Римская сага. В парфянском плену

Его соплеменник собрал в это время верёвку и решил бросить её ещё раз. Но Лаций уже был готов. Схватив петлю на лету, он намотал её на руку. Всадник потянул аркан на себя, но получил в ответ рывок такой силы, что слетел с лошади, как сбитая палкой оливка. Когда он поднялся, перед ним стояла высокая фигура с мечом его погибшего товарища. Несчастный хотел побежать, но со стороны зрителей раздался резкий окрик. Кочевник вздрогнул и остановился. Лацию показалось, что это был голос Абгара. Несчастный смотрел ему в глаза и не шевелился. В них отражалось палящее солнце. Было видно, что ещё немного, и силы покинут его… Послышался громкий гортанный окрик, и воин медленно поднял упавший меч. Лаций отрицательно покачал головой, но у араба не было выхода. Он сделал шаг вперёд и нанёс удар. Мимо. Лаций просто уклонился в сторону, не сходя с места. Ещё один удар – и снова мимо. Три, четыре, пять ударов – и все в пустоту. Он просто отходил от слабеющего противника, не желая убивать его просто так. Арабы были наездниками и не умели воевать на земле. В этот момент из-за ограды раздался пронзительный звук спущенной тетивы, и в спину несчастного кочевника вонзилась длинная стрела. Лаций даже не пошевелился. Он опустил меч и медленно повернул голову в ту сторону, откуда был сделан выстрел. Присмотревшись, он увидел Абгара. Тот стоял с хмурым лицом. В руках у него был лук. Лаций видел, что все вокруг готовы разорвать его на части. Парфяне как будто взбесились: разъярённые лица с широко раскрытыми ртами извергали крики ярости и плевались слюной, руки взлетали вверх, рубили воздух несуществующими мечами, метали в него копья и стрелы… и от этого шума у него заложило уши. Пот тёк по локтям и попадал на рукоятку меча. Пальцы стали скользкими. Надо было посыпать ладони пылью. Но что-то внутри подсказывало, что лучше было не шевелиться. Все ждали. Не хватало только одного слова Сурены. И хотя Лаций тяжело дышал, внутренне он был спокоен. Он спрятал нож под ладонью и прижал его к бедру, затем бросил меч на землю и остался стоять лицом к Абгару. Рядом с тем появилась фигура визиря. Он поднял руку. Сурена хотел что-то сказать, но неожиданно всё изменилось, под навесами забегали слуги, и все парфяне повернули головы в другую сторону. Абгар вздрогнул и, быстро отвернувшись от Лация, склонился в поклоне. Что-то было не так. Лацию ничего не оставалось, как стоять под палящим солнцем и ждать.

Глава Неожиданное спасение

– Стой! Я покупаю его! Какая цена? – раздался громкий весёлый голос. Сурена, который уже готов был отдать приказ лучникам, с удивлением замер. Голос был невероятно знакомым. – Иначе он один победит всю твою армию! – приближённые расступились, и справа появился Пакор, сын сатрапа Орода. Весёлый, с улыбкой на лице, с длинными, вьющимися чёрными волосами, он был полон радости и хорошего настроения. Однако всё это было для Сурены довольно неожиданно. Никто не предупредил его об приезде царевича, поэтому надо было выяснить, что скрывалось за этой жизнерадостностью – искренность или вынужденная необходимость.

Визирь стиснул зубы и сел на свой стул.

– Этот пленный дорого стоит, – произнёс он небрежным голосом, как будто они не расставались с Пакором и сейчас продолжают недавний разговор. Тот подошёл ближе.

– Ну это как сказать, – улыбнулся царевич. – Если учесть, что я спасаю от гибели всё твоё войско, то цена может быть и не очень большой. Нам ведь нельзя терять наших воинов. Ты согласен? – Пакор прищурил глаза, и Сурена задумчиво и внимательно посмотрел на него полным сочувствия взглядом. Но отвечать не стал.

