В. Ж. О. П. (виртуальная жизнь офисного планктона)

«Сколько уже она там? Часа три… (Посмотрел на часы.) Как? Не может быть! Уже четыре часа, пятый?! Чудеса! Мне казалось, еще где-то час-полвторого. Бедненькая! Когда у нее началось? Часов в одиннадцать. Это выходит, Леночка моя уже пять часов мучается. Скорей бы! Если бы кесарево, все уже было бы позади. Ну как же это я не настоял?! И никто, никто, кроме меня не думал. Не могу же я один всех переубедить. “Надо чтоб естественно! Надо чтоб всё своим путем! ” Им бы самим так помучиться!»

Дмитрий Михайлович как-то упускал из виду, что и жена его, и обе их мамы, кто раз, а кто и дважды это переживал. То есть не то чтоб упускал, но – разве могли давнишние страдания этих взрослых женщин сравниться с мучениями, вот прямо сейчас переживаемыми его маленькой, беззащитной, безропотной, слабой дочечкой!..

Впрочем, эти мысли не помешали сообразить, что, если сейчас уже позже четырех, то он давно пропустил время обеда. Ну, кофе выпил, но это вопроса не решало. Что-то проглотить надо же. Хотя какой тут аппетит… Кусок в горло, как говорится…

Он заставил себя подняться и понял, что за всеми делами не чувствовал, что давно пора было посетить туалет. Что уж тут говорить об аппетите!..

Зашел. Вышел с вымытыми руками. Наконец добрался до питательного автомата, и… Что же выбрать? Сэндвич? Нет, его жевать… Никаких сил нет. Шоколадный батончик? Представив себе эту сладко-липкую массу во рту, он ощутил рвотный позыв. А, вот! Глазированные сырки. Это еще как-то можно. И – кофе? чай? Кофе уже пил. Вообще, да, к сырку чай лучше.

(Ну вот, он тут сырки жрет, еще и выбирает, что лучше – чай или кофе, а она там – как раненный олень…)

Запустил в щель сторублевую бумажку, набрал нужный номер и вынул сырок из поддона, куда его сбросила механическая рука. Не забыл и про сдачу. Включил чайник, дождался кипения, налил в чашку. Пакетики лежали в коробке на столе.

Хоть и без желания проглоченный, но все-таки этот эрзац-полдник позволил Дмитрию Михайловичу в очередной раз вернуться к переводу.

Из шестнадцати пунктов, составлявших перевод досье, пятнадцатым шла таблица, в которой перечислялись: 1) фантастические свойства Роджера К. Макнауэлла, 2) виды вооружений, которыми он владел (названия Тоня перевела неправильно, пришлось проверять по сайту), и 3) его личные особенности, а именно любовь к говорящим кактусам и способность внезапно засыпать в совершенно неподходящей ситуации, но зато видеть при этом вещие сны.

Расправившись с таблицей, Дмитрий Михайлович перешел к последнему пункту на этой странице – сердечным привязанностям. Бумси/герой был безответно влюблен в красавицу Ми Чан, принцессу со звезды (!) JQ-18/6. Ну, такая звезда, что́ тут скажешь? Разве что можно отметить политкорректность создателей пионерской эпопеи, скомпенсировавших наличие в ней злодея с ориентальным именем аналогичным именем героини, обладающей всеми мыслимыми достоинствами.

Дмитрий Михайлович полез в интернет, чтобы проверить название туманности, в которой произошло решающее объяснение Роджера К. и Ми, но тут снова зазвучал Нино Рота.

На сей раз звонила мама. Мама Дмитрия Михайловича.

– Митя, ты где?

– На работе.

– Я не понимаю, о чем ты вообще думаешь? Какая работа? Немедленно поезжай к Леночке!

(Лариса Сергеевна была в прошлом учительницей и даже завучем школы, и выработанный за многие годы тон общения с учениками не покидал ее и на пенсии.)

– А что мне там делать?

– Как что?! Договорись обо всем.

– О чем? Аня давно обо всем договорилась.

– Аня! О чем может договориться твоя Аня? Не смеши меня. Тем более, что мне не до смеха. Ребенок бог знает в чьих руках! Муж ее тоже еще ребенок, какой с него спрос? А родители ухом не ведут!

