Римская сага. В парфянском плену

– Давай, – одними губами прошептал он, глядя в полные ужаса глаза своего товарища. Он сделал движение вперёд, чтобы помочь, и острое лезвие мягко вошло в дрогнувший живот. С улыбкой на губах несчастный упал на колени, а потом лицом прямо в пыль. Зрители неодобрительно зашумели. Им не понравился поступок жертвы.

– Выпускай! – махнул Сурена рукой и откинулся в кресле. В воздухе повисла напряжённая тишина, и несколько сотен человек замерли, ожидая, что произойдёт дальше. Какое-то время ничего не было слышно, а потом где-то вдалеке раздался раздражённый рык дикого зверя. По арене пробежала волна удивлённого шёпота. В проходах появились тигры из царского дворца. Зрители зашумели, громко выражая восторг.

Одинокий римлянин со страхом прижался к деревянному ограждению, но парфяне стали толкать его палками в спину и кричать, стараясь привлечь внимание тигров. Звери медленно вышли на площадь и остановились, наблюдая за борьбой у ограды. Они чувствовали запах крови, но не видели тел. Наконец, воинам удалось с силой оттолкнуть пленника далеко вперёд, и тот, не удержавшись, упал в лужу крови. Один из тигров, наклонив голову, приблизился к нему и стал обнюхивать. Пленный не выдержал и громко закричал. Затем вскочил и побежал прочь. Зверь сначала испуганно дёрнулся в сторону, но, увидев, что жертва убегает, опустил голову и сделал прыжок, другой… На третьем он настиг беглеца и сбил его с ног. Огромные клыки вцепились жертве в плечо, и до зрителей донёсся отчаянный крик. Но парфяне не дали животному разорвать мёртвое тело на части. Они отогнали тигров и быстро вытащили труп за ограду. По их замыслу, звери должны были оставаться голодными. Сурена недовольно повернулся к начальнику стражи:

– Согадай, совсем плохо. Скучно. Ты, что, специально их покормил? – Сурена нахмурился. Начальник стражи отчаянно замотал головой. На его лице застыл испуг. – Ладно, иди, найди там храбрых воинов. У себя, в Риме, они любят устраивать такие развлечения. Пусть теперь повеселят нас.

Согадай громко выкрикнул приказ своим воинам, и те вытолкали за ограждение ещё одного несчастного. Хищники, разозлённые тем, что у них забрали добычу, сразу же накинулись на него и стали рвать на части. Два тигра дергали кричащего римлянина за руку и ногу, а ещё два ходили кругами, дожидаясь своей очереди. Пятый стоял чуть дальше и бил себя хвостом по бокам. Когда звери добрались до горла, стражники снова отогнали их острыми копьями и, тем самым, опять лишили добычи. Третьего и четвёртого пленного постигла та же участь. Но зрелища не получилось. Сурена был мрачнее тучи. Он бросил в сторону начальника стражи косой взгляд, и тот сразу же поспешил к ограде.

– Эй, вы! – выкрикнул он, быстро добравшись до другой стороны арены и обводя римлян налитыми кровью глазами. – Великий Сурена желает увидеть настоящих героев. Кто не боится тигров? Выходите! – но все молчали. Пленные исподлобья смотрели на брызгавшего слюной парфянина, но никто не хотел стать кормом для голодных хищников. Тем временем стражникам удалось зацепить крюками последнее тело и вырвать его из лап зверей. Обезображенный труп вытащили за ограду и бросили под ноги его товарищей.

– Эй! Герои! Где ваш Красс? Пусть выходит! Где он? Прячется в обозе с гетерами? – громко кричал Согадай. Зрители изредка посмеивались, им хотелось зрелища, но пока ничего не получалось.

– От этих гетер произошли все парфяне, – вдруг раздался такой мощный и сильный голос, что даже Сурена услышал его и недовольно нахмурился. Но потом он усмехнулся и пробурчал:

– Ну что ж, хоть кто-то проснулся. И то хорошо.

Начальник стражи в этот момент уже был за оградой и пытался найти смельчака.

