Полуночная тень

Реми вспомнилась каморка в приюте, где вода капала на голову, а потом холодной струйкой стекала за пазуху. Не самые радостные воспоминания в его короткой жизни, на ум пришла осень в лесу, когда он пытался выжить и лежал голодным под ледяным дождём. Капля ударяющая о голову оживляла самые отвратительные картины из памяти семилетнего ребёнка, успевшего насмотреться ужасов за последние полтора года.

Тишина. Звуки приглушены. Покой. Ровное дыхание. Уставший Реми сидел на стуле. И вдруг БАБАХ. Точно на темечко упала капля. Маленькая паскуда, она отдавалась волной во всём теле; как жало она впивалась в кожу, казалось, сам череп трещит под этим ударом. И вновь тишина. Звуки затихли. Дрожь в теле угасла. Миг покоя и блаженства. И вновь БАБАХ. Следующая прозрачная, чистая, острая, мерзкая, тяжёлая капля падала на голову. Душа разрывалась, мозг вскипал. Волна мурашек пробегала по телу, как электрический разряд. Только он прекратился и снова – Бабах. Новая капля, новая пытка. И всегда один и тот же интервал. Звук падения капли отражался от стен и других пыточных устройств. Реми сидел в комнате один, и только капля, верная его спутница ударяла в голову – Бабах, через определённый подсчитанный промежуток времени. Каждые десять ударов сердца и вновь гладь тишины пронзает капля, отдаваясь вибрацией в мозгу. Мальчик пытался считать удары собственного сердца, но вскоре сдался, он потерял восприятие пространства и времени. Он жил в мире тишины и мерной дроби капель. Он жил от одного толчка и вибраций до другого. До падения следующей капли, от которой в глазах темнело, плавали круги, голова болела и от пытки не спасала регенерация – тело оставалось целым, страдал рассудок. Несколько часов, проведённых на адском стуле, казались мальчику веками. Он чувствовал как что-то в нём ломалось под давлением капли, а из воображаемого разлома в черепе на свет появлялось что-то новое – страшное и опасное.

Он орал. Он проклинал всех и всё. Он вырывался. Не мог больше терпеть этот Ад. Но капли падали. Воля гасла. Гас разум. Он сходил с ума. Его жизнь заполнили удары капель в мозгу.

Иногда в башню заглядывали лучники, пару раз сменяя стражников на посту. Эти ребята приглядывали за заключёнными, но общались только между собой. Они никого не пытали, не мучили людей в камерах, исполняли свои обязательства и весело уходили. Иногда, подшучивая над болтающими заключёнными, лучники целились в них из своих красивых орудий, украшенных рогами оленей и перьями, и делали ложные выстрелы, после чего потешались над реакцией напросившегося заключённого. Среди лучников, в отличие от стражников, встречались девушки.

Джек знал, когда приходили стрелки, его не подвергали пыткам, потому что привычная охрана патрулировала улицы. Чаще всего один из стражников оставался в башне и вечером производил допрос, в сопровождении старшего или без него. Оборотень молился чтобы в патруль как можно чаще отправляли Страшилу.

Спустя седмицу остальным стражникам надоело пытать мальчика, они продолжали, иногда пропуская дни, перенесли процедуру на вечер, потеряли мотивацию, понимая, что если не добились от ребёнка правды на первых допросах, то не добьются больше ничего. Но только не Страшила, тот продолжал всем напоминать о долге перед магами. Его глаза сияли фанатичным блеском, когда он говорил о законах и власти Поднебесного. Другие стражники без особого фанатизма исполняли свой долг, как-то старший признался в этом.

– Ты думаешь, нам нравится всё это? – кивнул мужчина в доспехе на разные пыточные устройства, которые находились ещё ниже этажом, пока пристёгивал мальчика к дыбе.

– Да, – еле слышно выдохнул маленький вор.

– Думать надо было, когда к магу в карман полез, шкет, – злобно выпалил молодой стражник.

– У меня дома дети твоего возраста. Избалованные, чертята, но дети. Глупые, что с них взять. А тут ты, и все эти пытки, – вздохнул старший стражник. – Не нравится мне это. Как представлю, что моих детей, вот так бы мучили.

– Ну а что поделать-то, а у меня младшие такого же возраста, но закон есть закон, – успокоил его молодой.

– Отпустите меня, – стараясь подавить предательскую дрожь в голосе, и сделать тон менее жалостливым, что удавалось с трудом, простонал мальчик.

