Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3

– Генрик! – шалая Жанет тут же повисла на его шее с радостным визгом, чем помешала ему пощекотать палашом замешкавшихся. – Генрик! Ах, как ты вовремя!

– Да? – картинно удивился Генрик. – А мне показалось, что я чуточку опоздал. Так, самую малость, но все-таки.

– Как, то есть, опоздал? – в свою очередь не менее картинно удивилась Жанет. – Вон, как ты шуганул серую сволочь. Один удар кулаком в брюхо…

– Это случайность. Я никого не собирался шугать, пугать и колотить кулаками в живот. Нет, нет и нет. Ни в коем случае. По крайней мере, вот так, сразу. Я сначала хотел познакомиться, то, се. С твоим спутником, я имею в виду. Мне показалось, что вот он как раз был несколько, как бы это поточнее сказать… активный. Да. Именно активный и даже прыткий. Резвунчик такой. Куда он, кстати, подевался?

– Спутник? – очень натурально захлопала глазками Жанет. – Ну, ты и сказал! Кого из этих обормотов ты имеешь в виду?

И она весьма изящно повела вокруг себя ручкой… с зажатым в ней палашом, между прочим.

– Из этих никого, – со всей возможной кротостью пояснил Генрик. – Я имею в виду чинца, что порывался лапать твои плечики,

– Ах, этого? Ну, какой же это спутник? Это очаровательный мальчик, чинский апельсин, который в меня безумно влюблен… по крайней мере, он так думает… впрочем, я тоже так думаю, – добавила она, тщательно обозрев потолок. – И ничего у меня с ним никогда и совсем вообще. А мои, как ты говоришь, "плечики" для него в далеком прошлом, что бы сам он по этому поводу не надеялся и не раскатывал губу.

– Чинские аристократы называются не апельсинами, а мандаринами. И потом. Ты, красуля, определись, все-таки, давно у тебя с ним ничего не было, или никогда?

– Ну-у, Генрик! – укоризненно надула губки Жанет. – Не будь таким занудой. Ты же видел, что обжиматься я с ним – отнюдь, так что ничего ему не давала позволить, и вообще.

– Меня заметивши?

– Видела я тебя, не видела я тебя, так ну и что? Какая разница, если я ему давать не собиралась? Это так уж важно? Не будь занудой, Генрик!

На полу завозился, приходя в себя, предводитель орденской шайки.

Генрик нагнулся, ухватил его за шиворот и рывком поставил на ноги. Ноги предводителя не держали, Генрику пришлось прислонить его к стене и припереть собственным бедром.

– Жить хочешь? – зловеще спросил Генрик. Но предводитель не испугался, что со всей очевидностью доказывало, что он еще не вполне пришел в себя. Генрику пришлось достать дагу и пощекотать его лезвием под подбородком.

– Дурак, – взвизгнул тот. – Не понимаешь, во что вляпался? Я служу самому Изегриму. Хватай девку и волоки за мной, может, отделаешься только епитимьёй, а то еще и награду получишь заместо в рыло, хотя бы какую-никакую. Вполне возможно.

У Генрика перехватило дыхание.

– К Изегриму? Тебе велел ее притащить Изегрим?

– А то! Очнись, дурень, с Изегримом шутки плохи, университет с ним ради какого-то лоха вязаться не станет. За этой лярвой идет охота по всему Вупперталю. Ты думаешь, потаскуха спит только с тобой? Да если бы ты только знал, чьи пальчики елозят по ейным интимностям, ты бы от страха обделался, идиот.

Жанет с яростным кошачьим мявом рванулась вперед, сверкнула сталь палаша, и Генрик еле успел увернуться от струи крови, хлестнувшей из перерубленного горла серого.

– Ты что, ненормальная? – набросился он на Жанет. – Мы же не успели его допросить, как следует. И вообще, незачем оставлять за собой лишние трупы!

– Может, тебе плевать, когда твою подругу обзывают лярвой и потаскухой, а я не привыкла всяким спускать, – с холодным достоинством сказала Жанет. – Что до трупов, один труп, два трупа, какая разница? А для ищеек мы сейчас сорудим между ними поединок. Помоги мне, что стоишь?

Оба трупа в мгновение ока были расположены в полном соответствии с инсценируемым поединком. Потом Жанет тщательно протерла рукоять палаша и вложила его в руку первого трупа, критическим оком оглядела палаш предводителя, отлетевший к стене трабулы, и удовлетворенно покивала головой.