– Мама, ну всё в порядке. Анализы все сделаны, они отличные.

– Причем тут анализы! Что, роды от анализов зависят? Не так повернется плод, запутается в пуповине! Наконец, инфекцию могут занести!

– Какая инфекция, мама? Это лучшая московская больница!

– Вот именно что московская! Как будто ты не знаешь наше здравоохранение! Все развалено, врачей нет, технике сто лет в обед, лекарства не закупаются!

– Успокойся, мама. Всё там есть. Там эта… Ну как ее? Аниной подруги племянница… Ну ты знаешь, она полгода назад родила…

– Что ты мне объясняешь! Я прекрасно помню, что эта Зоя («Да-да, точно! Зоя!») вам туда рекомендовала, и что у ее племянницы все сошло благополучно. Но ведь тут – теория вероятности. У той – благополучно, та, может быть, спортсменка, за городом живет, на свежем воздухе, воду, может быть, чистую пьет, витаминами питается. А Аня? Сидит на вашей загазованной Варшавке, спортом не занимается. Что там может быть хорошего?

– Мама, она ходила на специальные занятия. Я ей нашел группу. Вадик купил абонемент.

(Кстати, абонемент действительно был куплен, хорошо еще, что не очень дорого стоил, хотя денег все равно жалко. Не в смысле жалко, а что впустую. А так-то – чего уж…)

– Ой, только не надо мне рассказывать, как она ходила. Ну, может, была там пару раз…

– Она и дома занималась… И фрукты я все время покупал… Вадик даже из фильтра ей воду не давал, в баллонах приносил…

– Митя, хватит болтать попусту. Если тебе твоя дочка безразлична, так и скажи…

Пауза.

– Мама…

– Тише, не кричи… (Пауза.) Ой, у меня от вас от всех давление… Я чувствую, прямо горю вся. Ладно, делайте что хотите, твоя дочка, твоя внучка…

Она дала отбой, а Дмитрий Михайлович погрузился в новые пучины ужаса. До сих пор он волновался за неродившуюся внучку (а они знали, что там девочка – УЗИ трижды показало), но слова Ларисы Сергеевны о возможной инфекции родили в его воображении картины еще более ужасные: вот Леночка лежит, неподвижная, со скрещенными руками, вот Вадик рыдает, вот Аня, обе их мамы, Юрина Юля – все в черных платках, они с Юрой в темных костюмах… Тут же старший внук, Сережа, вертит головой, ничего не понимает; да и что можно понять в три годика от роду? А Лена – такая красивая, такая спокойная, внезапно повзрослевшая, ручки на груди… Да, по сравнению с этим раненный олень – ерунда.

Он потряс головой: вот бред! С чего бы? Все будет нормально. Ну да, с маленьким – оно конечно, все может быть… Но с Леной…

И какая из нее, в сущности, мать? Что она может? Ребенок! Он буквально вчера только учил с ней «Уж небо осенью дышало, Уж реже солнышко блистало…» Ну как там: сперва солнышко, потом небо или наоборот? Неважно.

С этими стихами произошла одна из их любимых семейных историй. Лена ни в какую не хотела их учить. Уже и Аня ругалась, и даже Юра вмешался на правах старшего брата – всё без толку! И только он, Дмитрий Михайлович, понял, что если она так яростно сопротивляется, значит, неспроста, не из одного же упрямства. Начал с ней говорить, так-сяк, она молчит. И все-таки он от нее добился: «Не хочу про змей». Какие змеи?! Где? У Пушкина? Слово за слово – выяснилось, чего она боится: «Уж небо… Уж реже…» Конечно, он не удержался от смеха. А потом объяснил, что это не про ужей, а – то же самое, что уже. И ведь никто не понял, что́ ее напугало! Один отец Леночку всегда понимал. Они часто этот случай вспоминали, смеялись. Доведется ли еще посмеяться с ней вместе?

