В. Ж. О. П. (виртуальная жизнь офисного планктона)

Реву как раненнный олень

Она – ревёт! Леночка, которая в пять лет ошпарилась – и то не кричала. В пять! И вот теперь, почти взрослая – как раненный олень! Впрочем, несмотря на потрясение, редакторский глаз заметил тройное н, то ли напечатанное впопыхах, то ли рука у нее дрогнула, и от этого стало еще страшнее.

Стал набирать вопрос, почему ей не дают обезболивающего. Ведь врач обещала, что будут давать. Пока формулировал, пришло:

Ну пока целу

Все же дописал и послал. Но дошел ли до Леночки его вопрос или нет, он так и не узнал.

– Дим, чего они тут хотят?

Пока он переписывался, Жанна сама разобрала несколько исправлений и внесла их, дошла почти до конца – до странички с ответами и анонсом следующего номера – и споткнулась на… Он вчитался. Не понял. Помотал головой и прочел снова. А, ну да, что тут неясного? Они хотят, чтобы мы точно указали дату, когда выйдет следующий номер. У них-то однозначно стоит – 22-го. А мы пишем обычно: «Не пропусти следующий номер!» Никогда это не вызывало нареканий, а вот заметили. Правда, не настаивают, пишут: It would be great… Ну так будет не совсем great.

– Пропустим.

Осталось последнее исправление – в ответе на одно из заданий. В английском варианте правильный ответ был В (то есть Би – второй по счету), и так и осталось. Получилось русское Вэ и что правильный ответ – третий.

– Фу-ты, это моя вина, не проверил ответы.

– Мне казалось, я исправила.

– Всё равно я должен был проверить. А они-то всё замечают. Молодцы, – редкая похвала русского редактора американским коллегам.

Наконец все было сделано, Жанна послала файл окончательно отписываться, а Дмитрий Михайлович смог приступить к своей обязанности в узком смысле – редактированию текста, полученного от Тони, его постоянной переводчицы.

Из головы не выходил раненный олень. Странно: договаривались же на обезболивание. Набрал жену, чтоб спросить, но у той было занято.

Собственно говоря, он переживал уже нечто подобное. Но именно подобное – когда рожала его невестка Юля, жена старшего сына. И даже еще два раза – когда появлялись на свет его собственные дети. Но тогда, больше двадцати лет назад, он был еще совсем молодым и как-то легко всё воспринимал. А вот во время родов Юли было, и правда, похоже. Только, как известно, похоже и одно и то же – весьма разные вещи. Тогда он тоже бурно переживал и тоже очень сердился, что молодые легкомысленно относятся, и тоже страшно волновался, как всё пройдет, и тоже просто до трепета боялся, что маленькому что-то повредят и – правда, без трепета, а просто боялся – что что-то повредят Юлечке. Всё это было тогда, и всё это было сейчас. С одной только разницей – сейчас он еще и страдал.

Он страдал вместе с дочкой, он почти чувствовал ее боль. И он страдал сам по себе, представляя ее не такой, какая она сейчас, а какой была пятнадцать и двадцать лет назад, и при этом – что вот она лежит, раздвинув ноги… И сколько он ни твердил себе, что она же не в возрасте четырех или, там, девяти лет рожает, что все-таки, сейчас она взрослая, но отогнать это жуткое видение не мог. Как раненный олень!

Отозвалась Аня:

– Ты мне звонил?

– Да. Мне казалось, что должны были дать наркоз. Или я что-то путаю?

– Какой наркоз?

– Ну, обезболивающее.

– А! Ну это еще не сейчас – это, наверно, когда уже сами роды пойдут. Я точно не знаю.

– А сейчас что, не роды?

– Сейчас схватки.

– Может, все равно можно обезболить?

– Не знаю, там, наверно, без нас знают, что и как.

– Ладно, пока!