– Нет-нет, не трогай его, – предостерегающе остановила она Генрика, уловив его движение к палашу предводителя. – Тут все выглядит вполне естественно. Вот только что мне сейчас делать? Этот гад сказал, что меня всюду ищут.

– Это недолго, – сказал Генрик. – Изегрим, сволочь такая, меня уже просто достал. Сегодня не могу, некогда, но в самое ближайшее время я его отловлю в темном местечке, и тебя тут же прекратят искать. Ишь, подонок! Он решил меня шантажировать? Подходы ищет? Любовница моя ему нужна? Забыл, Лис поганый, с кем имеет дело? Так я напомню.

– Все это прекрасно. Но со мной-то как быть? Мне-то где прятаться? Я могу и не успеть дождаться, пока ты с ним разберешься. Меня уже, небось, и дома ждут, и по всем нашим кабакам.

Генрик зацепил ее под руку и потащил прочь, свернув в первую же подвернувшуюся трабулу. Пока что, на счастье, на них не набрел ни один прохожий. Но везенье вечным быть не могло. И в эту минуту ему вспомнился разговор с фантом-теологом. А что? Идея была, вроде бы совсем неплохая.

– Ты ножками двигай поэнергичнее, ножками, – сказал он рассеянно. – Придумаем что-нибудь. Я, пожалуй, отложу все разбирательства, в том числе и с твоим шустрым любителем плечиков. На потом. Не время пока. А тебя оттащу к себе в лабораторию. У меня под землей и посидишь, самому мне надо кое-куда сходить.

– Генрик! – взвыла Жанет восторженно и тут же повисла у него на шее. – Спасибо, Генрик! Империя! Сферы! Всю жизнь мечтала!

Носик у девочки привычно заострился, головка запрокинулась, глазки крепко-накрепко зажмурились, она висела на Генрике, она была безмерно по-детски незамутненно счастлива, она таяла, она плыла.

– Увидеть… – шептала она сомнамбулически, – приобщиться… Генрик! Дорогой! Я так тебя люблю!

5

Если на арльский тракт они выехали еще вшестером, то к Крайдебергу подъехал отряд, состоящий уже из девяти всадников. Новички присоединились, как всегда, при самых драматических обстоятельствах.

…Карета стояла поперек дороги, чуть ли не полностью ее перегородив. Вся четверка впряженных в нее гиппов валялась на земле, утыканная стрелами. Кучер свисал с облучка с разбитой головой. На крыше кареты два человека в костяных кольчугах спина к спине отчаянно рубились… да с кем – с ума сойти! – с франконскими кавалергардами. Но, что уж вовсе не лезло ни в какие ворота, среди франконских гвардейских мундиров азартно мельтешили серые рясы орденских кнехтов. Один из оборонявшихся – молодой юркий парень – ловко орудовал двумя палашами, отбиваясь от нападавших сразу с обеих сторон кареты. Второй, человек уже в годах, находился в несколько лучшем положении, поскольку снизу его прикрывал еще один обороняющийся. Этот третий, пристроившийся между огромными задними колесами кареты и вооружившийся длинной глефой с широким пламеобразным лезвием, орудовал ею так лихо, что подступы к карете сзади были перекрыты намертво.

Открывшаяся глазам друзей картина представлялась совершенно сюрреалистической. На суверенной территории Гегемоната мирные – и, судя по костяным доспехам, знатные – путешественники подверглись нападению отряда франконских кавалергардов, да еще совместно со служками гегемонатского серого Ордена, причем сюрреализма этой картине добавлял еще и тот факт, что верзила с алебардой, что стоял между колесами кареты, тоже был во франконском кавалергардском мундире.

Одного факта бесчинства франконских гвардейцев на исконно гегемонатской земле было бы достаточно для каждого уважающего себя боша, чтобы немедленно ввязаться в драку. А тут еще и присутствие кнехтов ордена, который беглецы априори воспринимали как своего чуть ли не метафизического врага. Все повернулись к Люксу. Люкс выдернул палаш и скомандовал: "Вперед!"

Атака была стремительной и смертоносной. Однако когда схватка была уже позади, обнаружилось, что возле кареты валяются чуть ли не исключительно… во всяком случае, преимущественно трупы кавалергардов. Инстинкт самосохранения у служек ордена оказался в высшей степени развитым, и серые в большинстве своем успели-таки улепетнуть.

