По лезвию катаны

– С надеждой в сердце и с булыжником в руке, – проговорил Артем, забираясь на холм.

С холма он поглядел окрест и еды поблизости не увидел. «Что ж, будем искать!»

Поиски Артем вел, стараясь далеко не отходить от полюбившегося холма с уютной нишей и старательно запоминая особенности ландшафта, чтоб в случае чего быстро отыскать дорогу назад. Он пристально оглядывал ветви деревьев, не сидит ли там какая-нибудь жирная тетерка, всматривался в землю не только на предмет следов, но и в надежде на мелких грызунов, которые могут опрометчиво высунуться из нор и подставиться под булыжник. Артему было уже не до брезгливости, он был согласен и на мелких… на самых мелких грызунов.

Холодный камень приходилось то и дело перекладывать из ладони в ладонь, а освободившуюся кисть засовывать для согрева под мышку. Между прочим, замерзал он все неумолимее. Организм, не получающий должной поддержки в виде горячей пищи, спирта и меховых шуб, все менее яростно перегонял кровь по жилам, позволяя холоду брать над собою верх. Уже плохо помогали энергичные отжимания и приседания, как и разные прочие упражнения, по-настоящему согреть мог только костер.

А поганая живность упорно пряталась и на прогулки не выходила. Как отрезало у живности. Даже какого-нибудь завалящего суслика не вынесло навстречу.

Артему припомнилась очень древняя статья в газете, где некий фанат лесов утверждал, что ни зимой, ни летом в любом лесу не пропадешь. Дескать, той же зимой, разгреби снег и обнаружишь отмороженные и оттого очень сладкие ягоды и даже грибы. Еще, мол, у каждого дерева найдется что откусить, найдется какая-нибудь съедобная часть: у одних корешки, у других вершки, у третьих сердцевина или та же кора. А еще-де опытный лесной человек завсегда сможет наметанным взглядом разыскать беличьи захоронки и набить брюхо орешками там или грибочками. Да и прочие лесные тайны от него не укроются. Артем ограничился чтением той заметки, не стал углубляться в тему, поднимать лесную литературу, списываться с фанатом, вступать в клубы по его интересам. А как бы сейчас пригодилось! Верно говорит простой картежный народ, знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

– А это у нас точно не Сочи, век воли не видать, клоуном буду, – вслух вздохнул несчастный циркач. – И не Рио-де-Жанейро.

«Одно бесспорно хорошо во всей этой блинской истории, – пришло Артему на ум, – дышишь не смогом, не вонючими выхлопами, не ароматами циркового зверинца, а натурально чистым горным воздухом». Да, в другое время он бы бесспорно порадовался такому времяпрепровождению. Воздух, тишина, активный образ жизни.

«Все, – решил Артем, – описываю последний круг и иду добывать огонь. От голода я до завтра не помру, а вот если до темноты не разожгу костер, то подохну точно. И вообще коль суждено загнуться, то лучше проделать это под веселый треск поленьев».

Несмотря на весь свой оптимизм и могучее здоровье, которое за двадцать пять лет серьезно ни разу не подводило, Артем понимал, что с гулянием по холоду в тоненьком трико пора срочно завязывать и следует, опять же в срочном порядке, заниматься костром. Иначе догуляешься до воспаления легких, и тогда как сытно ни перекусывай белками, стрелками и сусликами – вряд ли уже что поможет. Ну, разве что до людей вовремя доберешься, а это не факт, ой, не факт…

Он в который уже раз переложил камень из ладони в ладонь и… И сам вдруг превратился в каменную статую…

Как каменная статуя прилипает неподвижным взглядом к тому месту, куда ее развернули, так и Артем прилип взглядом к просвету в лесу метрах в пятидесяти ниже по склону. В том просвете проскальзывали человеческие фигуры. Люди! Один, два, три… И еще двое. Пятеро доподлинных человеков прошмыгнули невдалеке, их спины еще мелькают за деревьями. Еще не поздно их окликнуть…

Артем сперва даже сам себе удивился – почему он не закричал в полный голос, едва их завидев. Казалось бы, вот оно, долгожданное спасение от холода и голода, радостная встреча с себе подобными. Потом в общем-то понял п о ч е м у.

Он уж было собрался крикнуть, уж было набрал в легкие воздух, но рассмотрел крадущихся, и крик вовремя застрял в горле. Да, именно к р а – д у щ и х с я, никакой оговорки, никакой ошибки, именно так те пятеро внизу и выглядели. Даже более того – они выглядели хищными зверями на тропе охоты.