– Кто это такой смелый?! – рычал он. – Кто это?! Кто сказал?! Кто?!

– Я сказал! – таким же громким и необычайно глубоким голосом ответил кто-то из глубины толпы. Лаций стоял у самого забора, но он сразу узнал смельчака по голосу. Это был брат ветерана Мария, слепой певец. Парфянин бросился расталкивать пленных, пока перед ним не показалась высокая и худая фигура Павла Домициана. Согадай нахмурился, увидев, что тот смотрит на него невидящим взглядом поражённых слепотой глаз. Несчастный держался рукой за плечо товарища и не шевелился. Но начальника стражи это не волновало. Он был взбешён, и его душа жаждала крови. Согадай толкнул слепого певца в спину к проходу.

– Иди сюда, сын шакала и кобры. Я вырву твой язык. Сам вырву. И тогда тебя сожрут тигры. Кто его поводырь? – схватив на ходу ещё одного человека, он толкнул его к Павлу Домициану: – Веди его! Пусть скажет это тиграм!

– Я не боюсь тигров, – громко произнёс слепой, и все с удивлением уставились на него.

– Зачем он так? – пробормотал Варгонт. Они стояли у самого края арены и видели практически всё, что там происходит. Вскоре у жердей появилась худая фигура певца, которого вёл за собой дрожащий от страха пленный. Они вышли середину площади.

– Павел не боится смерти, как и его брат, хромой Марий, – тихо произнёс Лаций. – Он живёт песнями. Ты же знаешь.

– Да. Но тигры не поют. Он же ничего не сможет… – проскрежетал зубами Варгонт. Однако ответить Лаций не успел, потому что Павел Домициан, покрутив головой вокруг, ровным шагом направился к той части, где в окружении придворных сидел Сурена. За ним обречённо поплёлся «поводырь». Тигры рычали и ходили вокруг них кругами, но не прыгали.

– Ты кто? – спросил Сурена, когда тот остановился в пяти-шести шагах перед оградой.

– Меня зовут Павел Домициан Цэкус! – гордо ответил он.

– Ты что, слепой? – удивился Сурена.

– Да. Но я тоже воин. Римский воин.

– Да, я это вижу. Если бы римляне брали на войну зрячих, они бы лучше сражались, – усмехнулся он, и все придворные подхватили его шутку.

– Иногда слепые сильнее зрячих! – заявил Павел Домициан.

– Да? И когда же? Наверное, только в постели с гетерой! – рассмеялся Сурена. – Не ты ли возил у своего друга Рустия в обозе «Милетские рассказы»?

– Не я, – коротко ответил тот.

– Ну да, – усмехнулся Сурена. – Куда тебе. Ты же даже мужчину от женщины отличить не можешь. Только на ощупь, – он снова расхохотался и вместе с ним – все остальные.

– Зато я могу спеть, – ответил Павел. – Спеть о царском роде Аршакидов. Может, ты знаешь, что он происходит от милетских и ионийских гетер. И это не мешает им царствовать над парфянами!

Сурена нахмурил брови и сжал кулаки. Старейшины онемели от такой наглости. Никто не шевелился, и все взгляды были прикованы к этому похожему на кипарис человеку, который вот-вот должен был расстаться с жизнью. Сурена собирался что-то ответить, но римлянин набрал в лёгкие воздух и запел. Все замерли. Визирь тоже на мгновение замолчал, поражённый неожиданной силой и красотой его голоса. Но длилось это недолго. Начальник стражи кинулся к своим воинам, те стали толкать тигров длинными, заострёнными на концах палками, и раздражённые звери закружились по арене, злобно рыча и скаля жёлтые клыки. Однако их рычание было слышно только в те моменты, когда Павел Домициан останавливался, чтобы сделать вдох. Рядом с ним жался пленный-поводырь. Наконец, один из тигров несколько раз мотнул головой и присел на задние лапы. Было видно, что он собирается напасть сзади. И тут в толпе пленных произошло волнение. Варгонт, который до этого стоял и молча кусал губы, вцепившись в деревянные ограждения, вдруг не выдержал и метнулся вперёд. Вырвав у стоявшего неподалёку стражника палку, он перебросил её через ограду и сам прыгнул следом. Парфяне не успели даже опомниться. Зрители ахнули. Сурена с удивлением поднял брови. Его начинал раздражать этот дерзкий певец, но он не мог убить безоружного, хотя рука уже несколько раз поднималась, чтобы отдать приказ лучникам прервать его громкую песню. К счастью, почти никто не понимал того языка, на котором римлянин пел о милетских гетерах и парфянских царях. Появление невысокого коренастого человека в конце арены привлекло внимание Сурены, и он с любопытством стал наблюдать за его действиями. Похоже, хоть кто-то среди римлян не выдержал и решил показать свою смелость. А это было именно то, чего ждали сейчас все окружающие.

