В. Ж. О. П. (виртуальная жизнь офисного планктона)

Небожитель

Перед выходом из дому Дмитрий Михайлович Торошин сказал своей жене Анне Романовне:

– Если Леночку оставят, сразу мне звони.

– Почему если? Маревич сказала: «Во вторник приходи окончательно».

– Ага, а в четверг было не окончательно?

Леночкой звали дочь Дмитрия Михайловича и Анны Романовны, а Маревич была врачом-акушером-гинекологом из славного Московского института, соответственно, акушерства и гинекологии.

Торошины считали, что им чрезвычайно повезло, что именно к Людмиле Викторовне Маревич удалось попасть Леночке, чей срок беременности походил к концу. Впрочем, удачей, сиречь случайным совпадением положительных факторов, это можно было назвать с некоторой натяжкой или, по крайней мере – оговорив, что она была результатом определенных усилий: сперва выяснить, кто считается лучшим врачом, а потом попасть к ней на прием и обаять настолько, чтобы она согласилась принять Леночку под свое крыло. Всё это блестяще удалось Анне Романовне. Дмитрий же Михайлович в обаивании непосредственного участия не принимал: пока Леночка с мамой были в кабинете врача, он сидел в коридоре и трепеливо ждал результата. (Что это? Опечатка: трепеливо вместо терпеливо! Ну что ж, не претендуя на авторство неологизма, будем скромно считать ее опечаткой по Фрейду. Как говорили в те поры молодые и молодящиеся, Зигмунд жжот.)

Вот уже месяца полтора Леночка – то с мужем Вадиком, то с матерью, то, когда у Дмитрия Михайловича выдавался так называемый библиотечный день, с обоими родителями – посещала Людмилу Викторовну со всё сокращающимися разрывами между визитами: сперва – раз в две недели, потом еженедельно, а в последнее время – и еще чаще: как можно понять из приведенного выше диалога, последняя «увольнительная» (как называл эти перерывы будущий дед) длилась с четверга до вторника.

Уже две недели Леночка являлась со всем необходимым в роддоме имуществом: халатиком, зубной щеткой и далее по списку, который понятен даже мужчине, потому что так собираются в любую больницу. Ну плюс еще прокладки какие-то, чулки специальные… В общем, всё, что было перечислено на сайте Института. И каждый раз после осмотра Маревич отпускала ее со словами: «Погуляй еще до…». В четверг уже точно ждали, что оставят, так нет – до вторника отложила.

Сегодня Леночку предстояло сопровождать Вадику. Это служило молчаливым и всеобщим признанием: уж теперь-то – решительно и окончательно.

И все же в голове Дмитрия Михайловича как-то не укладывалось, что вот оно, на самом деле. То есть месяц назад он как раз был уверен в этом. А потом постепенно привык, что всё откладывается, и, хотя, с одной стороны, начал даже немного волноваться, как бы не переходить, с другой – ему казалось, что да, всё непременно свершится, но вот только не сегодня. Тем не менее, вслух он произнес:

– Не знаю, как ты, а я уверен, что сегодня все будет.

– Да должно бы. Куда уж дольше?

– Нет, не должно бы, а я уверен.

Ему хотелось, чтобы его предчувствие было весомей жениной умозрительной логичности. Она это поняла и вместо того, чтобы продолжать разговор, тем более, что смысла в этом не было, сказала:

– Ну ладно, иди. Я позвоню, если что.

И он отправился на трудовые подвиги.

Дмитрий Михайлович работал в издательстве, где редактировал детские журналы для мальчиков. Ну еще книжки комиксов, в общем, всякую такую литературу. Основным его детищем были «Пионеры-бумси».

Те, у кого есть дети, хорошо знают серию игрушек, вокруг которой создан целый мир Бумсиландии: мультсериал, книжки с текстом и книжки-раскраски и несметное число самых разных товаров: от ластиков и обложек для тетрадей до детской мебели и самокатов. Немаловажное место среди этой продукции занимает журнал. Но даже самые заядлые фанаты Пионеров-бумси и внимательнейшие читатели журнала вряд ли обращают внимание на имена, указанные в его выходных данных. Те же немногие, кому довелось заглянуть в этот малоинтересный раздел, найдут там строку:

Главный редактор – Дмитрий Торошин

(у них по-западному даже генеральный директор издательства заявляется без отчества).

