Проснись в Атлантиде. Сон

– Ты знаешь Шекспира? – спросила Люда и тут же об этом пожалела. Тимофей ещё больше смутился и уставился себе под ноги.

– У нас в деревне фельдшер живёт. Вот у него и брал книжки разные. – Совсем по-детски признался Тимофей. Людмиле, почему-то безумно захотелось обнять этого здоровенного парня. Но она вернула разговор к шаманской теме:

– Может, сходим? Посмотрим? Интересно ведь!

– Почему бы и не сходить? – Тимофей приободрился, довольный тем, что Люда не стала заострять внимание на его познаниях. Не так уж много ему довелось прочитать. У неё, наверное, в городе больше возможностей было, иметь хорошие книги. Не то, что у него. Про то, что фельдшер был, как теперь говорили – враг народа, вообще упоминать не стоило. Хотя, что мог сделать плохого, старый больной врач, он никогда не понимал. – Давай сходим. Если шаман настоящий, он и правда может много чего про жизнь рассказать. И болезни лечить может разные.

– Ты что в это веришь? – удивилась Люда

– Почему нет? – наивно посмотрел на неё Тимофей. – У нас они лечат, почему у саамов не могут?

– Ты серьёзно?

– Конечно. Ты ведь сама говорила, девчонки говорят, значит тоже, верят. Не один я такой доверчивый. – Тимофей улыбнулся. – Да и как мне не верить, если меня самого такой шаман однажды лечил?

– Лечил?

– Лечил. Меня тогда в тайге буряты нашли совсем плохого. Ничего, выходили!

– А что случилось? – немного испугано спросила Люда.

– Да ничего особенного. Заряды, на охоте, не вовремя кончились, от волков на дереве отсиживался, вот и замёрз. – Смеясь, пояснил Тимофей. А девушка, представив весь ужас произошедшего, в порыве прижалась к его груди.

– Сколько тебе тогда лет было? – пряча своё лицо в его шинели, спросила Люда дрожащим голосом. Близкие слёзы, готовы были брызнуть ему за пазуху, стоило лишь представить, совсем маленького мальчишку, одного среди страшной тайги, замерзающего на дереве. В то время как волки, окружив его, щёлкают клыками.

– Четырнадцать. Но бестолковый был! – Тимофей рассмеялся. – Ох, и попало мне тогда, за то, что один на волков пошёл. – Он осторожно обнял её за талию, стыдясь собственной наглости и в то же время, боясь спугнуть, нечаянный порыв любимой девушки. Так и стоял бы, не выпуская, хоть всю жизнь!

– Маленький ведь совсем, как выдержал?

– Я себя ремешком к дереву привязал, вот и не падал.

Людмила, нехотя отстранилась и, подняв на него свой, наполненный ужасом взгляд, прошептала:

– Замёрз, не встретила бы такого!

– Ну не замёрз ведь. – Постарался говорить, как можно мягче Тимофей и вытер её мокрую от слёз щёку, своей шершавой рукой. – Говорю ведь, буряты меня нашли. Они у нас знаешь, как тайгу знают? О – го – го! Кого хочешь, отыщут. Бояться нечего! А шаман, правда, лечил хорошо. Видишь, какой здоровый получился?

– Теперь и я в них поверю! – Наконец улыбнулась Людмила. – Сходим?

– Пошли. Мне самому интересно, у местных, так же как у наших, или нет?

******

Как не странно, местный нойда, оказался, довольно молодым человеком. Во всяком случае, совсем не старым. Он довольно сносно говорил на русском языке, и первое, что услышали Тимофей и Людмила, ни как не походило на приветствие.

– Долго, однако, жду, от чего не приходили раньше?

Людмила недоумённо посмотрела на своего спутника.

– Он нас с кем-то спутал?

– Не думаю. Он просто ЗНАЛ, что мы придём. Не удивляйся, похоже, он действительно хороший шаман.

– Холодно, однако. Пошли в избу. – Не обращая внимания на разговоры пришлых людей, открыл вход в своё жилище шаман. Молодые люди последовали за ним и сразу оказались в полной темноте. Вход и потолок избушки, были слишком низкими, Тимофею пришлось сильно пригибаться. Чтобы не набить себе шишек, он некоторое время стоял у входа, ожидая, когда глаза к темноте привыкнут. По мере привыкания, Тимофей начал различать, нехитрое убранство, шаманской землянки.

– Зачем стоишь, солдат? Сядь. – Указал шаман, на груду шкур в углу. – И ты девка, садись.

В землянке стоял жуткий запах, от плохо выделанных шкур. Тимофею это напоминало собственное зимовье, в период заготовки пушнины и он просто старался не обращать на это внимание. А для жительницы города, Людмилы, запах был просто невыносим. Она села рядом с Тимофеем и прикрыла нос рукой.

– Чем это так воняет? Псиной какой-то, что ли? – Стараясь дышать ртом, тихонько спросила она.

– Шкуры это. Не обращай внимания. Скоро привыкнешь. – Улыбнулся Тимофей.

Шаман открыл дверцу буржуйки, которую Тимофей только теперь заметил. Жар от углей, осветил красным, тусклым светом, и без того смуглое лицо аборигена.

– Вижу, не болезнь привела вас ко мне. Знать хотите, однако. – Шаман, как будто сам с собой разговаривал, между делом, подкидывая в печь дрова. Пламя, жадно принялось облизывать поленья, а в землянке стало заметно светлей.

– Мы, уважаемый, будущее узнать хотим. – Смело заявила Людмила, для приличия убрав руку, от непривычного носа. – Вы про будущее знаете?

– Будущее? Я не знаю про будущее. Духи знают. Если просить хорошо, может, скажут. – Шаман неторопливо набил трубку и закурил. Он долго молчал, потом встал, сорвал со стены, пучок какого-то растения и бросил в огонь. – Духи говорят, плохо будет! Совсем скоро плохо.

– А что плохо то? – Не вытерпела Люда.

– Не говори! Я слушаю! – строго посмотрел на девушку шаман.

– Тихо, не мешай ему, он с духами говорит! Что надо он сам скажет. – Объяснил Тимофей шёпотом.

От печи, шёл сладковатый запах. Вероятно, это тлело то самое растение, брошенное шаманом. Во всяком случае, этот запах, был приятней запаха шкур. Девушка облегчённо вздохнула и положила, свою голову, Тимофею на плечо. Теперь в землянке казалось хорошо и уютно, даже не смотря на то, что нойда говорил о чём-то плохом. Она чувствовала, что засыпает. Вероятно, это так казалось с мороза. Окружающее не переставало существовать, как это бывает, когда засыпаешь. Просто сама обстановка, была похожа на сон.

Для Тимофея, ощущения были знакомыми. Всё, вплоть до запахов, напоминало о бурятском стойбище, из далёкого детства. Это ему нравилось. Казалось, что и не было ничего того, что произошло с ним после выздоровления. Что он до сих пор находится в стойбище бурят.

Неожиданно, нойда запел. Это даже была не песня, а монотонное мычание. Тимофей попробовал сосредоточиться, как учили буряты, и закрыл глаза. Но вдруг почувствовал, как Люда, сильно вздрогнула и схватила его руку. Он открыл глаза и замер в изумлении. Мозг отказывался верить в то, что видели глаза. Тело перестало слушаться, и даже пошевелить рукой, оказалось невозможно. Прямо перед ним, согнувшись в три погибели, стояло огромное и страшное, невиданное существо. Не понятно, каким образом, это чудовище, вообще поместилось в маленькой землянке и тем более, откуда оно взялось? Его огромная, вытянутая голова, лишенная какой либо растительности и ушей, склонилась над парализованным Тимофеем. Страшные челюсти, неприкрытые губами, с острыми зубами, были вывернуты таким образом, что двигались, параллельно земле, с боков, совсем не так как у людей и всех известных Тимофею, животных. Проще говоря, у чудовища имелись, левая и правая челюсти, а не верхняя и нижняя. Шаман продолжал мычать, свою непонятную песню, сидя около печи и совершенно не обращал внимания, на появившегося гостя. А чудовище молчало и только, странно вертело головой, разглядывая, таких беззащитных, для него, людей. Люда совсем притихла и лишь сильно сжимала, руку Тимофея. Он же, как ни старался, не мог пошевелить и пальцем. Но как не странно, страха не было. Только чувство собственной беспомощности. Даже когда чудовище, протянуло к его лицу, свою уродливую лапу, пальцы которой были увенчаны когтями, больше похожими на ножи, у Тимофея не дрогнул ни один нерв. Он отнёсся совершенно спокойно и к тому, что пятерня монстра легла ему на лоб, а когти буквально впились в затылок. Это продолжалось всего несколько секунд, а затем произошло нечто совсем странное. В уши ударил нестерпимый, оглушающий свист. Чудовище, стало таять в воздухе, словно превращаясь в клочки дыма, а затем исчезло, не оставив и следа. Остался, разве что странный запах, то ли запах чудовища – призрака, то ли того самого зелья, которое нойда бросал в огонь. Как только наваждение исчезло, а в том, что это плод воображения, Людмила не сомневалась, сразу вернулась способность двигаться. Она без раздумий, бросилась к Тимофею. Он обнял девушку и успокаивая погладил по голове.

– Всё кончилось милая, всё прошло.

– Ты тоже это видел!? – Удивлённо спросила она. – Я думала у меня галлюцинации.

– Похоже, мы оба видели одно и то же. Или у нас были одинаковые видения. Если это можно назвать видением. – Тимофей ощупал свою голову, ещё чувствовавшую прикосновение, страшной лапы. На затылке, он нащупал то место, куда впивались острые когти. Боль была несильная, но он все, же поднёс руку к глазам и увидел на пальце, небольшую капельку крови! – Не похоже на галлюцинации.

– Ты ранен? – Девушка принялась осматривать его голову. – У тебя кровь! Немного, правда, но нужно обработать. Вдруг у него когти ядовитые?

– Пустяки. Лучше давай у шамана узнаем, что это было? – Тимофей показал, на всё ещё сидящего у печи нойду. Тот, казалось, не видел ничего вокруг. Но это оказалось не так. Как только, его гости обратили на него внимание, шаман заговорил:

– Дух великого воина, приходил. Саам Воин! Не хорошо, когда он приходит. Беда будет! Совсем скоро будет! Тебе девка, скоро сын будет. Отмечен сын твой Саам Воином! Весь род его теперь отмечен. Всё сказал. Больше не велено говорить! Теперь идите, однако.

Оказавшись на улице, Тимофей с удовольствием вздохнул полной грудью. Люда тоже не могла надышаться чистым воздухом. Оказавшись в привычной для себя обстановке, в окружении леса, всё произошедшее с ними, казалось не более чем сном. Причём, не кошмаром, а простым сном. Это приключение, сейчас их скорей забавляло. Бесшабашная молодость брала своё. Лишь глубоко в душе, занозой сидели слова саамского нойды, «Беда будет! Совсем скоро будет!». Но грело душу и следующее заявление шамана. Люда невольно улыбнулась. Она скоро станет матерью. Нойда не сказал, кто будет отцом её ребёнка, но кажется, она сама уже это знает! Девушка неожиданно остановилась и потянула задумавшегося Тимофея за рукав. Он подался к ней и их губы, слились в первом для них поцелуе.

Счастливая парочка, долго кружила вокруг деревьев, не желая возвращаться в часть. Но время неумолимо. Пора было вернуться, к обычной жизни. Не дай Бог, их отсутствие, будет обнаружено начальством.

– Где вы пропадаете? – с напускной строгостью, спросил начальник медицинской службы, едва загулявшая парочка, переступила порог лазарета. – Михайлов уже рвёт и мечет! Несколько раз приходил, всё пытался вынюхать, где вы находитесь! – Когда Яков Семёнович увидел на лицах молодых людей, счастливые улыбки, сменил гнев на милость, ему всё было ясно без слов. – Я ему сказал, что отправил тебя Людочка к поварам, а вас молодой человек, велел её сопровождать. – Совсем тихо произнёс доктор. – Теперь идите, он в любую минуту вернуться может.

Но едва он произнёс последнюю фразу, в дверях появился чекист, собственной персоной.

– Красноармеец Бойко, вы, почему не в расположении своей роты? – Лицо Михайлова, на глазах стало пунцовым.

– Товарищ комиссар, красноармейцу требуется медицинская помощь. – Выступила вперёд Людмила. – Сейчас я его перевяжу, и он вернётся в свою роту. Идёмте Бойко. – Она направилась к выходу. Тимофей последовал за ней. Однако Михайлов не унимался.

– Бойко, после перевязки, подойдёте к командиру роты, он определит вам наказание. – Сказано это было, с оттенком презрения, но Тимофей не стал обращать на это внимание. Буркнув положенное «Есть», он даже не остановился. Такое пренебрежение, собственной персоной, взбесило чекиста, он задёргался, как ужаленный, но не сказал, ни слова, просто выбежал на улицу. Яков Семёнович долго наблюдал в окно, за его нервной, удаляющейся фигурой.

Терещенко, своим командирским приказом, определил Тимофея под арест. Сделал он это, только для того, что бы удовлетворить, неведомо почему, взбесившегося Михайлова, намереваясь в скором времени, отправить Бойко на задание. Но часовой, носивший арестованному завтрак, доложил, что Бойко заболел. Михайлов лично проверил донесение. Красноармеец действительно, метался в горячке и находился в полубессознательном состоянии. Он бредил, вероятно, от сильного жара. Михайлов, даже с некоторым облегчением, приказал перевести его в санчасть.

****

Всё время, пока Тимофей находился без сознания, Людмила не отходила от его постели. « Так вот о чём предупреждал шаман!» Вспомнила девушка. « Значит, это и есть та самая, страшная беда? А если Тимофей умрёт?» Она изо всех сил, старалась не думать о плохом. Но от этих мыслей, сложно было избавиться. Человек, при упоминании имени которого, солнце светило ярче, а на душе становилось тепло и невероятно хорошо, находится на грани жизни и смерти! Это просто не выносимо! Впервые в жизни она по-настоящему поняла, что любит! И ребёнок, которого предрекал ей нойда, не может быть от кого-то другого. «Миленький, поправляйся, пожалуйста!» Повторяла она всякий раз, когда подходила к его постели. «Мне не жить без тебя!» Долгих три дня она не находила себе места. И все три дня, Семён Яковлевич, старался не загружать её другими делами, кроме ухода за этим парнем, невесть каким образом, умудрившимся так быстро, свалиться в горячке.

Тимофей пришёл в себя, так же неожиданно, как и заболел. Самым невероятным, было то, что он абсолютно ничего не помнил! Арест помнил. Помнил, как укладывался спать, постелив себе соломы. А проснулся почему-то в лазарете. И это было приятной неожиданностью, потому что рядом на стуле, положив свою, красивую голову, на его постель, тихо спала Людочка! Он осторожно дотронулся до её волос, но чуткий сон девушки, слетел, как пух одуванчика от порыва ветра.

– Тимка, миленький, очнулся! – Она упала на него, покрывая лицо, очумевшего парня, поцелуями.

– Как я здесь очутился? – не выпуская её, из объятий, поинтересовался Тимофей.

– Ты что, совсем ничего не помнишь? – Люда пристально смотрела прямо ему в глаза, И он впервые увидел в её взгляде, озорных чертенят. – Это, наверное, шаман тебя заколдовал!

– Может и шаман, а может… Не поверишь, абсолютно ничего! Уснул арестантом, а проснулся… – он не договорил. Люда перебила на полуслове:

– Моим мужем! – прошептала она и забралась к нему под одеяло…

Потом было наступление. Совсем ненужное наступление.

С финнами был подписан акт о сдаче Выборга. Но по приказу товарища Сталина, всего за несколько часов, до добровольного оставления города, финскими войсками, Советская Армия пошла в наступление. К чему, а главное кому, понадобились лишние жертвы, красноармейцам никто объяснять не стал. Приказ есть приказ. А вопрос так и остался без ответа. Только в этой, лишённой всякого смысла мясорубке, оказался и Тимофей. И именно в этом бою взорвалась его последняя мина.

“ …Поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражён и умер.” В.З. 2-я царств, гл-11:15.

*******

Дикий нечеловеческий вопль, разорвал окрестности Выборга. Так кричит зверь, почувствовавший свою погибель. Ещё так может кричать человек, потерявший всё, даже надежду. Этот дикий, душераздирающий крик, был последним, что слышал Тимофей. И когти, подобные ножам на лапах державших его тело, было последним, что он чувствовал. Ещё он понимал, что этот зверь, отчего то скорбит именно по нему. И прежде, чем сознание погрузилось в кромешную и окончательную темноту, он вспомнил свою Людочку.

– ПРОСТИ! – шевельнулись безмолвно губы. И он покинул этот мир!

Наши дни

Глава 1

Год на год не приходится. Последний месяц этого лета, доказывал данное высказывание с энтузиазмом депрессивного алкоголика. Определённо, можно с уверенностью утверждать, что осень в этом году, началась уже в первых числах августа.

Тяжёлые и плотные туманы, ежедневно окутывали окрестности небольшого района, одного из многочисленных, затерянных в глухой, сибирской тайге. Низкие тучи облизывали верхушки деревьев и почти постоянно сыпали мелкой, противной моросью.

Климатическая зона, расположения этой страны, наверное, сама собой предполагает, или жаркий солнечный сезон, до полного сожжения очередного урожая. Либо абсолютную сырость, до полного сгнивания оного.