Эта пятерка представала воплощением неумолимой хищной целеустремленности, не потерпящей у себя на пути любую помеху. Привлекать их внимание – вовремя подсказала Артему его интуиция – такое же разумное занятие, как окликать разведроту спецназа, пробирающуюся по территории врага.

Их плавные хищные движения дополнялись блеском металла, и этот блеск, в свою очередь, отнюдь не переключал мысли на мирный, радужный лад.

И еще одежда. Одежда у этих лесных ребят была такая, что могла заставить любой крик застрять в любой глотке…

Глава третья

ЦИРК СГОРЕЛ, КЛОУНЫ РАЗБЕЖАЛИСЬ

Настоящая храбрость – жить, когда разумно жить, и умереть, когда разумно умереть.

Прини Мито

Артем неотступно двигался следом. В друзья набиваться по-прежнему не тянуло, но отпускать эту пятерку было бы в высшей степени неразумно. И что, вновь оставаться одному посреди леса – незнакомого, холодного и пустого? Вздохнув, поднять с земли камень и вновь возвращаться к своим неандертальским хлопотам? И дичать дальше прямо на глазах? Ну уж нет. Рано или поздно эти хлопчики выведут его к обитаемым местам, куда бы там они сейчас ни собирались. Следует лишь запастись терпением и выносливостью, сжать зубы, превозмочь себя и так далее, и прочая фигня. И идти за ними, идти…

Артем предусмотрительно держался в отдалении, сознательно отпустив этих партизан из зоны прямой видимости. Он не сильно беспокоился насчет того, что вдруг их потеряет. Никуда они не денутся. Поскольку к бесплотным духам они не относились, то следы оставляли: отпечатки ступней на земле, уж совсем отчетливые отпечатки – на снегу (который, слава те господи, еще попадался местами), а также они оставляли позади себя сломанные ветки, примятую траву, черные полосы на белесых от изморози стволах, через которые эти други перешагивали и чиркали по ним подошвами.

Вот так Артем помаленьку превращался в Дерсу Узала или, на худой конец, в Данди-Крокодила, набирался не по дням, а по часам чингачгуковского опыта. Еще немного – и, прижав ухо к земле, сможет расслышать топот далеких всадников, прижимаясь к стволам, будет разговаривать с деревьями, начнет понимать хитрый птичий язык.

Между тем в предприятии под названием «Лесная слежка» таилась еще одна опасность – выдать себя неосторожным звуком. Хрустнуть, шорохнуть. Однако, как выяснилось на практике, кто умеет ходить по канату, тот сумеет бесшумно пройти и по лесу – в одном и другом случае работают одинаковые навыки: не сразу опускаешь всю ступню на опору, а постепенно, перекатом, как бы сперва прощупывая опору под собой. И если под ногами почувствуешь ветку, всегда есть в запасе миг, чтобы сдвинуть ступню или одернуть ногу.

«Куда же они крадутся? А ведь именно крадутся, никаких сомнений, – недоумевал Артем. – И почему в фольклорных одеждах? Или в китайской глуши все ходят в народной униформе?» Одежды этих субчиков, насколько сумел разглядеть Артем, отдаленно смахивали на прикиды, в которых по штатовским блокбастерам разгуливали японские самураи. Правда, именно что о т д а – л е н н о – как кафтаны певцов в опере «Иван Сусанин» лишь отдаленно напоминают реальные крестьянские одежды того времени.

А еще за спинами этих партизан Артем приметил ножны, из которых торчали рукояти, оканчивающиеся небольшой круглой гардой. Судя по очертаниям ножен, в них покоились слегка изогнутые мечи. Здорово смахивают на японские, а? На те, какими машут в кино всякие там Умы Турман, да и вообще все кому не лень. Впрочем, выводы, конечно, скороспелы, не подкреплены ничем, поэтому следует пока остановиться на очевидных фактах. А они таковы: лесные братья вооружены, и этого довольно, чтобы не пытаться чем-либо привлечь их внимание.