А на планете Курошанд тем временем прорастало растение бубуру, полу-дерево, полу-змея. А сок его плодов… Кстати, в оригинале эти плоды никак не назывались: плоды и плоды, – а Дмитрий Михайлович в прошлом номере (том самом, который сейчас сдается: для редактора он уже стал прошлым) придумал им название – бубуруши, соединив бубуру с грушами, и Линда никак не отреагировала; правда, это не означает, что она не спохватится через месяц или еще позже и не придется отказаться от этой находки. Так вот, сок бубуруш… Сперва Дмитрий Михайлович писал: «бубурушей», но корректор Нина заметила, что, раз это слово построено по модели груш, то и склонять надо — бубуруш; великое дело – хороший корректор! Так вот, сок бубуруш обладал тем свойством, что, попадая на электрические провода, превращал их в живых червей, которые могли заползти куда угодно и изрыгнуть (нет, конечно, в окончательном тексте этого неаппетитного слова не было, там использовалось нейтральное выпустить) разряд молнии. Но беда в том, что, напомним, бубуру было лишь отчасти растением, а отчасти – еще и змеей, поэтому добыть его плоды можно было только, загипнотизировав его игрой на… Думаете, свирели или флейте? Ну не надо же так банально мыслить! – на гитаре! Причем, авторы первоначального английского варианта оттягивались, вкладывая в уста Пионеров-бумси несколько переделанные цитаты из известных рок-песен. Наши же переводчики, и, в частности, Тоня, напротив, не заморачивались и тупо переводили текст. Впрочем, при том, какие гроши им платят за перевод, невозможно требовать от них чего-то большего, чем подстрочник, который предстоит облагородить редактору.

В первых номерах он еще не сообразил, что к чему, и так оно и шло: Пионеры-бумси или Пираты-керуки (те тоже охотились за бубурушами) играли на гитаре и пели какую-то галиматью. Ну, мало ли что поют под гитару! Заметил неладное (или именно что ладное?) Дмитрий Михайлович на третьем номере журнала, когда в пузыре, выходящем изо рта певца, стояло:

Не торопись,

Будь хиппи!

Как-то это было совсем уж бессвязно: конечно, в Бумсиландии много земного, вплоть до англоязычных имен и фамилий, но неужели там и хиппи свои имеются? Он полез в английский текст на предмет опечатки. И увидев:

Don’t hurry,

Be hippie! —

понял, что это парафраз «Don’t worry, be happy!». Тогда-то ему и пришло в голову использовать цитаты из песен отечественного производства, никак не привязываясь к оригиналу. В результате вместо «Не торопись…» в русской версии журнала появилось:

Над бубуру горит

бумсийская звезда!..

Для ясности хотел еще добавить: «Пришелец не спешит, пришелец понимает…», – но на это уже места не было, и он решил обойтись без этой точки над i.

В дальнейшем, встречая текст, который отважные Бумси пели дереву-змее бубуру, Дмитрий Михайлович, не обращая внимания на перевод, сразу заменял его на шутливо (а порой натужно) измененные цитаты из попсовой или рок-лирики, а песни кровожадных Керуков кроил из блатняка, разумеется, приличного (в смысле, без нецензурщины).

На этот раз никаких каламбуров на тему популярных мелодий в голову не приходило. Раненного оленя вытеснило кесарево сечение. Точнее, мысль о том, почему он не настоял, на том, чтобы его сделали!

Ну как же, в самом деле, мог Дмитрий Михайлович проявить такую мягкотелость! Ведь еще районный гинеколог, когда Леночка к ней пришла на третьем месяце, спросила: «А муж у вас высокий?» – и узнав, что да, сказала: «Может быть, придется кесарить». «Может»! Да обязательно надо было! Еще и таз у нее… Ну да, да, сделали анализ… Не рентген, а как его? …грамма какая-то. Чтоб таз проверить. Сказали, что ничего, нормальный – все и успокоились. Так ведь нормальный-то нормальный. Это он, может, для других такой – нормальный. А для Леночки… Мало ли что там бывает! Не то прилежание, да тысячи отклонений могут быть! А кесарево – раз, и надежно. Да еще с обезболиванием. Правда, теперь всем обезболивают, и без кесарева тоже. Черт знает что! Когда-то говорили, ни за что нельзя. Вот – он еще совсем молодым был – когда Аня первый раз рожала, он именно спросил у врача: «А почему нельзя под наркозом рожать? Уснула бы, проснулась – а тут ребеночек готовенький». Так тот на него как на дурачка посмотрел: «Вы что, не понимаете? Она же должна всё чувствовать, реагировать!» А теперь оказывается… Ну пусть это не наркоз называется, а обезболивание. Велика разница!