Юноша спрыгнул с кареты и помог спуститься своему пожилому спутнику. Несмотря на прекрасные доспехи, им обоим основательно досталось, особенно молодому, который до сих пор никак не мог отойти от лихорадки боя. Пожилой оглядел неожиданных помощников, безошибочно выделил Люкса и обратился к нему с церемонной учтивостью,

– Позвольте поблагодарить Вас, сударь, и всех Ваших спутников за столь своевременную и действенную помощь.

Люкс взглянул на Кувалду и поднял бровь. Кувалда понятливо кивнул и ответил незнакомцу столь же учтиво:

– Не стоит благодарности, сударь. Такого рода помощь попавшим в беду путникам наш… предводитель полагает прямым долгом порядочных людей.

– Увы, своему долгу сегодня следуют не все. Далеко не все. Извините меня, господа, я прерву нашу беседу, чтобы выполнить свой. Подойдите ко мне, сударь, – обратился он к буквально висевшему на колесе кареты гвардейцу с алебардой.

Окровавленный кавалергард, на котором просто не было живого места, подошел к нему и не опустился, а рухнул на одно колено.

– Представьтесь, сударь мой.

– Лоран Бежье, центурион третьей центурии второго легиона корпуса кавалергардов.

Путник кивнул головой и коснулся его плеча окровавленным палашом.

– Шевалье Бежье, дарованной мне свыше властью посвящаю Вас в рыцари короны. Это звание дает Вам право на самые высокие титулы и посты во Франконате. Приличествующий титул со всеми причитающимися привилегиями и правами будет Вам дарован любым владыкой из правящей династии, как только восстановится ее суверенитет над нашей многострадальной страной. Встаньте, шевалье.

Кавалергард с трудом поднялся на ноги.

– Кувалда, друг мой, – сказал Люкс, – окажите, пожалуйста, помощь нашим… э-э… новым друзьям.

– С нами двумя все обстоит относительно благополучно. Так, царапины. А вот шевалье Бежье действительно нуждается в помощи. На нем не было костяных доспехов, только кавалергардская кираса… Я не забуду того, что вы сделали, господа. Вы все подданные Гегемона, как я понимаю?.. Прежде чем интересоваться именами моих благолепных спасителей, простая вежливость требует, чтобы я представился сам…

– Минуточку, сударь, – торопливо вмешался Скаврон и повернулся к Люксу. – Можно мне?.. Спасибо… Простите, сударь, но, возможно, Вы захотите сохранить инкогнито? Тогда Вы так и скажите, мы поймем. Говорить при нашем сюзерене что-нибудь… как бы это сказать… не вполне соответствующее действительности, скажем так, нерационально. Его зовут Люкс… что, как Вы понимаете, означает Свет. И он, видите ли, не является ничьим подданным. В каком-то смысле он вообще не темнянин. Сейчас… ну, пока… в настоящее время, то есть, он ищет знание. А все мы, остальные, называем себя его рыцарями. Рыцарями Света. И мы по мере сил помогаем ему ориентироваться в нашем мире.

– Ах, вот как?.. – ошеломленно сказал путник. – Ну, да, конечно… До меня доходили кое-какие слухи, но я, признаться, не слишком-то верил. Для меня бог Света со всеми его чудесами, как и Темный бог, именем которого чинятся все безобразия в нашем мире, были всегда не более чем некоей условной абстракцией.

– Наш сюзерен сам лично полностью разделяет Ваше мнение, и себя он признавать кем-то особенным отказывается категорически, – вмешался Кувалда, не отрываясь от перевязки кавалергарда. – Но обстоятельства его появления на Темной и некоторые сопутствующие обстоятельства… активность серых, к примеру…это самых заядлых скептиков заставляет призадуматься. Невольно. Ну а что касается чудес, то все мы их навидались уже выше кры… более чем достаточно. Да и еще увидим, я уверен.

– Признаться, я в растерянности, – пробормотал путник. – Что касается моего имени, то э-э…

– Называть Вас "Ваше Величество" было бы неразумно, – улыбнулся Люкс.

Слова были произнесены, и все облегченно рассмеялись.

– Называйте меня Луи, моего юного спутника зовут Жак. Второй мой защитник перешел на мою сторону уже здесь, во время схватки, в совершенно безнадежной ситуации, как только понял, кого ему приказали убивать. Его имя вы все уже знаете. Теперь назовите ваши благолепные имена… э-э… друзья мои.

