Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой

– Отсюда. Милослава сначала глаз не спускала, потом успокоилась. Думала, что сбежишь? Или зачем-то руки на себя наложишь, как показывал. Или, как воображает мелкая, – Тома кивнула на подкармливавшую лошадь Зарину, одновременно косившуюся на нас, – колданешь как-нибудь. Ты же ангел, вдруг умеешь?

Она сглотнула вырвавшийся смешок.

– По коням! – поплыло над лесом.

Зарина приглашающе помахала Томе. Мне помогли взобраться за щит царевны. Деревянный изнутри, ко мне он был обращен холодным начищенным металлом. На щитах в этом мире рисовали узоры, цветы и орнаменты – как и на бляхах ремней, на пластинах лат, ножнах, шлемах, седлах и прочей ерундистике, что усердно покрывалась гербами их носителями на родной Земле. Столь наплевательское отношение к геральдике и принадлежности к определенному дому напрягало. Впрочем, я западных фильмов насмотрелся и книжек о рыцарях начитался, а о том, как заведено у моих предков, понятия не имею. Может, было именно так, и передо мной именно они?

Когда дорога снова принялась вытрясать душу из привьюченого, словно бурдюк, тела, я спросил:

– Можно три вопроса?

– Только три? – Благодушие и покой царили на лице Милославы.

– Для начала. Но очень волнующие. Куда едем, зачем и, главное, что с нами будет потом?

– Правильные вопросы.

Милослава с минуту что-то обдумывала, словно распределяла файлы по папкам «говорить» и «не говорить».

– Первое. «Куда», – вскоре начала она. – В башню Варфоломеи, цариссы Западной границы. Самой сильной цариссы региона.

– Ты ее дочь? – с большой долей уверенности предположил я.

А в уме щелкнуло: «регион» – словечко явно не из лексикона предков. И построение фраз похоже на современный мне язык, а никак не на что-то самобытно-древнее.

Царевна кивнула.

– И Карина с Зариной. И не только. Говорю же: самая сильная. Теперь – «зачем». Мы обязаны доставить ангелов в крепость. Для этого нужно собрать надежную свиту, чтобы не получилось как с Гордеем. Боец был знатный, а думалка хромала. Еще: ангелы, вообще-то, ничьи, но при желании могут стать чьими-то, вот и появилась мыслишка…

Словно ужалило: чьи-то? Нас хотят приватизировать?

Общество религиозного фанатика и обманщика Гордея вспоминалось во все более радужных тонах. Впрочем, несмотря на выказываемый пиетет, он тоже считал нас имуществом.

– Что будет потом? Скажу одно, – продолжила Милослава, – все будет по закону. Как – не знаю. Третья заповедь гласит: соблюдай закон. Так и сделаем.

– Гордей тоже упоминал заповеди, – припомнил я. – У вас, должно быть, другая нумерация. Впрочем, и у нас в разных конфессиях по-разному. Последняя у вас тоже «не возжелай жену ближнего своего» или что-то другое?

– Как?! – Милослава подавилась воздухом, а затем заржала громче своей испугавшейся гулко вторившей лошади. – Слов нет, одни междометья. А четвертая? Ну-ка, повесели еще.

– Почитай отца твоего и матерь твою, – хмуро сказал я.

– Придумают же, – чуточку успокоилась Милослава. – Сказано: почитай матерь свою и чужую, ибо Алла, да простит Она нас и примет, дала нам мир, а они дали жизнь. Четвертая заповедь звучит только так, отступление – грех. Грех – это смерть. Ясно?

– Угу.

Царевна почти не управляла конем. Ищейкой, взявшей след, тот сам находил дорогу. Или у здешних коняк навигатор в голове? Как у наших голубей, отчего они всегда возвращаются.

Скорее всего, Милослава часто ездит этими местами. Самое скучное объяснение обычно самое правильное.