Глава Последний бой Варгонта

Схватив палку, Варгонт в два прыжка оказался около тигра, который готовился напасть на слепого певца.

– А-а-а-р-р-р-р! – раздался в воздухе громкий рычащий голос человека и следом за этим – дикий визг зверя. Палка с силой опустилась на полосатую спину. Отскочив в сторону, тигр поджал хвост и оскалился. Варгонт вытянул палку перед собой и замер. Он тяжело дышал. Но раны на коже уже зажили, и он даже не хромал, как раньше. Лаций, который готов был в этот момент сам перескочить через ограду, так и замер с поднятыми руками, держась за верхние жерди.

– Варгонт, не надо… – прошептал он с болью в голосе, но было уже поздно.

– Эй, отойди к забору! – крикнул тот несчастному пленному, который стоял позади слепого певца.

Тигр несколько раз мотнул головой, отвлёкся от Павла Домициана и, сделав два шага по направлению к Варгонту, прыгнул. Что произошло дальше, Лаций разобрал не сразу. Варгонт вдруг исчез, а тигр, цепляясь лапами за пустоту, медленно пролетел над тем местом, где только что была голова человека. Остальные хищники ходили вокруг, хлопая себя хвостами по бокам. Один лёг на землю и стал лизать лапу. Обиженный Варгонтом зверь развернулся и грозно оскалился. Поводырь Павла Домициана стал медленно пятиться к заграждениям. Но Варгонт никуда не исчезал, а просто присел. Теперь он стоял, не шевелясь. Только немного согнутые колени и опущенная на грудь голова говорили, что он готов в любой момент отпрыгнуть в сторону. Тигр повёл хвостом из стороны в сторону и снова присел. Мгновение, и зверь взлетел в воздух, выкинув лапы вперёд. Он опять метил Варгонту в голову. Но тот снова исчез, и полосатое тело, как и в первый раз, плавно пролетело в пустоту. На этот раз Лаций успел заметить, что Варгонт упал на землю, и у тигра не было ни малейшей возможности достать его когтями с высоты своего прыжка. Третий прыжок прошёл, как и первых два – впустую. Зверь разбежался и сделал четвёртый. И снова мимо. А дальше произошло то, о чём Лаций долго потом ещё вспоминал, не в силах объяснить это себе и окружающим. Раздражённый зверь неожиданно перестал рычать, развернулся и медленно отошёл к ограде. Там он лёг и, открыв пасть, стал часто дышать, вывалив изо рта длинный язык. Он просто лежал и дышал, как будто устал от тяжёлой работы. Лаций ничего не понимал. Парфяне вскочили со своих мест и стали громко кричать. Слепой певец тоже прекратил петь и стоял, прислушиваясь к звукам борьбы. Варгонт быстро подбежал к нему и оттащил к ограде.

– Помогите ему! – крикнул он в запале и развернулся к тиграм. Никто не успел даже опомниться. Второму пленному парфяне не дали вернуться и вытолкали палками на площадь. Варгонта уже рядом не было, и стражники снова стали кричать на тигров пытаясь достать их наконечниками копий, чтобы поднять с земли.

– Я его где-то видел, – хмыкнул Сурена и задумчиво нахмурил брови.