Заиграл телефон, и Дмитрий Михайлович схватил трубку и почти закричал:

– Ну что?!

– Димуль, это я, что с тобой? – прощебетал из трубки голос зав. рекламным отделом Тамары.

– А, Тамарик, привет!

(У них давно установился такой нежно-воркующий стиль общения.)

– Димуль, у тебя найдется полполоски под барашка Бэкки?

– Где?

– Ну где, где? В «Пионерах», конечно!

– Тамарик, ты что! Мы же сегодня сдаемся. Всё утверждено! Ты бы хоть дня три назад сказала.

– Да они только сегодня прорезались. Ты же понимаешь: барашек Бэкки!

Дмитрий Михайлович понимал: «Барашек Бэкки» – новый бренд одного из их самых ценных партнеров. Но и хозяева «Пионеров-бумси» тоже были не последними в иерархии приоритетов.

– Ладно, я схожу к Верочке, – с придыханием сказала Тамара.

– Ага, я тоже подойду. Ты прямо сейчас?

Она дала отбой, не дослушав, но он и так понимал, что боевая пиарщица уже на пути к директору департамента периодических изданий. Они, действительно, столкнулись перед дверью Веры Владимировны.

В кабинете шло совещание с экономическими сотрудниками. Дмитрий Михайлович подождал бы, пока оно кончится, но Тамара, бронебойная при всей своей изысканной утонченности, ворвалась внутрь. Ну раз так, то и он просочился следом.

– Что-то случилось? – подняла на них взгляд Вера Владимировна.

– Верочка, – спокойно ответила Тамара, – «Барашек Бэкки» объявился. Как мы договаривались, я им ни-ни, не звонила, не писала, и вот – сегодня… Сами… Здорово!

– Здорово-то оно здорово, но какие их условия?

– А это зависит от того, в какой номер.

– Понятно, – кивнула Вера Владимировна и обратилась к Олегу, главному технологу: – Олег, у нас что еще за этот месяц не сдано?

– Да только вот, «Пионеры», – кивнул тот в сторону Дмитрия Михайловича. – Ну и чисто теоретически можно срочно послать полосу на замену в «Друзей динозавров». Хотя вряд ли. Скорей всего, они уже их печатают.

– И всё, да… – вслух помыслила Вера Владимировна.

– Нельзя их упускать, – подсказала ей Тамара.

– Да это понятно… А на сколько мы еще можем «Пионеров» задержать? – обратилась директор департамента к Олегу.

Тот стал что-то прикидывать в уме, невольно загибая пальцы, после чего изрек:

– До понедельника, но это уже полный…

И он добавил нецензурное слово, вполне описывающее, что будет, если они задержат печать до понедельника.

– М-да… Полный… – Вера Владимировна, хмуря брови, мыслила вслух: – … пиздец…

Потом резко схватила телефон и стала набирать номер.

Пока она выясняла у Кати Пораниной, есть ли шанс, что американцы успеют переутвердить номер до понедельника, если их очень попросить, Дмитрий Михайлович мысленно возвращался к разговорам, которые многократно вел с Леночкой на протяжении предыдущих девяти месяцев, – о том, что ей обязательно надо ходить на специальный фитнес для беременных.

Наконец, Вера Владимировна положила трубку и вынесла приговор:

– Дмитрий, срочнейше вставляете барашка, и новый файл – Кате! Попробуем до понедельника согласовать.