Чтобы быть совсем точным, надо сказать, что Дмитрий Михайлович редактировал русскую версию журнала, выходившего в 23 странах на 16 языках. О чем мы и сообщаем тем, кто уже знаком с миром Пионеров-бумси. А те, кто в силу различных жизненных обстоятельств далек от круга детских интересов, очевидно, нуждаются в более подробных объяснениях.

Бумсиландия – космическая страна, населенными пунктами которой являются близлежащие планеты. Нет, к планете слово лежать не очень подходит. Ну пусть будет близвращающиеся. Впрочем, если сами авторы этой эпопеи не слишком-то задумывались об астрономической достоверности, то что́ уж нам-то проявлять излишний педантизм?

Надо сказать, что заселена весьма небольшая часть Бумсиландии. Как раз освоением необжитых планет и заняты Пионеры-бумси. И всё было бы хорошо, если бы параллельно с ними захватить (чувствуете разницу?) эти космические объекты не пытались Пираты-керуки, злобные, беспринципные и… В общем, пираты – что с них взять? Как Бумси, так и Керуки (без дополнений «Пионеры-» и «Пираты-» их следовало писать с заглавных букв) обладают широким спектром совершенно сказочных свойств и орудий. Впрочем, сказочность эта закамуфлирована под научно-фантастичность. Например, то, что в сказке было бы живой водой или молодильными яблоками, здесь оказывается, соответственно, эликсиром профессора Бауэра и плодами, полученными в результате селекции в Парафрут-лаб. Все попытки Дмитрия Михайловича перевести «Парафрут-лаб» как «Лаборатория фруктологии» или хотя бы «Лаборатория парафруктов» разбились о твердое желание партнеров сохранить в неприкосновенности оригинальные названия, как разбиваются волны Атлантики о рифы Карибского моря.

Нетрудно догадаться, что этот парафраз истории освоения Американского континента, развернутый на миллиарды парсек, и придумали на том самом континенте правнуки пионеров прерий и остепенившиеся потомки карибских корсаров.

Кстати, насчет «пионеров». С ними тоже произошло некоторое бодание. Сразу после того, как издательство, в котором трудился Дмитрий Михайлович, заключило договор с Cuperwiller group – производителями игрушек и владельцами франшизы, он вместе с девочками из международного отдела стал бомбардировать правообладателей письмами о том, что «пионер» для русского читателя имеет совершенно иной смысл, чем для американского, предлагая замены: «первопроходцы», «открыватели», просто «герои». Но из-за океана твердо отрезали: во всем мире известен бренд «Пионеры-бумси», и любое, хотя бы малейшее, отклонение от канона недопустимо.

После первых месяцев взаимного недопонимания русская сторона в лице Дмитрия Михайловича усвоила, что́ не стоит и предлагать, что́ подлежит обсуждению, а что́ можно спокойно менять, не опасаясь возмущения партнеров. И началась довольно ровная и довольно плодотворная работа.

Кроме «Пионеров-бумси» у Дмитрия Михайловича был еще журнал раскрасок «Раз краска, два краска», но с ним возни было немного: там работали главным образом верстальщики, а редактору оставалось только придумывать какие-то вступительные слова, вроде:

Вот и осень наступила, листья пожелтели, покраснели… А какими они еще стали? Быстро бери карандаш и выясни это.

Да к тому же еще и при верстке оказывалось, что места для такого многословия нет, и все сокращалось до:

Раскрась-ка деревья в осенние цвета!

И еще были книжки комиксов. То есть по сути-то они действительно были книжками, но по высшим издательским соображениям выпускались как периодическое издание, с соответствующей нумерацией. Несмотря на определение периодическое, никакой периодичности в их выпуске не соблюдалось, и как раз в описываемый нами период комиксы не намечались. К счастью. Потому что если бы ко всем срочным журнальным делам еще и они – так вообще бы труба!