– Я не помню, – пробубнил Афрат, которому не нравилось такое развлечение. За последние дни он так опьянел от лести и подобострастия окружающих, что стал считать себя единоличным победителем Красса. Обладая сильным телосложением и большой выносливостью, он, к сожалению, как и большинство могучих воинов, не отличался прозорливостью и гибким умом. Единственное, на что его хватило, так это подстричь себе бороду и тем самым показать придворным и воинам, что он всё-таки отличается от них. Сам Афрат считал это достижением, а все остальные – глупостью. Однако победа над римлянами вознесла Сурену и всех окружавших его военачальников на недосягаемую высоту. К ним относились, как богам, которые сделали невозможное, а такое отношение могло вскружить голову кому угодно, не только недалёкому воину. Поэтому Афрат позволил себе грубо добавить: – Мало крови и криков. Какие-то слепые стоят и поют тут песни. Лучше уж было с гетерами повеселиться. Или на охоту съездить… – недовольно закончил он и пожал плечами, ещё не понимая, что совершает большую ошибку. Сурена не хотел портить праздник, и слова Афрата прозвучали для него как оскорбление. А прощать обиду визирь не любил.

– Это – легат Варгонт, – подсказал Абгар. – Ты, о, мудрейший визирь, отпустил его с двадцатью воинами в город. У реки.

– А-а! – брови Сурены взлетели вверх. – Помню, помню! Это – мой раб. Ну что ж, он умеет драться с тиграми, – Сурена повернулся к Афрату и заметил у того на лице недовольную гримасу. – Может, ты пошлёшь десяток своих железных всадников, чтобы они повеселили нас? Да? – сказал он не предполагающим отказа тоном и растянул губы в широкой улыбке. Начальник катафрактариев сразу же изменился в лице. – Ты же любишь охоту, Афрат?

– Люблю. Очень. Да, конечно. Как скажешь, – он уже хотел встать, но Сурена остановил его.

– Подожди. Сначала тигры, – он отвернулся, и Афрат с тяжёлым вздохом плюхнулся на место. На арене в это время уже было на одного тигра меньше. Варгонт успел приблизиться к тому зверю, который прыгал первым, и, раздразнив его концом острой палки, вонзил её глубоко в пасть, когда тот раскрыл рот в грозном рыке. Второй тигр старался отбить окровавленную палку лапой, но Варгонт несколько раз с такой силой ударил его по носу, что огромный зверь заскулил, как маленькая кошка, и отвернулся, отчаянно мотая головой и стараясь закрыть морду широкими лапами. Варгонт прицелился и со всего размаху ударил его прямо под левую лапу. Палка вошла зверю между рёбрами. Три оставшихся тигра отбежали от страшного человека в дальний конец площади и тихо зарычали, поджав хвосты.

– А-р-р-р! – оскалился в ответ Варгонт, сам превратившись в зверя. Несчастный поводырь Павла, согнув плечи, прятался у него за спиной.

– Варгонт, Варгонт! – закричал Лаций. – Сюда! Назад!

Но тот его не слышал. В этот момент в дальнем конце ограды открылась небольшая дверь и тигров стали загонять обратно. На смену им с другой стороны выехали десять железных всадников с длинными копьями. – Катафрактарии, – одними губами прошептал Атилла на ухо Лацию и покачал головой. – Они убьют его…

Павла Домициана уже успели затащить обратно, и он лежал на земле, что-то бормоча себе под нос.

Всадники тем временем медленно приблизились к Варгонту. Тот тяжело дышал и исподлобья наблюдал за ними, резко дёргая головой и переводя взгляд с одного на другого. Катафрактарии остановились и направили копья прямо ему в грудь. Варгонт сделал шаг назад. Потом ещё и ещё. Пока не почувствовал за спиной твёрдые брёвна забора.

– Дайте мне меч! Дайте меч! – закричал он, разводя руки в стороны и видя неизбежность своего конца. Второй пленный упал на землю и закрыл голову руками.