«Китай, дикий горный Китай, дикие малоимущие люди, у которых на огнестрельное оружие не хватает юаней и они ходят с дедовскими шпажонками» – вот о чем вдруг подумал Артем. Он не сомневался, что по-прежнему находится в Китае, только вот одно непонятно – каким манером его из славного города Шанхай перенесло в горы. Вполне возможно, в конце концов отыщется объяснение, напрочь лишенное всяческой мистики и фантастики. Например, такое: то, что сознание Артема восприняло как связную, неразрывную цепь событий, на самом деле имело разрыв. Падение – забытье – горы. Между падением и горами, то есть в состоянии забытья, с Артемом могли учудить что угодно. Например, проклятый клоун наказал своим подельникам везти разбившегося акробата не в больницу, а в горы, там оттащить подальше, завалить снежком и бросить на подыхание… Стоп, стоп, приятель! Если я все же разбился, то где следы падения? Ладно уж, не переломанные кости, но хотя бы завалящий синячок? Нету. Значит, версия не годится. Надо придумывать новую.

За всеми перипетиями последнего часа Артем начисто забыл о холоде и голоде. Не иначе, в кровушку произошел мощный впрыск адреналина, который намертво заглушил все дискомфортные ощущения. Оно, конечно, весьма кстати, да вот только как бы в скором времени не аукнулось болячками да хворями…

Опа! От неожиданности Артем присел, на корточках перебежал под прикрытие ближайшего ствола и за ним залег. Вот оно как! Его фольклорные друзья, оказывается, устроили привал, сгрудились в кучу, о чем-то шушукаются. Хорошо, что смотрели не в его сторону, а прямо в противоположную, иначе могли бы и заметить. «А ведь определенно сабельки смахивают на японские. Ну, мечи, мечи, – сам себя поправил Артем. – Дело-то не в терминологии, а в…»

«Стоп, стоп! А это у нас что такое? Никак дым? Ну да, дым! Над деревьями поднимается тонкой струйкой дым. Так, так… Судя по протяженному просвету, впереди находится что-то вроде распадка. И там обосновались люди, потому что дым – это не что иное, как жилье или стоянка людей. Вах, вот что будет совсем некстати, если сейчас вдруг возьмет и подаст голос желудок, не вовремя разурчится, как давеча урчал. Пожалуй, могут услышать». Хоть Артема и отважную пятерку разделяет метров двадцать-тридцать, но уж очень тихо в лесу. Как верно поется в знаменитой песне: «Тихо в лесу, только не спит Алсу…»

Опа! Ребята явно задумали обходной маневр. Двое шмыгнули в одну сторону, двое в другую, один остался на месте, ни дать ни взять центральный нападающий. Этот форвард приник к земле, замер в позе низкого старта. Небось, в энтой самой позе и станет дожидаться, образно выражаясь, ба-баханья фольклорного стартового пистолета.

Вроде бы кое-что начинает проясняться. Итак, подводим промежуточные итоги, отгоняя мыслями холод (который – вот что значит полная неподвижность – снова напоминает о себе, наплевав на все адреналиновые допинги). Итак, группа лесного захвата, фольклорный спецназ или как там его зовут, пришел на место проведения а к ц и и, каковая – есть такое мнение – заключается во внезапном выскакивании из кустов с лихим выдергиванием шашек из ножен и в последующем удалом наскоке на врага. Ну, а какова будет наша роль? Зрительская наша роль, какая же еще. Поскольку кто прав, кто виноват, нам неведомо, то и дело наше сторона. Будем издали созерцать, а дальше поглядим по обстановке. Как не нами было подмечено, нечего соваться в чужой монастырь со своим уставом. Тем более когда неизвестно, за каких богов болеет тот монастырь и в каких краях-мирах, собственно говоря, находится. Наше дело маленькое и сугубо личное: шкуру свою сберечь, а равно потроха и прочий ливер, под ней находящиеся, согреть, обуть ее, эту шкуру, и накормить.

Сигналом к атаке послужил короткий резкий свист, донесшийся откуда-то слева. «Центрфорвард», чьей спиной Артем уже вдоволь успел налюбоваться, сорвался с места, что твой спринтер, ломанул вперед под горку и моментом скрылся из виду.

Теперь опасаться было вроде бы нечего, и Артем тоже покинул свое убежище и тоже бегом. Одолел расстояние до места, где еще несколько секунд назад прятался партизан-«центрфорвард». Ба, да тут, оказывается, мы имеем преотличный наблюдательный пункт, отсюда много чего можно увидеть.