Кстати, читатель! Увлеченный тонкостями детско-развлекательно-игрушечно-издательского процесса, вы не упустили из виду того, с чего мы начали, – грядущих родов дочери Дмитрия Михайловича? Вот видите, а ведь вас от начала рассказа отделяет всего несколько абзацев. Так что не стоит удивляться тому, что и Дмитрий Михайлович за час и семь минут, которые заняла у него дорога от дома до работы, – нет, конечно, не совсем забыл о том, что́ должно сегодня произойти, это и невозможно: он был внимательным, любящим отцом, – но перестал думать об этом беспрерывно, а вместо этого обратился мыслью к делам рабочим. Конечно, Леночка все равно постоянно была рядом. Но именно рядом – как сосед, сидящий в метро на одном с тобой сидении: ты помнишь, что он здесь, и можешь скосить глаз, чтобы посмотреть, что́ там он читает или во что играет, можешь даже перекинуться несколькими словами, спросив, который час или посетовав на духоту в вагоне, но это не отвлекает от чтения своей газеты или размышлений о работе. Как это и было с Дмитрием Михайловичем.

Его ждал напряженный день. Предстояло сдать очередной номер «Пионеров», и уже пришел перевод следующего, который надо было срочно отредактировать и передать на верстку. К тому же его постоянная напарница Ира Грекова ушла в отпуск, так что могло внезапно свалиться что-то из ее работы. Конечно, Ира перед отъездом все хвосты подчистила, но в окончательности этой подчистки никогда не могло быть уверенности. На самом деле, и тот номер, который предстояло сдавать самому Дмитрию Михайловичу, пока не был окончательно утвержден американцами и в последний момент они могли прислать еще какие-то исправления. А самое главное – могли возникнуть дела, о которых заранее даже и не догадываешься.

Так оно и вышло.

Дмитрий Михайлович сел за свой стол и включил компьютер. Ввел пароль, зашел первым делом в почту и – опаньки! – три письма: от Нелли, секретарши, и два – от Кати Пораниной из международного отдела, той самой, что общалась с купервиллеровцами и служила передающим звеном между ними и главным редактором.

Тут мы вынуждены снова отвлечься от основной нити повествования. Так же, как читателей, не растящих детей соответствующего возраста, пришлось ввести в мир Пионеров-бумси, так и тем, кто не имеет отношения к издательскому процессу, надо пояснить, что из себя представляет главный редактор журнала.

Образ Главного Редактора журнала складывается у большинства людей по аналогии с образом главного врача больницы или главного режиссера театра, или, по крайней мере, главного технолога на фабрике. То есть он представляется либо самым большим начальником на предприятии (как главврач или главреж), либо руководителем крупного подразделения (как технолог). К тому же при словах «главный редактор» в памяти читающей публики всплывают имена Твардовского, чей «Новый мир» был властителем дум в давнишнюю оттепель или тех, кого, в пору ее ремейка тридцатью годами позже, называли прорабами перестройки. Да что там говорить! А Кольцов, а – копнем еще глубже – Некрасов? Какие фигуры! Что за имена! Вот это и есть главный редактор, не так ли?

Так-то оно так. Только ни к Дмитрию Михайловичу, ни к еще семи главным редакторам журналов, работавшим рядом с ним (об одной из них, Ире Грековой, мы уже упомянули), вышесказанное ни в малой степени не относится. В их подчинении не было не только коллектива, но и вовсе никого. Вообще, главный редактор журнала стоит в издательской иерархии на самой низшей ступени, он пролетарий, который пашет журнальную ниву, давая самому себе задания в качестве главного и выполняющий их в качестве просто редактора. Конечно, не он один находится на этом уровне: тут и дизайнеры, и верстальщики, и – в других, не редакционных отделах – сотрудники какого угодно профиля: от менеджера складских помещений до айтишника, следящего за работой компьютеров. Единственная категория служащих, которые смотрят на всех них (в том числе и на главных редакторов) снизу вверх – это уборщицы-среднеазиатки, да и то по причине традиционного пиетета людей, делающих что-то руками, к тем, кто работает головой, прикасаясь, в лучшем случае, к клавиатуре или карандашу.

Это, впрочем, относится лишь к формальной стороне дела. Неформально Дмитрий Михайлович пользовался большим авторитетом коллег. Ну примерно – как на заводе космической техники – уникальный фрезеровщик, который может выстрогать на своем токарном станке любую деталь для ракеты с точностью до микрона и к которому генеральный конструктор обращается на вы. Но все же, как ни крути, фрезеровщик он и есть фрезеровщик.

