Летописец. Книга 1. Игра на эшафоте

– Ей было под силу узнать, кто говорит правду, кто лжёт – это касалось не только потомков Свенейва. Надо было всего лишь своей кровью на любой поверхности начертать знак, вот такой, – Краск вывел на пыльной доске руну в виде закорючки с двумя перекрещивающимися линиями, – и потребовать суда Истинной Летописи. Затем оставалось вписать клятву. Именно так и поступил Деян. Дал клятву на крови, что насилия не было.

– И что случилось? – Самайе не понравилось выражение лица Краска.

– Ничего. На пергаменте появилась надпись, что он невиновен. Тогда Словин потребовал от жены дать клятву, что ею овладели против воли. Ей пришлось это сделать, и её ждала гибель, ибо это была ложь. Летопись убила и её, и нерождённого ребёнка. Оправдание или смерть, другого наказания предусмотрено не было. – Самайя похолодела. Краск уставился на неё в упор:

– Вот потому-то мало кому хотелось испытывать судьбу. Только приговорённым вроде тебя терять нечего.

– А если король откажет?.. – неуверенно спросила она.

– Не откажет! – отрезал Краск. – Кровь, посвящённая Истинной Летописи, будет взывать к ней, поэтому даже древний закон отменять не стали. Айварих побоится, что Летопись его накажет, как был однажды наказан Угрин, сын Ярвиса, приговоривший к смерти за измену Иева Красивого. На самом деле ему хотелось получить жену Иева. Когда Иев потребовал суда Летописи, Угрин отказал. В тот же день его поразила молния. На днях Его Величество и я вспоминали этот случай. Дай руку! – приказал Краск, вынимая кинжал.

Самайя протянула правую руку, барон провёл лезвием по коже ладони. На ней выступила кровь. Самайя сжала руку в кулак, удерживая капли.

– А если у меня не получится, если меня убьют, вы поможете ему? – она посмотрела на Ноэля.

Краск присмотрелся к ней, пожевал губы и кивнул:

– Я о нём позабочусь.

– Что я должна сказать?

– Что невиновна, что письмо Сиверса фальшивое. – Самайя помнила письмо, которое потеряла в день смерти Тории, но не знала его содержания. – И ещё вот это… – Энгус добавил короткую фразу – её нетрудно было запомнить. Она оглянулась на Ноэля. «Храни вас Бог», – подумала она и направилась к двери.

На эшафоте уже закрепили столб. Самайя шла, с трудом переставляя ноги. Несмотря на заверение Краска, она боялась окончить жизнь в страшных муках. Зубы стучали от страха, ноги стали ватными. Краск взял её под локоть, втащил на эшафот. Так, должно быть, чувствовала себя Катрейна сегодня утром. У Самайи закружилась голова, живот скрутило, она постоянно косилась на будущее кострище.

Опустевшая недавно площадь снова заполнялась народом. На этот раз люди не молчали: они ругали, обзывали Самайю, плевали в неё, грозили кулаками, швыряли камни и навоз. Выкрики «Ведьма!», «Убийца!», «Шлюха!» преследовали её всю дорогу. Среди беснующихся Самайя заметила Сильвестра и отвернулась: именно он выдал её страже.

Тот же глашатай, который читал приговор Катрейны, развернул длинный свиток. Священник подбежал к ней, начал что-то вещать насчёт дьявола и его слуг – Самайя не слушала. Краск спустился вниз и смотрел на неё бесстрастно, но она ощущала его беспокойство. Почему он так за неё боится? Дядя его попросил? Она не видела Сайрона Бадла очень давно и понятия не имела, где он.

После обвинений наступила её очередь. Присев, она прямо на досках эшафота начертила руну. Выпрямившись и облизав сухие губы, она задрала подбородок и крикнула:

– Я требую суда Истинной Летописи и готова принять её приговор!

Она боялась, что никто не услышит её слов. Подняв правую руку, она дрожащим голосом повторила фразу.

***

Ивар с трудом заставлял себя окунать перо в чернильницу: рука тяжелела от каждого слова. Сегодняшний день принёс гибель королевы Катрейны. Ему пришлось подробно описывать всё, что происходило на Волхидской площади. Радовало одно: своими глазами он этого не видел. Впрочем, радость была сомнительной: вместо строк перед глазами стояла Катрейна на эшафоте, теперь вот Мая, которую ждёт костёр.

Несколько страшных мгновений Ивар пережил, когда Летопись упомянула про Алекса и арбалетчиков. Алекс спасся – он выехал из Золотых ворот: его никто не решился тронуть. Георг, похоже, заранее подкупил стражу и подготовил бегство через ближайшие к Волхидской площади Врата Покоя. Они открывались только в дни похорон и казней и никем не охранялись из суеверного страха: якобы любой стражник у этих врат, который попытается задержать похоронную процессию, никогда не попадёт на небеса, а застрянет на пороге загробного мира. На воротах не имелось опускающейся решётки. Георг успешно воспользовался тем, что ворота открывали утром и закрывали вечером. Ивар читал о побеге, радуясь возможности отвлечься от событий на площади, где после казни Катрейны Летопись насчитала восемь трупов, тридцать четыре раненых и помятых в давке горожан.

Приготовления к новой казни вызывали у Ивара тошноту: он не жаловал Маю, но не слишком верил в её вину. Во всяком случае, Летопись об этом молчала, зато внезапно страница опустела, на ней появился странный красный знак.

– Ивар, открой, у меня приказ короля! – голос дяди заставил Ивара отложить перо. Что ещё случилось? Почему казнь не началась? Ивар впустил дядю.

– Бери Летопись и следуй за мной!

– Зачем?

– Она требует суда Истинной Летописи.

– Кто?

– Мая Бадл.

– Какого суда?

– Ивар, – нетерпеливо осадил его дядя. – Тебе напомнить, что такой закон существовал? Его никто не отменял!

Ивар не помнил. Разве сегодня кто-нибудь соблюдает законы? Энгус поджал губы.

– Любому жителю Сканналии дано право требовать суда Истинной Летописи, даже король не может оспорить её приговор.

Теперь Ивар вспомнил: об этом же гласил свод законов Ярвиса, которые дядя заставил его изучить.

– Идём, король ждёт! – поторопил Энгус.

Однако король не слишком ждал: он спорил с Холлардом.

– Ваше Величество, эта девка колдунья, она способна на всё! Мы обязаны предать её правосудию! Сожгите её немедленно, это наилучший выход! Краски вполне могут ей подыгрывать. Я припоминаю, что именно Энгус представил её ко двору…

– Сукин сын, – вырвалось у Энгуса Краска. Услышал его только Ивар.

– По-видимому, Холларду не терпится, чтобы за его преступления был наказан другой! – громко заявил Энгус Краск. – Но вина Ривенхедов доказана их собственными признаниями, не так ли?

– Под пытками и вы признали бы любую вину, – с ненавистью прошипел Холлард.

– В таком случае, почему бы вам не доказать свою невиновность наравне с Маей? – пожал плечами Краск и повернулся к королю. – Ваше Величество, позвольте мне тоже предложить пари. Если вина Маи будет подтверждена Летописью, то после суда над нею вы можете призвать к ответу меня – я готов. Но если подтвердится её невиновность, потребуйте от господина барона Ривенхеда ответа на тот же вопрос. Тогда станет видно, справедлив ли суд Истинной Летописи, или это лишь легенда.

Айварих задумался. Холлард вспыхнул:

– Зачем вообще выносить на Свет Божий эту вещь?! Неужели так важно, что потребовала эта девчонка? Она ведьма! Нельзя позволять ей говорить!

– А чего тебе бояться? – ехидно заметил Айварих. – Не ты ли уверял, что всему виной твой брат, что ты лишь пешка в его руках? Или ты солгал? – в его глазах опять сверкнули красные искорки. Холлард побелел. – Отлично, – продолжил король, – вот слово делом и подтвердишь.

– Ваше Величество, – Краск поклонился. – Должен ли летописец провести обряд?

– Что? Да… Пусть проводит, – Айварих явно не был рад, но он боялся Летописи, Ивар это знал. Она заворожила короля знаниями, хотя они нечасто оказывались полезны. Айварих говорил, что его доносчики приносят больше пользы. Правда, это не мешало ему постоянно читать записи Ивара. Иногда Айварих поднимался в его комнату на вершине Южной башни и зачарованно смотрел, как появляются строчки. После смерти Оскара Мирна он приходил всё реже.

Ивар спустился с трибуны и направился к эшафоту. На него смотрели со всех сторон, это было непривычно. Он два года не появлялся на людях, скрываясь в своей комнате.

Толпа на площади шумела. Перед Иваром люди расступились: кто испуганно, кто с подозрением. «Летописец!», «Кто?», «Это сам летописец!», «А зачем он тут?», – неслось отовсюду. Священник рядом с Маей с ужасом смотрел на Летопись и маленькими шажками пятился назад.

Ивар подошёл к Мае, покосился на кровавую закорючку под ногами – такую же изобразила Летопись – и спросил:

– Ты требуешь суда Истинной Летописи?

– Это моё право согласно древнему закону, – срывающимся голосом произнесла Мая.

– Ты знаешь, что, солгав, умрёшь в страшных муках?

Мая кинула взгляд на столб и связку хвороста рядом:

– Я приму приговор.

Ивар обратился к толпе:

– Приговорённая просит Истинную Летопись стать судьёй. – Ропот прокатился по рядам зрителей, которые не слишком понимали, что происходит.

Ивар откинул верхнюю крышку, открыв пустой пергамент. Держа его на вытянутых руках, он произнёс, протягивая ей перо:

– Принеси кровь в залог и клянись!

Мая повиновалась, протянув порезанную руку над магическим листом и позволяя крови стечь на него. Затем она макнула в кровь перо и записала текст клятвы, повторив его вслух:

– Клянусь на Истинной Летописи, что я не убивала королеву Торию и не причастна к заговору против короля! Письмо господина Ноэля Сиверса фальшивое, в настоящем ничего не говорилось о заговоре против короля Айвариха.

Ивар не представлял, что дальше делать. Вдруг пергамент засветился, вспыхнул необычно яркий голубой свет – Ивар едва не уронил Летопись. Свет сгустился в туман, поглотивший Маю. Когда туман рассеялся, на листе появилась надпись:

– «Невиновна», – громко прочёл Ивар, не веря своим глазам. Там были ещё руны – их он прочесть не смог.

На трибуне все зашевелились, Ивар смотрел на Маю: было что-то странное в её взгляде. Во время клятвы он стал отрешённым, теперь же она словно не понимала, где находится. Послышались крики, внизу появился Холлард, который под охраной стражников шёл к эшафоту.

«Похоже, дядя убедил короля», – с неожиданной злостью подумал Ивар.

Мая с недоумением смотрела на Холларда, а когда он повторил её действия, отшатнулась в сторону.

– Клянусь на Истинной Летописи, что я не убивал королеву Торию и не замышлял свергнуть короля Айвариха!

Ивар сглотнул, ожидая реакции Летописи, и не ошибся. Голубой свет, накрывший Холларда, резал глаза, превращаясь в тёмно-синий, почти чёрный. Горожане в ужасе закричали, попытались сбежать. Холлард орал от боли, его вены вздулись и полопались, из ушей и глаз хлынула кровь, которая словно дымилась. Ивар, уронив Летопись, закрыл глаза и зажал уши. Так продолжалось несколько минут. Когда крик замолк, Ивар оглянулся на трибуну, откуда Энгус Краск пристально разглядывал эшафот. Ивар заметил, что дядя сам не свой, словно поставил последнюю рубашку на предстоящее событие. Ивар поклялся бы, что в глазах дяди сверкает торжество. Энгус не отрывался от зрелища, Ивар рискнул посмотреть туда же. То, что недавно было Холлардом Ривенхедом, превратилось в кусок мяса с вывороченными сосудами и выжженной кожей. Маю тошнило у края эшафота, огромный палач схватил её в охапку и прыгнул вместе с ней вниз. Тут Ивар заметил ещё кое-что: огонь на дровах, предназначенных для Маи, сам собой разгорелся и подбирался к трупу. Ивар бросился прочь, забыв обо всём, но стоило ему сделать несколько шагов, как дядя Энгус – когда он успел спуститься с трибуны? – остановил его и ударил по лицу.

– Не смей бежать от Истинной Летописи, которой ты клялся служить! Тебе дана сила, не смей её бояться!

Ивар испуганно посмотрел в глаза дяди – непреклонные, жестокие как никогда. Энгус подтащил его к горящему эшафоту. Они смотрели на пламя до тех пор, пока оно не погасло. На площади к этому времени почти никого не осталось, как не осталось самого эшафота. Запах гари висел в воздухе, пепел лез в глаза и ноздри. Ивар кашлял без остановки. Энгус толкнул племянника прямо в чёрный квадрат, покрытый пеплом и кусочками дымящихся углей. Ивар не знал, что должен делать, пока дядя не ткнул пальцем в сторону Истинной Летописи на земле. Пергамент остался чистым, на нём красовалась одна-единственная фраза: «Невиновен в убийстве, виновен в измене».

***

Мае позволили уйти, сняв все обвинения. Никто не решился протестовать – все старались держаться от неё подальше, бормоча что-то про себя, тормоша струны на шее. Дядя куда-то направился. Ивар поспешил за ним: у него есть вопросы к Энгусу Краску. Дядя добрался до своего дома, стоявшего недалеко от ратуши на Соборной площади, напротив кафедрального собора. Ивар подождал, потом осторожно вошёл за дядей. Слуг не было – то ли все ушли на Волхидскую площадь, то ли дядя отправил их по делам. Ивар незамеченным добрался до кабинета дяди и вошёл в чуть приоткрытую дверь. Комната мало изменилась за два года – то же нагромождение дорогой мебели и диковинок из разных стран на полках. Новым был только мольберт с накрытой тканью картиной. Странно, дядя никогда не любил картины.

– Ваше Высочество, нельзя терять времени, – голос дяди прозвучал где-то поблизости. Ивар хотел выйти и подождать снаружи, но, услышав продолжение, застыл как вкопанный. – Принц Алексарх едет на юг. Если ему удастся объединиться с оставшимися Ривенхедами или Ворнхолмом, то, как знать, возможно у него получится отобрать у вашего отца трон. Рассчитывать на короля… вы сами видели…

– Отец свихнулся, – ответил голос Крисфена. – Он… раньше он никогда так себя не вёл, – принц был слегка растерян, судя по тому, что не мог подыскать слова. – Эта казнь… Никогда его таким не видел.

– Если вы правы, то тем более необходимо действовать. У вашего брата появится немало сторонников после сегодняшних событий. Его необходимо остановить сейчас, потом будет поздно.

– Но как остановить?

– Вам придётся отправиться за братом и вернуть его во дворец. Вас проводит мой человек – ему известен короткий путь.

– А как я его верну?

– Сообщите, что у короля был удар, он умирает… О, боги, разве трудно придумать что-нибудь, вам ли не знать брата?! Главное – вернуть его во дворец, об остальном позаботятся.

– Как?

– Вам лучше не знать, Ваше Высочество. И вам не следует возвращаться сюда с ним.

– Почему?

– Да чтобы нельзя было связать с вами то, что случится, – в голосе дяди послышалось раздражение. – Скажите, что вам нужен Кьяран, потому что, с вашей точки зрения, Карл недостоин доверия. Кьяран живёт недалеко от Малгарда.

– А Мая?