Сейчас Артем видел внизу небольшую долину, по центру которой протекал извилистый и узкий горный ручей. На поляне между ручьем и лесом стояли хижины, числом – Артем не поленился пересчитать – восемь. Хижины были сооружены из прутьев и натянутых между ними шкур и напоминали индейские вигвамы. Лесная деревня была обитаема. Возле хижин возились дети, вон какая-то женщина пронесла охапку хвороста, бросила возле костра, на котором что-то варилось в котле, еще одна женщина стирала в ручье, вон мужичок сидит на поваленном дереве спиной к Артему и, похоже, что-то мастерит. С такого расстояния Артем, разумеется, лиц разглядеть не мог. Между прочим, и женщин от мужчин отличить было непросто – и те, и другие в одинаковых серых штанах, в одинаковых куртках мехом наружу. Женщин отличать приходилось по длинным волосам и пластике движений. А детей от взрослых – по росту, конечно же.

Зато преотлично виден был Артему «центрфорвард»: вон он сбегает по склону, петляя между деревьев, вот достигает дна долины, выскакивает на открытое пространство, бежит по траве, бежит по камням, перепрыгивает ручей. Вот он выдергивает из заплечных ножен меч и издает боевой клич.

Клич подхватили остальные четверо, с разных сторон вырвавшиеся – и довольно слаженно, следует признать – из леса и не притормаживая рванувшие к хижинам. Получилось кольцо, из которого – как Артему виделся замысел боевой пятерки – никто не должен выскользнуть. Тонкие изогнутые мечи грозно блестели в их руках. А один из героев бравой пятерки в левой руке сжимал еще и кинжал.

Нападающие не стали тратить время на призывы вроде «Стоять! Все на землю, сопротивление бесполезно! Работает китайский ОМОН!». Нападающие сразу стали нападать.

Один из них подскочил к ближайшей хижине, двумя взмахами меча крест-накрест разрубил натянутую между шестов шкуру и запрыгнул внутрь.

Другой саблист-мечевик увернулся от брошенного в него котла и тут же заплясал на месте, заполошно тряся рукой – это его достал брызнувший из котла кипяток. Но едва шок прошел, он снова кинулся на обидчика… вернее, на обидчицу. А женщина вовсе и не намеревалась спасаться бегством. Она выдернула из костра две дымящиеся головни и, вертя ими чертовски ловко (уж Артем в этом знал толк, он даже успел подумать: «Немного поработать, и можно ставить в номер к жонглерам»), принялась кружить вокруг ограждающих костер камней. От первого выпада человека с мечом она ушла, отпрыгнув в сторону, и даже сама попыталась достать его по лицу головней, но промахнулась.

Внимание Артема переключилось на «центрфорварда», знакомого ему лучше прочих лесных братьев. Тот преследовал женщину, которая до нападения стирала в ручье, и на полпути от ручья к хижинам он ее настиг. А настигнув, вонзил в спину клинок. Просто взял и вонзил, без зазрений и колебаний. Выдернул окровавленную сталь из тела и переключился на новую цель. А новой целью для его меча стал ребенок (Артему с его НП не было видно, мальчик или девочка), который до нападения что-то складывал из сучьев неподалеку от ручья. Не иначе, у малыша от ужаса отнялись ноги и он никак не мог заставить себя вскочить и побежать.

Однако расправу над ребенком герою пришлось отложить. Потому что он вынужден был переключиться на взрослого – выскочив из-за ближайшей хижины, с воплем, который слышал даже Артем на своей высотке, к «форварду» несся мужчина с деревянной рогатиной в руках. Готовясь отражать атаку, «форвард» принял боевую стойку: одна нога впереди, колени чуть согнуты, меч он сжимал обеими руками, чуть отведя его в сторону…

Своя шкура, она, конечно, дороже. И своя рубашка, даже если это всего-навсего трико с блестками, бесспорно ближе к телу. Однако преспокойно смотреть с холма, как кромсают в капусту детей… Как-то так получилось, что Артем терпеть ненавидел, когда мучают, а уж тем паче убивают детей и животных.

Не то чтобы Артем был весь насквозь преисполнен благородства. Отнюдь, как говорят графини, отнюдь. Он вовсе даже не принадлежал к киношным героям, которые кушать спокойно не могут, когда видят несправедливость, и, случись что плохое, тут же лезут вмешиваться: защищают слабых, вырывают блондинок из лап чудовищ, лупят почем зря бедных байкеров. Артем не стал бы ввязываться в это гнилое междукитайское дело ну хотя бы по уже изложенным мотивам: неизвестно, что здесь происходит, кто прав, кто виноват. Быть может, по лесным тропинкам подкралась группа мстителей, которая пришла расквитаться за своих невинно убиенных жен и детей.