– Но ты понимаешь, что это крайний край? – уточнил Олег. – Дальше я ни на минуту не могу. Что будет на тот момент утверждено, то я и отошлю.

– Да понятно, понятно.

– Тогда уж мы и «Рекомендованную цену» вставим, – сказал Дмитрий Михайлович не потому, что был не уверен в этом решении, но просто чтобы как-то оправдать свое появление здесь.

Они вышли из кабинета.

– Димуль, а как там Ленка?

(«Откуда она знает? Всё-то эти женщины пронюхают».)

– Пока неизвестно. Ее ведь только забрали.

– Забрали? Куда?

– Да в роддом же!

– Уже? Я думала, у нее еще месяцев семь, семь с половиной.

(«А, она, оказывается, не знала. Так, вообще спросила».)

– Нет, уже, вроде как, срок. Не знаю, что́ там будет…

– Да все будет нормально. Чего ты?!

(«Конечно, ей легко говорить. Не ее дочка там… Как раненный олень».)

– Ладно, спасибо.

Повернулся.

– Файл лежит в папке с рекламой, посмотри за сегодняшнее число! – крикнула ему вслед Тамара.

Открыли с Жанной файл. К счастью, рекламная картинка оказались не вертикальной – правые полстраницы, а горизонтальной – нижняя половина. Как раз в номере нашлась страничка с двумя заданиями. Условно они назывались головоломками, но, по правде сказать, были такими примитивными, что ломать голову там было не над чем. Ладно, головоломки и головоломки. Жанна поместила рекламу в низ полосы. Закрытая ею головоломка слегка выглядывала: первое задание занимало меньше места, чем второе, и не доходило до экватора страницы. Но растянуть его, сдвинув вниз картинки и чуток растянув текстовый блок, было делом нескольких минут.

(Растянуть… Вот именно об этом и думал все время Дмитрий Михайлович. «Растянуть – это же не просто так. Это в журнале легко: хоть растянуть, хоть поджать. А в организме! Надо же было специальные упражнения делать, на растяжку и на укрепление мышц. Ленивая бездельница! Талдычил, талдычил ей – всё как горох об стенку! Вот теперь и реви. Как олень».)

– Готово, – сказала Жанна.

– В ответах еще надо… – заметил Дмитрий Михайлович.

– Да, конечно, сейчас. Не волнуйся, я сама.

– А ты поставила слово РЕКЛАМА?

– А как же!

– Я что-то не вижу.

– Да вот же!

– Ловко!

Действительно, заветное слово было совсем не заметно: белым на светлом фоне. Но и обвинить их в том, что они его не поставили, было бы невозможно.

– Может, черным сделать?

– Не, так прикольней.

– Ну, ты ответ сама уберешь, я ведь тебе не нужен?

– Нет, Дим, не волнуйся. Ты же все равно перед отправкой еще будешь смотреть.

Вернулся к себе. Но работать не мог: его так и распирало. Взял телефон и направился к двери в коридор.

– Дим!

– Что?

– А там еще в содержании…

Он снова подсел. В содержании эта страничка анонсировалась как «Кубики и молнии». Действительно, первое задание было про кубики, а второе – про молнии. Теперь молний не было.

– Ну давай напишем: «Волшебные кубики»… Нет, волшебные – плохо, мы ведь от сказочности как раз все время уходим.

Жанна терпеливо ждала его решения.

– Может, Фантастические? Посмотри, там места хватит?

– Немного вылезает. А если в две строчки?

– Не-не-не, так все поползет.

– И что? Я подтяну.

– Не надо, я сейчас придумаю. Может… Необыкновенные? Нет, еще длиннее.

– Супер-? – предложила Жанна.

– Да с этим словом всегда проблемы.

В самом деле, все корректоры как один требовали, чтоб супер писалось слитно, но это совершенно не смотрелось. Например, суперсамоделка – ребенок с ума сойдет, читая это. Обычно Дмитрий Михайлович писал такие слова в две строчки, как бы перенося: знак переноса, тешащий принципиальность корректора, читался обычным человеком как простая черточка. То есть и так, и так можно его воспринимать, как хочешь. Но здесь этот прием не годился: если в две строки, так и Фантастические бы подошло.