– Ей никуда от вас не деться, а Алексарха вскоре будет не догнать.

Очевидно, Крисфен попытался что-то сказать, но дядя был неумолим:

– Езжайте и верните брата! Остальное вы и я обсудим потом! Мне пора заняться старшим Сиверсом.

Ивар спрятался за картиной – благо ткань падала до пола. В голове шумело. Шаги Крисфена простучали по деревянному полу и затихли.

– Тебе всё ясно? – Ивар едва не уронил Летопись.

– Угу, – спокойный, уверенный голос был Ивару незнаком. – Догнать Алексарха.

– Проблем не будет?

– Не дрейфь, Энгус, сделаю. Ты дал знать кому надо?

– Да. Тебе осталось позаботиться, чтобы Крисфен добрался до цели, Боб.

Незнакомец усмехнулся, затопал к двери. Дядя тоже вышел следом. Ивар остался один в комнате, не зная, что делать. Он – летописец, он пишет летопись и не имеет права доложить королю даже то, что услышал, иначе умрёт. Но если промолчать, то умрёт Алекс… Нет! Так не должно быть! Его надо спасти. Но как? Король не поверит, что один сын хочет погубить другого. Он потребует доказательств, а где их взять? К тому же, Ивар в глубине души был согласен с дядей: король не в себе. Он пугал Ивара неистовством и жестокостью. Что же тогда? Кто остановит Криса?

Ивар хотел броситься за дверь, но наступил на ткань – она съехала с картины. Ивар уставился на полотно, с которого как живая смотрела Мая Бадл. Ивар почувствовал, как стучат зубы и не сразу понял, что стучат не только они. Стук в дверь вырвал его из оцепенения.

– Господин Краск, это Мая. Можно войти?

Ивар открыл дверь и втащил Маю в комнату. Она удивлённо посмотрела на него, потом уставилась на портрет.

– Что он здесь делает? Это же дядина… – Ивар закрыл ей рот рукой. Она задёргалась.

– Тихо! Идём со мной. Здесь опасно.

Она посмотрела на Ивара, но страха в её глазах он не уловил. Вырываться она тоже перестала. Он быстро накинул ткань на портрет и потащил Маю за собой.

Вход для слуг вывел их во дворик за домом, оттуда через дверь в заборе они попали на Замковую улицу. Полчаса спустя Ивар открыл дверь своей каморки в Южной башне и тяжело опустился на стул. Дверь осталась открытой.

– Я должен рассказать тебе кое-что.

– Вам нельзя… – испуганно сказала Мая.

– Как я могу молчать, зная, что Алекса скоро убьют?

– Убьют? Кто?

– Брат.

– Крисфен?

– Вы удивлены?

Мая закусила губу, покачала головой. Ивар пересказал разговор Энгуса с Крисом.

– Вы должны спасти Алекса.

Она смотрела на Ивара своими зелёными глазищами:

– Я? Что я могу?

Ивар поспешно подбежал к столу, выдрал клочок бумаги из рукописной версии Летописи и коротко написал Алексу о миссии Криса. Записку он протянул Мае:

– Езжайте за ним. От Нортхеда на юг ведёт одна дорога, потом развилка у разрушенного храма, где высокая сосна. Оттуда дорога заворачивает в обход лесов и болот, а Криса проведут короткой дорогой через лес. Он должен догнать брата, вынудить его вернуться. Ваше дело ждать у развилки и предупредить Алекса, когда он будет возвращаться. Он поверит записке, если увидит мою подпись. Умоляю, помогите ему!

– Я… Скажите, почему король ненавидит Сиверсов? – вдруг спросила Мая.

– Мне нельзя…

– Я знаю, что Рик – потомок Кройдомов, однако он бастард, и король об этом знал с самого начала. Кому он может помешать?

– Я… не знаю.

– Знаешь! – Мая смотрела на Ивара прямо.

– Нет, я не читал тот том…

– Дай мне прочесть.

