок за плечами лишь усиливал впечатление. «А ведь на ней наверняка живого места нет, – неожиданно подумал Сакадзаки. – Она сносно страхуется при бросках, но удары блокирует плохо. А бьют её в полную силу. Все, в том числе и я».

Заметив его, россиянка слегка поклонилась. Он встал и поклонился в ответ, как равный равной.

– Хороший день, Серинова-сан.

– Несомненно, – с улыбкой согласилась та. В её серых глазах отражались низкие облака. – Жизнь вашего приятеля вне опасности. Больше беспокоиться не о чем.

– Позвольте поблагодарить вас. Не знаю, как вам это удалось, но… я ваш должник до конца своих дней.

– Пустое, Сакадзаки-сан. Я тоже благодарю вас. Вы неплохо приглядели за ним минувшей ночью. Интересно, сколько саке вы в него влили? – Ольга улыбнулась ещё шире.

– Насколько я помню, он свалился на шестой бутылке, – хмыкнул Сакадзаки. – Столь грандиозной попойки мы не устраивали по меньшей мере лет пять.

– То-то сегодня половина школы мается от похмелья. Впрочем, основную проблему вы решили великолепно.

Сакадзаки вздохнул.

– Но я не смог переубедить его. А вы смогли. И остановили его, хотя ничем ему не обязаны. Скорее наоборот. Он уже пытался вас убить, и чтобы избавиться от опасности впредь, вам достаточно было устраниться.

– Тэруока-сан не такой уж плохой человек. Просто у него пунктик насчёт женщин и иностранцев. К тому же в своём стремлении избавить Генкай-рю от скверны он оказался не одинок. Но он пошёл до конца, и хотя бы поэтому достоин уважения. Меня порадовала встреча со столь грозным противником. Как и то, что мне удалось удержать его среди живых.

– Низкий поклон вам за это. Какой ни есть, он мой друг. Мне очень не хотелось… рубить ему голову.

– Прекрасно вас понимаю.

– Я должен извиниться за прошлый вечер. Больше такого не повторится. Но… я не жалею. Теперь нет причин сомневаться в вас. Приведённая вами… аргументация сразила нас наповал.

– Мне уже доводилось решать подобные проблемы, – она рассмеялась. – Лет так в четырнадцать или пятнадцать. Хулиганы в нашем дворе вели себя ровно так же. И тоже доказывали всему миру свою исключительность.

Сакадзаки вспомнил комментарии Норимори.

– Похоже, мы и впрямь повели себя как дети, – он с усилием улыбнулся. – Поделом. Но что с Тэруокой? Он так измотан, будто трое суток камни таскал.

– Нервное истощение. В сочетании с похмельем. Провести ночь, готовясь к мучительному самоубийству, само по себе нелегко. А утренние метания между жизнью и смертью, моя лекция и общение с учителем его окончательно доконали. Удивительно, как он вообще перемещается без посторонней помощи. Ничего. Отоспится и вернётся в нормальное состояние.

– Надеюсь. – Взгляд Сакадзаки посуровел. – Сэнсей приказал ему завтра встать перед строем.

– Сколько он потом проваляется в постели?

– Как повезёт. Принято сопротивляться до полной невозможности продолжать бой. Обычно это потеря сознания или травма. Костей там стараются не ломать, но случается. Иори однажды месяц в больнице провёл. Хотя лучшие бойцы школы, вроде Кацумото-сана, способны отбиться даже от шестерых. Имейте в виду, рано или поздно вам тоже предстоит это удовольствие. Повод найдётся.