Впрочем, представление широких народных масс о том, что такое главный редактор, иногда играло на руку Дмитрию Михайловичу и ему подобным. Например, когда звонил возмущенный родитель ребенка, пославшего в журнал свои каляки-маляки две недели назад, с вопросом, почему нет рисунка в накануне вышедшем номере. В этом случае Нелля, к которой поступали все входящие звонки, сперва уточняла, о каком журнале идет речь, а потом произносила магические слова: «Минуточку, я соединю вас с главным редактором». Эта фраза действовала умиротворяюще: звонившему представлялась огромная организация, где-то на самой вершине которой сидит – нет, восседает! – почти недосягаемый Главный, с кем его (Главного) личная секретарша его (звонившего) соединяет. А могла бы ведь и не соединить. После этого тон претензии менялся на просительный, что-то типа: «Не могли бы вы спросить у того, кто этим занимается, что́ там с рисунком Ксюши Перепонкиной». Да, и еще «Извините» – в самом начале: «Извините, не могли бы вы…». Но что небожитель (-ница), снисходя до личного общения с читателем, вальяжно отвечал (-а):

– Видите ли, к нам ежедневно приходят сотни писем, а в номере мы можем опубликовать десяток рисунков максимум. Так что, сами видите, вероятность, что рисунок вашей Ксюши попадет в печать, ну очень мала. Но я прослежу («Сам проследит! Не шутка!»), чтобы ее рисунок не пропал из нашего поля зрения. Так что мы его обязательно рассмотрим, ну а уж повезет или нет, я вам не могу сказать. Я с вами говорю как со взрослым человеком. Ребенка, конечно, не надо разочаровывать, но вы как-нибудь так мягко объясните ей, что вероятность практически нулевая. А, кстати, когда вы послали?

– Да… недели две назад, – чувствуя себя почти виноватым в том, что отвлек такого важного человека от дел, отвечает родитель.

– Ну что вы! – с благодушным смешком говорит Главный редактор. – Мы в печать сдаем номер месяца за два до выхода в продажу. Так что ни в ближайший, ни даже в следующий номер вы в принципе попасть не можете. Так что в лучшем случае – месяца через три. И то, повторяю, шансов – один из многих тысяч.

Так они и работали.

А мы возвращаемся к фразе «Так оно и вышло», последовавшей за словами «…могли возникнуть дела, о которых заранее даже и не догадываешься».

Дела, как и предполагалось, возникли. Они таились в трех полученных Дмитрием Михайловичем письмах. В первом (от Нелли), разосланном всем главредам, говорилось, что на выпусках должно стоять «Рекомендованная цена…» и дальше шла таблица цен.

Дмитрий Михайлович сохранил таблицу, стер строки, не относящиеся к его изданиям, распечатал и приклеил скотчем на стенку железного шкафа, в котором хранились вышедшие номера и прочее редакторское имущество.

Потом подошел к Жанне, верставшей «Пионеров» и попросил вставить «Рекомендованную цену». Оказалось, что она тоже получила письмо и уже вставила. Дмитрий Михайлович вспомнил об Ире Грековой, завещавшей ему свои издания. Один из Ириных журналов верстала Жанна, так что с ним проблем не было. По поводу двух других он пошел к верставшей их Алле.

Спросил у Кати Пораниной, надо ли отправлять на новое утверждение верстку с «Рекомендованной ценой». Она задумалась и пошла спросить у руководства.

Тем временем Дмитрий Михайлович открыл второе письмо. Оно было как раз от Кати. И как раз насчет Ириной «Риччиналии».

Этот журнал, переводившийся с итальянского и рассчитанный на девочек, был посвящен королевству Риччиналия, населенному ежами. Ежиками там были все: король, королева, принцы, принцессы, кухарки, генералы, конюхи, взнуздывающие лошадей, и даже сами лошади. В общем, все. Вплоть до бабочек, порхавших в дворцовом парке. Исключение составляли рыбы. Они имели вид обычных рыб, и благодаря этому принц Элоуэй мог заниматься рыбалкой – это было его хобби. Отрицательных героев в этом мире не было. Разве что кто-то из ежиков, тот же принц Элоуэй или его кузина виконтесса Миллинара, решали устроить маскарад и переодеться в кого-то стррррашного, но этот розыгрыш всегда своевременно раскрывался к общей радости и веселью. Впрочем, главной приманкой журнала было не содержание, а наличие игрушек, которые шли сериями: «Ежики-птички», «Ежики-эльфы», «Ежики-цветы», «Ежики-собачки», вплоть до «Ежики-посуда».