– А если «Чудо-кубики»?

– О, это в самый раз! – согласилась Жанна. – Мне тебе послать файл, когда отпишется?

– Да нет, что там уже может быть? Посылай прямо Кате, чтоб она отправляла поскорей.

Наконец он оказался в коридоре. Набрал Аню.

– Ну что?

Он спрашивал с некоторым раздражением, будто жена была виновна в том, что́ сейчас переживает их дочь. Впрочем, оказалось, что в этом, хотя бы отчасти, действительно была ее вина. Потому что, услышав, что всё по-прежнему, он сказал:

– Вот я так и знал!

– Что ты знал?

– Что она никогда до упражнений не дойдет. Это ведь элементарно. Я ей специальный комплекс дал! Гера что, зря старался?

Их друг Гера увлекался бодибилдингом и еще с полгода назад по просьбе Дмитрия Михайловича нашел в специальной литературе комплекс упражнений для беременных.

– Я ей дал его, и что? Пару раз сделала, и всё.

– Слушай, ты так говоришь, как будто я в этом виновата.

– А кто?! Я всю жизнь пытался ее к спорту приобщить, а ты ее расхолаживала.

– Да как это расхолаживала? Что, я мешала ей ходить на занятия?

– Не мешала, но и не помогала. И сейчас тоже. Девять месяцев я, как какой-то городской сумасшедший, бегаю и кричу…

В глубине души он знал, что если кого и винить, то в первую очередь самого себя. Да, он действительно попросил Геру подобрать комплекс. Да, время о времени он действительно произносил страстные монологи, доказывая очевидное – что важно укреплять мышцы, что ребенок не выскочит сам собой и прочее в том же духе. И даже да, действительно раза три за минувшие девять месяцев залезал в интернет и находил спортивную группу вблизи от дома и с удобным расписанием. Но произнеся все эти правильные слова и передав дочери адрес группы и телефон тренера, он считал, что дело сделано, тем более, что она смотрела на него понимающими глазами и кивала. Проходило несколько дней, и он спрашивал: сделано ли что-нибудь? записалась ли на курсы? хотя бы позвонила ли тренеру? на худой конец, делает ли упражнения дома? И каждый раз находилась уважительная причина, по которой вот прямо сейчас это невозможно. То в спортцентре карантин и беременной к нему на версту приближаться нельзя, то Леночка принимала какие-то таблетки, которые не рекомендуется сочетать с физическими нагрузками, то еще что-то. «Ну так надо поискать другой центр», – говорил он. Или: «Но как только ты этот курс отпринимаешь, так сразу, да?» И услышав в ответ: «Конечно», «Обязательно» или «Еще бы!» – успокаивался на месяц-другой. После чего все повторялось с такими же результатами.

Собственно говоря, так оно было и во все прошлые годы: он записывал дочку в очередную секцию, водил раза три, потом передоверял это жене или теще и… спустя какое-то время узнавал, что этот вид спорта ребенку не подходит или что расписание неудобное, или, наконец, что она не нашла общего языка с тренером и «не портить же ребенку нервы из-за этого». На рисование она ходила, в старших классах – на кружок по биологии. А вот со спортом никак не складывалось. О чем Дмитрий Михайлович вспомнил теперь, когда уже ничего нельзя было изменить, и его затрясло от чувства бессилия.

Анна Романовна обычно давала мужу выплеснуть эмоции. Но на этот раз эмоций у нее самой хватало, и он получил неожиданный отпор:

– Что ты разоряешься?! Все идет нормально! Анализы, все отличное…

– Ну о чем ты говоришь! Ты хоть сама слышишь, что говоришь? Анализы! А то, что она крошка, а Вадик дылда – это что, я придумал?

– Ну ты же знаешь, что Людмила Викторовна сказала: «Это роли не играет»?