– Как здоровье сатрапа? – спросил он вместо этого.

– Всё в порядке. Благодарит тебя за победу, – так же уклончиво произнёс Пакор.

– Ты давно приехал?

– Только что. Сразу к тебе. Не мог удержаться.

– Я слышал, ты приобрёл новую жену? – в голосе Сурены прозвучала ирония.

– Да, Артаваз сдержал обещание, – кивнул Пакор. На его лице промелькнуло довольное выражение и даже гордость. Он действительно уже вырос. Чёрные кучерявые волосы стали длинными, и борода казалась гуще, чем раньше. Сын Орода превратился в сильного и красивого воина, которому, как любому наследнику престола, теперь тоже захочется славы и золота. Сурена это хорошо понимал.

– Отлично! Надо устроить пир по этому поводу. Мне будет очень приятно увидеть тебя на празднике сегодня вечером во дворце.

– Благодарю тебя, Сурена, – вежливо склонил голову Пакор, и визирю это польстило. – Ну как насчёт этого? – он кивнул в сторону Лация.

– Заплати столько, сколько считаешь нужным, – благосклонно предложил Сурена.

– Полталанта золота, – окинув оценивающим взглядом площадь и римлянина, произнёс Пакор. Сурена от удивления поднял брови вверх. Одни только лошади и оружие убитых воинов стоили в два раза дороже, но он сдержался. Это уже было неважно. Прибытие Пакора было знаком, но он пока не мог понять, каким. Поэтому судьба пленного сразу же стала ему безразлична. Надо было наблюдать за сыном Орода, за его словами и интонацией. Сурена вздохнул.

– Это хорошая плата, – постарался беззаботно ответить он. – Что ещё просил передать сатрап?

– Хочет видеть тебя в Экбатане. Едет сейчас туда. Ещё приказал привезти гарем, – Пакор хмыкнул. – Наверное, скоро будет свадьба. Вот и всё. Но, – он сделал паузу и подойдя ближе, продолжил тихим голосом: – перед этим он хочет увидеть тебя лично.

– Ему нужен рассказ о победе? – пристально глядя Пакору в глаза, спросил Сурена. Тот отрицательно покачал головой.

– Нет, отец всё прочитал. Хочет обсудить, – так же тихо добавил царевич.

– Понял. Значит, ты тоже всё знаешь? Читал? – этот вопрос можно было и не задавать, потому что уже было ясно, что Ород поделился опасениями Сурены с сыном. Пакор только пожал плечами, как бы говоря: «Ну а как иначе?» и уже громко спросил:

– Ну так как там гарем? Отец ждёт.

– Ну гарем и сам побежит к нему быстрее нас, – в том же духе ответил визирь, и они рассмеялись. Пока всё выглядело нормально. Пакор не предъявлял никаких претензий и не стремился выразить своё новое или старое отношение к его победе. Значит, и у его отца тоже не было поводов для недовольства. Более того, Ород обсудил его письмо с сыном, а это значило, что они тоже озабочены будущим Парфии и отношениями с Арменией. Именно для этого сатрап и хотел встретиться с ним как можно скорее. Это было ясно без слов. Но Пакор только подтвердил его мысли. Значит, следующий день ему придётся провести в седле.

Сурена ненадолго задумался. Судьба римлян больше никого не волновала. Или почти никого. Потому что вряд ли кто-то мог представить себе, что совсем рядом за происходящим наблюдают две женщины, сестра и дочь царя Осроены Абгара.

Сам Абгар при появлении царевича весь сжался и старался не привлекать его внимание. Он чувствовал, что чем больше смотрит на него, тем тяжелее ему становится дышать и темнее кажется будущее. Пакор сел на второй стул рядом с Суреной.

– Пусть римляне убивают себя сами. Ты согласен, визирь? – спросил он, выведя его из задумчивости, и Сурена понял, что Пакор не видел, что произошло до этого.

– Согласен. Но они не хотят. Стоят на месте и не шевелятся, – медленно ответил он.