Или как в кино ходили – на Диснея, на наши мультики… Какое было счастье: вдвоем, на ранний сеанс. Иногда с Юрой втроем. А Аня – ник в какую: «Еще и в выходной рано вставать!» Она даже не понимает, какой это кайф. Вот – «мать»! Что ж удивляться всему остальному? А ведь он еще представлял, как через несколько лет пойдет с маленькой – в кино, на елку, в театр на утренник… Какое там! Хоть бы Леночка жива осталась!..

Керуки/злодеем в этом номере был как раз Ли Фумонг со своей рокировкой конечностей. Всё было переведено довольно нормально. Только вот Пласхауз Тоня написала как Плюшоуз. В первый раз он сам прочел Plushouse именно так, и понадобилось зайти на официальный сайт игрушек, чтобы понять, что s и h надо читать не как ш, а раздельно, тогда и хауз прочтется. Конечно, вместо Плас лучше бы – по-русски Плюс, но тут изменить ничего было нельзя: во всех игрушечных магазинах страны уже несколько месяцев продавался набор «Битва за Пласхауз». Дмитрий Михайлович отметил на листочке, что надо будет объяснить Тоне на будущее, как это слово переводится. Можно было бы сразу написать, но вдруг еще встретится что-то такое, что же ее бомбардировать отдельными мэйлами?

Ого, оказывается, у этого Ли Фумонга есть брат! Пу Фумонг. Точнее, был. Или все-таки есть? Короче, он призрак, который может материализоваться раз в год на сутки, а остальное время – шпионит для брательника. Хорошая компания!

Рингтон мгновенно вернул его с небес на землю. Но, разумеется, не на залитый ярким солнцем берег италийского моря, для которого эта мелодия была предназначена, а в предвечернюю Москву, в которой где-то, в палате, залитой ярким искусственным светом, страдала его дочь.

Это снова была Аня. И по-прежнему никаких новостей. Разве что…

– Схватки стали чаще. Значит, уже скоро.

(И это скоро обрушилось на него так же, как утром – сегодня. Как ни страшно было все, что происходило до сих пор, но еще ничего не было окончательно, все было впереди. Надежда в любом случае предпочтительней, чем… И сразу поймал себя на эгоистической мысли: он что, предпочел бы, чтоб это тянулось и тянулось? «Что ж это я? О себе только думаю, чтоб мне было уютно со своей надеждой, а она ведь все это время бы мучилась». Дмитрий Михайлович так подумал это бы, словно от его желания или нежелания что-то зависело.

К счастью, от него уже теперь ничего не зависело. В отличие, кстати, от того времени, когда можно было настоять на кесаревом или, еще раньше, заставить ее делать упражнения.)

– Ты долго еще? – спросила Аня.

– Да нет. Должны были сегодня сдавать «Пионеров», но отложилось. Так что ровно в шесть двину. Все равно голова не работает.

– А что такое? Почему отложилось? Какие-то неприятности?

– Ну о чем ты говоришь! Причем тут неприятности! Никаких неприятностей! Просто…

И тут до него дошел смысл ее слов:

– Погоди! Что значит «схватки чаще»? Откуда ты знаешь?

– Да от Леночки же.

– Ничего не понимаю. Почему у нее там телефон? Это же полная антисанитария!

– Ну что ты волнуешься? Раз можно, значит, можно. Она, наверно, еще не в родилке.

– Ах, не в… Ну понятно. Ладно, пока.

– Пока!

– Эй, погоди!

Какое там! Вот так всегда: не дослушает – «Пока» – и сразу отбой. Набрал ее номер.

– Алё!

– Что ты сразу бросаешь?

– Мы же попрощались.

– Ладно, неважно. Слушай. Я через час где-то поеду. В метро может связи не быть. Если что – ты мне не звони, а сразу эсэмэску. Понятно?

– Понятно.

– А если вдруг до шести – тогда звони.

– Ясно, ясно.