Крайдеберг оказался крохотным городишкой, горожане в котором занимались добычей мела. По этой причине все в городе: дома, дороги и даже окружающая растительность были припудрены белой пылью. Но единственный в городе странноприимный дом оказался – как и предупреждал бывалый Нодь – на удивление уютным и очень-очень чистым. Сдаваемые комнаты и оба обеденных зала были опрятны, запахи кухни вкусны и возбуждали аппетит. Путешественники разместились в комнатах второго этажа и спустились к ужину вниз.

Погода отнюдь не располагала к ужину в патио. Так что расположились в чистом зале, довольно большом и достаточно светлом, обставленном, к тому же, вполне приличной мебелью. За столами вместо обычных для такого рода заведений лавок или, в лучшем случае, стульев, были поставлены мягкие полукресла, а сами столы были покрыты белоснежными сакроновыми скатертями. По всему было видно, что город процветал, а следовательно, процветал и странноприимный дом.

Путники сделали заказ, и как только хозяин удалился, Луи продолжил свой рассказ.

– В заговор оказались вовлечены чуть ли не все силовики – генералитет столичного гарнизона, полиции, сюрте женераль, – рассказывал он. – Но заговорщики недооценили мою личную службу безопасности. Я был предупрежден накануне решающего дня. Однако о масштабах заговора мои информаторы и сами представления не имели. Я усилил внутреннюю охрану, отослал семью в загородную резиденцию – как потом выяснилось, это была роковая ошибка. Но кто ж мог подумать, что заговорщики решатся вырезать всех Франконов до последнего человека? Не только моих сыновей, но даже самых дальних родственников вплоть до грудных детей… сволочи. Я послал в провинции за верными мне войсками, но посланцы или не доехали, или изменили. Во всяком случае, они опоздали. Заговорщики всюду опережали меня на шаг. Мне удалось вырваться из западни, но они перекрыли дороги в провинции, где позиции Франконов традиционно сильны – в Аквитанию, Беарн, Овернь… всюду. Я сделал попытку прорваться в Аквитанию, но только потерял своих людей. Я и сам спасся исключительно благодаря Жаку. Ему пришел в голову казуистический план. Он предложил скрыться там, где меня уж точно искать не будут – в Турени. Нет у Франконов злейших внутренних врагов, чем графы Турские.

– Вы рисковали, – сказал Кувалда.

– Риск был оправданным. Да мы и особо не углублялись в Турень. По окраине проскочили, проселочными дорогами.

– Вы рассчитываете на поддержку Гегемона?

– И Карла Свенского тоже. Монархи не любят династических переворотов. Как плохи ни были бы отношения между государствами, тут уж все распри побоку. Если допустишь такое у соседа, завтра в том же положении окажешься сам. Главное, не дать узурпатору укрепиться на троне. Не думаю, чтобы Гегемон отказал мне в помощи. Разверну орифламму, подниму провинциальные войска, призову пакаторов к неповиновению узурпаторам. Мы еще побарахтаемся.

– Но вы говорите, что все франконы погибли?

– Не совсем, – Луи погрозил в пространство пальцем. – Не совсем! Сам я уже стар, но у меня есть дочь. Она незаконнорожденная, однако, это неважно. К сожалению, я не имею с нею связи. Знаю только, что до последнего времени она жила в Вуппертале. Ее мать в свое время бежала в Гегемонат. При жизни она ненавидела и боялась меня, и дочь воспитала соответственно. Говорила, что опасается за ее жизнь, сумасшедшая, право-слово сумасшедшая. Конечно, появление дочери на свет произошло… как бы это сказать… Я был молод, невоздержан, да и… пьян я был тогда, если честно, безобразно пьян – но в последний раз в своей жизни, господа, клянусь. Вообще-то, потом я много раз пытался найти свою жертву и ее дочь, чтобы хоть как-то… все было бесполезно.

– Вы надеетесь, что она согласится все забыть? – тихо спросил Кувалда.

Луи заговорил с горячностью, показывавшей, что сам он в своих словах не очень-то и уверен.

– Люди, создававшие Франконат, были ее предками! В ней течет их кровь, кровь Франконов. Да и насколько я знаю ее мать, воспитание, которое она наверняка дала дочери, было самым отменным, самым…

За дверью послышался шум, топот, звон металла. Дверь распахнулась, и в зал вошел в пух и прах разодетый господин, казавшийся чуть ли не миниатюрным на фоне сопровождавших его нескольких огромных и на редкость уродливых особей человеческого рода. Господин прошел в середину зала и с крайне презрительным видом – не снимая шляпы! – процедил через нижнюю губу:

– Судари мои! Я – сэр Брандис, владетельный маркграф Суомский. Предлагаю вам незамедлительно очистить помещение.