В начале разговора справа приблизилась Зарина с Томой за плечами. Розовенькие ушки обратились в локаторы. Милослава шуганула ее неким крепким словцом, дальше нам никто не мешал.

– Почему ты сказала Гордею «Вы вымираете»? – нарушил я молчание. – Кто вымирает?

– Их семья. Совсем слабая. Теперь еще лучшего бойца лишилась. – Задумавшись, царевна стрельнула глазами по сторонам и выдохнула, пересилив себя: – А как жизнь у вас? Там?

Ее палец пронзил небо.

Сказать, что вопрос меня поразил – ничего не сказать.

– Закон запрещает слушать ангелов, – напомнил я. – Не слушать истории ангелов, не спрашивать о нашем мире. Кто слушал – жуткое наказание.

– Именно, – спокойно согласилась царевна. – Но закон есть закон, а жизнь есть жизнь. Так как там у вас?

– Не боишься?!

– Наслушались алла-хвалинских идиотиков? Заруби на носу или где хочешь: человек отвечает только за то, что докажут. Мы здесь вдвоем. Во всевидящее око Аллы я не верю. Значит, если не проболтаемся, никто не узнает. Где никто не знает, закон бессилен.

Вспомнилось, как в одном школьном кабинете кто-то расписал стену паскудными надписями. Принялись искать виновных. Валерий Вениаминович сказал: «Он был один». «Почему вы так уверены?» «Было б хотя бы двое – я уже знал бы».

– А если проболтаюсь я? – Хотелось бы видеть глаза Милославы, но в доступности был только зад, а он эмоций не выдавал. – Мало того, специально сообщу?

Царевна, как нарочно, поерзала в седле, устраиваясь удобнее. Равнодушно раздалось:

– И что? Кто тебе поверит, если я, царевна, буду отрицать? Ты моложе, беспокойней, фантазия богата. Вскоре свои интересы могут возникнуть. Мое слово окажется весомей. А с тобой однажды произойдет несчастный случай.

Оп. Я заткнулся. Искренне верующие отныне нравились мне больше. Ненавижу местных атеистов.

– Так как же там у вас?

– Нормально у нас.

Бронзовый щит встал холодной стеной не только между телами.

Лес кончился. Царевна чуточку расслабилась, остальные тоже повеселели.

– Наша земля! – за последними деревьями звонко объявила Зарина.

Счастливая улыбка осветила ее лицо, руки раскинулись, обнимая мир. Угораздило же родиться в подобной семейке. Пары лет не пройдет, будет как остальные – прожженной циничной убийцей. Пока же малявка единственная из туземцев вызывала хоть какую-то симпатию.

Под нами колосилось поле, засеянное чем-то. Какой-то культурой. Из меня агроном, как из Милославы Франциск Ассизский. Это такая мать Тереза, только мужик.

Небо потихоньку сгущалось темнотой.

– Успеем, – прикинула царевна.

Через полчаса поле сменилось широкой утоптанной дорогой, первой в этом мире. Надеюсь, не единственной. Лошадям стало легче.

Мои руки обнимали ледяной металл талии царевны, пальцы цеплялись за портупею. Живот, грудь и щека терлись о щит. Вперед смотреть я не мог, но приободрившиеся и радостно засуетившиеся окружающие подсказали, что мы куда-то приближаемся. Отряд поднажал и перед закатом прибыл к охраняемым воротам.

– Спешиться! – бросила царевна.

– Что там? – не утерпел я.

– Цекада, – с радостью «объяснили» мне несколько голосов.

Частокол из высоченных заостренных бревен был мрачен и суров, он вызывал необъяснимое ощущение надежности. Неплохое сооружение. Регулярное войско штурмом его, конечно, возьмет, а от волков и лихих людей – защита.

– Хочешь жить – молчи, – прошипела Милослава Шурику. – Притворись потерявшим сознание, а лучше мертвым.

– Царберы! – У восхищения Зарины предел исчез как понятие.

Во все двадцать два глаза (так казалось) таращась на выступивших вперед красавцев-богатырей, она выпячивала грудку и тянулась макушкой вверх, пытаясь выглядеть хоть немножечко выше. И старше. И это могло получиться – у другого. Но не у нее.

Ярко-желтые плащи покрывали доспехи царберов. Прямоугольные щиты защищали две трети туловища. Витиевато изогнутые шлемы единого образца имели налобник, нащечники и ниспадающие на затылок бармицы, а на верхушке красовался султан из конского волоса. Руки и ноги – в бахроме бронзовых пластин, грудь и спину закрывала мощная кираса. Царевны, царевич и принцы ничем подобным не блистали, отчего сразу стали пресными и легковесными. Как кузнечик рядом с жуком-бронзовиком.

Наверное, царбер – это солдат. Войник по-местному. Выясню, когда говорить не станет преступлением. Вон как Милослава зыркает, чтобы мы вели себя прилично.

Двое царберов приготовились записывать въезжающих на пергамент.

– Милослава, Карина и Зарина Варфоломеины, – отчеканила царевна. Пропустив вперед сестер, она перечислила остальных. – Ангелы Тома и Чапа. Дорофей и Порфирий Милославины.

Мужья царевны внесли Шурика.

– Крепостной Западной границы Щербак. Порван волками.

«Не лжесвидетельствуй!» – вспомнилась заповедь.

Ворота словно с болью в суставах отворились.

– Цекада. – Зарина обвела руками уходящий вдаль и закругляющийся там забор, словно объяснив этим что-то.

– Цикада?

При чем здесь невыносимо трещавшее по ночам насекомое?

– Царский караван-дворец, цэ ка дэ. Мы говорим – цекада.

Ясно, караван-сарай в местном антураже. По мне, так просто постоялый двор. Именно двор, где за оградой вдоль одной стены даже по запаху определялась конюшня, к другим лепились грубо сляпанные лачуги, перетекавшие одна в другую. Между конюшней и жильем дымила кухня, около нее торчал бревенчатый колодец с навесом. За жильем, перебивая ароматами кухню, располагалось отхожее место.

Зря я назвал домики жильем. Скорее, это были служебные помещения. Казарма, оружейная, склады.

Весь центр занимала огромная поляна-лежанка. Благородные первыми занимали место, сопровождавшие их низкорожденные располагались вокруг, как школьники на перемене вокруг нового гаджета. Мы последовали общему примеру.

Удивительно, но среди ночевавших в цекаде, как и среди всех, встреченных в новом мире ранее, не было ни толстых, ни худых. Видимо, у хилых от местной жизни масса нарастает мышцами, а у жирных выплавляется.

– Милослава? – раздался удивленный оклик.

– Это Дарья, царисса школы и Грибных рощ, – заговорщицким шепотом сообщила Зарина. – Наша соседка.

– Кого вижу, Милослава, как выросла и похорошела!

– Доброго здравия, царисса Дарья.

Группа гуськом выдвинулась в ту сторону. Милослава, наш бравый караванщик, лавировала между лежавшими компаниями, как в свое время я на сочинском бесплатном пляже, с кем-то здоровалась, кого-то демонстративно игнорировала.

Перед цариссой все встали по струнке, едва каблуками не щелкнули.

Лет около сорока, чуточку дородная, но не настолько, чтобы выпирать из боевых доспехов. Илья Муромец в юбке. Впрочем, здесь все в юбке. Экипировка похожа на царевнину, но несравнимо богаче. Поножи и наручи уже сняты, остальное блистает, как только что выкованное. Нагрудная броня красиво обрисовывает немаленькие выпуклости. Оплечье могучее, многослойное, и вообще: в целом металла на цариссе раза в три больше, чем на тоненькой воинственной царевне. И главное отличие: желтая зубчатая корона по ободу шлема.