– Даже если им прикажу я? – самодовольно спросил молодой наследник.

– Попробуй, – Сурена сделал жест рукой в сторону ограды, как бы предлагая Пакору принять участие в развлечении.

– Эй, кто там! Выведите десяток римлян. Пусть они устроят охоту на этого гордеца! – приказал он, и Сурена заметил, как стражники со страхом засуетились у ограды. Значит, они уже стали его бояться. Это было плохим знаком, но он решил пока не волноваться.

– Тебе придётся подгонять их палками, – хмыкнул он.

– Сейчас посмотрим, – Пакор встал и крикнул: – Кто хочет жить, должен первым принести мне голову этого грязного шакала. Теперь это – мой раб. Сделайте это!

Глава Предательство Квинта Лабиена

Пленные потупили глаза и опустили головы. Последний, которого силой пытались оттащить от ограды, услышал эти слова и, бросившись вперёд, вдруг заговорил на парфянском языке:

– Ты – сатрап Ород? – с надеждой в голосе спросил он. Все придворные Сурены опустили головы и спрятали улыбки в усах.

– Я – Пакор, сын сатрапа Орода! – гордо ответил тот. – А ты кто такой и почему говоришь не на своём языке?

– Меня зовут Квинт Лабиен, – ответил римлянин. При этом он не боялся и вёл себя хоть и немного возбуждённо, но с достоинством. И только горящий взгляд выдавал его внутреннее волнение. – Я – легат. Я хотел сказать тебе, что этот человек очень и очень опасен. Он принёс парфянам много бед вместе со своим товарищем, Варгонтом. Но того уже убили. А этого надо убить сейчас.

– Вот и убей его, раз так желаешь! – со смехом ответил Пакор. – Что, боишься?

– Я ничего не боюсь. Но если лошадь меньше слона, то она не сможет запрыгнуть ему на спину, – прищурившись, ответил Лабиен.

– Какой хитрый! Что ты хочешь сказать? – не понял царевич.

– Он меня просто убьёт, – спокойно произнёс пленный, и эти слова вызвали у парфян дикий хохот.

– А зачем ты нам нужен? У тебя, что, язык из золота? – устав смеяться, спросил Пакор.

– Я могу доказать тебе, что этот человек опасен. Он хотел убить визиря, и ему в этом помогали, – Лабиен продолжал смотреть на Пакора внимательным взглядом, но тот после этих слов нахмурился и повернулся к Сурене.

– О чём он говорит? – с недоумением спросил царевич.

– Не знаю, – пожал плечами Сурена и встал. – Ты, который называет себя Лабиеном, если ты сказал правду, я подарю тебе жизнь и свободу, но если ты соврал, я сам выпущу тебе кишки прямо здесь. Говори, что ты знаешь! – он опустил голову и нахмурился. В душе он уже принял решение убить всех римлян прямо здесь, но осторожно ждал решения Пакора – тот мог вмешаться и что-то изменить. Так оно и произошло.

– Этот человек хотел убить тебя. Ему всё время помогала одна женщина из твоего гарема, – начал он, но после этих слов среди парфян поднялся такой шум, что Лабиен вынужден был замолчать. В доме напротив Заира стала на колени и почувствовала, как у неё на лбу выступили капли пота. Старая Хантра лежала в углу и ничего не слышала – это спасло её от сердечного приступа и мгновенной смерти.

Сурена был вынужден поднять руку, чтобы заставить парфян замолчать. Пакор с удивлением округлил глаза и с любопытством посмотрел на визиря. Он взял воду у слуги и откинулся на большом полукруглом стуле. События принимали интересный оборот.

– Продолжай! – коротко приказал визирь.

– Каждую ночь им приносили еду.

– Кто? – спросил он.

– Старая гадалка со стоянки гетер.

– Ты её знаешь?

– Я знаю её имя. Её зовут Медея. Она приносила еду и всегда произносила два имени – Лейла и Лаций, Лаций и Лейла. Я сам слышал.

– Но где её найти? Ты врёшь, раб.

– Нет, не вру. Я рассказал об этом твоему начальнику стражи Согадаю. Но Лаций уже убил его.

– И что сказал Согадай? – продолжал спрашивать Сурена.

– Он вчера вечером сказал, что схватил эту старую гетеру и привёз сюда. Он хотел привести её к тебе. Она должна быть где-то здесь.

Сурена повернулся к слугам и приказал найти гадалку. Те сразу же засуетились и разбежались в разные стороны. Визирь повернулся к римлянину.

– А зачем тебе всё это надо?

– Я хочу помочь тебе победить римлян в Сирии, – неожиданно ответил Лабиен, и парфяне охнули от удивления.

– Ты? Мне? – лицо Сурены на мгновение прояснилось.

– Да, я, – кивнул Лабиен. – Я прекрасно знаю их порядки и воинские построения. К тому же, если ты убьёшь сейчас этого легата, у тебя останется всего один страшный враг, способный победить тебя и любого другого царя в Азии.

– Это кто? – удивился Сурена.

– Гай Кассий Лонгин, – чётко произнёс Лабиен, и Лаций вздрогнул, услышав имя квестора. Он не понимал, о чём тот говорит, но чувствовал, что от Квинта Лабиена веет злом. Сурена с пониманием покачал головой и нахмурился. Интуиция подсказывала ему, что пленника надо было оставить в живых и позже расспросить обо всём, что знает. Сидящий позади Абгар внимательно следил за странным легатом. Афрат пыхтел, вытирая пот и чувствуя свою ненужность, а царевич Пакор, скривившись, как от кислого лимона, смотрел пронзительным взглядом на Лабиена.

– Лонгин. Да, я слышал это имя, – уклончиво сказал Сурена. При этом он заметил, как изменилось лицо Пакора, и тот стал нервно кусать губы. Видимо, он уже обсуждал эту опасную проблему с отцом и Ород тоже знал о возможной угрозе с этой стороны.

– Говори дальше! – махнул рукой принц и подался вперёд, чтобы лучше слышать.

– Ты услышишь это имя ещё не раз, – пообещал Лабиен с уверенностью. – Но если ты возьмёшь меня с собой, то после первой же битвы сможешь о нём забыть.

– Сначала мы послушаем, что скажет старая гетера, – зловеще ответил ему визирь, увидев, как вдалеке в сопровождении слуг появилась старая гадалка. Он не помнил её лица, но это было неважно. – Ты кто? – спросил он. Старуха упала на колени и стала биться головой о землю. Сурена сделал знак, и её подняли.

– Я – гадалка Медея. Я ничего плохого не сделала, прости меня!

– Этот римлянин говорит, что ты носила пленным еду из гарема. По ночам. Говори правду, и я обещаю тебе жизнь! – грозно приказал он.

– Да, я брала хлеб, сыр, воду и мясо у твоей рабыни и относила одному пленному.

– Этому? – Сурена кивнул на Лация. Гадалка медленно обернулась и, увидев римлянина, вздрогнула всем телом.

– Да, да, – закивала она головой.

– Кто давал тебе еду?

– Девушка. Лейла, – после этих слов на какое-то время воцарилась тишина. Каждый думал о своём. До Лация постепенно стал доходить смысл происходящего, Сурена напряжённо думал, Пакор ждал, что тот ответит, а старый Абгар пытался понять, как это может повлиять на судьбу его дочери, которая стояла в это время у окна в доме напротив и тихо плакала, закусив занавеску.

– Значит, это был её платок на дороге, – догадался Сурена.

– Да, я тоже видел, как он заворачивал хлеб в какой-то цветной платок, – добавил Лабиен. – И ещё они с Варгонтом ночью плавали в реке, когда там купались твои наложницы, – как бы между прочим произнёс он. Лаций повернулся в сторону Квинта Лабиена и, если бы не окружавшие его стражники, убил бы того на месте. Сурена махнул рукой, и воины схватили Лация за руки, закинув голову назад.

– Нет, стойте! – резко выкрикнул Пакор, и Сурена понял, что правильно сделал, подождав с убийством римлян. – Он нам ещё пригодится, – добавил принц.

– Ты что, не убьёшь этого предателя? – с глупой улыбкой спросил Афрат.

– Приказ принца – закон, – спокойно произнёс визирь, повернувшись к непонятливому катафрактарию. Он видел, как кисло улыбнулся Пакор, и понял, что надо всё заканчивать. – Ты слышал? Пока его никто не будет убивать. Он нам может пригодиться.

– А этого? – Пакор кивнул на Квинта Лабиена. Сурена подумал, что молодой наследник хочет развлечений, боя и крови, но решил не потворствовать ему. Судьба посылала Пакору невероятную удачу, и он сумел распознать её в лице этого предателя.

– Это – тоже твой раб, – стараясь быть вежливым, ответил Сурена и удивился, как искренне обрадовался этим словам сын Орода. – Что хочешь, то с ним и делай.

– Ты уже уходишь? – обернулся Пакор, заметив, что Сурена встал.

– Да, надеюсь, ты приятно проведёшь здесь время с остальными старейшинами, – ответил он и поклонился. Пакор растянул лицо в улыбке и раздосадовано пнул сидевшего впереди слугу. Тот покатился вниз под хохот приближённых. Всем стало весело.

– Нет, мне здесь не нравится, – неожиданно заявил он. – Охота – лучше. Лучше повеселимся вечером у Сурены, – обратился он к главам родов и тоже встал. Лация загнали за ограду, где парфяне снова стали связывать руки всем пленным. Лабиена увели в другое место. Парфяне живо что-то обсуждали, и Лаций успел в последний момент незаметно спрятать под тунику чёрный нож. И хотя он немного оттопыривался у бедра, грязь и кровь скрывали это. Потом их всех отвели в старые амбары на окраине города. Там Икадион рассказал им с Атиллой всё, о чём говорил на площади предатель Лабиен.

– Странно, он же легат. И никогда не был таким, – Лаций с трудом понимал, о чём тот говорит. Перед глазами стоял Варгонт с палкой в руках на фоне рычащих тигров.

– Плен многих людей меняет, – ответил Икадион. – Говорят, его посадили в отдельную клетку.

– Теперь этот подкидыш свиньи заведёт себе гарем и станет местным царьком, – пробурчал в другом углу Атилла. Если бы он знал, что его слова окажутся вещими, то предпочёл бы отрубить себе язык, но Атилла всегда говорил то, что приходило ему на ум.

– Варгонт, прости, – прошептал Лаций и заплакал. Неожиданно эмоции переполнили его, и он не сдержался. Икадион вздохнул и сел рядом. Атилла засопел, сделав вид, что заснул, а Лаций лежал и вспоминал своего друга. И горькие слёзы ещё долго текли по его заросшим щекам.

В это время Сурена прискакал в свой лагерь и приказал привести старшего евнуха. Предчувствуя беду, тот испуганно заполз в шатёр на коленях. Сопровождавшие визиря слуги уже успели предупредить его о происшедшем.

– Кхабж, – ледяным тоном произнёс Сурена, – тебе пора искать замену, – после этих слов старый евнух распластался на земле и задрожал. – Но будет лучше, если ты сделаешь это сам. Ты понял? – зловеще спросил визирь, но евнух не мог даже пошевелиться, не то, что говорить. – Мне больше не нужна Лейла, – медленно добавил он и подождал, пока его слова дойдут до перепуганного слуги. – Она вообще больше никому не нужна, – Сурена сделал паузу, а евнух ожесточённо застучал подбородком о землю, стараясь изобразить понимание. – Ты можешь взять её сына и вырастить из него главного евнуха, если хочешь. Иди, – закончил визирь. Ему хотелось отдохнуть перед пиром. Потому что на следующий день надо было ехать к Ороду в Экбатану.

Кхабж выполз задом из шатра и с невиданной прытью понёсся к наложницам. Он ворвался в шатёр, как ураган, держа в руках мешок. Возмущённая его грубостью Коринтия преградила ему путь и хотела что-то сказать, но он с такой силой оттолкнул её в сторону, что бедняжка отлетела в сторону и подвернула руку. Безумный взгляд евнуха вселил в неё ужас. Наложница замерла и не дышала, пока тот расшвыривал остальных девушек. Те с ужасом разбегались в разные стороны и испуганно жались по углам. Когда он, наконец, добрался до Лейлы, та кормила грудью ребёнка, что-то напевая ему на своём родном языке. Не дав ей опомниться, он накинул на голову мешок, обвязал вокруг горла верёвку и, упёршись коленями в грудь, сдавил изо всех сил. Раздался короткий хруст, и через мгновение всё было кончено. Ребёнок ещё продолжал искать грудь матери губами, но Кхабж схватил его за ноги и потащил на свет. Прямо у входа евнух положил его на землю, достал нож и стал дёргать младенца за ноги, пытаясь развести колени в стороны, чтобы подвести лезвие под нужное место. Он несколько раз промахнулся мимо оттянутой кожи и порезал себе палец, даже не вспомнив, что в таком возрасте мальчиков никогда не кастрируют. Но страх был сильнее разума. Перепачкавшись своей кровью, он, в конце концов, зажал визжавшего младенца между ног и отрезал кожу в том месте, где обычно у малышей должны были находиться ещё не совсем заметные яички. Затем Кхабж занёс визжащего ребёнка в шатёр и бросил его рабыне-кормилице:

– Отвечаешь за него головой! Если умрёт, лучше сразу перережь себе горло! – с этими словами он вышел из шатра и нетвёрдой походкой направился к палатке евнухов. А позади ещё долго слышался крик ребёнка и причитания наложниц, оплакивавших судьбу несчастной Лейлы.

Глава Опасная игра Заиры

Паркое, душное зловоние от огромного количества людей и животных расползлось по улицам плотным смрадом. Хмурое утро не предвещало жившим в столице Парфии людям ничего хорошего. С берегов Тигра в город поднялся плотный туман, и теперь здесь ничего нельзя было различить на расстоянии нескольких шагов. В рваных клочьях туч растворились даже цветные купола дворца сатрапа. Но визирь Сурена не обращал на это никакого внимания. Он приказал слугам собраться ещё ночью, сразу после пира, где все, включая Пакора и старейшин, пили и смеялись, пока не заснули там, где сидели. Некоторых из наиболее пожилых гостей пришлось уносить на коврах – они не могли шевелиться, не то что идти. Сурена мало пил, но всегда поднимал чашу, когда очередной вельможа с блаженной улыбкой на губах и искрами зависти в глазах произносил тост в честь сатрапа и, естественно, визиря. После того как все гости разошлись, или, скорее, разлеглись по разным местам, к нему подошёл Абгар.

– Великий победитель римлян покидает столицу? – вкрадчивым голосом спросил он.

– Да, – кивнул визирь и прищурил взгляд. Напоминать ему о словах Пакора не было смысла – араб сидел рядом и всё слышал.

– Мои кони готовы идти по твоим следам, – как всегда, осторожно произнёс Абгар.

– Зачем? – удивился Сурена. – У тебя дела в Экбатане? Или просто это по дороге в твою столицу?

– Экбатана лежит в стороне от моего города, – ответил арабский царь, – но в этом городе находится человек, который может изменить дорогу всей моей жизни. И чем раньше на ней осядет пыль, тем быстрее моё сердце обретёт покой.

– А-а, ты о дочери, – улыбнулся визирь, вспомнив Заиру. Абгару было неприятно видеть такое снисхождение, но он ничем не выразил свои чувства. Сурена пожал плечами и сказал: – Ну что ж, следуй за нами. Мы поедем через Бисутун и Конхобар. Остановимся на юге Экбатаны.

– Мы будем готовы, о, великий победитель римлян, – тихо произнёс Абгар и поклонился. Через мгновение его уже не было.

Заира выглядела уставшей и всё время молчала. Она прятала взгляд, и отец сразу заметил это. Он решил пока ничего не спрашивать и подошёл к Хантре, которая с бледным лицом лежала в углу комнаты. Старый купец, в доме которого они остановились, прислал свою повитуху. Та не только принимала роды, но и лечила всех его родных. Толстая, но проворная женщина сразу же подбежала к старой служанке и стала что-то шептать. Потом она пододвинула светильник и посмотрела ей в глаза, осторожно оттянула веки, поцокала языком и потрогала мочки ушей. Хантра открыла глаза.

– Что с тобой? – тихо спросил Абгар, продолжая краем глаза наблюдать за дочерью. Та делала вид, что разбирает какие-то вещи, но часто вздыхала и по-прежнему смотрела в пол.

– Грудь болит, – пробормотала Хантра. – Тяжело дышать.

– Что же ты так? – с удивлением покачал головой он.

– Не знаю, испугалась, может, – голос был слабый и еле слышный.

– Душа у неё заболела. Надо ветки верблюжьей колючки заварить и выпить, – сказала знахарка. – Губы синие. Давит ей грудь, вот и тяжело. Сейчас сбегаю, принесу, – засуетилась она и поспешила к двери.

– Воды принеси сначала! – приказал Абгар, и та, заискивающе улыбаясь, исчезла за пологом.

– Старая я уже, наверное, стала, – как бы оправдываясь, прошептала Хантра.

– Ничего, поживёшь ещё, – он положил руку ей на плечо и кивнул в сторону Заиры: – Что с ней?

– То же самое, – вздохнула сестра. – Сердце болит.

– От чего? – нахмурился он. – Говорил, не надо смотреть. Э-эх…

– Не это, – прошептала Хантра. – Свадьбы боится. И встречи с сатрапом, – Хантра многозначительно подняла брови, но Абгар ничего не понял.

– Как боится? – в его голосе прозвучала растерянность – Ты что несёшь?

– Подожди, – дыхание старухи стало прерывистым, и она на какое-то время закрыла глаза. Абгар посмотрел на Заиру. Дочь стояла у окна, прижав к груди покрывало, и кусала губы. Щёки у неё раскраснелись, и этот румянец постоянно менял оттенок – от нежно-абрикосового до цвета спелой вишни. Он ещё никогда не видел её такой взволнованной. Сестра приоткрыла глаза и повернула к нему голову. – Вчера сказала мне, что боится первой ночи, – одними губами прошептала она. Абгар озадаченно хмыкнул и сдвинул брови. От сердца отлегло. Он хотел что-то сказать, потом передумал, затем снова открыл рот и снова ничего не сказал. Может, это и страшно, но все девушки боятся этого. Что ж тут такого? Заиру надо было успокоить, но он не знал, как это сделать.

Вскоре вернулась толстая повитуха. Она опустила перед ним мешок с водой и сразу же занялась Хантрой: подложила ей под голову несколько подушек, протёрла лицо, дала понюхать мешочек с сухой полынью и отошла за горячей водой, чтобы заварить красные цветки какого-то растения.

– Ладно, пойду поговорю с ней, – чувствуя себя ненужным, произнёс Абгар. – Завтра утром выезжаем в Экбатану. Все вместе. Пакор приехал за Суреной. Ород зовёт его к себе. Мы поедем за ними. Тебя здесь не оставлю, – он встал и подошёл к Заире.

– Отец! – вздрогнула та, испугавшись его прикосновения к плечу.

– Ты что, дочка? – настороженно спросил он. – На тебе лица нет. У тебя жизнь только начинается, а ты уже так сильно волнуешься. Что случилось?