Вернулся к братьям Фумонг. Надо же, сколько у них на совести преступлений! И космолёт «Заря Байдингара» они торпедировали. И базу пионеров в туманности Хломиона взорвали. И Джека Пиллоуна в симпернаталевый лед замуровали на девять лет, пока друзья его не освободили. А чего стоит порабощение всей поголовно расы шашмеков? (Здесь не говорилось, но Дмитрий-то Михайлович знал, что все же одной из шашмечианок, Габилее, удалось избежать плена, позже она примкнула к Пионерам-бумси, блестяще освоила их боевые приемы и стала одной… нет, одним – из самых непримиримых бойцов с Пиратами-керуки.) Мало того, что скаредные братья продали несчастных шашмеков вселенским работорговцам капитана Дюггера, они еще, когда тот вывез бедняг с их родины, превратили опустевшую Шашмею – целую планету! – в полигон для испытания биократического оружия…

(Смешно: сперва прочел: «бюрократического». И тут же одернул себя: «Смешно ему! Ну еще повеселись! Посмейся! Пойди, со всеми этой хохмой поделись! Там Леночка… Схватки… Раненный олень… А ему – смешно!»)

История с шашмеками отняла довольно много времени: каждое слово надо было проверить. А в сети кто та́к пишет, кто – сяк. Хорошо, если название есть на официальном сайте. А если нет, то надо самому выбрать, какой перевод больше соответствует. Да еще и непонятно, чему он должен соответствовать. Конечно, в обычное время можно мультик посмотреть. Как там произносят – это уже всё, точка. У детей именно это на слуху. Но сегодня он был не в силах надевать наушники и наслаждаться задорной анимацией.

Посмотрел на часы. Ну, можно выключать комп. Пока в туалет сходишь, пока что – вот и шесть будет. Но тут…

– Дим, Дим! Они утвердили!

Катя. Он не сразу понял:

– Что? Кто?

– Представляешь? Видно, как Линда пришла на работу… Там у них сейчас сколько? Восемь или девять часов разницы? Ну неважно. Как раз рабочий день только начался. Ну, я, правда, в письме ее о-о-очень просила не затягивать. Она сразу и ответила. Посмотрела и ответила. Так что сдаемся!

Ну вот. Уход откладывается. Файл часа два может отписываться. Ладно, что делать? Все равно он ничем Леночке помочь не может.

– Жанн, когда отпишется, ты мне сразу скажи.

– Да понятно. Мне тоже неохота тут до ночи сидеть.

Нет, пионерами заниматься он сейчас не будет. Всё. Рабочий день кончился. Он сидит, ждет – файл перед типографией проверить. И имеет полное моральное право лазать по интернету, коротая время. Полное. Моральное.

Он и лазал. Новости, анекдоты, сам что-то прокомментировал, на чужой коммент ответил. И все это – руками, руками. Потому что в голове – схватки (да не бумсийско-керукианские, а Леночкины), ее аллергия, слабые мышцы, его собственная вина в том, что они такие слабые, упущенная возможность сделать кесарево, и снова – он, он главный виновник!..

– Жанн, ну как там дела?

– Сорок семь процентов отписалось.

Во рту пересохло, выгреб из кошелька горсть мелочи и пошел за кофе.

Снова автомат, монетки – по одной в щель, «Ждите. Напиток готовится» – «Напиток готов. Возьмите стакан».

Взял. Пошел к своему столу.

– Дим, у тебя что-то телефон звякал. Наверно, сообщение.

«Черт, стоит отойти на минутку!..?»

Он смотрел на экран и не верил собственным глазам:

В 18:23. 3 кг 890. 52 см

Перечитал. И стал искать в списке Аню. Тьфу, что́ искать? Последний же разговор с ней был, вот он. Нажал.

– Дима! Поздравляю! Ты не в метро?

– Нет. Ну что? Как? И я тебя!

– Все нормально. Я говорила с Маревич. Она говорит, Леночка умничка. Всё естественно прошло. Без уколов. В смысле, обезболивания. Потому что это… В общем, лучше всего. И для нее, и для маленького. Только в самом конце разрезала.

– Как разрезала?

– Ну чтоб разрывов не было.

– А-а-а!

– Она просила не звонить ей. В смысле, Леночке. Ей уже после родов дали снотворное.

– Так а ребенок?

– Отличный! Погоди!..

Отбой. Дмитрий Михайлович не понял, что произошло, и тут же услышал звук сообщения. Открыл – фотография.