– Нас уволят тогда и на что нам жить? – вспылил старший. – Выбирая сопляка в камере, который сам напросился, и своих детей, которых обреку на голод и нищету в подворотне, я предпочту,… – мужчина резко оборвал свою пылкую речь. Он предпочтёт убить чужого и спасти своих детей. Настолько ли он жесток? Старший задумался, смог бы он действительно убить ребёнка, зная, что от этого зависит благополучие родных. Понимая, что любой выбор станет чёрной незаживающей раной на его душе, стражник нашёл виноватого и рявкнул: – Ты сам виноват, а у нас служба!

Молодой поддакивал, готовый привести механизм в действие. Мужчина посмотрел на него и снова взглянул на мальчика, столь неуместно смотрелся ребёнок на пыточной установке для взрослых. Когда служба народу превратила его в мучителя беззащитных?

– Ты слышал, что маг сказал? Ты не просто билеты утащил, а задержал врачей к Поднебесному. Да ты хоть представляешь, ЧТО ты натворил? Если Поднебесный преставится, это будет твоя вина. Твоя и того ублюдка, который тебя надоумил, и не надо нам дуть в уши про шваль из подворотни, – резко ответил второй стражник, стоя у рычага, он поправлял перчатки на руках, стараясь не смотреть ни на мальчика, ни на пыточное устройство.

– Ты думаешь, стражники хорошие, мы выполняем долг. Дети тоже считаются хорошими, но ты не видел эту гильдейскую шпану, попрошаек, что несут монетки твоим «королям» улиц. У Поднебесного много врагов, – покачал головой старший.

– Взять хоть оборотней, – вставил своё второй стражник у рычагов. Джек дёрнулся в путах, боясь, что его раскрыли. – Ты встречал их? – продолжал молодой стражник. – Мы до сих пор всех не нашли. Эти твари притворяются людьми, только и ждут момент вонзить клыки в наши шеи. Ты не представляешь какие они кровожадные твари, таких как ты они едят на завтрак. Ещё этот неуловимый красновласый упырь здесь в городе, – посетовал юноша и поправил наносник короткого шлема.

Реми закрыл глаза, морщась не от боли в затянутых жёсткими ремнями запястьях и щиколотках, а от заблуждения людей на счёт оборотней. Мальчик знал какие они на самом деле, он сам имел вторую сущность, и никогда дядя не ел детей, не убивал людей и не нападал. Наоборот, люди, стражники, убили лесника всего лишь за то, что тот был оборотнем.

– У людей множество врагов, и только маги могут нас уберечь от всего этого зла – закончил мысль парня старший стражник, покончив с ремешками, но подал сигнал пока не начинать. Вы же сами себе их наживаете. Вы сами себе враги!

– Вот именно. В этом мире столько всяких мерзавцев. И все хотят сожрать, покалечить, или убить нас, людей. И только маги стоят на страже и защищают нас от всей этой пакости. Не всех монстров возьмёшь простым железом или кулаком, а маги могут наказывать другим способом, используя всякие заклятия. Они защищают нас. Но их так мало. Каждый год рождается всего несколько магов Воздуха, в то время как в Земье их сотни и тысячи. Государство не может лишиться ни одного мага Воздуха. Они сдерживают зло и защищают народ.

– Не будет магов и сразу поднимут голову оборотни, гарпии вцепятся в нас когтями, пришлые устроят войны, – констатировал старший, взял со стула планшет и перо и снова подошёл к мальчику. – Мы должны защищать магов и Поднебесного от любых посягательств и от дураков.

– Таких как ты, – вставил своё слово молодой стражник у рычага и слегка надавил. Ремни больно впились в запястья, натягивая руки и ноги, вор охнул от неожиданности, но пока терпел боль.

– Да. Мы, стража, защитим магов от воров, разбойников, обманщиков и разных подлецов. А маги защитят народ и Поднебесного Правителя, нашего величайшего короля. Что мы будем делать, если Правителя не станет?

– Эй, не каркай, – шепотом произнёс парень у рычагов.

– Не каркаю, но. Надо же донести до мелкого смысл. Никто не хочет повторения безвременья, когда земли старого Ханаэша поделили меж собой три державы и не существовало надгорного края в принципе. Не было его. А сейчас, слава небу и Поднебесному Правителю есть. И маги хранят нашу новую страну от демонов, вампиров и другой жути.