Такого я еще не видел, кроме как в кино. Настоящая корона на голове настоящей повелительницы. Смущала небольшая деталь: сия повелительница располагалась на травке посреди огороженной лужайки вместе со всеми – с мужьями, со свитой, с бойниками и крепостными. И это коронованная особа?! Чего-то я в местной жизни еще не понял.

Кстати, шлем, хоть коронованный, хоть обычный, здесь не снимали. От слова совсем. Если только на ночь, и то не факт. Пока своими глазами не увижу, буду считать, что он часть тела.

Свита цариссы держалась поодаль, как бы в тени. Как мы. Вроде бы все здесь, но, пока не окликнули, не существуем.

– Я же тебя такой помню, – женщина изобразила жест, каким рыбаки изображают улов среднего размера. – Сколько зим стукнуло?

– Девятнадцать, царисса Дарья. Откуда и куда путь держите, если дозволено любопытствовать?

– Отчего ж. Домой, от вас. Приезжала за девочками, а они, оказывается, здесь, с тобою.

– Значит, забираете Карину и Зарину?

– Пора им вольным воздухом подышать. Себя вспомни.

– Все помню, царисса Дарья, вашими заботами человеком стала. Мир видела. С людьми познакомилась.

Царисса благодушно огладила Милославу по плечу:

– Важно, что Закон приняла в сердце, остальное приложится. Гляжу, сегодня здесь все Варфоломеины дочки собрались. – Она окинула взглядом царевнино сопровождение, внимательно остановившись на каждом. – Что-то Лисаветы не видно.

– Она с вечера на границе.

– Как же? Только что здесь мелькала, – царисса покрутила головой.

– Лисавета – здесь?! – Взгляд Милославы цепко пробежался по каждой фигуре, каждому лежащему телу, каждой вещи, за которой можно спрятаться.

Короткий злой выдох сообщил нам результат.

– Странно, – пожала плечами царисса Дарья. – У меня безупречная память на лица.

В глазах Милославы бесилась неизвестная мысль. Мысль нужно было обдумать в одиночестве, но сначала требовалось закончить здесь.

– Карина, Зарина, – позвала Милослава. – Едете в школу с цариссой Дарьей. Ангелов доставим без вас.

Царисса вскинула левую бровь:

– Ангелов?

Милослава кивнула.

– Вот, – прицельный мах подбородком указал на нас. – Двое. Нужно доставить в крепость. Для начала стараемся добраться до дома.

Царисса изволила нас отпустить:

– Отдыхайте. Утром заберу девочек.

Глава 2

Сон не шел. «Дно» туловища жалобно ныло, непривычное к долгим верховым прогулкам. Я ворочался на земле, тело пыхтело и страдало, пытаясь найти оптимальное положение. Не находило. Рядом, кутаясь в халат, так же мучилась Тома. Остальные дрыхли как цуцики. Если когда-нибудь посчастливится воспользоваться поисковиком, надо посмотреть, кто это.

Гм. Если.

Ну и ладно. Никакого комфорта, зато под охраной. Вот главное удобство караван-сарая.

Пожалуй, единственное.

Глаза и мысли устремились в небо. Луна здесь та же, в той же фазе: почти полнолуние. Про звезды не скажу. Знаю только Большую Медведицу. Она присутствовала. На месте или как – большой вопрос. Помню, ее наличие указывает на северное полушарие. Дома мы и были в северном. Выходит, теперь тоже в северном, только южнее: откуда-то ведь взялись тепло и горы. Разберемся, всему свое время.

Перед сном поужинали. Вареные овощи с неизменной кашей и вкусными соусами усвоились на ура, а компот со временем потребовал выхода. Лунный свет позволял ориентироваться. Стараясь ни на кого не наступить, я побрел в отхожее место. Среди ночи в нужной точке не было никого, не считая мелкого карапуза. Из-под его единственного одеяния – длинной, до колен, полотняной рубахи – торчали босые ноги. Круглые глаза мальчугана, проводившие меня до стенки, наполнились ужасом:

– Ты зе ангел, я слысал! Лазве ангелы…

Детская ладошка испуганно прикрыла лицо.

– Думаешь, ангелы не люди? – сонно огрызнулся я и, закончив дело, запахнул изрядно помятые за ночь полы халата.

Мелкий ночной сотоварищ все еще стоял позади с открытым ртом. Обернувшись, я зачем-то состроил жуткую рожу. Пацан мгновенно вспомнил, зачем пришел, и сделал это прямо на месте. Мне стало стыдно.

– Не бойся, я не кусаюсь.

– Ты тосьно ангел? – Мальчик машинально сделал шаг назад.

– Точнее не бывает. Прямиком с того света.

По дороге обратно внимание привлекла одна странность. Когда я отходил, Милослава лежала, раскинувшись, между мужей. Сейчас она располагалась с краю, сдвинув в центр Дорофея. Зачем-то поменялась.

Боковое зрение уловило движение, я резко обернулся. Полная луна делала мир контрастным, четким, мрачно-колдовским. На крыше подзаборного строения отчетливая фигурка в легких латах и шлеме красиво прогнулась назад, в отведенной правой руке – палка. Нет, копье. А отвод руки оказался замахом. Фьюффь!

Копье унеслось в центр общей лежанки. А если конкретно – прямо в нашу компанию. Шмяк! – воткнулось оно между локтями и коленями спавшего на боку Дорофея. Лежал бы он на спине…

Милослава вскочила. Сна ни в одном глазу.

– Там! – крикнул я, указывая пальцем и своим криком будя половину поляны.

По наклону копья Милослава определила направление раньше. Мы вместе проводили взглядом фигурку до забора и за него. Преследовать нет смысла – пока через людей добежишь, пока взберешься на домик, пока перемахнешь… а там, может быть, засада.

На мой вопль прибыли царберы.

– Что случи… Понятно.

Длинное древко, торчавшее в траве между людей, говорило за себя. Проснувшийся Дорофей тер глаза.

– Где виновник? – осведомился начальник стражи.

– Утек через забор, – высказал еще один страж, подошедший от ворот. – И как только ноги не переломал. Я поздно увидел, даже сигнал подать не успел.

– Там, наверняка, его подмога ждала, – рассудил начальник, глядя в сторону забора. – Не один же он. В ночь-то.

Милославу бесило их равнодушное спокойствие.

– Как насчет погони? – встряла она. – Время уходит.

Стражи хмыкнули:

– В ночь никто искать не пойдет. И не в ночь не пошли бы, никого ведь не убили. Поигрались, постращали – дело житейское. Ложная тревога.

– Запомните, – подытожил главный царбер, – мы охраняем от врага, а не от внутренних разборок великосветской шушеры. Всего хорошего.

Вот так, инцидент исчерпан. Они попытались уйти.

– Стойте, – воскликнула Милослава. Она, пронзенная, истекала бы сейчас кровью, если бы не принятые меры и не случай. – Давайте сверим списки! Преступник был среди нас. Он въезжал в ворота. Он же не влез снаружи?

– Снаружи было чисто, – подтвердил царбер – наблюдатель за периметром.

– Придется обойти и опросить всех. – Начальник стражи со скрежетом почесал покрытый бронзой затылок.

– Я помогу, – сказала Милослава.

Царберы согласились.

Заснуть у нас не получилось. После того, как охрана подняла на уши всех гостей цекады, был найден брошенный балахон бойника. Опрос ничего не дал. Царевна долго сличала записи с наличием людей, царберы были рады отдать нудную работенку постороннему.

Милослава вернулась взбудораженная и какая-то дикая. Полный надежды взгляд сестер вызвал горькую усмешку. Царевна обратилась ко мне и Томе:

– Тоже отправитесь с цариссой Дарьей, вернусь за вами на днях.