Но дети, в любом случае, ни при чем. А раз так и коли ребенок еще жив, то надо попробовать его спасти. А спасти можно, только если действовать немедленно. А если не действовать, то дите точно добьют – китайцу с рогатиной против меча долго не выстоять.

Все эти думы Артем додумывал уже на ходу, сбегая маршрутом «центрфорварда» по склону. По пути он хватался за стволы и тем самым притормаживал, чтобы не перебрать со скоростью и не загреметь по каменистому склону, ломая кости об валуны.

А страха не было. Ну, не было страха, и все тут! То ли отморозило весь страх горно-китайским холодом, то ли после того, как один раз умрешь, уже ничего не страшно, то ли что-то еще, но факт есть факт – Артем ни черта не боялся. Он плохо представлял, как он попрет голой пяткой на шашку, и решил работать номер на импровизации. Не ввязаться он не мог, а потому нечего горе горевать, раз ввязался.

Перескочив ручей, Артем подхватил первый попавшийся булыган. Чтобы явиться уж не совсем безоружным, чтобы видели, гады, что он не ластиться к ним пожаловал, не дружбы хороводить…

Вот так! Чего и следовало ожидать! Мужик с рогатиной продержался недолго и никакого урона своим страшным деревянным оружием причинить хозяину меча не смог. Последний играючи ушел от выпада, которым его попытались поднять «на рога», и решил вопрос в три взмаха меча. Первым взмахом меч отсек «рога», превратив рогатину в дубину, вторым – подсек коленные сгибы, заставив противника рухнуть на колени, третьим – снес голову.

А ребятенок, для которого погибший человек выиграл достаточно времени, чтобы тот смог добежать до леса, почему-то этого не сделал, может быть, все никак не мог прийти в себя от испуга и по-прежнему сидел на камнях и ревел.

Но дите малое пока не интересовало хозяина меча – «центрфорвард» повернулся к набегавшему Артему, которого, разумеется, уже заметил и поджидал, приняв все ту же боевую стойку. Герой жестокости и меча не выразил удивления ни жестом, ни мимикой, ни какими-либо восклицаниями. И вообще не позволил себе никаких эмоций по поводу появления на арене еще одного персонажа в необычных одеждах и с явно неместной физиономией. Видимо, этот гад, когда требовалось, умел начисто отключать эмоции. Кстати говоря, хорошее качество для циркача, работающего «смертельные» номера.

– Лягай, фашист!!! Граната!!! – что есть мочи проорал Артем и швырнул булыган. Но кинул не под ноги, как швыряют гранаты, а метя вражине в голову – а так с гранатами обращаются крайне редко.

«Центрфорвард» уклонился от камушка еле заметным кивком. Уклонился ловко и хладнокровно. «Во, гадина! – не без восхищения подумал Артем. – С такими нервами надо дрессурой хищников заниматься, а не по лесам шастать и людишек резать». Артем остановился и подобрал следующий камень, приноравливаясь, подкинул его на ладони.

Но стоять с гордым видом на месте и уворачиваться от булыжников в планы «центрфорварда» явно не входило. С жутчайшим свистяще-клекочущим воплем, подняв меч, убийца бросился на Артема.

Но вот беда – и в планы Артема Топильского на этот вечер никак не входил честный поединок один на один в духе Пересвета и Кочубея и прочих легендарных рыцарей. Никто не спорит – крайне почетно быть благородно зарубленным в богатырском поединке, но отнюдь не всегда этого хочется. Артему вот точно не хотелось, потому он кинулся наутек, а бегал он быстро, куда там угнаться каким-то боевым китайцам. Слыша за собой не стихающий вопль и угрожающий шорох камней, Артем подбежал к заранее намеченным валунам, вскочил на один из них, промчался по каменной горбине и перепрыгнул на другой валун, находящийся от первого метрах в трех. Долетел, разумеется. Сильно оттолкнулся ногами от каменного тулова, перевернулся в воздухе, мягко приземлился по ту сторону валуна и обернулся.

Гражданин преследователь сильно подотстал. Думается, от такой прыти герой колюще-режущего труда растерялся. То-то он перестал орать и в задумчивости притормозил возле первого валуна. Не иначе, осознал, что угодил в весьма дурацкое положение: пока его товарищи по холодному оружию ведут бой за деревню, он вынужден гоняться за одним-единственным прохвостом, да и того, похоже, не догонит.

Пользуясь вражеской заминкой, Артем закричал что есть мочи:

– Беги, пацан, в лес! В лес, в лес! Да беги ж ты!

И, не надеясь, что китайчонок его поймет, замахал рукой. «Может, это не пацан, а девчонка, кто их тут разберет, – вдруг неуместные мысли посетили российского акробата. – Юная китайчиха, другими словами».

Но некогда было предаваться посторонним раздумьям – «центрфорвард» решил-таки никого более не преследовать, а бежать к товарищам-карателям, пособлять в карательском труде.

«Э-э, нет, приятель! Так мы не договаривались!» – Артем схватил каменюгу поувесистей, вскочил на валун и запустил вдогон. Попал. Еще бы потомственный циркач, друг жонглеров, выпускник циркового училища и промахнулся! Камушек угодил точнехонько промеж лопаток. «Центрфорвард», вскрикнув, выгнулся назад и резво развернулся. Наконец-то на узкоглазой физиономии отразились хоть какие-то эмоции: сперва ее перекосила ярость, а потом на ней проступило безмерное презрение.

Артем тем временем присмотрел очередной булыжник. Отпускать «форварда» на волю он не собирался. А собирался разыграть с лесным братом репризу незабвенного коверного Жоры Астахова под названием «Боксер». Смешная была реприза. Жора изображал худенького боксеришку из «веса пера», а его напарник, одетый в надувной костюм культуриста, в негритянской маске и курчавом парике, с рожей, намазанной коричневым гримом, в громадных надувных пластиковых перчатках, изображал негра-тяжеловеса. Жора, вопя от притворного ужаса, бегал от негра по всему цирку, прятался за униформистов, которым и доставались негритянские тумаки, носился по зрительским рядам, заставляя зрителей визжать, шарахаться, прикрываться сумочками. Примерно такой же беготней надумал заняться Артем, с той лишь разницей, что не рассчитывал услышать восторженный визг зрителей. Но зато уж на славу он погоняет злобного «форварда», отвлечет его от детей и женщин, и у последних появится время сбежать в ихнюю китайскую тайгу. В конце концов, и он сам, Артем Топильский, всегда сможет убежать в лес, как бы там ни разворачивались боевые действия.

Чтобы «форвард» вдруг не надумал махнуть рукой на увертливого и быстроногого незнакомца, Артем сперва спрыгнул с валуна на землю, оказавшись в зоне прямой доступности, потом стимулировал врага парочкой неприличных жестов, а уж опосля загарцевал вдоль валуна знаменитой издевательской иноходью боксеров. И еще стал молотить по воздуху кулаками и подманивать «форварда» пальцем, мол, комон, бойс, комон, или слабо́?

Те боксеры-профессионалы, которые психически послабже, на этакие вот провокации покупаются легко и быстро, кидаются вперед сломя голову и давай наносить беспорядочные, неподготовленные удары, тем самым готовя себе нокаут. Похоже, и «центрфорвард» купился на дешевый трюк – судя по его глазенкам, превратившимся в щелочки, и по шипению, которое он издавал.

Опа! Артем кое-что заметил на земле, и это «кое-что» вмиг породило план. Рискованный, конечно, план, но… Но разве, перепрыгивая с трапеции на трапецию под куполом цирка, он рисковал не меньше? Ежедневно рисковал, заметьте…

Артем заставил себя выждать еще секунду-другую, чтобы враг подобрался поближе. Потом быстро нагнулся, загреб ладонью речного песку и швырнул в лицо набегающему «форварду».

Кабы не выгорело – у Артема оставался еще миг-другой на то, чтобы крутануть сальто назад и избежать неприятного контакта с отточенной сталью, а потом и отбежать как можно дальше.

Но выгорело. «Форвард», вскрикнув, остановился и инстинктивно накрыл глаза свободной от меча ладонью. Правда, ему хватило соображения не тереть глаза руками. Да и вообще ни малейшего следа паники в действиях «форварда» не прослеживалось. Промаргиваясь, он принялся крутить вокруг себя мечом. Мечом этот гад, не отнять, орудовал мастерски, выкручивал такие восьмерки, что подобраться к нему безоружным и не попасть под рубящий воздух на ломти клинок было делом почти безнадежным.

Но в том-то и дело, что Артем не собирался лезть под меч совсем уж безоружным. Он поднял ранее примеченный камень – широкий, плоский, похожий на обелиск. Шагнул к ослепленному противнику, выгадал момент и подставил камень под меч.