На экране ладони в резиновых перчатках держали крошечное… Нет, не существо даже, а нечто безжизненное, висевшее, как марионетка без ниток. Всё в пятнах… Это же кровь! А это? Господи, пуповина!

Зазвонил телефон.

– Что это?

Аня смеялась. Повторил:

– Что это?

– Не что, а кто.

– Ну я понимаю. А кто снимал?

– Да сама же Маревич! А руки, наверно, акушерки, санитарки, я не знаю.

– Как-то она висит…

– Ну она же только родилась. Ты пуповину-то видел?

– Да уж… Слушай, маме позвони, а? А то мне с работы неудобно.

– Ладно.

Он дал отбой и тут только, подняв голову, заметил, что около его стола стоят полукругом Жанна, Алла, третья верстальщица Даша, Тамара, Катя, три коллеги-редактора: Люба, Зина и Витя, Лера из распространения и еще четыре женщины, чьих имен он не помнил.

Все разом загалдели. На шум выскочил из своего закутка Олег. Он тоже не уходил, чтоб сразу, как файл будет готов, отправить его в типографию.

– Что за шум, а драки нету? – спросил Олег.

– Дима стал дедом, – ответили ему.

– Второй раз, – гордо уточнил Дмитрий Михайлович.

– Ну беги за бутылкой, – пошутил Олег.

– Завтра отметим, – всерьез ответил Дмитрий Михайлович.

Где-то в электронных глубинах компьютерного мозга продолжал собираться очередной номер журнала «Пионеры-бумси», на страницах которого вели непримиримую борьбу силы вселенского добра и не менее глобального зла. А его создатель сидел в окружении коллег и блаженно улыбался.

– Ну ты, Дим, даешь, – говорили коллеги. – Тихушник такой! Никому ни слова. И сам спокойный, как будто ничего не происходит.

– А что? Я должен был бегать, кричать всем: «Лена рожает! Лена рожает!» – так, что ли?

– Нет, но хотя бы волновался как-то. Сидит себе, правку вносит. Штирлиц прямо какой-то. Характер нордический, выдержанный.

– А что мне было волноваться? Всё под контролем.

– Ну как все прошло-то?

– Отлично! Леночка молодцом держалась, эсэмэски слала, буквально репортаж вела с места, как говорится, событий.

Все повосхищались этим обстоятельством. И снова – Дмитрием Михайловичем. Но он опять скромно перевел разговор:

– Да все молодцы. Мамы, правда, моя и Анина, в смысле, бабушки, то есть прабабушки, психовали. Ну возраст, понятно. А остальные… Вадик ее отвел, еще погулял с ней перед тем, как все началось. Аня вообще с самого начала всё контролировала, анализы, всякое такое. Врача нашла…

– Что за врач? – заинтересовались коллеги. – Хорошая? Если что, дашь координаты?

– Какое там «хорошая»! Фантастическая! Мы, например, поначалу волновались, что Вадик длинный, а Леночка – ну вы знаете. И районная гинекологиня – тоже. Но она сразу сказала: «Это роли не играет». А то́, как она ее вела – это что-то невообразимое. Буквально ювелирная работа! Она отслеживала Леночкину… ну эту…

– Беременность, – подсказали дамы.

– Ну да. Она ее отслеживала буквально не по дням даже, а по часам. Знаете, как мы в школе учили: «Сегодня рано, послезавтра будет поздно». «Подождем… Подождем… Подождем…» Две недели… Неделю… Три дня… И потом – как снайпер в яблочко – минута в минуту, в самый идеальный момент! – поковыряла… ну, вы понимаете. И пошло-поехало. Всё, причем, естественным путем, без уколов, без обезболивания! Это и для нее самой, и для малыша лучше всего.

– Порвалась? – участливо спросили дамы.

– Какое! Надрезала, всё как по нотам.

– Ну знаешь, ноты нотами, а в этом деле всё может быть. Никогда не узнаешь заранее. Ка́к не волноваться?

– Ну не знаю, кто как. А я вот просто знал, что иначе быть не может.