– Мы не оставим Шурика.

– Черт подери. Вот же, черт, одни проблемы от них. Зарина! Будешь заложницей.

Милослава умела принимать смелые решения.

Зарина вздрогнула, будто ее кобыла лягнула. Могла даже назвать имя кобылы.

– Объясни, – потребовал я.

– Что должна делать заложница? – одновременно выпалила Зарина и залилась краской.

Милослава с усталым видом отмахнулась:

– Сестренка постоянно будет при вас как гарантия, что красного черта не тронут.

– И вылечат, – прибавил я.

– И поставят на ноги, если ты имеешь в виду это.

– А как объяснить окружающим, зачем я день и ночь таскаю с собой малявку?

– Я не малявка! – гордо всхлипнула Зарина. – Мне четырнадцать!

Вскочив и оправляя доспехи, она сравнивалась со мной ростом только благодаря сапогам на каблуках и островерхому шлему, если за точку отсчета брать его верхушку.

– Тебе?! – даже обернулся я.

– Просто я маленькая. В смысле, низкая. Но я расту!

Вот так. Эта пигалица – моя ровесница.

– Объяснение для других будет такое, – на ходу сочинила Милослава. – Зарина наказана выслугой в год за случайную порчу или потерю твоего имущества.

– У меня нет имущества.

– Потому и нет, что она как бы потеряла. Ясно?

– Я согласна! – Зарина закивала с каким-то непонятным остервенелым удовольствием.

С рассветом нас передали Дарье.

– Прости, – говорила царисса царевне. – Они же разовые, даже по голосам друг друга не всегда знают. Я тем более. Еще у вашей матушки Варфоломеи подменили. Думаешь…

– Да, – резко ответила Милослава. – Думаю.

– Зачем ей это? – пыталась успокоить царевну Дарья.

Руки и плечи Милославы сотворили жест, означавший как «не знаю», так и «а то сами не знаете».

Выяснилось, что несостоявшийся убийца на входе записан как бойник из свиты Дарьи. Прибыл из дома Милославы. Теперь царевна отправлялась на поиски правды и, возможно, для мести. Покачав головой, Дарья все же благословила:

– Храни тебя и направь на мысль верную и на путь истинный всеблагая Алла-всевидящая и всеслышащая, да простит Она нас и примет.

– Я найду, – пообещала Милослава. Ее левый глаз дернулся. – Найду и покараю. И да воздастся справедливым.

– Алле хвала, – убито повисла выговоренная цариссой необходимая формула. – Только прошу: не свершай необдуманного. Я тоже пострадала. Мой человек исчез. Если ты разворошишь угли, а результата не добьешься, найти концы в полыхающем костре событий мне будет трудно. – Она задумчиво помолчала. – Если что-то пойдет не так – обращайся. Вместе мы распутаем этот клубок.

Милослава кивнула и удалилась.

Рассвело. Караван-сарай гудел собиравшимися путниками, готовясь к новому дневному переходу. Ржали оседлываемые и навьючиваемые лошади. Доспехи гремели, словно играла ударная установка, где вместо барабанов эмалированные ведра с гайками. Глаз искал верблюдов и даже слонов для соответствия виденному в кино… но ожидания, к счастью или сожалению, не оправдались. Здесь были только люди и кони. Люди – светлокожие, европеоидной наружности, разной степени смуглости. Большей частью – в латах, с копьями или хотя бы мечами. Вместо полноценного доспеха у некоторых были разноцветные халаты вроде наших с Томой. Эти халаты у кого-то запахивались, у других скреплялись на груди встык крючками или застежками. Матерчатую одежду частично покрывали бронзовые накладки. Все здесь служило безопасности, все чего-то боялись. Почти все головы венчали островерхие шлемы. Только дети спокойно бегали в одних надеваемых через голову мешкообразных рубашках по колено. Впрочем, были и взрослые в чем-то подобном: в перепоясанной или свободно свисавшей рубахе навыпуск, а также штанах или юбке. Причем, женщины – исключительно в штанах, а мужчины наоборот. Женщины распоряжались, мужья и прочие спутники умело справлялись с возложенными задачами. Думаю, минут через двадцать царберам можно будет поспать в полной тишине до очередного вечернего аврала, когда прибудет следующая партия жаждущих переночевать в безопасности.