Старики жаловались на ломоту в костях, а молодежь, та, что в это трудное время живёт преимущественно охотой, поговаривала, что если так пойдет дальше, вся дичь улетит в тёплые края, не дождавшись охотничьего сезона. В наше трудное неспокойное время (а когда собственно в этой стране были другие, спокойные, времена) для многих сибиряков, живущих в основном охотничьим промыслом, это грозило голодной зимой.

Потому не было покоя егерям с лесниками. Что ни день, то гонка по буреломам и болотам за очередным браконьером. Этот год выдался урожайным, на отнятые ружья и обезвреженные капканы. Погода, как никогда влияла, на поведение людей. Лишь немногие могли уловить непосредственную связь изменения климата с человеческим фактором. В России это сложно сделать, потому как во все времена, народ находил утешение в горячительных напитках. И что характерно, чем труднее жизнь, тем больше пьют. Казалось все должно быть наоборот, ан нет – Россия!

Для капитана Терешкина, участкового Большереченского района, это августовское промозглое, пасмурное утро, выдалось на редкость мерзопакостным. Дело было даже не столько в том, что этой ночью, пришлось принять на грудь, солидную, даже для него, далеко не слабого человека – дозу алкоголя, сколько несвоевременный и ранний приход его помощника, молодого сержанта Петрушина. Сейчас этот ретивый служака, стоял у входа в капитанскую спальню, смотрел на своего начальника, бешено выпученными глазами, не в состоянии изъясняться членораздельно.

– Стёпа, ты охренел в такую рань? – рычал Терешкин, силясь заставить свой мозг адекватно воспринимать действительность. Впрочем, не ожидая вразумительного ответа от тяжело дышащего сержанта, сделал тому знак рукой, погодить с докладом. Опустил с кровати ноги и как был босиком и в трусах, прошлёпал в кухню, прямиком к холодильнику. Открыв дверцу, долго шарил мутным взглядом по его внутренностям. Наконец осознав, что ищет, достал ещё не остывшую, после утренней дойки, трёхлитровую банку молока. Умница жена, знает, чем мужа лечить, после нелёгких трудовых будней. Банка открылась с лёгким хлопком, а живительная влага полилась в многострадальное капитанское нутро, словно оно, это самое нутро, было набито раскалённым песком.

Вернув ополовиненную банку в холодильник, Терешкин вернулся в спальню и, усевшись на кровати, уставился на всё ещё топтавшегося в дверях Петрушина.

– Ну, давай, неугомонный. Рассказывай. Что тебя принесло в такую рань?

Сержант уже явно успокоился, хоть продолжал смотреть бешеными глазами.

– Там, товарищ капитан, это, нашли его.

– Ты, Стёпа, брось эти свои замашки армейские, – сморщился Терешкин, имея в виду обращение по званию, он терпеть, не мог этого официоза, считая себя в первую очередь простым мужиком добрым соседом своим односельчанам. – Давай, по-человечески, по порядку. Не суетись.

– Да, я того, до сих пор мандраж! Даже колотит, как с похмелюги!

– Во-во, Стёпа, пить надо меньше, особенно на халяву – назидательным тоном, перебил его Терешкин.

– Дык, я вроде не перебрал! – взгляд помощника сделался невинным. Терешкин к своему стыду вспомнил, что именно Степан довёл его, своего начальника, совсем обессилившего от обильного возлияния, до дома.

– Ладно, выкладывай, что там у тебя.

– Да, что там рассказывать? В общем, нашли его, Петрович.

– Что ты всё мямлишь, говори толком, кого нашли?

– Дык, Ваньку нашли! Кого же еще – недоумённо пролепетал Степан.

Терешкин начинал приходить в себя, но от этого лучше не становилось. Он зябко поёжился, предчувствуя нехорошее. До него стало доходить, с какой вестью принесло сержанта с утра пораньше. Это, в восторг не приводило.

Дня три назад к нему, как к участковому, пришла Валька Петрова, жена соседа Ивана, местного рыбака и охотника. Пришла, как сейчас Степан, с абсолютно диким взглядом. Кричала, умоляла найти пропавшего мужа. Собственно тогда он не придал значения её причитаниям, посчитал это элементарным женским бзиком. К тому же, Иван и Валентина, недавно сыграли свадьбу. Он помнится тогда даже шутить пытался, мол, поживёте годик – другой, попроще будешь относиться к мужниным загулам. Но Валька будто взбесилась тогда. Найди ей Ивана и всё тут, сон, мол, плохой она видела, чувствует, случилось с ним страшное что-то! Капитан взялся тогда за поиски, только чтобы её успокоить. Собрал местных охотников, кто леса здешние хорошо знает. Теперь, вот уж как третьи сутки, с ними километры наматывал. Только без какого либо результата. Как в воду канул Иван. И что, вроде конец эпопеи?

– Ну, что замолчал, где нашли? – Терешкин суеверно побоялся, спрашивать, живого или нет, нашли Ивана.

– Дык там и нашли, где вчера, того… закончили поиск. Почитай в самом болоте лежит. Мужики сейчас там, тебя ждут, Петрович. Я предупредил, чтобы не трогали ничего, не топтали шибко.

"Труп значит"– подумал Терешкин. "А могли вчера найти, да темно уже было. Не решились мужики в болото, на ночь, глядя лезть."

– Ох, грехи наши тяжкие. – Он тяжело вздохнул. – Надо в область сообщить.

– Я уже позвонил, – Преданно выпятил грудь Степан.

– Вперёд батьки в пекло лезешь? – недовольно проскрипел Терешкин, намекая на то, что это обязанность начальника, с областью переговоры вести, а не какому-то сержанту. – Что там теперь скажут, сопляки убийства раскрывают, а чем это участковый занимается?

– Да, ты что Петрович, я ж сказал, что ты там, в лесу, на месте происшествия. Что я не понимаю, что ли? – Обиделся Степан.

– Ладно, – смягчился Терешкин – сейчас я, оденусь только.– Он стал натягивать свои форменные брюки. С области люди приедут, надо соответствовать, участковый всё-таки какая никакая, а власть.

– Да не убийство это Петрович, – Вдруг продолжил Степан.

– А что утоп? Его в болоте выловили?

– Нет, не в болоте, рядом лежал, в мох головой уткнулся и лежал.

– Ты что же хочешь сказать, что молодой, здоровый, к тому ж не пьющий парень вот так взял и помер?

– Да ничего я не хочу сказать, – начал психовать сержант, – только нет на нём серьёзных ранений.

– Ты что тело осматривал? – Посуровел капитан

– Петрович, – почему-то перешёл на шёпот Семён. – Я тебе вот что скажу, не обошлось это дело без нечистой силы. Странно там всё. Видимых повреждений на теле нет, а говорю я это потому, как голый он. Шмотки свои сам вокруг разбросал.

– Голый? Не жарко, вроде, нынче. – Заметил удивлённый Терешкин. – Ладно, нечего гадать на кофейной гуще. Поехали, на месте разбираться будем.

Они вышли на осклизлое от влаги крыльцо. Как бы ни было мерзко, находиться под постоянно сыплющим липкой моросью небом, а делать нечего, работа есть работа. Оба представителя местной власти, обходя грязные лужи, направились к стоявшему за воротами милицейскому УАЗу.

Глава 2

Скрипя рессорами, бедолага УАЗик, едва продирался к месту происшествия. Раскисшая, в связи с постоянной непогодой дорога, была под силу, разве что тракторам. Сержант мужественно пускал машину вброд, через многочисленные ручьи и глубокие лужи, наполненные мутной жижей, каждый раз рискуя основательно завязнуть. Бедный автомобиль, гордость советского автопрома, натужно гудел и урчал, словно жаловался на свою нелёгкую долю. Однако доехать так и не смог. Подступы к болоту были совсем не проходимы. Застряли они прямо посередине огромной лужи. Все сержантские усилия выбраться из этой западни, не дали результата.

Матеря на чём свет стоит Степана с его самоуверенностью и проклятую непогоду, Терешкин выбрался из автомобиля прямо в воду. Как водится, по закону подлости, попал прямиком в яму. Не помогли и сапоги с высокими голенищами. Ледяная вода хлынула внутрь, вызвав очередную порцию отборной ненормативной лексики.

Отмахав пешком, изрядное расстояние, хлюпая водой в сапогах, проклиная всех и вся, вместе с комарьём, своей невезухой, да дерьмовой погодой, Терешкин, в сопровождении своего верного "Санчо Пансо" – Степана, к неописуемой радости, пьющих от безделья и стресса, таёжников с тучей вьющегося, не смотря на дождь – болотного гнуса, вышел на знакомую по вчерашней попойке, поляну.

– Всё пьянствуем? – беззлобно спросил он мужиков, отбиваясь от комаров берёзовой веткой.

– Ага, похмеляемся, Петрович. Будешь?

– Нет, погожу пока. Сейчас областные прикатят. Потом. Всё не выпивайте. И давайте, показывайте, где…?

– Тут, рядом, Петрович. Пойдём.