Он с гордостью за свои проницательность и самообладание оглядел Олега, трех верстальщиц, трех редакторов, Тамару, Катю, Леру из распространения, четырех женщин, чьих имен он не помнил, и вдруг заметил за их спинами… Да это же отважный Роджер К. Макнауэлл! И с ним – задорный Джек Пиллоун, прекрасная Ми Чан, бесстрашная Габилея, а сбоку от них – коварные братья Ли и Пу Фумонги со злобным капитаном Дюггером, а еще дальше – десятки пионеров и пиратов и миллионы обитателей Бумсиландии, принадлежащие разным расам и даже биологическим видам. Вне зависимости от происхождения и моральных качеств, предписанных им буйной фантазией создателей, все они радовались появлению на свет будущего читателя, зрителя и разгадывателя пусть и не сложных, но все же каких-никаких головоломок.

Уж полночь близилась

Вот именно, как в той опере поется: «Уж полночь близится, а Гремина все нет». Ну или, там, Гельмана, что-то в таком роде. Хотя про Гельмана вряд ли оперу напишут.

Тут можно бы блеснуть знанием устного народного творчества. Мол, как раз про Гельмана оперу и стоило бы написать. Кто понял – понял, кто не понял – проехали. Тем паче, шуточка с душком, опять же, вышла. А мы выше этого.

И вообще, тут не в личности дело. А именно что в полночи. Точнее – в том, что она близилась.

Короче. Где-то в половине двенадцатого в квартире Гусьевых зазвонил телефон. Им, вообще, иногда звонили друзья-полуночники, так что сам факт позднего звонка не вызвал волнения, как говорится, в рядах. Точнее, не вызвал бы, если бы позвонили на мобильник. А то в последнее время на городской если и звонили, то по большей части или что-то предлагали или с опросом каким-то. Ну перед выборами еще напоминали, чтоб не забыть про гражданский долг. А тут – так поздно, и по городскому.

Тем не менее, хозяин дома взял трубку совершенно спокойно.

– Алё?

– Лев Григорьевич Гусев? – спросил мужской голос.

– Георгиевич, если быть точным.

«Наверно, какая-то служба типа Вы сейчас смотрите телевизор? А какой канал и т. п.?»

– Извините, – безразличным тоном извинился голос. – Вы владелец Хюндай-Солярис…

Далее прозвучал госномер гусьевского Хюндая, которого мы не сообщаем дабы… Ну, в общем, не сообщаем, и всё. Тайна личной жизни. Типа. Как бы.

– Да, – ответил Лев Георгиевич, смекнувший уже, что несколько ошибся в определении службы, и в его голосе появился некоторый трепет.

Зафиксировав изменение мужниной интонации, Галина Андреевна, соответственно, Гусьева устремила на него, правда, молча, вопрошающий взор. А он поднял брови и одновременно опустил углы рта (что означало понятия не имею) и пожал плечами.

– Ваш автомобиль стоит во дворе дома…

Адреса Гусьевых мы тоже не будем приводить.

– Ну, еще два часа назад он был там, – попытался пошутить Лев Георгиевич.

Впрочем, какие уж тут шутки? В лучшем случае кто-то спьяну, а то и стрезву, задел его машину, а в худшем… Предел худшести не поддавался обозрению.

– Вы сейчас дома?

– Разумеется, – все с той же неуместной игривостью ответил хозяин Соляриса. – А с кем имею честь?..

– СтаршленантДэПэЭсБрбрбр – невнятно представился голос, впрочем, «ДПС» от произнес четко. – Мы сейчас стоим около вашей машины. Вы забыли поднять стекло. Выйдите, пожалуйста.

Дальнейшее походило на сон. Лев Георгиевич взял ключи от машины, обулся, спустился во двор и, действительно, увидел около своей ласточки патрульный автомобиль и рядом – двух дорожных полицейских. Стекло и правда было опущено.

Пока незадачливый автовладелец производил необходимые манипуляции, СтаршленантДэПэЭсБрбрбр назидательно и в то же время ласково, как-то по-отечески (хотя он и годился ему в сыновья) объяснял, что не следует быть таким легкомысленным, что эта марка одна из наиболее угоняемых и что вообще «мало ли какие дураки бывают: пройдет, увидит, что окно открыто, да и бросит окурок, всяко бывает».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.