Отбывая, мы попрощались с Шуриком. Я склонился над перевязанным соратником.

– Мы вернемся. Обязательно вернемся. Выздоравливай быстрее.

– Только не надо ой. Я вас умоляю, – мотнул он всклокоченной рыжей шевелюрой. Пробивавшаяся щетина делала щеки красными. – Прекратите этих глупостев. Неужели не понимаю. Это вам не при румынах двери на ночь колбасой закрывать.

И на прощание, когда расстояние еще позволяло:

– Зай гезунт!

– Что?

– Будьте здоровы, в смысле: до свидания!

Тома утерла пальчиком уголок глаза. У меня тоже в носу щипало, а на душе скребли нагадившие кошки.

Свита цариссы Дарьи оказалась маленькой, словно это не царисса в короне, а какое-то недоразумение. Зато – с двумя развернутыми над головами штандартами. На одном – буква Д на зелено-оранжевом фоне, на втором, бесцветном – гриб на фоне буквы А. Ну да, она же госпожа школы и Грибных рощ, как ранее проинформировала Зарина. Не лучше ли на месте буквы изобразить книгу? Стоп, где я видал здесь книги? Еще не изобрели, если глядеть на уровень технологий.

Свита Дарьи включала трех царевичей-мужей (да, так их здесь называли, мужьями цариссы, при этом – царевичами), царевну-подростка по имени Варвара, шестерку превосходно снаряженных войников, внешне не отличавшихся от царевно-царевичей и принцев ничем, кроме меньшей заносчивости, трех белобалахонных бойников-«ку-клукс-клановцев» и нас, четырех членов переходящего звена Варфоломеева семейства. И никакого багажа, кроме седельного. Умеют же путешествовать. У нас, четырех Варфоломеивцев, было всего два мешочка, уложенных на лошадях царевен. Учитывая небрежность, с которой к ним относились, ценностями внутри не пахло.

Плотно сбитая Карина, на земле казавшаяся тяжеловатой и оттого неповоротливой, взлетела на коня, словно у нее пружина в одном месте. Когда она сурово огляделась с высоты, я не успел отвести завистливого взгляда. Уголки девичьих губ тронула тень ухмылки. Впрочем, до меня ей не было дела. Глубоко посаженные карие глаза глядели вокруг твердо, несгибаемо и абсолютно равнодушно. Еще бы жвачку в зубы… Карина напоминала бычка, закованного в доспехи.

К тому времени мужья-царевичи нетерпеливо гарцевали поодаль. Они сопровождали цариссу на манер телохранителей: куда она, туда и они, без разговоров и приглашений. Думаю, и отхожее место берут в кольцо, когда дражайшая половинка… гм, в нашем случае четвертинка посещает указанное заведение. Подобно цариссе и царевне каждый обладал превосходным доспехом, выделяясь в вооружении чем-то особенным. Один, невысокий и гибкий, обходился без щита, вместо этого у него крепились за плечами два одинаковых меча, они торчали в стороны, словно обрезанные крылышки. Второй – свирепый верзила – обходился одним мечом, зато огромным двуручным, тоже удобно расположившимся за спиной в простой защелке вместо ножен. Третий царевич, удивительно шустрый здоровяк, только что откликнувшийся на имя Руслан, был со щитом, но не убирал руки с рукояти кривого меча, не характерного для этих мест.