– Ты свой меч уже потерял, – со злорадной усмешкой произнёс Сурена. Но Варгонт его не слышал. Стражники просунули между брёвнами палки и стали толкать его в спину. Он в отчаянии оглянулся по сторонам и вдруг рванулся вперёд, прямо навстречу лошадям. Всадники не ожидали от него такой прыти. До острых наконечников копий было всего два-три шага. Варгонт вцепился в ближайшее древко и с силой дёрнул его на себя. Воин, как птица, подлетел в воздух и с грохотом упал на землю. Варгонт распластался рядом. Он сделал это вовремя, потому что парфяне, опомнившись, двинулись вперёд и их копья ударили в ограждение прямо у него над головой. Прижав древко к груди, Варгонт вскочил и рванулся вперёд. Ближайшая лошадь вздрогнула от страшного удара и, вскрикнув от боли, с диким ржанием завалилась набок. Вместе с ней упал и всадник. Остальные смешались и вздыбились, повернувшись к римлянину кто боком, кто спиной. Второй лошади достался страшный удар в живот, а третьей – снова по ногам. Их всадники тоже оказались на земле. Те, кто остался верхом, отъехали назад, чтобы развернуться и с разгона пронзить дерзкого римлянина копьями.

– Хватай! Помоги мне! – крикнул Варгонт лежащему ничком товарищу. Тот поднялся и взял в руки древко. Они не видели, что Сурена уже дал знак лучникам. Они успели сделать несколько шагов вперёд, когда чёрные стрелы, эти страшные парфянские стрелы, как острые хвосты скорпионов, звонко сорвались с тетивы луков и полетели в их сторону. Несколько жалящих наконечников сразу же попали Варгонту в руку и ногу, и он упал прямо на лапы убитого им тигра. Второй пленный замер на месте, пронзённый стрелами в горло, грудь, сердце и живот. Он выронил копьё, закачался на слабеющих ногах и упал на колени. Второй выстрел превратил его тело в утыканное стрелами месиво. Он завалился на бок и замер. И только чистое, безоблачное небо с повисшим в середине ярким солнцем смотрело в его потухшие глаза. На площади лежали два римских воина, и парфянские зрители радостно выражали свой восторг.

– Не-ет! – заорал Лаций и ткнулся лбом в бревно. «Варгонт, Варгонт…», – шептал он про себя и плакал, чувствуя, как сердце сжимается от боли. Не так мечтали они закончить этот поход, бесславно умерев в чужой стране ради забавы врага, не так думали отдать свои жизни! Всё, чего они хотели добиться, не сбылось. Старый друг лежал на земле, и кровь медленно расплывалась вокруг его тела, образуя чёрную лужу. И ни золота, ни драгоценных камней, ни оружия – ничего не было вокруг, только кровь. И вместе с ней расползались по щекам Лация грязные разводы слёз, разъедая сердце ядом утраты.

Глава Сражение Лация

– Афрат, ты опоздал! Так можно дождаться, когда эти пленники придут сюда сами и сядут вместо тебя за стол. А ты пойдёшь на площадь и будешь их веселить, как раб, – сузив глаза, произнёс Сурена и махнул рукой в сторону оставшихся пяти всадников.

– Прости, великий визирь. Я не знал, – пробормотал Афрат, чувствуя, что над его головой сгущаются тучи.

– Что ты не знал? – с издёвкой спросил тот. – Что римляне умеют сражаться? Как это ты ещё умудрился их победить, если один безоружный римлянин может разогнать десять твоих всадников?

– Велик твой разум, непобедимый Сурена, – осторожно вмешался Абгар. Ему не хотелось видеть гнев визиря. – Благодаря твоей мудрости мы объединились и смогли победить такого сильного врага.

– Абгар, ты, как всегда, умеешь хорошо сказать, – Сурена покрутил в воздухе пальцами и хотел что-то добавить, но не нашёл нужное слово. Однако кислая улыбка на его лице говорила, что он не забыл о воинах Афрата. Помолчав, он снова повернулся к нему: – Афрат, я хотел продать этого римлянина за большие деньги. Он был очень сильным и храбрым. Если бы не лучники Силлака, ты бы сейчас лишился десяти своих воинов, – теперь он повернулся к предводителю катафрактариев всем телом, и тот побледнел.