– Даже от самой погоды! Да все на свете хотят нас с миру сжить, – добавил стражник и потянул кольцо, верёвки затрещали, натягиваясь сильнее. Мальчик захрипел.

Может за то, что вы сами хотите всех сжить со свету. Реми всё больше запутывался в своём отношении к людям. Некоторые, такие как Сим и мужчина из камеры, ему нравились; некоторые, как эти стражники, просто подчинялись странным законам и делали то, что написано, не сопротивляясь; а некоторые, и их было большинство, по крайней мере, на жизненном пути мальчика, озлобились и получали удовольствие от унижения других. Видимо странные законы, заставляющие, обычных стражников, допрашивать и пытать детей, писали люди последней категории. Оборотень решил, что эти люди и становились магами, потому как именно маги имели власть и придумывали законы и об уничтожении других рас, таких как оборотни.

– Маги ценнее людей, поэтому они выше по рангу. И мы обязаны исполнять, что нам приказал маг, – пожал плечами стражник. Оборотень начинал ненавидеть магов, из-за которых попал в тюрьму. – Придётся тебе терпеть это всё. Или, наконец, сказать правду, кто тебя послал.

В камеру Джек возвращался после пыток и допросов ни жив, ни мёртв, он тут же валился на пол и лежал так некоторое время, приходя в чувство.

– Парень, за что тебя так пытают? Ты же всего-то билеты украл. Не убить же ты того мага пытался? – подполз к нему старик и принялся поить водой измученного ребёнка.

– Они считают меня послал кто-то ужасный, – прохрипел, давясь влагой, воришка. – Маг летел к Поднебесному, а я его задержал.

– И всего-то? Что-то не укладывается. Ладно тебе скрытничать, скажи как есть. Я-то никому не выдам, – пообещал калека, помогая парню сесть и облокотиться на стенку камеры.

– Я не знаю. Я ничего не знаю, – в подобии истерики завопил Джек и забился в угол, прижав к себе колени, а голову закрыв руками. Все пытались узнать, что он делал, зачем, кто его послал, какие планы при этом вынашивал? Но он, Джек, Реми, он не знал. Не понимал, что все от него хотят. – Маг болтал, что Правитель болен, и он опаздывает. Он так глупо говорил, я не помню, что ещё. Он сказал, я миссию ему сорвал. А там пираты что-то удумали и правителя надо лечить, – бессвязно бормотал оборотень, плохо помня о чём болтал маг.

– Погоди-погоди. А в какой последовательности он говорил? – враз стал серьёзным однорукий мужчина.

– Ты издеваешься, старик? – не выдержал Джек.

– Постарайся парень. Надо же понять, что к тебе пернатые пристали.

– Кажется сперва, что я сорвал миссию, и меня подослали. Потом про больного Правителя. Потом про пиратов, и чтобы ему не мешали, – задумался оборотень. – Нет, про пиратов он сказал, а потом молодой стражник что-то спросил про допрос и тот ответил, не мешать ему и самим разбираться. А потом, что все хотят предать его или Правителя, не помню уже как, – морща лоб, вспоминал Джек.

– Вот ведь. Он же даже не слушал, что стражники спрашивали, всё о себе трепался, – после недолгого молчания выдал мужчина. Джек посмотрел на него, не улавливая сути. – Он ничего не говорил про допрос, эти стражники не поняли ни черта.

– Что с того? Это мне уже не поможет, – повесил голову мальчик.

– И то верно. А раз маг сказал, эти идиоты не успокоятся. Они люди подневольные, – старик умолк. Странно называть подневольными людей, которые сажают других в клетки, и всё же старый калека понимал, государственная служба вынуждает забыть мораль и следовать исключительно букве закона. Он посмотрел на мальчика, замученного, тощего, грязного и понял, что его не отпустят. Только маг признавший вину, или любой другой мог отменить допрос и снять подозрения с ребёнка; а маги не заглядывали в башни стражи, им не было никакого дела до простых людей и тем более мелкое ворьё в камерах.

Старик посмотрел на оконце под потолком и причмокнул. Он знал, что пытки долго не длились, чем дальше, тем будет хуже, а после всех мучений мальчика ждала смерть.

Джек отвернулся, улёгся у стены и закрыл глаза. Лучшее, что он мог делать после пыток – это отсыпаться, тем более что солнце давно закатилось за край земли.

Мужчина отсел и устроился у другой стены, сон не шёл, его терзали противоречивые мысли.

И ведь надо же. Маг криво не пойми что наговорил, а бедный малец теперь страдает. Не стал бы он прикрывать этого загадочного сепаратиста. Мал ещё. Свою шкуру бережёт. Не мог маг отдать приказ пытать и допрашивать ребёнка. Маги же адекватные люди. Эх, парень. Зря я тебе свои мысли выдал. Но ведь ты ж магов возненавидишь, а маги-то не причём. Ох, и что же делать-то? Помочь бы пацану. Негоже ему до конца дней своих в тюрьме гнить из-за ложного обвинения в заговоре.

Да и выберется, куда он пойдёт? Опять влипнет. И без гильдии никто ему не поможет.

Мужчина так задумался, что не сразу услышал оклик сокамерника.

– Старик, эй старик, ты не спишь? – шепотом воззвал мальчик, но ответа не последовало.

Реми тоже обдумывал слова калеки, он вспоминал приют и заточение. Тогда он сумел придумать план, сумел преодолеть действие зелья, но что делать здесь, в тюрьме. Стражу не проведёшь, как мерзкую воспитательницу или старую ведьму. Стража не отпустит мальчика без присмотра никуда, или вовсе не выпустит из этой камеры.

– Я не хочу сгнить здесь,… – через какое-то время снова начал Джек, но ответа вновь не услышал. – Ты говорил про гильдию. Не слышал я не про какие гильдии, – упрямо начал оборотень, но всё же сдался: если старик правда поможет ему выбраться, какая разница, вступит мальчик в гильдию или нет. Не так высока цена, как ужасно заточение и пытки со Страшилой. Джек ведь и покинуть её сможет потом. – И про фразу. Ты, правда, поможешь? – И снова лишь молчанье в ответ. Однако оборотень не услышал и мерного сопения спящего человека. Он слушает! – Я бы вступил в эту твою воровскую гильдию…

– Молодец! Конечно не совсем то, что я ожидал, но тоже сойдёт, – наконец, подал голос старик. – Тогда, первым делом, как выберешься, дуй в Искру, и вступай в гильдию воров! Скажешь, что тебя послал Николас. Понял?

– Угу, – кивнул мальчик. – Выбраться бы только…

– Да делов-то! – тут старик схватил мальчика за голову, и со всей силы впечатал между железных элементов решётчатой двери. Голова от толчка проскочила, зато остальное тело осталось в камере.

– Вот дела. Прошёл! – удивился старик, по-видимому, он не рассчитывал на успех. – Ну, давай, остальное просовывай, – спокойно посоветовал он.

– Ты спятил? Ты мне мог голову разнести! – заорал шокированный Джек. В других камерах зашевелились люди.

– Чего ты орёшь? Щас все стражники сбегутся. Давай, задницу свою просовывай, да драпай быстрее! Как говорила моя покойная мамаша, куда голова пролезла, туда и остальное втиснешь.

– Какая к чёрту голова?! Я застрял! Стражники убьют меня за такую дурацкую попытку побега. Я не могу протиснуть плечи. Я застрял! – шепотом ругался Джек, и, поворачиваясь всеми возможными сторонами, пытался протиснуться между прутьев. Через некоторое время упорных стараний, не без помощи старика, ему удалось пропихнуть плечи, но на этот раз застряли рёбра.

– Да что ж ты толстый такой? С виду вроде кожа да кости, – сетовал калека. – Ты смотри, какое расстояние большое между прутьев. Выдохни! Давай выдыхай, а я подтолкну.

– Не надо! Хватит с меня твоей помощи. – Уклоняясь от рук старика, Джек так заёрзал, что сам себя протолкнул. В итоге, мальчик наполовину вырвался из клетки. Последним якорем на пути к свободе стала тазобедренная кость. К несчастью для несложившихся беглецов, раздались шаги стражников, услышавших подозрительную возню на этаже камер.

Джек не успел полностью протиснуться между прутьев клетки, когда стражники вошли в помещение. Глаза людей в форме чуть не вылезли из орбит, при виде открывшейся им картины: мальчика, застрявшего между прутьев на полпути к свободе.

– Ты только посмотри на это! – завопил один из стражников.

– Чёрт! Мы даже не подумали, что кто-то может между прутьев пролезть.

– Чёртов сопляк! Вытащите его оттуда! – рявкнул старший. Двое стражников взяли мальчика за руки и стали тащить на себя. Джек орал, он думал, ему вырвут руки из плечевых суставов, но всё обошлось, и его достали.

– А что теперь делать-то? Он же может опять попытаться… – уточнил один из мужчин.

– Просто так его в камеру не посадишь, – подытожил Страшила и посмотрел на старшего.

– А наденьте-ка на нашего проворного выползня ошейник, – приказал мужчина, остальные поддержали его ехидными улыбочками.

Отныне на шее оборотня красовался железный ошейник толщиной в три пальца, от него шла цепь, которой его на ночь приковывали к стене, чтобы больше не пытался сбежать. Со своим новым «ожерельем» мальчик не мог протиснуться между прутьев, он голову с трудом поднимал. С внутренней стороны ошейника были маленькие выпуклости, раздражающие и царапающие кожу, так что хотелось почесать. Джек просовывал палец между шеей и железом и царапался тем самым ещё сильнее. Чаще всего оборотень сидел на корточках и спал также, потому что от лежания болела шея и спина. Как сказал Николас, ошейник предназначался для иных целей, чем те, что преследовали стражники.

После не сложившейся попытки побега, вора стали чаще отдавать Страшиле, который в свою очередь продолжал выпытывать признания ребёнка, используя все подручные средства. Он продолжал периодически сажать Джека на стул с капающей на темя водой, отчего разум ребёнка погружался во тьму. Оборотень начинал радоваться тем дням, когда мерзкий стражник со шрамом на лице испытывал на нём другие пыточные устройства, приносящие реальную боль, а не сводящие с ума мерными ударами капель.

Как-то вялый после избиений оборотень услышал обрывок разговора старшего стражника со Страшилой.

– Может покончить уже с этим воришкой. Пытки ни к чему не ведут, – сетовал мужчина, сомневаясь. – Он же ребёнок.

– Сопляк достаточно большой чтобы соображать, что делал. Расколется рано или поздно, – заявил Страшила и хлопнул сослуживца по плечу.

В голове оборотня оборвалась последняя надежда на спасение.

После пыток с изувеченным стражником, полумёртвого Джека возвращали в камеру, где Николас, по возможности, вправлял мальчику кости, ловко управляясь одной рукой. Чтобы отвлечь ребёнка от боли, калека рассказывал ему о многочисленных воровских премудростях, заодно обучая его. Тогда мальчик слушал и соображал, когда же его приводили после пытки с каплей, глаза Джека горели дичайшим салатовым цветом, и Николас боялся приближаться. Калека таился в тени и вжимался в стену, так сильно его пугал зверский огонь в глазах ребёнка. Через несколько часов покоя и сна мальчик приходил в себя и снова становился грустным, заточённым сиротой.

Николас подбадривал Джека, рассказывал истории из жизни, как сам вступил в гильдию воров. Он умолчал о причинах, что вынудили его покинуть воров, и вскользь упомянул как был схвачен стражей. Старик не переставал убеждать мальчика вступить в гильдию, рассказывая о весёлом обучении, в том числе самозащите, и о новых друзьях, которых Джек непременно там встретит. После чего оговаривался, что с друзьями из числа воров следует быть начеку, так как все они в первую очередь думают о своём благе.

Джек не раз спрашивал калеку о побеге, на что тот просил выждать нужный момент и заверял мальчика, они обязательно выберутся из тюрьмы.

Оборотень с каждым днём всё больше привязывался к Николасу. Калека напоминал дядю, у того тоже в запасе имелся миллион историй из жизни весёлых, грустных, интересных. Старик не был болтлив, говорил по делу, рассказчик из него вышел отличный, он не сбивался и не отвлекался на ненужные мелочи.

Реми клялся самому себе никогда не привязываться к людям, он помнил, как смерть Сима отложилась в его душе неподъёмным грузом, сидела в груди острым камнем и резала, стоило вспомнить альбиноса. Оборотень пытался не поддаваться очарованию историй и навыков Николаса, но не мог никуда деться в небольшой камере. Постоянно сравнивая старика с дядей, мальчик как мотылёк летел на те знания, которыми делился калека. Иногда он учил Джека очень интересным вещам: как воровать, не глядя; куда люди кладут дорогие вещи; как по глазам понять, какую сумму носит с собой человек; где прятать деньги, чтобы их не украли воры. Неспешно оборотень узнавал премудрости воровского дела. Он не мог испробовать всё на практике, но как мог старался запоминать. Иногда заключённые проводили эксперименты над стражниками: сперва следили за их поведением, а потом получали тумаки за наглые просьбы, показать, где стражники хранят деньги и какие суммы носят. Несмотря на боль в отбитых боках старик смеялся над стражей и продолжал отвешивать шуточки. Реми, глядя на весёлого Николаса, хмурился и решил для себя не смеяться больше, потому что жизнь его тяжела, и нет места радости после всего того, что видел и пережил юный вор.

Только одного не могли отнять у оборотня – Персефону. В белую ночь, сидеть в квадратике света ночной хранительницы, проникающего через маленькое оконце. Реми обнимал колени руками и сидел, раскачиваясь взад-вперёд, всё больше теряя надежду обрести свободу.

– Лучше бы спал, чес слово, – проворчал старик, открыв один глаз, до этого притворяясь спящим.

– Не хочу.

Реми держал тяжёлый ошейник плечами, железо больно тёрлось о нижнюю челюсть втянутой головы и резало мочки ушей.

– Да, романтика. Весна, даже тут теплее становится. Погулять бы, под взглядом Персефоны, с любимой, держаться за руку, – мечтал Николас.

– С девчонкой что ли? Фу-у-у! – поёжился оборотень, а старик недоумённо поднял бровь. Джек заметил и принялся объяснять: – девчонки все дуры, трусихи, всего боятся, ничего не умеют. От них одни беды.

Внимая мальчику, старик сел, а дослушав, залился хохотом, но затем закашлялся, прошедшим днём он разозлил стражников и получил от них пинков по рёбрам.

– Ты прям знаток женской натуры, как я погляжу, – выдохнул Николас, справившись с собой.

– Да это все знают! – в детской манере заверил Джек.

– И всё же дурак ты, дураком помрёшь. Куда же без женщин-то? Встретишь ещё девчонку, предназначенную тебе судьбой. Вот тогда начнется… головная боль, – вдруг скривился старик, до того флегматично вздыхая.

Джек ничего не понял и только пожал плечами, но железный ошейник сдвинулся и больно задел натёртую до крови кожу. Мальчик скривился и схватился за оковы. Железо сильно натирало шею, даже регенерация оборотня не помогала, и боль не утихала.

– Болит? – участливо спросил старик, ребёнок кивнул. – Эх, снять бы с тебя эту штукенцию, да ведь стражники тут же ещё что придумают.

– Это мелочь, по сравнению с остальным, – грустно ответил Джек.

– Ничего. Выберемся, – не так уверенно, как раньше, сказал Николас.

– Как? – хмыкнул оборотень и покрепче обнял колени.

– Есть у меня идейка! – растянул в улыбке сухие губы калека. – Скоро праздник как раз. Всё получится.

– А праздник тут при чём? Сколько ты уже сидишь в этой тюрьме? Почему же раньше не сбежал? – разозлившись из-за незаживающих ран на шее, напал на собеседника Джек.

– Потому! Ждал! – отмахнулся старик.

– Чего ждал? – скептически спросил оборотень.

– Тебя!

Джек уставился на сокамерника. Зачем ему маленький мальчик?

– Короче, слушай. – И Николас рассказал ребёнку свой план вкратце: он рассчитывал, что во время праздника любования цветущими деревьями, стража уйдёт в город следить за порядком и не допускать нищету на верхние улицы. Тем же самым будут заняты и лучники. Невольников они оставят в камерах без присмотра, либо с одним дежурным наверху, которому вряд ли захочется спускаться к заключённым. В это время можно не бояться внезапного появления стражи, поэтому Николас хотел попытаться подобрать отмычки к замку. При этом мальчик нужен для того, чтобы следить за входом и караулить дежурного охранника. Поскольку стоя рядом с дверью в камеру, лестницу наверх скрывал угол другой клетки, и Николас не мог следить за стражей и вскрывать дверь одновременно.

– Где ты найдёшь отмычки? И что если не удастся? – пессимистично начал Джек.

– Хэ, на этот случай, у меня есть план Б.

План «Б» заключался в том, что перед салютом в честь праздника, стражники должны принести заключённым выпивку. Этой традиции много лет, праздники подобные цветению плодоносных деревьев, дню Мира и Ёкайёру празднуют все, в том числе заключённые и приговорённые к смерти, поэтому стража подносит небольшой подарок невольникам. В праздники не совершают смертных казней, отменяют пытки и вынесение приговоров.