– Нет! Никому нельзя читать!

– Я должна спасти Алексарха, но пусть погибают Рик и его отец?

Она направилась к выходу. Ивар вдруг ощутил, как сердце замерло, боль разлилась в груди. Он начал задыхаться, захрипел и упал на пол. Мая уставилась на Ивара.

– Ты что? Тебе помочь?

Ивар не мог выдавить ни слова, чувствуя, как боль становится острее, расходится по телу: словно тысячи иголок впились в него одновременно.

– Ивар! – в голосе Маи был страх. Ивар уже понял, что происходит. Всё так, как должно быть. Предательство Холларда Ривенхеда наказано огнём, измена Ивара Краска клятве вызовет не менее страшное наказание.

– Ивар! – голос Маи слышался будто издалека. – Ивар, что мне сделать?

– Спаси Алекса! – прохрипел он с трудом. Мая кивнула, не двигаясь с места. Что сделать, чтобы она ушла?

– Книга, где описано правление Райгарда, вон в той комнате, – Ивар указал на дверь склада. – В жёлтом переплёте. Ноэль Сиверс у палача по имени Тимак, дядя сказал, что займётся им. Спаси Алекса, тогда спасёшь Рика и его отца. – Ивар не слишком в это верил, но пусть она думает, что от жизни Алекса зависят жизни Сиверсов. Пусть Мая хоть так выполнит его просьбу. Самому Ивару уже ничем не помочь.

Она вернулась с книгой в руках, подошла к Истинной Летописи, открыла её и начала читать. Ивар с ужасом ждал, что Летопись отомстит ей, однако Мая спокойно читала строчки. Закончив, она с состраданием посмотрела на Ивара:

– Я обещаю, что сделаю всё, чтобы спасти принца Алексарха. Ты можешь быть спокоен, Ивар.

– Кто ты? – вырвалось у него, несмотря на боль. То, что он увидел, было невероятно. Почему Летопись ей ответила? Боль пронзила грудь, Ивар едва расслышал её слова:

– Я здесь, чтобы занять твоё место. Мой дед – Нистор, сын Назера.

***

Самайя даже не поняла, как произнесла эти слова: они вырвались неосознанно. В глубине души она знала, что это правда – ещё с тех пор как произнесла клятву на эшафоте. Летопись не только вернула ей свободу, но и память. Кусочки мозаики сложились в одну картинку.

На эшафоте она дала клятву, потом испытала странное чувство: словно какая-то сила накрыла её с головой, отметая страхи и сомнения. В голове заклубились воспоминания, цепляясь одно за другое. Отец – грозный бородатый сероглазый мужчина в грубой рубахе с жилеткой на шнуровке – рассказывает о далёкой стране, где ещё сохранилось волшебство. Вот он вбивает её маленькому брату в голову сканналийские глаголы; она – совсем девчонка – слушает, сидя в углу и забросив куклу. Вот мама мелодичным голосом напевает старинную балладу о Стране Ледяного Тумана и северном ветре, который дует в дни невзгод и опасностей. Мёртвое лицо брата – пожелтевшее, с запавшими глазами и морщинами как у старика. Его звали Хэймас, ему было десять. Другие мужчины приходят, спорят с отцом и дают уже ей бесконечные уроки. Она как наяву видела полки с бесчисленными книгами и узнавала их названия, вспоминала опыты по алхимии, свитки с рунами, астрологические карты, жуткие приборы, посиделки до утра с мрачными гостями, среди которых был Дорин Килмах. А ещё боль и отупение, страх и пустота. Много воспоминаний – от них болела голова и раздваивались мысли.