– Да, мой визирь, – пробормотал Афрат.

– Сколько стоят твои всадники? – глядя ему прямо в глаза, спросил Сурена.

– Э-э… Я не знаю, – промямлил тот в замешательстве.

– Ты мог бы потерять десять человек вместе с лошадьми. А я их спас. Так скажи, сколько ты готов заплатить за жизнь своих воинов?

– Сколько ты скажешь, – наконец сообразил, как выкрутиться, Афрат.

– Э-эх, Афрат, Афрат, – сокрушённо покачал головой Сурена. – Надо было поменять этого римлянина на десять твоих всадников и выпустить его первым на поле боя. Больше было бы пользы. Два таланта серебра. Пусть принесут завтра. Каждый! – он опустил голову на грудь и исподлобья посмотрел на Афрата. Ни один раб не стоил таких денег, но перечить Сурене было нельзя. Афрат открыл рот, собираясь что-то сказать, но поперхнулся и опустил взгляд. – Смотри, два таланта серебра. Иначе завтра их самих продадут на базарной площади, а деньги отдадут мне. И тебя вместе с ними. Ты понял?

– Да, визирь, – потея, прошептал Афрат, ещё не веря, что беда минула его самого. Как воины будут искать деньги, его не волновало. В крайнем случае, их можно было и продать. Самих. Вместе с лошадьми. Лишь бы Сурена остался доволен.

– Дальше! – махнул рукой визирь. – Давай дальше, Согадай! – зрители тоже обрадовано загудели, предвкушая продолжение.

– Ты хотел увидеть римлян в бою, господин, – напомнил ему один из придворных.

– Ах, да. Римляне любят смотреть, как рабы убивают друг друга на потеху зрителям. Почему бы нам не посмотреть на них? – он обвёл взглядом старейшин, и те с радостью закивали седыми головами. – Согадай, выводи! – махнул рукой Сурена.

Двадцать римлян вытолкали в центр площади и поставили друг напротив друга. Затем раздали короткие мечи.

– Сражайтесь! – крикнул Согадай. Пленные не шевелились, понуро опустив головы. Сурена опять нахмурился. Тогда начальник охраны выхватил меч и убил одного из них прямо на месте. – Иди! Давай! – кричал он, тыча остриём в спины остальным. Несчастные старались увернуться, но ему удалось достать почти половину, и у них по спинам потекла кровь. Видя, что его усилия тщетны, Согадай убил второго римлянина. Стоявшие позади него стражники взялись за мечи, предчувствуя, что сейчас может понадобиться их помощь. Но в этот момент пленные стали стучать мечами, изображая подобие боя, поэтому начальник стражи на время остановился. Посмотрев в сторону Сурены, он увидел на его лице недовольную гримасу и сразу же принял решение. – Убить. Всех! – коротко приказал он, и через несколько мгновений на земле лежали ещё восемнадцать трупов.

– Давай других, – махнул рукой Сурена. Согадай с готовностью кивнул и широкими шагами направился к ограде.

– Ну что, есть ещё храбрые герои?! – прорычал он.

– А сам не хочешь попробовать? – послышался чей-то голос. Согадай дёрнулся, как от удара плетью, и застыл от удивления. Через мгновение до него дошёл смысл сказанных слов.

– Что-о-о?! – проревел он, как голодный медведь.

– Давай вдвоём поиграем! Один на один, – предложил всё тот же голос. Расталкивая рукояткой меча оборванные фигуры пленных, Согадай рванулся вперёд.

– Ты где? – хрипел он от злости. Стражники не поспевали за ним.

– Тут я, тут. А ты где? – была последняя фраза странного смельчака, когда вдруг римляне расступились, и перед начальником охраны появился черноволосый, смуглый пленник с жёстким взглядом и пренебрежительной улыбкой на лице. Это был Икадион. Он держал под руку другого римлянина, намного моложе него. Тот с трудом стоял на ногах из-за раны под коленом. Согадай злорадно усмехнулся.

– Ты – герой? – спросил он, приблизившись к самому лицу Икадиона.

– Нет. Я – не герой. Это ты – трус, – не переставая улыбаться, ответил тот.

– Ах, так… – с трудом сдерживаясь, чтобы не убить его на месте, прохрипел Согадай. – Ну ладно. Мы сразимся, – он посмотрел на смельчака, потом – на второго пленного и злорадная улыбка перекосила его лицо. – Но не с тобой. А с ним, – он ткнул кулаком в грудь раненого и добавил: – А ты посмотришь. Ведите его! – приказал он стражникам.

Улыбка на лице Икадиона превратилась в гримасу ненависти и неприкрытого отвращения. Он чувствовал, что следующее слово может оказаться в его жизни последним. Но молчать не было сил. Когда его товарищ оказался на арене, Икадион крикнул:

– Только трусы сражаются со слабыми!

Его голос донёсся до Сурены. Визирь с наигранной искренностью произнёс:

– Как я люблю правду! Эй, римляне, – крикнул он, – может, поэтому Красс не стал с нами сражаться. Да? – все придворные вокруг рассмеялись. – Если вы такие сильные, докажите это, – и он кивком головы показал Согадаю, что тот может продолжать.

– Держи! – сказал тот и протянул раненому меч. Но несчастный был настолько слаб, что не мог его даже держать. Он так и стоял, с опущенной рукой, наклонившись плечом в сторону непосильной ноши.

Начальник охраны отошёл на шаг и вытащил свой клинок.

– Убей себя! – раздался из-за ограды голос Лация, но пленный даже не пошевелился. Согадай услышал этот совет и его ноздри хищно раздулись от гнева. Он размахнулся и обрушил всю силу своего удара на голову римлянина. Меч разрубил того почти пополам и застрял в районе груди. Ругаясь, Согадай с трудом достал его и повернулся к заграждению.

– Смотри, Афрат, как он разошёлся. Может, и тебе порезвиться хочется? – усмехнулся Сурена. – Не стесняйся!

– Как скажешь, о, великий визирь, – покорно ответил тот.

– Ну ладно, ладно, посмотрим ещё, – вздохнул Сурена и повернулся к арене. Там начальник стражи выбирал себе следующую жертву. Он зашёл за ограждение и дико вращал глазами. – Ты где, смелый?! – крикнул он, не находя Икадиона.

– А с хромыми ты дерёшься? – неожиданно услышал он. Справа от него стоял сутулый, измождённый римлянин с редкой грязной бородой и прищуренным взглядом. Нога у него была неестественно согнута.

– Нет, не дерусь! – зло ответил Согадай и расхохотался. – Я просто отрубаю им ноги! – рявкнул он и ударил мечом по второй ноге несчастного. Тот упал, забрызгав кровью всех, кто был рядом. Она струёй хлестала из обрубка, и пленные в ужасе застыли, глядя на этот чёрный фонтан. Через некоторое время она почти перестала литься, слабыми толчками сочась из рубленой раны, и тело неподвижно застыло в огромной луже крови. – Ну что? Есть ещё смелые? – заорал парфянин и схватил ближайшего пленного за плечо. – Может, ты? Или ты? – он повернулся к другому. Все стояли, опустив головы с одинаковым выражением напряжения и безысходности. Умирать никто не хотел. Вдруг Согадай остановился. Перед ним стоял явно не простой воин. Широкая грудь, сильные, рельефные мышцы рук и груди, крепкие ноги – всё это выдавало в нём, по меньшей мере, сильного противника. И он не выглядел таким измождённым, как остальные. Но Согадай остановился не из-за этого. Его внимание привлёк взгляд. В нём было странное, неестественное спокойствие. Римлянин смотрел на него без страха, насмешки, ненависти или злости. Как будто случайно оказался здесь, среди людей, обречённых на смерть и рабство. Согадай повернул голову вправо, потом – влево. Шея хрустнула и приятно заныла. Интуиция подсказывала, что смерть этого воина будет непохожа на всё, что происходило до этого, и Сурена будет рад. Он прищурил взгляд и подошёл ближе.