Кружной путь

Хоть ни лопат, ни заступов у кочевников с собой и не было, яму вырыли довольно быстро. Мечи да ножи не только для ратного дела годились, ими и копать можно.

Крон заметил среди кочевников, рывших землю, несколько женщин. Крепкие, поджарые, лица суровые, губы сжаты. У одной из них левая рука замотана окровавленной тряпкой, но работы кочевница не оставляет, продолжает ковырять землю мечом.

Крон подумал, что инксийки, конечно же, очень красивые, но красота их жестока и холодна, словно причудливый ледяной нарост на горной вершине. Кочевницы же иные, и красота их живая, страстная и горячая кипящей кровью.

Крон знал, что к Йорке приходит много женщин и та охотно принимает их в свою армию. В бою кочевницы ничем мужчинам не уступают, и с мечом, и с копьём справляются не хуже их. А что касается стрельбы, так лучше Йоркиных лучниц в Степи и не сыскать – и глаз остёр, и рука тверда. А уж ненависти им и вовсе не занимать. Не зря же говорят в Степи, что женщина, как дитя малое, только злее. И злость эту инксы очень хорошо на себе чувствуют. И воюют кочевницы наравне с мужчинами, и гибнут так же, как они – среди двадцати тел, опущенных в общую могилу, было пять женских. И им тоже, как и остальным погибшим, положили рядом верное оружие, чтобы и в заоблачном мире могли они постоять за себя.

Могилу присыпали землёй, постояли молча над свежим холмом и занялись дележом добычи. А трупы инксов просто свалили в одну кучу – сами пусть разбираются со своими мертвецами. У кочевников теперь и поважнее заботы есть. Та же самая добыча, к примеру.

Впрочем, из всей добычи привлекало кочевников лишь оружие. Что же ещё взять с инксов?! Одежду ихнюю позорную? Узкие и жёсткие пояса, больше похожие на негнущиеся палки, разукрашенные сверкающими металлическими нашлёпками? Тьфу! Или сапоги их, тесные да неудобные? Которыми в день так ноги сотрёшь, не то, что ходить – стоять не сможешь! Было, правда, одно время, что забирали с поясов убитых кожаные мешочки, в которых зачем-то носили с собой инксы небольшие круглые лепёшечки из жёлтого, белого, а порою и красного металла, на каждой из которых была изображена одна и та же инксийская морда. Так просто забирали, детишкам на игрушки. Но потом бросили это дело, потому как у детишек интерес к ним пропал. Кочевникам толку с тех железяк никакого, а в Вечном Городе ребятёнки и так уже все улицы ими забросали, вместо камня мостить впору. А вот оружие – это другое дело! Да ещё украшения разные – это уж кочевницы прихватывали. Украшения те тоже из таких же металлов были сделаны. Красивые – глаз не оторвать! Браслеты да кольца с разноцветными камушками… Кочевники посмеивались над этими бабьими слабостями к блестящим побрякушкам, но порой и кто-то из них притаскивал приглянувшейся ему женщине что-нибудь подобное. Йорке тоже не чужда была подобная страсть, сама инксийские украшения носит – на правой руке её блестит-переливается широкий браслет из белого металла и дивный узор по нему зелёненькими и синенькими камушками выложен. Сама-то она уверяет, что это просто так, чтобы запястье не поранить, да знают кочевники цену таким словам! Знают, но понимают и молчат. Потому как, хоть и воин, а – женщина…

Между тем кочевники уже подготовили плоты, на которых переправлялись через реку. Шесть больших плотов, связанных из цельных стволов деревьев, искусно были замаскированы ветвями. Теперь же они стояли возле берега, готовые к отплытию. Йорка нетерпеливо поглядывала куда-то в чащу, постукивая по земле носком сапога. Когда из леса неожиданно донеслись громкие, полные боли крики, Крон вздрогнул и вопросительно посмотрел на Йорку.

– Пилар, – пояснила она и добавила с кривой усмешкой: – Злится, что инксийка ему не досталась! Тьфу, гадость какая!..

Крон сразу всё понял. А вскорости появился и сам Пилар со своим товарищем. Руки у обоих были по локоть в крови. И прежде, чем идти к плотам, кочевники спустились к реке и умылись.

– Поехали! – звонко скомандовала Йорка.

Криар – река широкая и неглубокая, течёт неспешно. И даже сейчас, весной, во время таяния снегов, ненамного убыстрила бег своих вод. Кочевники, умело управляя длинными жердями, вывели плоты из заводи и направили их к противоположному берегу.

Река Криар, бравшая своё начало далеко отсюда, в Сиузских горах, делила бескрайний лес на две части. Севернее Криар впадал в Риифор – самую полноводную реку. И в половине дня пути от того места великий Риифор разливался многочисленными рукавами, образую дельту, к западу от которой лежала Мардиарская долина.

Весь лес раньше принадлежал охотникам – ловким и бесшумным, умеющим из своих луков поразить стрелой белку прямо в глаз, не попортив шкурки. Криарские охотники редко перебирались на восточный берег реки, дичи им и тут хватало. К тому же неизвестно было, что за люди там живут. Некоторые отчаянные головы отваживались забираться очень далеко за Криар, и вернувшись, говорили в один голос – лес. Великий Криарский лес, насколько хватает сил идти.

Когда пришли инксы, леса пополнились громадным количеством беглецов, искавших спасения в густых и непролазных чащобах. Криарские охотники поначалу встретили их недоброжелательно, но беглецов становилось всё больше. А дичи – всё меньше. И тогда люди – и охотники, и беглые крестьяне, и кочевники – начали переселяться на противоположный берег Криара.

Первыми на восток отправились жители северной части леса, отделённой от моря грядой Криарских холмов. И встретили там людей – местных жителей с тёмной кожей, охотников восточной части леса. Тёмные люди не желали уступать своих владений пришлым охотникам, но тех теснили инксы. А охотники тоже имели право жить. И если в Криарском лесу места для них приготовлено не было, они готовы были приготовить его себе сами. И всё говорило за то, что быть ещё одной большой войне. Но когда охотники перешли Криар, их никто не встретил. Напрасно они в течение нескольких лет обшаривали окрестности – таинственные тёмные люди исчезли, как и не было их. Может, они подались дальше на восток, не желая связываться с пришлыми, может быть, ушли под землю – много удивительного есть в сказках, рассказываемых вечерами у костров. Кто разберёт, что здесь правда, а что вымысел?

Когда весь отряд переправился через реку и углубился в чащу, несколько воинов, возглавляемых Пиларом, отогнали плоты куда-то вниз по течению. Крон подумал, что это напрасный труд – следы бойни на западном берегу всё равно укажут инксам, где именно переправлялись кочевники. Другое дело, что инксы не рискнут переходить реку, так что, вообще-то, можно и не опасаться преследования.

Ночь вступала уже в свои права и под деревьями становилось всё темнее. Некоторые кочевники запалили факелы, и в сгущающемся сумраке замаячили желтоватые огни.

Вскоре отряд добрался до большой поляны, где сгрудились с пять десятков простеньких домиков и шалашей. В центре поляны горели несколько костров, возле которых собрались люди. И хорошо было видно, что охотники и кочевники держатся отдельно друг от друга.

Криарские охотники разительно отличались от кочевников. И одеждой, и манерой поведения. Движения их были мягкими и бесшумными, в противоположность порывистым жестам кочевников. А говорили они негромко, стараясь не особенно нарушать тишину вековечных лесов. Одежду же охотники шили себе не из шкур, а из тонкой, тщательно выделанной кожи лесного зверя. Кочевников они не особенно любили: за их громкие голоса, пренебрежение к шалашам и домикам – кочевники превосходно спали на земле, под открытым небом, – да ещё эти куртки ихние, из звериных шкур! Надо же, в лесу – и без рукавов! И ведь не изменяют своим привычкам, хотя почитай у каждого уже плечи да локти в глубоких царапинах от колючек и ветвей.

Оружия охотники не имели. То есть, не было у них мечей и копий – того, что у кочевников считается за оружие. Не хотели охотники сердить Бессмертных. А что у каждого из них топор за поясом, так докажи ещё, что это оружие. Может быть, человек за дровами собрался! А?

Топоры те, надо сказать, к рубке дров не вполне годились. Обоюдоострое лезвие, длинная ухватистая рукоять. Боевой топор, короче говоря. Но тут уж дело вкуса – кому чем дрова рубить. Главное – не подкопаешься. Не оружие это, топорик простой, и всё тут.

В посёлке возвращения кочевников ожидали с нетерпением. Посыпались вопросы: что, да как? Радовались победе, горевали о погибших. Ведь как бы ни ссорились охотники с кочевниками, инксов они не любили больше, ненавидели их лютой ненавистью. Однако же с отрядом Йорки никто из охотников за реку не ходил – желающих не нашлось. Не хотели рисковать охотники, привлекать ненужное внимание инксов к своему посёлку. Не буди, мол, лихо, пока оно тихо.

И когда поутихла немного радость от победы своих над чужаками, когда расселись кочевники хвастаться да меняться между собой добытым в бою оружием, снова послышались разговоры охотников, что, дескать, напрасно инксов без нужды задевают. Неизвестно ещё, соберутся ли те вообще когда-нибудь за Криар, так зачем же на рожон лезть? Кочевникам-то легче – пришли и ушли! Забрали с собой добытое оружие, побрякушки бабские, себя повеселили. А охотникам здесь ещё жить и жить.

Кочевники на эти разговоры внимания не обращали – лесной народ, что с них взять? Даже холода боятся, в рукавах ходят. Иное дело – кочевники!..

Крон сидел возле костра, положив рядом на землю свой новый меч, грыз жаренную оленью ногу и смотрел в сторону леса. Там, возле ручья, кочевницы затеяли куртки свои постирать. И конечно же, желающих помочь им среди охотников нашлось немало – воды поднести или ещё чего. Глаза, правда, совсем не на куртки пялились. Один даже что-то весёлое стал им рассказывать. Но кочевница – невысокая рыжеволосая женщина, лет двадцати примерно – как-то так ему ответила, что звонкий женский смех заполнил всю поляну. Крон разобрал только, что охотнику этому, вроде бы, кроме как своими байками и похвастаться нечем. Дескать, только на словах этот охотник боец. Да и вообще, охотник-то он до совсем другого…

Охотник тот покраснел, плюнул и пошёл в посёлок под ехидные шуточки кочевниц. Не будешь же связываться с бабами.

Не весь Йоркин отряд переходил реку, человек сорок остались в посёлке. Среди них же оставалась и одна женщина – жена того самого Пилара. Пилар строго-настрого запретил ей идти на инксов, из-за чего они ещё вчера шумно поспорили. И сейчас Йорка весело рассказывала всем собравшимся (а в основном, конечно же, этой самой женщине) о том, как Пилар собирался «поразвлечься» с пленной инксийкой. Женщина густо краснела, стискивала челюсти и старалась не смотреть по сторонам. Хотя на неё, конечно же, внимания не обращали – знали, что Йорка специально это делает. И догадывались, что ждёт теперь Пилара, какая «сладкая» ночь. А тут как раз и сам Пилар подошёл. Жена его встретила ласково, обняла, как ни в чём не бывало, и увела куда-то за домики. А вскоре оттуда такие звонкие оплеухи донеслись, такие громкие крики! Некоторые испуганно за оружие схватились, думали, что инксы пожаловали. Йорка же от смеха повалилась на землю и схватилась за живот.

– Ой, не могу! – хохотала она. – Вот теперь будет Пилару «развлечение»!

Мало-помалу шум утих и все улеглись спать. Охотники в своих домах, кочевники – кто где сидел. Тишина опустилась на посёлок, только дозорные не спали, стояли возле деревьев, охраняя покой, слившись почти с вековечными стволами.

А наутро кочевники двинулись на юг, к Сиузским горам. Выходили они рано и Крон решил не будить Онгу, но та сама проснулась, как почувствовала.

– Береги себя, – сказала она на прощание. – Не знаю, увидимся ли ещё…

– Увидимся, – ответил Крон. – И с тобой, и с ним, – он кивнул на сладко спящего на руках у Онги малыша.

– Кавар, – улыбнулась Онга.

– Что? – не понял Крон.

– Его имя, – пояснила Онга. – Я назвала его Каваром.

– Хорошее имя, – кивнул Крон. – Теперь я знаю, кого мне разыскивать. Ну, будьте счастливы!..

Кочевники уходили в лес. Шли они быстро, словно не шли, а скользили меж деревьев. Как стая волков, возвращающаяся с удачной охоты.

К полудню миновали они крепость Сорот. Крон немного задержался, чтобы рассмотреть её. Хорошая крепость, надёжная. Высокие стены близко подступают к обрывистому берегу реки, вплавь не подберёшься. Как и у всех инксийских крепостей, стены её были расположены пятиугольником, и на каждом углу высилась сторожевая башня. Гарнизон у крепости, должно быть, небольшой – сотен пять или семь. На такую бы крепость навалиться всей Степью, следа бы от инксийского гнезда не осталось. Но где же она сейчас, Степь? Йорка говорит, что Оке повёл её на Хотор. Многие ли оттуда вернуться? И с победой ли?..

Через три дня лес поредел. Могучие вершины Сиузских гор уже маячили над верхушками деревьев. Кочевники повеселели, чувствуя приближение к дому. Скоро уже дойдут они до стоянки, где ждут их кони, сядут верхом, въедут в Вечный Город. Повеселели кочевники и расслабились. Не ждали уже более ниоткуда беды. И как раз напоролись на дозор инксийский.

Это были уже не праздные охотники, тешившие свою чёрную душу убийством безоружных людей. Это были закованные в латы рыцари. Они давно уже заметили приближение беспечных кочевников, затаились, улучили подходящий момент, бесшумно переправились через реку и ударили в тыл.

Первой заметила опасность та молодая рыжеволосая девушка, что смеялась в посёлке над хорохорившимся охотником. Она шла последней и то ли случайно обернулась, то ли услышала чего. Увидев скачущих рыцарей она громко закричала и сорвала с плеча лук. Меткостью своей кочевницы хорошо известны. И длинные стрелы их наводят страх на многих инксов. Вот и ещё одна стрела вонзилась в прорезь шлема скачущего рыцаря – рассматривай на здоровье. Рыцарь откинулся назад и слетел с коня. Но отскочить кочевница уже не успела. Подлетел второй всадник, взмахнул мечом, и женщина рухнула на землю, обливаясь кровью.

Кочевники успели отреагировать. В инксов полетели стрелы и копья. Около двух десятков их уже валялись на земле. Но остальные настигли кочевников, ударили, пронеслись сквозь них, словно ураган, сеющий смерть, развернулись и снова ударили.

Крон выхватил из-за спины свой новый меч, уловил кожей знакомые покалывания и напряг мышцы руки. «Песня смерти» зазвучала вовсю. И для него, и для Йорки, которая не уступала Крону и словно рысь бешеная вгрызлась в строй рыцарей. Трижды прекращала «песня» своё звучание и трижды вновь начиналась. Но потом стихла окончательно. Видно, и Смерть устала петь для кочевников. И тогда началось самое трудное.

Инксов было очень много, раза в два больше, чем кочевников. Все они были на лошадях, в рыцарских латах, бело-красные плащи флагами развевались за их плечами, длинные острые копья разили метко и беспощадно. К тому же на их стороне была внезапность. Но на стороне кочевников были Бессмертные. И там, где прошли Йорка с Кроном, остальным воинам делать уже было нечего.

Инксы же и не подозревали о том, что среди пробиравшихся вдоль речного берега есть Бессмертные. И когда Крон с Йоркой подобно разящим молниям пронеслись меж них, рыцари растерялись. А к тому времени, когда окончательно смолкла уже для Бессмертных «песня смерти», больше сотни инксов распростились со своей поганой жизнью. Да и остальные кочевники не сидели сложа руки.

Тяжёл был бой. Кочевникам удалось прижать инксов к приречным камням, загнать их меж валунов, где не так-то свободно можно орудовать длинным копьём. А сами кочевники чувствовали себя здесь уверенно. Вот Пилар, оказавшийся как-то на вершине одного валуна, всей силой своей ткнул копьём вниз, пронзил блестящие латы рыцаря, оттолкнулся от камня и, используя копьё, как шест, перемахнул на другой валун. А там уже выхватил меч, пал на колени и от плеча рубанул внизу кого-то, пронзительно закричавшего от боли. И та кочевница, что в руку была ранена в прошлой схватке, хоть и с одной рукой, а бьёт инксов! Змеёй скользит её гибкое стройное тело меж вражеских копий, уворачивается от ударов, и жалит, жалит не переставая. И смертельно жалит – в руке у кочевницы какой-то дивный нож, кривое лезвие, больше похожее на серп хлебопашцев. Но серп этот иной урожай собирает, легко проникая меж щелей рыцарских кольчуг, мгновенно обагряющихся кровью. А вот и Лард, разгорячённый битвой, невидящий ничего вокруг, боевым топором (и откуда только взял?!) с размаху разделил инксийского рыцаря от шлема и до плеч; обернулся ко второму и широким взмахом снёс ему голову; но третий инкс уже потянулся к Ларду своим острым копьём, и достал бы, если б не Йорка – одним сильным ударом снесла Бессмертная вражескую руку, сжимавшую копьё. А после, вооружившись двумя мечами, влезла в самую гущу драки и рубила налево и направо. Одна, без поддержки. Верно, оно и лучше, когда один, а вокруг лишь враги. Нет опаски, что своего зацепишь. А уж что до своей жизни, так уж тут как судьба распорядится. Крон же с ещё тремя кочевниками зашёл к врагам со стороны реки и оттуда многих достал своим длинным мечом. Никто не мог подступиться к нему. Сам Крон рост имел немалый, руки, естественно, тоже длинные. А прибавить к этому и длину меча, так чуть ли не вровень с копьём получится! Так что рыцари, опрометчиво решившие прорываться рекой, сразу от намерений своих отказались, замолчали и улеглись отдохнуть, обильно окрашивая мелкую воду кровью своей.

Трудной была схватка, но одолели кочевники инксов, последний враг уже дух испустил. Почти пять сотен рыцарей расстались на берегу Криара со своей жизнью. Но и кочевники потеряли немало – едва ли сотня наберётся из оставшихся в живых. А уж не раненых – и вовсе ни одного.

Много здесь лежит разного оружия, только кому оно теперь пригодится? И кони инксийские, потерявшие старых хозяев и не обретшие новых, медленно бредут меж деревьев, сами по себе. Худо пришлось инксам, но и кочевником несладко. Хотя и победили они вдвое превосходящего силой и умением противника, но победой своей были недовольны – вон, сколько воинов полегло! Йорка, так та вообще была просто в бешенстве.

– Они следили за нами! – выкрикнула она Крону. – Они знали, что мы здесь пройдём! Это была засада! Из Сиуза!

– Не удалась их засада, Бессмертная, – подал голос Пилар. – Здесь, наверное, чуть ли не весь гарнизон Сиузской крепости лежит…

Йорка вдруг замолчала и посмотрела на Крона округлившимися глазами.

Точно, подумал Крон, вспоминая крепость Сорот. Если Сиуз не очень сильно отличается своими размерами от Сорота, то Пилар прав – сюда был направлен весь гарнизон. Ну, или почти весь… А значит, в самой крепости инксов почти не осталось…

– Крон! – воскликнула Йорка и глаза её загорелись бешеной радостью. – Крон!

– Опасно, – возразил Крон. – У тебя осталось очень мало людей. Не рискуй.

Йорка презрительно фыркнула и подозрительно посмотрела на Крона.

– Ты-то пойдёшь? – спросила она.

– Пойду, – кивнул Крон. Не бросать же эту взбалмошную девчонку! Так их будет двое – Бессмертных. А значит, шансы на победу выше.

– Кочевники! – звонко крикнула Йорка. – Это были инксы из Сиуза! В Сиузе сейчас никого не осталось! Рассчитаемся ли с ними, а? Иди побежим в горы, как собаки, трусливо поджав хвосты?

Возмущённые крики были ей ответом, и кочевники мгновенно кинулись ловить разбежавшихся лошадей. Все хотели осуществить давнюю мечту Степи – взять вражескую крепость. До сих пор ещё никому этого не удавалось, инксы хорошо держали оборону.

К Крону подъехал Лард, ведя на поводу свободного коня для Бессмертного. Крон вскочил в седло и посмотрел на Йорку. Та уже была на коне, светлые волосы её, перепачканные инксийской кровью, развевались по ветру, глаза горели огнём. Йорка приподнялась в седле, взмахнула над головой мечом и пронзительно завизжала:

– Вперёд, Степь!

И десятки кочевничьих глоток ответили ей волчьим воем.

Словно вихрь понеслись они по оставленным рыцарями следам. Туда, откуда те пришли. Туда, где никто сейчас не ждал беды.

Права была Йорка – инксы знали, что кочевники пойдут этой дорогой. И подготовились к встрече.

После прошлой битвы они не поленились и разрыли свежую могилу, оставленную кочевниками в лесу. И сразу же поняли, что не охотники это напали на них, а злейшие враги, дикие кочевники, воины Степи. А раз так, то не будут кочевники в лесу отсиживаться, а двинутся обратно, на юг. Но пойдут пешком, потому как своих коней в леса тащить не стали бы. Да и следов копыт на берегу нет. Точно, без коней кочевники! Пешком будут возвращаться, долго… И сразу же выехал из Сорота конный отряд рыцарей, направляющийся в Сиуз. Предупредить, чтобы ждали незваных гостей и к приёму хорошенько подготовились.

Весь гарнизон крепости отправился ловить кочевников, только десятка четыре инксийских воинов осталось за стенами. Уехали, рассчитывая на победу, потому что и числом своим превосходили этих степных дикарей, и оружием, и умением. Но не знали инксы, что Бессмертные там. И не один, а сразу двое! Вот и поплатились за это жизнью своей.

Оставшиеся же в крепости караульные и опомниться не успели, когда из лесу выскочила орда в звериных шкурах. Попытались поднять копья, не пустить их в ворота, но – где там! Удержишь ли голыми руками смертоносную лавину, сходящую с вершин Андирских гор? Вихрем ворвались кочевники в крепость, разметали и изрубили стоявших у ворот и оказались в просторном крепостном дворе. Кочевницы прямо из седла метко стреляли из луков, зоркие глаза их сразу же подмечали подозрительное шевеление на крышах, за стенами домов, у колодцев или возле конюшен. Вмиг не осталось в живых врагов, а те, что не сразу погибли, жестоко пожалели об этом – яростны были кочевники, опьянены кровью вражеской и победой. Одно только осознание того, что они, наконец-то, взяли инксийскую крепость, могло свести их с ума от радости.

Послезали с коней, бросились в дома. И кого в домах находили, лютой смерти предавали, мстя за всё сразу – и за погибших товарищей, и за раны свои, и за свои сёла и дома покинутые. Никого в крепости не осталось, всякое место, где нога кочевника прошла, красным от крови делалось.

Но перебили всех и остановились в растерянности. А что же теперь делать-то? Ведь крепость осталась, и не сегодня, так завтра или послезавтра, а снова появятся здесь инксы.

Хотели поначалу крепость сжечь, но побоялись. Погоды стоят сухие, дождей давно не было, полыхнёт лес – мало не покажется. Тогда кочевницы разыскали в лесу за крепостными стенами какие-то особые ягоды и побросали их в каждый колодец. Пейте теперь, проклятые инксы – долго ли проживёте?

Кочевники обшарили всю крепость, отыскали погреб, нашли там бочки с инксийским вином. Попробовали – не понравилось, кислятина. Брага лучше, да и хмельнее. Так и вылили всё вино прямо в погребах, разбив бочки мечами. На бабьи побрякушки сейчас даже кочевницы внимания не обращали, ходили по ним, как по камням, втаптывая сапогами изящные украшения в кровавую грязь. Зато оружия отыскалось много. На любой вкус! И скотина у инксов была, и кони. Кочевники принялись нагружать на них добытое оружие, не желая оставлять его инксам. Свободно разгуливали по двору крепости, весело смеялись, радовались победе.

И вдруг Крон заметил мелькнувший в окне одной из башен силуэт. Кто-то там спрятался. И хорошо ещё, если арбалета у него с собой нет! А то сейчас все кочевники во дворе крепости, как на ладони. Стреляй – не хочу!

Крон стремительно кинулся к башне и взбежал по деревянным ступеням наверх. Лестница упиралась в массивную дверь. Крон с налёту вышиб её плечом и ворвался в комнату. Краем глаза увидел он сжавшуюся в углу инксийку, и тут же вонзил свой меч по самую рукоять в кинувшегося к нему врага. И только потом уж посмотрел на него, и от неожиданности едва не вскрикнул – не инкса пронзил его меч, человека!

Бородатый, длинноволосый мужчина, в охотничьей куртке, а руках у него не то, что меча – ножа не было! Мужчина зажал ладонями рану и опустился на колени. Крон выпустил рукоять меча, лезвие которого пронзило мужчину насквозь и теперь торчало из спины кроваво-чёрным гребнем. Мужчина поднял на Крона затуманенный взор, с усилием разлепил губы и хрипло прошептал:

– Дочь пощади, Бессмертный…

А затем тело его обмякло и опустилось на дощатый пол.

Первым делом Крон вытащил из тела свой меч, и только потом подошёл к инксийке. Подошёл, посмотрел на неё и вдруг понял, о чём просил его перед смертью бородатый охотник.

Инксийка была не одна. Левой рукой она прижимала к себе испуганно вздрагивающую девочку, лет восьми. Глаза у девочки были широко раскрыты и смотрели на Крона со страхом. А вот у инксийки взгляд был полон ненависти и злобы. И в нём Крон прочёл горячее желание убить его. Да только невыполнимо это было – у инксийки отсутствовала правая рука. Крон сглотнул комок в горле.

– Это твой муж? – тихо спросил он.

– Да, – холодно ответила инксийка, и добавила: – Ты убил его! Тебе не жить, красноглазый!

– Много ты навоюешь, с одной рукой, – проворчал Крон, приседая на корточки перед девчушкой.