– Да мало ли что сказала? Все это знают, это азбучная истина! Я в интернете смотрел, все врачи, и наши и европейские, и американские, и какие хочешь – в один голос: «Это фактор риска»!

– Так фактор же. Мало ли факторов? Ну что тебе нужно? Врач от нее не отходит. И мышцы у нее в порядке. Нечего выдумывать всякие страсти!

– Нет, не в порядке! Я что, не могу понять? Там не мышцы, а каша. И с чего взяться мышцам, когда она двух часов за свою жизнь спортом не занималась? Главное – ты же сама из-за этого с Юркой так мучилась, едва родила! И теперь сама же… «В порядке»! Вот ты так всегда выдаешь желаемое за действительность!

– Слушай, если у нее что́ не в порядке, так это отец. С головой его, в смысле.

– Это у меня с головой не порядок? Да я…

– … как городской сумасшедший, – закончила за него жена.

Тут он совсем взорвался:

– Тебе еще до каламбуров?! Я целый день с ума схожу…

– А я не схожу, да? Мне она не дочка, да?

Они еще немного покричали друг на друга, и это дало обоюдоуспокоительный эффект. Во всяком случае, прощались они почти спокойно.

Сказался эффект от этого разговора и в том, что он смог вернуться к своим пионерам и пиратам. Не физически вернуться: для этого достаточно было сесть за стол. А – мысли собрать и сосредоточиться.

Сосредоточиться не удалось. Не успел на экране развернулся текстовый редактор с переводом, как подошла Лина Гальперина.

– Привет! Кофейку не хочешь?

– Можно.

Он как бы и не виноват, что не занимается переводом: не откажешь же коллеге.

Пошли в холл, где стоял аппарат, выдававший горячие напитки и всякие готовые закуси, от эфемерных пакетиков с орешками до довольно сытных сэндвичей. Взяли по чашечке кофе: он – с молоком и сахаром, она – без ничего.

– Ну, как тебе последняя игра? – спросила Лина.

Речь шла о «Что? Где? Когда?» Они каждый раз ее обсуждали. Вообще, от Лины можно было узнать что-то новое о театральной жизни, книгах и прочих новостях культурной жизни. Если она что-то хвалила, Дмитрий Михайлович загорался желанием прочесть или посмотреть то, о чем она с жаром рассказывала, но, как правило, этот порыв затухал прежде, чем он успевал сделать к его реализации какие-то шаги вроде покупки билетов или скачивания фильма, и он ограничивался той порцией информации, которую получил от Лины.

– Я про шляпу сразу ответил, – с гордостью сказал Дмитрий Михайлович.

– А я – про светофор и про «Мцыри».

– Ну про «Мцыри» легкий вопрос был. Это все угадали.

– А про флейту глупость какая-то.

– Да! Это никакой логикой невозможно вычислить, если не знаешь конкретно.

– Ну, вообще-то они знатоками называются. Значит, надо знать…

Они начали спорить, точнее, продолжили свой извечный спор: Дмитрий Михайлович считал, что вопросы на чистое знание не должны использоваться в программе, а Лина с ним не соглашалась.

– Ты же сама сказала: «Про флейту глупость».

– Этот конкретно вопрос – глупый. А вообще или не надо называться знатоками, или…

– Тогда давай зададим им: «Напишите формулу…» Ну я не знаю, химическую какую-нибудь, или «Теорему докажите».

Дмитрий Михайлович кипятился, доказывая свою правоту, и при этом у него было чувство, будто некая всепроникающая рука схватила его внутренности от желудка до горла, слегка, но ощутимо сжала их и не выпускает.

Он ждал, что она спросит, как Лена, но она не спросила.

Поспорили еще немного, допили кофе и разошлись по своим углам.