Она хотела расспросить Энгуса Краска подробнее об Истинной Летописи, о том, откуда он знал древний закон, но Ивар сказал не доверять ему. Энгус хотел убить Алекса и посадить Криса на трон? Тогда зачем он помог ей? Какую роль играл во всём Сайрон Бадл? Был ли он её дядей? Увидев портрет, она начала сомневаться в родстве с дядей. Если на портрете Юна, то что портрет делает у Энгуса? А если не Юна?.. Насколько вспомнила Самайя, у её прадеда Назера было два сына: Нистор и Назер. Старший Нистор стал летописцем почти сразу после рождения единственного сына Рислейва. Брат Нистора Назер забрал племянника и уехал в Барундию. Долгое время Самайя именно Назера считала дедом, лишь много позже отец открыл ей истину. Отец всегда говорил, что кроме Нистора в Сканналии у них никого не осталось.

– Мая? Ты что тут делаешь?

«А что тут делаешь ты, Сильвестр? – подумала она. – Ты, кто сдал меня сегодня стражникам?»

Сильвестр протиснулся в открытую дверь, с ним был Дим.

– Сьто с ним? – Дим с любопытством смотрел на Ивара. – Нузно лекарь?

Самайя покачала головой:

– Лекарь ему не поможет. Он умирает.

– Умирает? – Сильвестр поражённо смотрел на летописца. – Отчего?

Самайя промолчала. Она смотрела, как Ивар корчится на полу, его крики усиливались, глаза налились кровью, пальцы скребли пол. Ивар покрылся пятнами. Самайя коснулась его лба и одёрнула руку – кожа пылала от жара. Дим тоже попытался взять его руку, но быстро опустил и больше не прикасался, отступив к столу, на котором лежали Истинная Летопись и записи Ивара. Все трое стояли и ждали конца, а Ивар Краск горел изнутри.

– Его убила Истинная Летопись? – шёпотом спросил Сильвестр.

Самайя кивнула, и тут глаза Ивара закрылись. Агония закончилась.

Дим уставился на Истинную Летопись. Самайя подошла к столу:

«Из-за пренебрежения клятвой жизнь Ивара Краска оборвана. Самайя, дочь Рислейва, внучка Нистора, сына Назера, Сильвестр по прозвищу Монах и чужестранец Дим – свидетели наказания. Истинная Летопись принимает Самайю, дочь Рислейва, внучку Нистора, сына Назера, как наследницу».

Крышка Истинной Летописи опустилась, застежка щелкнула. Дим попытался ухватить Летопись и взвыл от боли, одёрнув обожжённую руку. Зачем она ему? Дим смотрит на неё словно ребёнок, у которого забрали игрушку.

– Теперь нужен новый летописец… – задумчиво сказала Самайя, – иначе…

– Иначе будут проблемы, – подтвердил Сильвестр. – Полагаю, король назначит кого-нибудь, а нам пора уходить – как бы нас не обвинили в его смерти.

Самайя опомнилась. Что такое она сказала Ивару? Занять его место? Откуда она это взяла? Её дело – спасти Алекса, как хотел Ивар. И спасти Рика – он наверняка вернётся с принцем.

– Дим, мне надо уехать из города. Ты не знаешь, где взять лошадь?

– Лосадь будет.

– Ты поедешь со мной?

– Нам с Димом хватает дел здесь, правда, Дим? К тому же у него рука не в порядке.

Дим скосил глаза на Истинную Летопись и хмуро кивнул.

– А ты зачем уезжаешь? – обратился Сильвестр к Самайе.

– Я боюсь оставаться в Нортхеде, лучше уехать к… дяде.

– А, к дяде. Конечно, дорогая, езжай к дяде, а я… – Сильвестр щёлкнул пальцами.

– Выдашь нас королю, как выдал меня утром?

– Мая, дорогая моя, ты ведь жива, правда? И не надо делать из меня чудовище, я лишь верно служу…

– Кому?

– Своему королю, конечно, – Сильвестр улыбнулся, но в его лице было что-то неприятное. Оно заострилось, затвердело, глаза не казались маленькими.

– Посли, – Дим дёрнул Самайю за руку. Она с трудом удержала данную Иваром книгу. Эта книга останется при ней и расскажет подлинную историю о смерти Байнара и, может быть, причину ненависти Айвариха к Сиверсам.