– Это что за наглец? – удивленно спросил Люкс Кувалду.

– Что?! – с угрозой протянул Брандис.

– Милейший маркграф, – нехорошо улыбнулся Кувалда, – грубить незнакомым дядям неправильно, Ваша бедная старая мама разве не знакомила Вас в детстве с такой доктриной? Дяди могут рассердиться. И потом… вообще-то, это хамство, уважаемый. А-яй!

Брандис опешил, а Кувалда вышел из-за стола, подошел к нему вплотную, оглядел с ног до головы и повернулся к Люксу:

– Если кто-то обращается к вам с прибавлением местоимения "мой", это значит, что он ставит вас в приниженное по отношению к себе положение.

Люкс удивленно повернулся к Луи. Луи подтверждающе кивнул.

– Но как он может?.. разве он знает, с кем имеет дело? – еще больше удивился Люкс.

Луи развел руками со снисходительным пренебрежением.

– Нувориш. Это бросается в глаза. Именно поэтому он так старательно подчеркивает, что является "владетельным" маркграфом, а не просто носителем титула.

– Катитесь-ка вы отсюда подобру-поздорову вместе со своими знатоками этикетов, – с угрозой в голосе крикнул побагровевший Брандис Люксу. – Я, конечно, при исполнении и собой не распоряжаюсь, но особым терпением не отличаюсь. Я и сам могу рассердиться.

Кувалда поверх его головы обратился к Люксу.

– Э… господин, Вы позволите мне самому завершить беседу с этим очень сердитым и грозным сэром владетельным маркграфом Суомским? В меру моего разумения?.. Благодарю.

Кувалда снова повернулся к Брандису и весело сказал:

– Так вот, сударь вы мой, мой, мой!.. Мой!!! Нам здесь хорошо, не каплет и не дует. Уютно нам здесь. И от имени своего светлого сюзерена, от собственного имени и от имени других здесь присутствующих его рыцарей и друзей заявляю, что – как вежливые люди – мы ничего не имеем против Вашего здесь присутствия. Моветон, конечно, ну да пусть вас… Можете спокойно занимать любые свободные места. Если же наше общество Вас почему-либо не устраивает, убирайтесь ко всем чертям, хотя бы и на конюшню. Правду говоря, там Вам самое место.

Брандис схватился за палаш, его громилы с неожиданным для их громоздких фигур проворством мгновенно оказались рядом. Друзья тоже вскочили на ноги и тоже схватились за палаши. Но тут дверь снова распахнулась, пропуская в зал хмурого человека лет пятидесяти, возле которого с видом какого-то странноватого унылого подобострастия крутилось еще целая куча разнообразных личностей.

Луи явственно охнул. Хмурый мужчина вскинул на него глаза, несколько секунд они смотрели друг на друга в полном ошеломлении и одновременно отвернулись.

– Простите, Ваше Величество, – обратился к хмурому Брандис, – у нас тут возникла маленькая проблема. Соблаговолите… э-э… сейчас мы вышвырнем отсюда то, что останется от этих наглецов и…

– Если мои слова здесь еще хоть что-то значат, – сказал хмурый раздраженно, – Вы немедленно оставите этих людей в покое.

– Ваше Величество! – сказал Брандис со снисходительной укоризной. – Как такое может говорить король Свенланда? Здесь, на этой земле, Вы личный почетный гость Вашего будущего тестя, сэра Наместника Фетмена. Ваше слово – закон. Я уверен, что Ваша карета будет приведена в порядок в кратчайшие сроки, и тогда мы немедленно покинем это место, конечно же, недостойное для пребывания высочайшей особы…

– Во всяком случае, – желчно перебил Его Величество, – наш долг не создавать никаких трудностей и неудобств другим путешественникам. К тому же, имейте в виду на будущее, уважаемый сэр, что на дорогах можно встретить инкогнито самых… так сказать… вот именно.

Король резко развернулся и направился к столу, стоявшему у противоположной стены зала.

– Кто-нибудь! – бросил он свите через плечо. – Закажите, в конце концов, ужин и пригласите сюда моих детей.