Катино письмо содержало указание просмотреть готовящийся номер и везде заменить Фонамею на Дуинию. Здесь же содержалась ссылка на скачивание изображений этой самой Дуинии в разных позах. Кто такие эти Фонамея с Дуинией, Дмитрий Михайлович не стал вникать, а просто переслал письмо со ссылкой Алле и пошел к ней, чтобы сказать о замене лично. Алла приняла это к сведению, сказала, что сейчас занята другим проектом и обязательно поменяет. При этом она сделала пометку на листке, исчерканном подобными автонапоминаниями.

Вернувшись к себе, чтобы уже покончить с Ириными делами, просмотрел верстку последней «Риччиналии». Как выглядит подлежащая удалению Фонамея, он не знал и не пытался узнать: внимательная Алла ни одного изображения не пропустит. А вот все упоминания о ней в тексте надо было проверить. Он листал пэдээфку и отмечал, где встречается слово «Фонамея». Все было просто, пока дело не дошло да кроссворда. К счастью, кроссворды в этих журналах традиционно составляются без какой бы то ни было симметрии, слова лепятся абы как и зачастую пересекаются только одной буквой. Именно такой случай был здесь: сама «Фонамея» имела два пересечения: на Н и на Е, но за Н цеплялся некий «Эгнор», который больше ни с кем не пересекался. Решение нашлось и тут: в слове «Принцесса» есть и Н, и Е. Правда, «Эгнора» пришлось немного подвинуть.

Дойдя до последней страницы, Дмитрий Михайлович снова отправился к Алле. Все объяснил и оставил список исправлений.

Посмотрел на часы. Двенадцатый час. Почему ни Аня, ни Леночка с Вадимом не звонят? Может, опять отложили? Хорошо бы – на четверг. Тогда он сможет поехать вместе с ней. Решил, что прочтет третье письмо и позвонит сам. Даже если пришли еще письма, все равно – после третьего.

Больше писем не было. Ну и ладно. Открыл последнее из утренних, тоже от Кати. Она переслала ему письмо от Линды Коул, их куратора из Купервиллер груп, с последними замечаниями по «Пионерам» и долгожданной строкой, гласившей, что после внесения этих исправлений номер утверждается. То есть его не надо посылать на дополнительную проверку. О радость!

Дмитрий Михайлович пошел к Жанне, чтобы изменить оставшиеся мелочи, и тут зазвонил его телефон. Точнее, это был не звонок, а мелодия Нино Рота из знаменитого фильма.

На определителе высветилось: «Аня». Не доходя до Жанниного стола, Дмитрий Михайлович свернул в коридор, чтобы говорить с женой в отдалении от чуткого, но излишне любознательного коллектива. Он шел, и ему казалось, что он невольно пританцовывает, как один из участников феллиниевского хоровода. Чтобы прервать звуковое сопровождение, нажал зеленую кнопку и буркнул в трубку:

– Сейчас, сейчас.

Зашел в туалет. Там никого не было. Правда, кто-то мог беззвучно таиться в кабинке. На всякий случай стал говорить общими фразами:

– Ну что?

Аня сказала, что Леночку сегодня оставили.

– И когда планируется? – спросил Дмитрий Михайлович.

– Что значит когда? Говорю же, сегодня.

– Нет, это я понял. Сегодня оставляют. А сами, – он понизил голос, – роды когда? Завтра? Послезавтра?

– Да нет же. Сегодня.

– Ничего не понимаю. Мы же договаривались, что ее положат за несколько дней, подготовят…

– Ну, договаривались так, а получилось этак.

Поняв, что от нее толку не добьешься, Дмитрий Михайлович дал отбой и стал застегиваться. Вода спустилась сама. Техника!

Вымыл руки, вышел в коридор и стал звонить Леночке. Ее телефон был отключен. Тогда он набрал Вадика. После четвертого гудка тот ответил:

– Слу-ушаю, Дмитрий Миха-айлович.

Сперва тестю показалось, что зять говорит неохотно, словно бы даже раздраженно. Но потом он сообразил, что у каждого волнение проявляется по-своему: Вадик был как будто оглушен всем свалившимся на него.

– Ну что там? Вы были у Маревич?

– Бы-ыли.

– И что?