Перевод терпеливо ждал на экране. Оказалось, что, тихо-тихо, Дмитрий Михайлович уже одолел три вступительные страницы журнала и первую половину комикса, занимавшую пять страниц, и добрался до раздела «Досье». Эта рубрика всегда состояла из двух частей – по страничке, посвященной одному положительному и одному отрицательному персонажу. Первый, естественно, назывался героем, второй – злодеем. Вверху обеих страниц обозначалась их принадлежность к той или другой категории: «Пионер/герой» и «Пират/злодей». Это – в английском варианте. Но понятно, что первое определение было совершенно неприемлемо для бывшего члена Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина. И надо полагать, что если не родители юных читателей, так уж дедушки-бабушки – точно были бы удивлены, не увидев под этой вывеской какого-нибудь Павлика Морозова или Володю Дубинина. И в очередной раз американцы уперлись. Дмитрий попытался заручиться поддержкой московского представительства Купервиллера, но там работали молодые люди, не обремененные грузом советского прошлого. В результате долгой и нудной переписки все же удалось добиться замены в данном разделе слов Пионер и Пират на Бумси и Керуки. «Бумси/Герой» – никаких ненужных ассоциаций!

«Нет, но почему обезболивание не делают? Ведь обещала же…»

И тут его поразила новая мысль: если не делают, то неспроста. Значит, что-то не так пошло. Может, аллергия на обезболивание или с сосудами что-то? Значит, любая реакция может быть: отек, кровотечение… А если отек горла!.. С другой стороны, если даже так, то хорошо хоть, вовремя заметили, не стали колоть. А если как раз не заметили: вкололи, и началось… Просто нам не сообщают?!

«Всё, всё. Леночке все равно я ничем помочь не могу. Надо сосредоточиться».

Итак, Роджер К. Макнауэлл. (Каждый раз, встречая этого персонажа, одного из главных Пионеров-бумси, Дмитрий Михайлович думал: «Специальная порода, бумсиландские шотландцы». Подумал он так и на этот раз.) Родился в форте Джимакари. Первое боевое крещение получил в битве за Пласхауз, что на планете Векос. Отличился, пробравшись в недра ядерного реактора… (Только не надо спрашивать, как он в этих недрах выжил, ясно же, что на нем был специальный комбинезон из анаидальской стали.) Да, значит, в недра пробравшись… И замкнув контакты верпатозащитного изолятора…

Далее в досье подробностей не было: на то и досье, чтоб – только сухие факты. Но Дмитрий Михайлович, благодаря комиксам поднаторевший в героической истории Бумсиландии, знал, что произошло далее: после этого замыкания изоляция раскалилась (большими буквами «ШШШШШРХ») и пошла трещинами («КРРРАХ ТРРРР ГРМПС»), верпатоидная жидкость закипела («БУЛЬК-БУЛЬК ФШШШШ ГЛЮК-ГЛЮК-ГЛЮК») и залила рабочую полость реактора («ЦСССС ШУХ ШУХ ШУХ»), после чего, понятное дело, всё там ядерно рвануло («БАБАБАБАХ БЭНЦ ТОНКЦ БУМЦ», ну и заодно «АГРРХ», которое в ярости издал Ли Фумонг, командующий армией Инкантроидов, защищавших Пласхауз). Всё, разумеется, разлетелось на мельчайшие ионы («Ионы! Да еще мельчайшие!»). И остались в живых только сам Роджер К. и Ли Фумонг. Ну, Роджер К. – понятно: в анаидальском комбинезончике любой бы спасся. А вот как это удалось коварному Ли? Очень просто: поначалу-то на мельчайшие ионы и он распался, но по случайности это ионное облачко попало в силовое биофреническое поле, излучаемое гипер… Дмитрий Михайлович подзабыл, как полностью это устройство назвалось, но гипер- и -трансмиттер там точно были. И под воздействием этого поля частицы обратно склеились, и Фу Лимонг… тьфу ты, Ли Фумонг снова стал почти как новенький. Почти – потому что у него ноги теперь росли от плеч, а руки… Ну, соответственно. Что, конечно, неприятно, но все же лучше, чем порхать ионным облачком. А главное, совершенно не мешает творить злодейства и при всякой возможности пакостить Пионерам-бумси.