Брандис несколько секунд смотрел ему вслед, потом повернулся к Люксу.

– Можете оставаться, господа, так и быть. И благодарите за это его величество короля Карла. Я бы лично…

– Вы и не представляете себе, милейший, всю меру нашего безразличия к вашим мыслям, мнениям, намерениям, да и к самой Вашей особе! – Кувалда выдал Брандису наицеремоннейший поклон и, не снижая голоса, снова обратился к Люксу:

– Чтоб Вы знали, господин, в этом контексте обращение "милейший" является оскорблением, адекватным оскорблению "мой" в тексте этого достойного сэра маркграфа… простите, владетельного маркграфа.

Однако Брандис уже полностью овладел собой.

– Сударь, я не приглашаю Вас прогуляться во двор лишь потому, что не принадлежу себе в этом путешествии. Я так понимаю, что вы направляетесь в столицу? Там я Вас непременно отыщу. Для приватной беседы. На досуге можете подумать о выборе оружия.

– Люблю приватные беседы с Вам подобными. Они меня развлекают. Что касается оружия – любое, милейший нью-маркграф. От зубочистки до алебарды, – ответил Кувалда, повернулся и пошагал к своему столу.

– После знакомства с моим палашом зубочистка Вам не понадобится никогда, – в бешенстве прошипел Брандис ему в спину.

Но Кувалда уже не слушал его. Кувалда во все глаза уставился на Люкса, который глядел… нет, не глядел – пялился ему за спину. Рот у Люкса приоткрылся, а глаза сделались восторженно щенячьими. Такого выражения на физиономии друга Кувалда давненько не видывал. Да и вообще до сих пор так Люкс смотрел только на одного человека. Кувалда оглянулся. В дверях в эффектной позе застыла, тоже во все глаза рассматривая Люкса, та самая большеглазая красавица, что они видели в карете под Арлем.

6

Она шла по длинной анфиладе парадных залов Гнезда. Шла раскованно, четко, той самой походкой, которой в той жизни всегда несколько завидовала, когда замечала ее у других женщин, восхитительно уверенных в своей женской привлекательности. Рекс шагал рядом, о его руку она даже опиралась, с поразительной легкостью попав с ним, что называется, "в шаг"… ишь, натренировались, – сказала она себе, подумав на минутку о собственном (собственном!) теле, как о чем-то постороннем и принадлежащем вовсе не ей, а той, другой, и Малышу… да-да, именно ее Малышу! Она так называла его всегда, и была твердо намерена называть его так и впредь. Хотя… Она покосилась влево, где в огромной зеркальной стене аудиенц-залы отражалась вся процессия: и они с Рексом, и те, что еще стояли вдоль стен, встречая процессию аплодисментами, и те, что уже присоединились к ней и шли следом. Ладно, слово "Малыш" из уст этой отражавшейся в зеркале девчонки по отношению к здоровенному мужчине, и в самом деле, звучать будет несколько двусмысленно.

Рекс тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Калерия, всегда бывшая сильной интуитивисткой, ощущала это очень остро. Она даже отчетливо видела, что он старается не смотреть в ее сторону. Она прекрасно понимала, что если бы он хотел, то с легкостью закрылся бы от нее, и то, что он этого не делает, было ей радостно и даже наполняло гордостью, при всей иррациональности этого чувства.

Приспосабливаться к своему новому телу комтессе даже и не пришлось. Все эти кудесники, крутившиеся вокруг нее на Райне: и Малыш, и Лиза, и Вальтер Сальм, еще какие-то бородатые и безбородые улыбчивые личности – бывшие сотрудники Корпуса, как она понимала – и, разумеется, это мохнатое не вполне опрятное чудо природы по имени Сережка Кулаков, совершили как раз настоящее чудо. Они расположили – другого слова и не подберешь – именно расположили ее фант в этом замечательном, да-да, замечательном, прекрасном, совершенном теле так быстро и так ловко, что она сама постоянно забывала о нем, занятая любым, самым незначительным делом, и замечала замену, только случайно увидев себя в зеркале. В оптическом зеркале. Голографическое изображение с естественностью воспринимать как свое отражение у нее до сих пор не получалось. Для этого ей требовались немалые усилия, даже сущее насилие над собою ей надо было совершить. Правда, одного – самого для нее главного – ей все-таки удалось добиться от своих спасителей-мучителей. Лицо клона было изменено настолько, что Сурия в нем теперь, разве что, лишь угадывалась. И то, если знать.