Чем медленней говорил зять, тем больше волновался тесть.

– Мы пришли… Леночка зашла… А я остался… Потом Леночка вышла и сказала, что надо погулять.

– Как погулять? Где погулять?

– В сквере. Там рядом сквер…

– Может, лучше домой?

– Нет… Леночка сказала, что она у нее там… ну типа поковыряла… И сказала: «Погуляй часа два…»

– И что? Вы гуляете? Когда это было?

– Нет… Мы уже не гуляем…

«Все кишки вытянет! Гуляем, не гуляем!..?»

Тут подошла Катя. Отыскав его наконец в коридоре, она сказала:

– Дим, ну где ты? Я всё… А! Или ты говоришь? Ладно, я потом.

Она отошла, а Дмитрий Михайлович спросил:

– Так что́? Прошли эти два часа, что ли? Когда это было?

– Нет… Один час прошел… И десять минут… А потом она захотела в туалет. И мы пошли назад. Обратно. В институт. И она пошла. В туалет, в смысле. А охранница увидела, что она пошла в туалет, и говорит мне: «Куда она пошла? Ей в отделение надо!» А я стал стучать, а охранница вскочила и сама туда заскочила. И вышла с Леночкой. И она ушла.

– То есть окончательно ушла?

– Вроде бы.

– Они же обещали ее заранее положить! Мы специально приходили и на той неделе, и раньше…

– Я не знаю, – промямлил Вадик.

– Ну понятно… То есть, конечно, ничего не понятно. Зачем тогда договариваться? Ладно, – хотел было закончить разговор Дмитрий Михайлович, но спохватился: – А ты сам-то сейчас где?

– Я? Я здесь… – ответил Вадик и по голосу стало понятно, что он оглядывается, чтобы понять, где же находится.

– В институте еще, что ли?

– Да…

– Так а что тебе там делать, если она уже ушла? Она точно окончательно ушла?

– Ну да. Попрощалась, с вещами…

– Так уезжай. Домой или еще куда.

– А может… Что-то будет нужно…

– Вадим, ну что ты уже сейчас можешь? Если что, тебе позвонят. Поезжай… Знаешь что? Лучше всего к своей маме поезжай. Она сейчас дома?

– Да.

Сам Дмитрий Михайлович в свое время, и когда Аня рожала их старшего, Юру, и когда – Леночку, был на работе. Но после работы отправлялся к родителям. Поэтому он и зятю предложил тот же рецепт.

На этом разговор закончился.

Дмитрий Михайлович сдвинул брови: когда он говорил, кто-то подходил, чего-то хотел. Но кто? Наконец вспомнил и пошел к Кате, и та сообщила, что была у Веры Владимировны, и они решили: раз номер утвержден, ничего не менять, а начинать вставлять рекомендованную цену со следующего номера. Он сказал: «Ага», – и пошел к Жанне, чтобы ликвидировать только что вставленную строку. Сделав это несколькими легкими движениями, Жанна принялась возвращать на свои места другие элементы обложки, потеснившиеся ради фразы, в результате отмененной.

Дмитрий Михайлович сидел рядом, дожидаясь, когда обложка станет соответствовать высокому художественному вкусу требовательной верстальщицы, чтобы приступить наконец к внесению последних и окончательных изменений.

Перед его глазами стояло лицо Леночки, искаженное болью. Ведь ей, бедной, сейчас… Вот он тут сидит, что-то верстает, правит, практически развлекается, а она там… А в ней… Или уже – из нее… Нет, наверно, сейчас еще рано. Это ведь часами длится. Аня Юру двадцать часов рожала. Двадцать! А Леночка! Она не выдержит!..

Жанна закончила, и они стали вносить американские исправления. Собственно говоря, вносила она, а его роль состояла в том, чтобы переводить их пожелания с английского.

Булькнул телефон. Эсэмэска.

Привет папуль как дела?

Это она спрашивает! Он судорожно стал тыкать пальцами:

Как ты?

Хотел добавить еще что-нибудь вроде Больно? Но понял, что это глупо, добавил еще два вопросительных знака и отослал:

Как ты???

И тут же сообразил: как же это она пишет? Там ведь ничего нельзя. Стерильность. И вдруг – телефон.

Почему у тебя телеф

Не успел дописать вопрос, как пришел ответ на первый вопрос: