Полная версия
Невидимая рука. Экономическая мысль вчера и сегодня
Не вызывает сомнения, что в обществе без материальных стимулов к эффективному труду не может существовать и соответствующая мотивация у самих наемных работников. Даже в социалистической экономике не удалось обойтись без нечто подобного, например в виде привилегий для высококлассных спортсменов и партийных функционеров. Несмотря на это, эти экономики значительно раньше столкнулись бы с большими трудностями, если бы и в них не существовали «черные» и «серые» рынки, которые функционировали согласно чисто капиталистическим принципам.
Отметим, что есть значительно более действенное средство против неоправданно высоких доходов, чем государственные ограничения, а именно сама конкуренция. Если не говорить о наследствах, выигрышах в лотерею и т. д., то в общем и целом имеется только один способ обеспечить благосостояние – это собственный труд. Конечно, государство располагает определенными инструментами в виде подоходного налога и социальной политики для того, чтобы подкорректировать чрезмерные перекосы в распределении доходов. Однако не стоит ими злоупотреблять, о чем мы еще поговорим ниже.
Ко всему сказанному добавим одну скорее философскую мысль: можно ли вообще измерять человеческое счастье только величиной дохода? Кто-то, возможно, вообще не желает быть богатым, поскольку для него важнее другие жизненные цели. Так, еще Адам Смит писал о том, что значительная часть жалованья университетского профессора выражена не в деньгах, а в виде общественного признания, – суждение, с которым и сегодня охотно соглашается университетское руководство, определяя величину профессорских окладов.
Не следует делать ошибку, сводя вопрос о счастье и справедливости только к величине дохода. Свобода от государственной опеки и угнетающих поборов, несомненно, также является его составной частью.
6. Производительность и уровень заработной платы
В экономической науке не прекращаются попытки вывести формулу определения правильного уровня заработной платы. Если раньше речь главным образом шла о «справедливом» распределении произведенного дохода между капиталом и трудом, то сегодня в центре внимания оказалась проблема занятости: при каком уровне заработной платы можно рассчитывать на то, что все ищущие работу на самом деле ее получат?
Величину равновесной заработной платы можно точно рассчитать только в мире теоретических моделей. В реальной жизни для этого, однако, нет необходимой информации. Условия производства слишком многообразны, как и чрезвычайно различны они в разных отраслях, чтобы в этом вопросе можно было прийти к простой формуле. Очевидно одно: предприятия, как правило, тем больше увеличивают спрос на рабочую силу, чем ниже уровень заработной платы. Поэтому умеренность в политике заработной платы является важным, но отнюдь не единственным достаточным условием полной занятости.
Что в этом контексте означает «умеренность»? Еще в своем первом ежегодном докладе 1964 г. немецкий экспертный совет сформулировал в этих целях одно практическое правило, которое основывается на концепции политики заработной платы, ориентированной на рост производительности. Предположим, например, что выход продукции на одного занятого работника за счет технического прогресса и лучшей капиталовооруженности рабочих мест в течение года увеличился на 3 %. Тогда, по мнению экспертного совета, возможно ежегодное увеличение ставки заработной платы также на 3 %. Такой подход выглядит понятным и убедительным, поэтому не стоит удивляться, что он получил достаточно широкое распространение.
К сожалению, в действительности эта взаимосвязь имеет несколько более сложный характер, чем кажется на первый взгляд. Сам экспертный совет предостерег от слишком прямолинейного применения его формулы определения ставки заработной платы.
Однако это предостережение вскоре было забыто. Прежде всего, в более позднее время отказались учитывать, что это правило может быть применено только в экономике с полной занятостью. Если, напротив, в стране имеется безработица, то тогда, строго говоря, заработная плата вообще не должна возрастать, во всяком случае, возможно, не более чем на величину инфляции, поскольку ее повышение сверх этого уровня приведет к удорожанию рабочей силы для предприятий и поэтому сократит шансы безработных на получение нового рабочего места.
При неполной занятости достижения технического прогресса и вновь образованный капитал должны быть, собственно говоря, использованы в первую очередь для того, чтобы создать новые рабочие места, вместо того чтобы обеспечить повышение заработной платы для уже занятых работников. Однако это вряд ли произойдет, если трудовые издержки будут продолжать расти и тем самым предприятия будут вынуждены осуществлять последующие мероприятия по рационализации производства.
Рис. 6.3. За счет технического прогресса или образования нового капитала повышается производительность труда работников. Это повышение можно использовать или для выплаты более высокой заработной платы работникам, или для создания новых рабочих мест при прежней ставке заработной платы.
Возможны также промежуточные решения.
Помимо этого при измерении прироста производительности труда существует еще одна специфическая проблема. Производительность труда, которая лежит в основе формулы экспертного совета, является неоднозначным понятием. Формально оно соответствует выходу продукции, разделенному на число занятых работников. Пока их число в знаменателе остается постоянным, рост производительности труда однозначно свидетельствует о повышении эффективности труда каждого работника. В этом случае представляется приемлемым провести соответствующее повышение заработной платы, во всяком случае в условиях полной занятости.
Совершенно иначе обстоит дело, если число занятых работников в знаменателе уменьшается. Тем самым чисто арифметически также происходит рост производительности труда, однако, очевидно, не за счет увеличения эффективности труда каждого отдельного работника. По этой причине обусловленный таким образом так называемый фиктивный прирост производительности не оправдывает повышение заработной платы, напротив: сокращение числа занятых позволяет скорее сделать вывод о том, что имеет место завышение ставок заработной платы.
Экспертный совет также попытался просчитать оба эти случая, однако без особого успеха. Вместо попыток на этой основе установить рыночный уровень заработной платы совет должен был бы вспомнить, что он является выражением величины предельных издержек и, следовательно, с учетом всего предшествующего опыта в конечном счете может быть определен только на рынке. По этим соображениям политика заработной платы должна действовать тем осторожнее, чем хуже складывается ситуации на рынке труда. Эмпирический опыт в практических всех промышленно развитых странах показывает, что именно таким путем можно скорее всего восстановить уровень полной занятости.
Глава 7. Тайна капитала и ссудного процента
1. Ссудный процент и запрет на его взимание
Большинство людей должны много трудиться, чтобы получить доход, на который они могут жить. У кого нет состояния, тот может предложить на рынке только свою рабочую силу. Даже прибыль в значительной мере также отражает персональный трудовой вклад предпринимателя. Во всяком случае, это относится к частнопрактикующим врачам, адвокатам или провизорам, а также к собственникам мелких предприятий.
В то же время есть люди, которые живут за счет того, что отдают свои деньги в рост. Они владеют акциями или ценными бумагами с твердым процентом или просто размещают деньги на вкладе в банке, который затем ссужает их уже по своему усмотрению. Речь при этом необязательно идет о богатых людях. В том числе и мелкие предприниматели за счет такого вложения денег нередко обеспечивают себе пенсию по старости. Как бы там ни было, мы имеем здесь дело с возникновением дохода без видимого соответствующего трудового вклада. Сюда же относится также та часть прибыли предприятия, образование которой нельзя объяснить личной трудовой деятельностью его владельца. В этом случае мы имеем дело с начислением процентов на капитал, который он инвестировал в свое производство.
К взиманию ссудного процента во все времена относились с большим неодобрением. Наряду с деньгами как таковыми ссудный процент, видимо, наиболее характерное явление для капитализма. Такое отношение сохраняется даже несмотря на то, что ссудный процент был распространен и в социалистических обществах, хотя там он не всегда выступал столь открыто.
Ссудный процент вызывал подозрение еще у древнегреческих философов. И Платон, и его ученик Аристотель (384–322 гг. до н. э.) высказывались в пользу всеобщего запрета ссудного процента. Ссуживание денег и ростовщичество были для них равнозначными понятиями, причем независимо от того, под какой процент заимодавец ссужал деньги. Аристотель включал взимание процента в состав так называемой хрематистики, под которой он понимал нечистоплотную в моральном отношении хозяйственную деятельность, поскольку она была нацелена исключительно на зарабатывание денег. Безупречную, с точки зрения морали, хозяйственную деятельность Аристотель называл экономикой, под которой он понимал деятельность, направленную в первую очередь на удовлетворение потребности в благах.
Свое отношение к ссудному проценту Аристотель аргументировал примерно следующим образом. Так же как посеянное зерно приносит доход в виде урожая, процент на первый взгляд выступает как доход от использования денег. С точки зрения отдельного человека здесь почти нет разницы. Напротив, с общехозяйственной точки зрения процент не более чем иллюзия. Если посеянное зерно в силу естественной производительности земли действительно приносит дополнительных доход, то количество денег за счет процента на самом деле не увеличивается. Единственно, кто так не считает, это сам заимодавец. В общеэкономическом же отношении его процентный доход полностью уравновешивается затратами по выплате процента должника. По этой причине, как полагал Аристотель, взимание процента противоестественно и должно быть запрещено.
Католическая церковь также долгое время выступала за так называемый канонический запрет ссудного процента. Аргументы в оправдание этой меры были разработаны в основном схоластиками раннего Средневековья, среди них в первую очередь епископом Августином (354–430), крещеным язычником, преподававшим риторику в Карфагене. После обращения в христианскую веру он в своих трудах попытался связать учение Платона с библейским посланием. В буквальном переводе «схоластик» означает «педагог». Докторами схоластики, как их тогда называли, были преимущественно монахи, профессора и исповедники. Естественно, что в этом качестве они имели большое влияние на формирование моральных ценностных представлений окружающих людей. Наиболее выдающимися представителями схоластики были монах-доминиканец Альберт Великий (1193–1280) и его ученик Фома Аквинский (1225–1274). Оба они позднее были причислены к святыми. Фома Аквинский был также талантливым экономистом. Он хорошо ориентировался в экономических проблемах своего времени и наряду с верой прославлял в качестве высшей добродетели труд. В его представлении труд не только служил обеспечению личного материального достатка и поддержке бедных, но и противодействовал лености и порокам. До настоящего времени Католическая церковь продолжает всемерно распространять эту точку зрения на место и роль труда.
Очевидно, что процентный доход, на получение которого не требовалось никаких трудовых затрат, никак не вписывался в это учение. Схоластики, находившиеся под сильным влиянием идей Аристотеля, восприняли и его идею запрета ссудного процента, хотя их аргументы на этот счет были несколько иными, свидетельствуя о значительно большем понимании истинной природы процента.
Схоластики поняли, что процент, собственно говоря, не является ценой денег, о чем свидетельствовали поверхностные наблюдения. Ведь деньги не продавались и лишь ссужались на определенное время. По этой причине процент, по сути, выступал в качестве цены за время, в течение которого кредитор не мог ими распоряжаться. Однако время принадлежит Богу. А если это так, то продавая время за процент, люди тем самым нарушали установленный божественный порядок.
Эта весьма последовательная аргументация типична для схоластического мышления, в котором строгая логика уживалась с чисто метафизическими доводами, которые в своем большинстве были заимствованы из Библии. В течение нескольких столетий шли ожесточенные споры о том, является ли кровь местом нахождения души, сколько ангелов могут уместиться на кончике иглы или возможно ли доказать существования Бога. Например, так называемое онтологическое доказательство существования Бога Ансельм Кентерберийский сформулировал следующим образом: Бог по общему признанию является тем самым большим, больше которого ничего нельзя себя представить. Поэтому необходимым образом он также должен существовать, поскольку если бы он не существовал, то это было бы, несомненно, его большим недостатком. Но обладая таким недостатком, он, очевидно, не мог бы быть самым большим.
Существование Бога в данном случае в конечном счете выводится из самого существования понятия Бога. Иммануил Кант посмеялся над этим видом логики, приведя пример со 100 талерами. Их тоже можно представить себе без всякого труда, но это отнюдь не должно означать, что они у тебя уже имеются. Тем не менее, чтобы спасти честь схоластиков, необходимо отметить, что среди них были и более прозорливые люди. Например, Уильям Óккам (1300–1350) считал, что можно или верить в Бога или не верить; однако с доказательствами это не имеет ничего общего. За эти взгляды он был отлучен от церкви. Умер Оккам, вероятно, от чумы.
К здравомыслящим схоластикам, несомненно, также относился Фома Аквинский. Так, он, в частности, пришел к выводу о том, что в том числе и сдача в аренду дома в конечном счете приносит доход, схожий с процентным доходом. Не случайно в Германии до сегодняшнего дня арендную плату также называют «арендным процентом». Такой доход, по мнению Фомы Аквинского, вполне оправдан, поскольку имеет отношению к износу здания. Напротив, ссуживание денег не вызывает их износа, так что чистый денежный процент не имеет оправдания.
Чем больше Фома Аквинский занимался реальными экономическоми процессами, тем больше исключений ему приходилось делать из базового правила запрета на выплату ссудного процента. В результате таких исключений накопилось столь много, что Аквинский был вынужден признать: это правило применимо только к процентам по чисто потребительским кредитам и к однозначно ростовщическим процентам. Так, например, он высказался за компенсацию заимодавцу его рисков финансовых потерь, которую он приравнял к компенсации за упущенную прибыль, которую кредитор мог бы получить при ином использовании ссужаемых денег. Тем самым взгляды Фомы Аквинского в этом вопросе почти совпадали с современным взглядом на эту проблему. Современная экономическая наука, однако, интересуется не столько аргументами в пользу морального оправдания ссудного процента, сколько прежде всего объяснениями того, что она наблюдает в этой связи на рынках.
И в наше время Католическая церковь все еще настороженно относится к нетрудовому доходу, полученному за счет ссудного процента, хотя Папа Пий VIII (1761–1830) без каких-либо подробных мотивировок отменил запрет на ссудный процент в 1830 г. Однако сборник церковных законов 1917 г. все еще содержал требование умеренности во взимании процента. Только после 1983 г. из него было изъяты положения, которые однозначно можно было увязать с ссудным процентом.
Другие религии также испытывают определенные сложности в восприятии ссудного процента как нормального явления хозяйственной жизни. Так, Мартин Лютер (1483–1546) высказывался за полный запрет ссудного процента, в исламе к нему относятся также неоднозначно. Хотя и здесь предпринимаются попытки следовать духу времени, прибегая к самым изощренным методам. Так, например, в исламе не запрещено, если заимодавец участвует в прибыли предприятия, которому он ссудил свои деньги. Однако при непредвзятом подходе становится очевидным, что дело здесь идет не более чем о неявном взимании процентов на ссуженный капитал.
2. Кому принадлежит доход на капитал?
Обратимся теперь к чисто экономическому анализу феномена процента. Как получается, что здесь явно возникает доход, при этом в отсутствие, на первый взгляд, материальных результатов производительного использования, например земли или трудовых ресурсов? По-иному можно также спросить: что, собственно говоря, производит непосредственно сам капитал?
Наиболее простой ответ можно было бы свести к утверждению о том, что капитал увеличивает производительность труда, что возможно только в том случае, если рабочие оснащены соответствующим оборудованием. То есть экскаваторщик перемещает больший объем грунта в час, чем такой же человек с лопатой в руках, а тем более работник вообще без каких-либо инструментов. Такое объяснение представляется, однако, недостаточным по двум соображениям.
Первая проблема состоит в том, что ведь и машины когда-то были изготовлены при участии рабочей силы. Разве тогда рабочие не должны входить в число тех, кому принадлежит доход, полученный с помощью этих машин? Этой точки зрения придерживались прежде всего марксисты. Для Маркса и его сторонников машины были не чем иным, как сгустком труда. Они только накапливают в себе человеческий труд, чтобы затем при их использовании в производстве как бы небольшими порциями возвращать его обратно. То есть такой подход исключал рассмотрение машин в качестве самостоятельного производственного фактора.
Но даже если признать, что процент на самом деле отражает определенным образом производительную деятельность капитала, не привело бы это с неизбежностью в долгосрочном плане к уменьшению его величины до нуля? Предположим, что действительно возможно с помощью капитала получать доход, который не обусловлен никакими производительными результатами. Тогда должен, очевидно, найтись кто-то, кто будет заинтересован в образовании как можно большего капитала до тех пор, пока не возникнет его избыток. Вследствие этого величина процента должна была бы опять уменьшиться и в конечном счете сократиться до нуля.
Впервые систематическому исследованию эти проблемы подверг австрийский экономист Ойген Бём-Баверк (1851–1914). В равной мере он был и экономистом-теоретиком, и политиком. Несколько раз он занимал пост министра финансов Австрии. Несмотря на то что он в полном смысле слова был буржуазным экономистом и входил в число основателей неоклассического направления в экономической науке, он пользовался большим уважением даже среди своих противников. Его учениками были не только такие известные либеральные экономисты, как Йозеф Шумпетер и Людвиг фон Мизес, но и экономисты со скорее социалистическими взглядами – Рудольф Гильфердинг и Эмиль Ледерер.
Бём-Баверк в первую очередь задался вопросом о том, почему люди вообще требуют процент за то, что ссужают свои деньги. Почему бы им просто не удовлетвориться тем, чтобы позднее вернуть данную взаймы сумму в том же размере и без потери изначальной ценности? Отвечая на него, Бём-Баверк назвал три причины.
Первая причина заключается, по его мнению, в том, что в течение трудовой деятельности человека доход в целом увеличивается. Будучи студентом или учеником мастера на производстве, как правило, можно прожить на достаточно скромные деньги. При этом, по крайней мере, можно надеяться на то, что со временем личный доход существенно подрастет. Поэтому 100 долл. для молодого человека, только-только начавшего свою профессиональную карьеру, это очень большие деньги, хотя по прошествии времени он, возможно, будет смеяться, вспоминая эту сумму. Если это так, почему тогда люди не проявляют желания сегодня ссудить эти 100 долл., чтобы получить точно такую же сумму позднее, когда эти деньги будут играть для них гораздо менее значительную роль. Чтобы тем не менее побудить их делать накопления, необходимо показать им перспективу в виде процентного дохода на ссуженную сумму.
Вторую причину для существования ссудного процента Бём-Баверк видел в систематической недооценке будущих потребностей, которые присущи большинству людей. Мы должны хорошо понимать, что в старости нам потребуются денежные средства, и обеспечить их за счет своевременно накопленных сбережений. В молодые годы завершение профессиональной деятельности представляется, однако, событием далеко будущего, и никто не знает, доживет ли он вообще до пенсионного возраста. Рассуждая таким образом, люди, согласно Бём-Баверку, демонстрируют склонность недооценивать свои будущие потребности. И по этой причине они требуют выплаты процента, если им придется отказаться от сегодняшнего потребления в пользу будущего.
Споры о том, насколько состоятельны эти две причины Бём-Баверка, продолжались очень долго. В дискуссиях в основном обсуждался вопрос о том, в какой степени эти причины согласуются с рациональным поведением людей и будут ли эти причины иметь место в условиях экономического спада. Ведь если доходы в целом будут сокращаться, то тогда, очевидно, даже без процента возникнет сильный стимул откладывать деньги на будущее сегодня, пока дела еще идут хорошо. Можно было бы даже показать, что в этом случае теоретически процент мог бы стать отрицательным. Однако на практике подобное едва ли возможно, по крайней мере пока существует возможность накапливать сбережения в стабильной по стоимости валюте. В этом случае очевидно нет никакого смысла вкладывать свой капитал под отрицательный процент, как показал американский лауреат Нобелевской премии Пол Самуэльсон (1915–2009) в известной работе 1958 г. В этом случае также говорят о нулевой процентной ставке, которую по необходимости устанавливают центральные банки в целях противодействия рецессии с помощью дешевых денег. Однако все это имеет отношение к совершенно другой истории, о которой мы поговорим чуть ниже.
3. Третья причина Бём-Баверка
Вначале Бём-Баверк описал только причины для сбережений. Оставалось лишь выяснить, кому нужен созданный в процессе сбережения денежный капитал и почему за его использование уплачивается процент. Попытки дать ответ на эти вопросы можно обнаружить уже у более ранних авторов, например у Нассау Сениора (1790–1864) в его так называемой теории воздержания. Однако Бём-Баверк самым решительным образом дистанцировался от всех прежних теоретических наработок, будучи вообще склонным к тому, чтобы резко отрицательно высказываться по поводу всех теорий процента, созданных до него. Исключение Бём-Баверк сделал лишь для Иоганна фон Тюнена, к научному творчеству которого он относился с огромным уважением.
По-настоящему прорывной вклад Бём-Баверка в теорию процента связан с его третьей причиной. Эта работа сделала его основателем австрийской теории капитала. Бём-Баверк использовал аргумент марксистов, согласно которому машины являются не чем иным, как выражением ранее затраченного труда. Эту мысль он сформулировал следующим образом: работа по изготовлению машин производится в ходе окольного процесса производства. Такой окольный производственный путь отнюдь не бесполезен, напротив, он в высшей степени полезен. Ведь если сначала использовать ограниченную рабочую силу, например, для создания одного ткацкого станка, тогда на более позднем этапе с его помощью можно произвести значительно больше ткани. Чем продолжительнее выбранный окольный путь производства, тем в итоге более производительным будет труд. То есть с точки зрения предприятий процент является зеркальным отражением дополнительной производительности этих окольных путей производства.
Рис. 7.1. Еще Давид Рикардо (1772–1823) пришел к выводу, что труд двух людей в течение одного дня (а), стоит меньше, чем труд одного человека в течение двух дней (б), поскольку он занимает больше времени.
Величина ставки процента выводилась из соединения трех причин. Движение по окольным производственным путям, очевидно, требовало затрат капитала. Поскольку сначала необходимо авансировать заработную плату рабочих, которые, например, изготовляют ткацкий станок. То есть издержки возникают раньше, чем доход. Чтобы перекрыть этот временной разрыв, экономике требуются соответствующие сбережения. Уже представители классической школы видели эту взаимосвязь: они говорили о так называемом фонде заработной платы, необходимом для авансирования заработной платы. Бём-Баверк называл его фондом средств к существованию. В наиболее простом виде применительно к сельскохозяйственному производству его можно представить как определенный запас продуктов, за счет которого обеспечивают питание рабочих, занятых на полевых работах, до того времени, когда созреет новый урожай.